(Даниэль)
Ция звонит в тот момент, когда Даниэль проверяет варящийся кофе. Тот уже выкипает, с шипением оставаясь на конфорке. Даниэль чертыхается, зажимая телефон плечом и снимая кофе с плиты.
Но встревоженный голос сестры заставляет нахмуриться.
- Дан, он идет за мной уже… какое-то время.
- Кто?
- Отец Абеля. Я его узнала.
Даниэль весь день работал над фотографиями и понятия не имеет, сколько сейчас времени. Но за большими окнами квартиры уже густится сумрак.
- Что мне делать, Дан?
- Где ты? – он ждет несколько мгновений, пока сестра сориентируется. – Иди вперед еще квартал, там хорошо освещенные улицы. Я тебя встречу.
Нетронутый кофе так и остается стоять на столе.
Не удосужившись посмотреть на часы, Даниэль не знает, и сколько у него ушло времени, чтобы добраться. Но остановив мотоцикл, он видит Цию. Заметив брата, она торопится к нему. Сняв шлем, Даниэль ждет ее.
- Это он?
Даниэль смотрит за спину Ции, где в полумраке поворота в какой-то переулок застыла мужская фигура.
- Да, - Ция сжимает губы. – Поехали отсюда, а?
- Как его зовут?
- Адриан Белл.
Оставив Цию, Даниэль направляется к человеку. Не торопясь, сунув руки в карманы. Адриан Белл не пытается сбежать, только хмурится – возможно, в его представлении он выглядит грозно. Карающий перст господа. Но Даниэль полагает, что Адриан Белл смешон, а короткая бородка и простая одежда делают его неуловимо похожим на священнослужителя.
Даниэль понятия не имеет, кто стоит за взрывами на кладбище. Кто едва не убил его семью. Но сейчас перед ним вполне конкретный человек, который угрожает Цие.
- Добрый вечер. Это вы – мистер Адриан Белл?
Тот моргает. Похоже, его сбивает с толку вежливость Даниэля. Неуверенно кивает:
- Да.
Кулак Даниэля прилетает в челюсть мистера Адриана Белла. Тот отшатывается, с трудом оставаясь на ногах.
- Еще раз напугаешь мою сестру или хотя бы приблизишься к ней, и пожалеешь об этом, - спокойно говорит Даниэль.
Мистер Белл сплевывает кровь и держится одной рукой за кирпичную стену какого-то здания. Смотрит зло:
- А то что, убьешь?
- Разумеется, нет. Но ты еще будешь молить о смерти.
Даниэль не шутит. Он действительно зол. То ли Адриан Белл это понимает, то ли готов пугать только совсем юных Эшей. Не пытаясь приблизиться, он выплевывает на этот раз слова:
- Проклятые колдуны! Такие, как вы, должны гореть.
Даниэль делает шаг вперед, так что Адриан застывает, как будто не знает, к чему ему готовиться. Но Даниэль только говорит негромко:
- Смотри, как бы наш огонь не спалил тебя самого. Мы умеем возрождаться из пепла. А ты?
Он возвращается к Цие, которая переминается с ноги на ногу.
- Я не знала, что ты так можешь, - сказала Ция. Она косится ему за спину. – Кулаками.
- Обычно я предпочитаю решать вопросы иначе, - сухо говорит Даниэль. – Ты же гуляла со своим ухажером? Почему он не проводил?
- Я не захотела.
- Он мне не нравится.
- Ну, - Ция опускает глаза, - не хочу, чтобы Тео знал, где я живу.
Даниэль внимательно смотрит на нее несколько долгих мгновений. Потом уточняет, хотя это не звучит вопросом:
- Он не знает, что ты Эш.
- Нет.
- Что ж, твоего Тео ждет много сюрпризов. Не убей его, если ему вдруг не понравится. Хотя бы не сразу.
Даниэль берет шлем, протянутый Цией, указывает ей на второй.
- Я отвезу тебя в особняк.
- Зайдешь к деду?
- О нет. Я знаю, что он скажет. Потом.
- Понимаю, - ворчит Ция. – Там сейчас уныло, если честно. В особняке.
- Заходи ко мне, если станет невмоготу. Оставайся сколько хочешь. Если меня не будет… не знаю, кажется, запасные ключи есть у Мэтта. Если не потерял.
Ция фыркает:
- Просто хочешь, чтобы я у тебя убралась.
- Мне нравится мой бардак, - улыбается Даниэль. – И – эй! – там почти порядок.
Он надевает шлем, а Ция искренне добавляет:
- Спасибо.
Когда в два часа ночи в квартире Мэтта раздается звонок в дверь, он открывает быстро. Наверное, потому что в такое время может явиться только брат – или призраки, но они вряд ли будут утруждаться, предупреждая о своем прибытии.
- Ты звонил, - заявляет Даниэль, скидывая ботинки.
- Это было пять часов назад. Мог просто перезвонить.
- Ой, не занудничай.
Он проходит в комнату и почти падает на диван. Скрестив руки на груди, Мэтт хмыкает:
- Да ты пьян.
Даниэль отмахивается:
- Не тебе меня упрекать.
- И не пытался.
- К тому же, - Даниэль хмурится, - я слишком хреново сплю в последнее время. Может, так будет лучше.
Рыжий Прогресс появляется, чтобы лично проверить, кто пришел.
- Никаких вкуснях от него не жди, - усмехается Мэтт коту. – Хорошо хоть, себя принес.
Кот смотрит на Мэтта, как будто понимает, о чем тот говорит. Но потом все-таки подходит к Даниэлю, обнюхивая его ноги. Бесцеремонно Дан берет кота на руки, и тот хоть и изображает крайнее недовольство, но не торопится бежать, когда его начинают гладить.
- Так что звонил? – снова спрашивает Даниэль.
- Хотел узнать планы на вечер. Опоздал, видимо.
- Зачем? – Даниэль не настолько много пил, чтобы терять нить разговора.
- Призраков вокруг меня всё еще полно.
- Тогда хорошо, что я здесь, - Даниэль разводит руками, но возвращает их на кота после недовольного шипения со стороны животного. – Больше, чем обычно?
Он, конечно же, о призраках, и Мэтт неопределенно пожимает плечами – что в его случае Даниэль расценивает как однозначное «да». Хмурится и неожиданно серьезно говорит:
- Может, они тоже почуяли, как близок ты был к смерти на том кладбище. Мы все.
- Ну, хорошо, что ты попросил лоа.
- Это не я, а Ция, - пожимает плечами Даниэль. – Она заранее почуяла. Кстати, ты знаешь, что ее сегодня преследовал отец бывшего ухажера? Неприятный тип. Пришлось с ним поговорить.
- До того как ты начал пить или после?
Даниэль старательно изображает оскорбленную невинность. Но потом спохватывается:
- Тебе же на работу рано. Я бы тоже поспал. Брысь, животное.
Последнее уже обращено к Прогрессу, который согнанный с колен идет на опережение, чтобы занять кровать Мэтта до него самого.
Даниэль просыпается среди ночи, но не от снов, а из-за чувства страха. Цепкого, панического, вгрызающегося изнутри. Даниэлю кажется, в тишине ночи он ощущает каждый удар собственного сердца, оглушающий, пронизывающий все клетки тела. И оно постепенно замедляется, так что следующий удар может и не наступить.
Чувство, как будто он умирает прямо здесь и сейчас, хотя Даниэль понимает, что это всего лишь ощущения, не имеющие ничего общего с реальностью.
И лучше всего он понимает, что страх не о смерти как таковой – он боится оставить тех, кто ему дорог. Кто тогда будет их защищать? Даниэль слышит собственное затихающее сердце и думает о том, что только не сейчас. Не в момент, когда в городе собрались все его младшие братья и сестры, когда что-то может им угрожать. Он не допустит, чтобы тот, кто ему дорог, умирал у него на глазах.
На этот раз он сможет что-то сделать.
Даниэль садится, признавая, что уснуть не выйдет. Он совершенно не выспался, но стоит встать с дивана, как ощущения исчезают, оставляя только разбитость. Но на кухне есть кофе, а среди книжных стеллажей Мэтта находятся любопытные книги. И Даниэль легко отмахивается от шепотов лоа где-то на границе слышимости.
Когда поднимется Мэтт, за окном светит раздражающе яркое утреннее солнце. Даниэль сидит на кухне с огромной книгой на столе и жует печенье. Не поднимая головы, он тычет пальцем в сторону, где стоит чашка с кофе. Он холодный, но Мэтт и не думает подогревать.
- Не помню, чтобы у меня было печенье, - ворчит Мэтт.
Откуда-то приходит Прогресс и усаживается на стул.
- И это мои книги, - продолжает Мэтт.
- Я в курсе. Верну на место, как дочитаю.
- Как ты можешь быть таким спокойным по утрам?
- Давно встал, для меня почти день. – Даниэль наконец-то поднимает голову. – А ты, вижу, как и всегда, злой.
- Просто хочется кого-то убить.
- Ты и так постоянно этим занимаешься.
Даниэль никогда не комментировал, что за разумную плату Мэтт насылает проклятия на людей. Легко убивает. Однажды Мэтт прямо спросил, неужели Даниэль, живя с Эшами, может этого не одобрять? Даниэль тогда пожал плечами и ответил, что не видит смысла убивать. Но если Мэтту так хочется – это его дело. Помолчав, Даниэль добавил, что в данном случае Мэтт – это оружие.
Он не стал пояснять, что не очень одобряет именно это – быть чьим бы то ни было орудием. Уж лучше стать рукой, которая его использует. Но Даниэль тогда ничего не сказал, рассудив, что это дело Мэтта.
- Что ты читаешь? – спрашивает Мэтт, когда кофе в чашке заканчивается.
- А? Думаю, что делать с тем прицепившимся лоа с болота. Не очень-то хочется, чтобы однажды, когда я потеряю бдительность, эта штука заняла мое тело.
- Он напомнил о себе?
- Нет. Именно это и настораживает.
Даниэль не распространяется о том, что лоа он наверняка нужен не только потерявшим бдительность, но и полным сил, чтобы не развалиться сразу. Потому и не подошел тот момент на кладбище.
- У меня не так много книг по вуду, - говорит Мэт, - и я точно помню, это не одна из них.
- По вуду своего барахла достаточно. Я хотел посмотреть другие практики. Все называют вещи разными именами, но говорят об одном и том же.
- Отец бы с тобой не согласился.
- Поэтому он беседует о бутылках, а я о лоа. – Даниэль пожимает плечами. – Весь вопрос, во что верить – то и станет для тебя правдой. Как посмертие - во что веришь, таким и увидишь.
- И во что веришь ты?
- В момент смерти я бы предпочел быть мусульманином. У них самая интересная картина, семьдесят гурий и вот это всё.
- Они для праведников.
- Жаль.
Когда Мэтт уходит на работу, Прогресс тоже исчезает, и Даниэль подозревает, что пользуется случаем, раскидывая рыжие лапы на постели Мэтта. Сам Даниэль проводит весь день в комнате, разложив вокруг себя книги, так что к вечеру буквы начинают плыть перед глазами, почти как после долгой обработки фото.
Готовить Даниэль не любит, но это неплохо отвлекает, а мытье посуды настолько монотонный процесс, что в голову сразу приходит несколько идей для съемок.
Волнует Даниэля и еще кое-что, поэтому он притаскивает из мотоцикла рюкзак с черепом. Доставать Германа не торопится, но зажигает свечи, чтобы провести небольшой ритуал. Силы в костях не ощущается – может, просто Даниэль ее не чувствует, а может, защищая Эшей на кладбище, лоа всё израсходовали.
Даниэль задумчиво собирает погасшие свечи, когда возвращается Мэтт.
- Я останусь, если хочешь, - рассеянно говорит Даниэль. – Или поеду.
Его мысли далеки от погасших свечей, которыми еще пахнет в комнате, от старой книжной бумаги под пальцами. Словно в насмешку над долгим молчанием, он снова слышит лоа. Чьи не слова, но скорее, ощущения, почти ввинчиваются в мозг, то лаская, то пытаясь проковырять дыру в затылке.
Впустименя, впустименя, впустименя…
Даниэль не собирается, но отвлекшись на едва сформировавшийся шепот лоа, не слышит, что говорит Мэтт. Тот давно привык, поэтому не переспрашивает, а просто делает. И Даниэль спохватывается только в тот момент, когда Мэтт тянется к рюкзаку брата, то ли чтобы сдвинуть, то ли достать что-то из хлама внутри. Но череп лежит прямо сверху, в не застегнутом рюкзаке.
- Эй, не надо!..
Рука Мэтта случайно скользит по гладкой кости.
Даниэлем это ощущается как вспышка, но где-то далеко. Гром и молния, но видишь только зарницы. Даниэль никогда не ощущал душ мертвецов, не понимал. Поэтому сейчас не мог бы сказать, что произошло – но хорошо помнил, как Мэтт говорил о том, что к кости «прилипло» слишком много мертвечины из болот.
Мэтт отшатывается, часто моргает, как будто видит что-то другое, не комнату. А потом ужасающе медленно и тихо оседает на пол.
Даниэль не может привести его в чувство. Не может дозваться брата. И размеренное дыхание ничуть не успокаивает – Даниэль догадывается, что происходит. И подозревает, чем может закончиться.
Ритуалы не помогут. Он потрошит аптечку Мэтта и среди вороха просроченных лекарств находит снотворное. Инструкции, конечно же, не сохранилось, и Даниэль решает, что одной таблетки хватит. Ему нужно уснуть, но ненадолго.
Мир снов наиболее близок к потустороннему. Соприкасается с миром смерти – и пусть Даниэль понятия не имеет о призраках, но грань смерти чует хорошо. С того момента, как он сам был мертвым, он ощущал ее всегда – и подозревал, что однажды это может пригодиться.
Хотя не думал, что так.
Мэтт стоит на крыльце особняка Эшей. Можно прикоснуться рукой к теплым, нагретым дневным солнцем, деревянным перилам. Магнолии шелестят на ветру, отцветая, роняя белоснежные лепестки на траву, и благоухают – удушающее, одуряющее. Запахом детства и Эшей.
Мэтт смотрит за ограду. Делает шаг в ту сторону, другой. Спускается с верхней ступеньки крыльца.
Даниэль понятия не имеет, что видит там брат. Но явно что-то такое, что манит его за собой. Поэтому Даниэль шагает вперед и бесцеремонно хватает брата за локоть.
Тот оборачивается и с раздражением шипит – ну точно как Прогресс.
- Я рад, что ты чему-то научился у кота, - говорит Даниэль. – Пошли.
Мэтт смотрит на дверь особняка за его спиной и не торопится.
- Живо! – теперь уже шипит Даниэль. Он понимает, что времени у него не очень много. Не знает, сколько прошло с того момента, как он уснул, но почти ощущает, как просыпается.
Он открывает глаза и видит потолок комнаты Мэтта. Снова закрывает, с усилием удерживая почти-сновидение. И в нем замечает, как меняется лицо Мэтта, когда тот видит, что фигура Даниэля становится полупрозрачной, тает.
Даниэль просыпается окончательно. Садится на полу, смотрит на Мэтта.
- Давай же, давай…
Мэтт открывает глаза, делает глубокий вдох и тоже садится. Он, кажется, не сразу понимает, где оказался, и что происходит. Смотрит на брата:
- Я подумал, ты умер, а я не знал об этом. И ты превратился в призрака. Что это было?
Даниэль неопределенно пожимает плечами. Он не уверен, что сам может объяснить.
- Что-то вроде пространства между мирами. Хотя вряд ли там есть такое понятие как пространство. Призраки утянули тебя.
Мэтт молчит несколько мгновений. Спрашивает:
- Я бы умер, если пошел за ними?
Значит, на той стороне ограды он видел призраков. Достаточно привлекательных, раз был готов за ними последовать.
- Не знаю, - признает Даниэль. – Может, не умер бы сразу, но приятного мало, и понятия не имею, можно ли вернуться. Думаю, ты бы и сам нашел дорогу назад… но я испугался.
- А ты как там оказался?
- Потому что знал дорогу. – «Потому что уже умирал однажды». – И потому что ты мой брат, и я смог тебя отыскать.
- Ты тоже это видел… тогда?
Даниэль понимает, о чем спрашивает Мэтт. И качает головой:
- Каждый видит то, во что верит, помнишь? И… - он медлит. Но реальность до сих пор кажется немного размытой, смещенной, поэтому уместно задавать вопросы, на которые не решился бы раньше. – Ты действительно в это веришь? В то, что только после смерти от нас освободишься? Что семейный особняк – это тюрьма?
Если бы Даниэль узнал, что кто другой наблюдал подобное, то решил, что это просто ощущение дома. Но не у Мэтта.
- Ты действительно нас так ненавидишь? – спрашивает Даниэль. Он намеренно говорит «мы», потому и сам он – Эш. Всегда им был и всегда останется. – Настолько хочешь от нас освободиться?
Мэтт не отвечает. Он наконец-то поднимается и ищет сигареты. Даниэль сидит, уставившись на рюкзак, откуда торчит разбитая костяная макушка.
- И, Мэтт, ты понимаешь, что, если так и будешь сопротивляться призракам, однажды они просто утянут тебя туда. Снова. В мир не-смерти и не-жизни. И… я не уверен, что смогу повторить сегодняшнее. Не смогу.
Он застегивает рюкзак и поднимается, закидывая его за спину. Усталость не ощущается, так что в момент, когда Даниэль понимает, что это его вина, он знает, что еще хочет сделать сегодня.
- Извини, я не собирался тащить сюда этот череп. Не успел убрать до твоего прихода.
Мэтт всё еще не отвечает, и Даниэль торопится уйти, унести чертов череп. Уже в дверях его настигает вопрос Мэтта:
- А во что веришь ты?
Даниэль разворачивается, пожимая плечами. И улыбается, прежде чем ответить.
- Я верю только в пустоту и бездну.
В квартире-студии полно пространства. Днем еще и света – именно из-за этого Даниэль предпочел подобную планировку. Много света для фотографирования. И любые пара метров, чтобы бросить постель и уснуть.
Но сейчас он расчистил место перед диваном. Отодвинул низкий столик и кресла. Расставил свечи широким кругом. На то, чтобы вычертить мелом нужные символы и веве, времени уходит много, но Даниэль знает, у него впереди вся ночь.
Конечно, не стоит делать этого в одиночку. Хотя бы попросить кого-то если не помочь, то на всякий случай быть рядом. Но Даниэль не хочет. Не желает подвергать кого-то опаности.
Он раскладывает ром, кости и россыпь кофейных зерен. Сегодня понадобится и Легба, который откроет ворота между мирами, и всё то множество лоа, которые постоянно крутятся вокруг Даниэля.
Он не помнит, кто из родственников сказал ему однажды – может, прабабка, когда ее руки покрывала кровь жертвенных петухов, - что Эши, все, без исключения, привлекательны для лоа. Потому что обладают способностью услышать духов без посредников. Правда, у кого-то есть таланты к лоа, другие властвуют над жизнью и смертью, кто-то может становиться проводником между мирами или общаться с мертвецами.
Даниэль надеется, что тех лоа, которых он привлекает и что крутятся вокруг него, будет достаточно. Ему нужна их помощь – на этот раз нет мощного артефакта, но он и не попросит присмотреть за семьей.
Глаза Даниэля закрыты, но он ощущает взметнувшееся пламя свечей. Он слышит вудуистские барабаны, под которые творили колдовство многие поколения его предков. Их бой отражается в его костях, в его дыхании.
Болотный лоа тоже здесь. Затаился, с опаской смотрит на происходящее.
Даниэль ощущает, как Легба открывает врата между мирами. Голову заполняет бой невидимых барабанов, а лоа из неясных шепотов превращаются в четкие голоса. Они слышат его всегда, но с серьезными просьбами без ритуалов не обойтись даже Эшу.
И Даниэль просит их. Он даст им энергию, принесет жертвы, но лоа должны помочь ему. Уничтожить того духа, что привязался на болоте.
Но тот и сам слышит. Чует. И прежде чем множество мелких лоа успевают ответить, тот с болота не медлит. Он врезается в Даниэля, впивается в него когтями, рвет его тело – без предупреждений, так, что сам Даниэль не успевает ничего ответить. Как будто лоа просто хочет его уничтожить.
Даниэль не знает, кричит он вслух или только мысленно, не понимает, существуют ли на самом деле лезвия, которые вонзает в него лоа. Продолжают ли звучать барабаны только в голове, или звуки уже крадутся между окном и диваном.
Лоа отступает. Исчезает. А вместе с ним прерывается и ритуал – точнее, он наверняка закончился еще раньше. Даниэль приходит в себя, упираясь руками в пол и тяжело дыша. Он с трудом фокусирует взгляд на полу, на меловых знаках. Смотрит на себя и понимает, что хотя бы часть когтей лоа снова отразилась в реальном мире: руки исполосованы, хлещет алое, рубашка тоже порвана, и тело болит, как будто его долго били. Голова кружится всё сильнее, и последнее, что видит Даниэль, прежде чем провалиться в темноту, это как течет его собственная кровь, размывая меловые знаки.
