Истоки конфликтности человеческого общения
Не всякое общение приятно. Достаточно соприкоснуться с хамом, чтобы ощутить это во всей красе. Вопрос напрашивается: какое же общение комфортно и как им овладеть?
Без привлечения фасцинации, фасцинативных сигналов, фасцинирующих средств и действий в понимании глубинных механизмов и закономерностей общения не обойтись. Именно отсутствие этих аспектов и приводит к тому, что множество практических руководств по техникам и рекомендациям по коррекции общения страдают порой удивительной однобокостью и даже грубыми ошибками, рекомендуя явно антифасцинативные приемы общения или провокации к психопатологиям.
Нулевой фасцинацией, пожалуй, не наделен никто. Задача заключается в том, чтобы помочь любому избавиться от серости и антифасцинации и повысить свой фасцинирующий уровень. С этой целью я практикую тренинги коррекции фасцинации имиджа и общения. Думаю, что с течением времени и с созданием кафедр и факультетов фасцинологии подобного рода тренинги, семинары, мастер-классы войдут в профессиональный арсенал не только фасцинологов, но и психологов, имиджмейкеров, педагогов актерского мастерства и других специалистов.
Но анализ законов общения следует, как мне представляется, производить начиная не с чарующе-приятной фасцинации, а с фасцинации опасности, угроз, страхов и обид. От этой и никакой иной фасцинации происходит то, что принято называть конфликтным общением, а его не пожелаешь никому и все стремятся избавить себя от его разрушительного действия. Насколько подобные фасцинирующе-разрушительные для общения корни изначальны и неодолимы для человеческого общения, или же они устранимы? Вот главные вопросы для теории человеческого общения и понимания его социальной и психологической природы.
|
|
Есть по крайней мере три биосоциальных фактора неизбежных и создающих базу изначальной, эволюционно запрограммированной конфликтности и конфронтационности человеческого общения.
Общение – это реализованные
В живую сигнальную форму человеческие отношения
Первый фактор социально-генетический. Он заключается в том, что общение представляет собой коммуникативную форму проявления и реализации индивидуальных и социальных отношений. Разорвать отношения и общения можно только в рамках научного анализа, в реальности же там, где имеется некое число людей, вступающих в социальные связи (семья, род, сексуальная диада, и т. д.), они реализуют их способами общения друг с другом. И наоборот, там, где наблюдается общение, непременно есть определенная содержательная (или хотя бы иллюзорно-содержательная) социальная связь. Это философско-психологическое положение высказано было мной еще в 1964 году. А. А. Леонтьев, воспроизводя его в своей широко известной, выдержавшей 4-е издания книге «Психология общения», сделал сноску на мою работу, отметив, что оно впервые представлено мною. Впоследствии в десятках работ об общении его воспроизводят как аксиому без ссылок на первоисточник.
Именно поэтому самая распространенная и захватывающая тема общения – это тема актуального в данный момент отношения людей, вступивших в акт общения, друг к другу.
Что означает эта заложенная в самом социальном бытии человека связь между социальными отношениями и общением? А то, что точно так же, как многоаспектны отношения людей, охватывая и гармонию, и конфликты, многогранно, от любви и ненависти, и человеческое общение. И от этой внутренней закономерности человеку не уйти никогда, пока существуют в обществе различия интересов, социальных побуждений и мотиваций, сталкивающих людей в противостояния. Задача человечества заключается в том, чтобы избавить социальные отношения от агрессивности и враждебных интересов, что, по всей видимости, произойдет нескоро.
|
|
Агрессия и месть
Второй фактор потенциальной конфликтности и конфронтации состоит в наличии в жизни всех живых существ, включая человека, опасностей существования, исходящих как от враждебных биологических видов, так и от своих сородичей. Это фактор агрессии, ставшей одним из базовых инстинктов человека. Древний мозг развивался в первую очередь под знаком угроз существованию и потому его структуры, улавливающие сигналы опасности, самые древние, изначальные, и самые надежные, стоящие настороже даже во сне: все рецепторы, особенно обонятельная луковица, гипоталамус, амигдала, зеркальные нейроны нацелены на распознавание опасностей.
Этот фактор потенциальной конфликтности общения включает в себя агрессию и месть.
Агрессивный инстинкт, легко приводящий человека в состояние садистского безумия и подражания, как показали классические эксперименты С. Мильграма и А. Бандуры, настолько сросся с поведением человека, что его проявления неизбежны и в общении.
|
|
Знаменитый эксперимент, впервые описанный в 1974 году психологом Стэнли Мильграмом из Йельского университета в книге «Подчинение авторитету: экспериментальное наблюдение», можно, на мой взгляд, интерпретировать как раскрытие тайны тяги человека к сладости агрессивного садизма. Эксперимент неоднократно был описан в литературе. Был он поставлен так. Участники – экспериментатор, испытуемый и актер, игравший роль «подсадной утки» для испытуемого. Между испытуемым и актером «по жребию» распределялись роли учителя и ученика. Подстроено было так, что испытуемому всегда доставалась роль учителя. После этого ученика привязывали к креслу, к которому был прикреплен электрошокер. Учитель, как и «ученик», получал «демонстрационный» удар током в 45 вольт – чтобы испытуемый-«учитель» почувствовал, каково будет «ученику». Затем учитель уходил в другую комнату и должен был давать ученику простые задачи на запоминание. При каждой ошибке ученика учитель должен был нажимать на кнопку, и ученик получал удар током в 45 вольт. В действительности актер-ученик только делал вид, что получает удары током. После каждой ошибки учитель должен был увеличивать напряжение на 15 вольт. На 150 вольтах актер изображал сильную боль и начинал требовать прекратить эксперимент. Экспериментатор на это строго отвечал: «Эксперимент требует, чтобы вы продолжали. Продолжайте, пожалуйста.» По мере увеличения напряжения актер разыгрывал все более сильные боли и наконец начинал кричать. Эксперимент продолжался до напряжения в 450 вольт. Если испытуемый проявлял колебания, экспериментатор заверял его, что берет на себя полную ответственность за эксперимент и за безопасность ученика, и что эксперимент должен быть продолжен. Экспериментатор никак не угрожал сомневающимся учителям и не обещал никакой награды за участие в эксперименте.
Результаты оказались шокирующими. Перед опытами по пpосьбе Мильгpама экспеpты-психиатpы из разных университетов США дали пpогноз, согласно котоpому не более 20% испытуемых пpодолжат экспеpимент до половины (до 225 в) и лишь один из тысячи нажмет последнюю кнопку. Результаты опровергли прогнозы экспертов: 65% нажали последнюю кнопку, запустив pазpяд в 450 в., то есть большинство испытуемых наказывали ученика электpошоком по-максимуму. Многие испытуемые пpиходили в такое возбуждение, какого, по словам Мильгpама, никогда не пpиходилось видеть в социально-психологических экспеpиментах. После опытов испытуемые в сильном эмоциональном возбуждении пытались объяснить, что они не садисты, и что их истеpический хохот не означал, будто им нpавится пытать человека.
Результаты были одинаковы для мужчин и женщин (расхожее мнение о доброте и мягкосердечии женщин не подтвердилось).
Опыт потряс общественность. Его повторили в десятках университетов по всему миру и результат везде был тождествен: агрессивность и садизм трудно остановить.
Исследования психологов Стэнфордского университета под руководством А. Бандуры в 80-х годах вскрыли еще один пласт агрессивности, уже у детей. А. Бандура наблюдал крайне агрессивного ребенка (бьет кукол, калечит искусственных животных и т.д.), а затем устраивал ситуации, в которых эту агрессию воспринимает другой ребенок, вовсе не агрессивный. Оказалось, что спустя некоторое время «хороший» ребенок становился «плохим», начинал тоже колотить и калечить, и даже покрепче того, с кого брал пример. Затем эксперимент продолжили, задавая детям агрессивные ситуации на экране. После восприятия агрессивных экранных сцен абсолютно нормальные дошкольники начинали вести себя агрессивно. Причем они не только проделывали все, что видели, но и дополняли образы агрессии собственной фантазией. Затем были проведены эксперименты с людьми разного возраста и сделан вывод: сцены насилия на телеэкране вызывают сильные агрессивные импульсы. При этом вид страданий жертвы насилия лишь усиливает интенсивность агрессивной реакции зрителя.
И, наконец, еще одно научно достоверное исследование, добавившее новый аспект в понимание природы агрессии и конфликтности. Недавнее экспериментальное исследование швейцарскких психологов Доминика де Кервена и его коллег из Цюрихского университета показало, что древнее наблюдение человечества о том, что «месть сладка», вполне справедливо и заложено в самой нейрофизиологии человека.
Эксперимент выглядел так: 15-ти студентам предложили сыграть в известную экономическую игру, в которой выигрыш обоих игроков зависит от их взаимного доверия и честности. Они должны сами решить, поделиться ли с партнером частью своих денег. Если оба решают поделиться, сумма денег возрастает в четыре раза, и оба партнера оказываются в выигрыше. Если один из них проявляет альтруизм, а другой – нет, значительно выигрывает вероломный партнер. К этому швейцарские ученые сделали добавление: они предоставили возможность тому из партнеров, которого «оставили в дураках», отомстить обидчику: игрок мог купить за деньги право отобрать у партнера его выигрыш. Когда испытуемые решали реализовать свое право на месть, позитронно-эмиссионный томограф регистрировал возрастание электрической активности в области мозга, где расположен центр удовольствия. Испытуемые получали удовольствие, несмотря на упущенную выгоду, ведь им приходилось расплачиваться за свою месть наличными.
Логично предположить, что сидящий в человеке инстинкт агрессивности обеспечивается нейрофизиологическими и инстинктивными механизмами. Распознанная обида влечет за собой абсолютное ее впечатывание в эмоциональную память (таков всегда приказ амигдалы!) и зов мщения. По существу, это эволюционная защитная реакция у всех животных на агрессию в их адрес, от кого бы она ни исходила.
Человек в первую очередь отслеживает в процессе общения малейшие побуждения агрессии или унижения. Эта эволюционная нацеленность создает базу прогноза возможных обид и угроз, и, в определенной степени провокационна для конфликтности. Отсюда множество ошибочных защитно-агрессивных реакций на сигналы, ложно истолкованные как на рецепторном (ложно расшифровал позу), так и на семантическом уровне (не так понял фразу). Разбирательства на тему «кто и как кого понял» и «кто и что хотел сказать на самом деле» – очень распространенные в общении людей, особенно при низкой коммуникативной культуре.
Не здесь ли зарыта целесообразность всех видов мести, дозволявшейся обществом на протяжении тысячелетий? Известно, каким мощным регулятором нравственного поведения являлась кровная месть. Страх перед ней сдержал руку не одного обидчика и убийцы. От желания делать гадости ближнему людей предохраняла неотвратимость мести со стороны обиженного и его сторонников.
Но логику можно продолжить. Обиды допускаются людьми на каждом шагу. Следовательно, все мы как бы подключены внутри себя к некоему реостату настроя на месть. А это, по сути, есть подсознательный стимулятор к агрессивно-мстительному поведению. Другими словами, сладка не только месть адекватная, на нанесенную обиду тебе лично конкретным человеком или группой людей, но также и касающаяся близких, твоего этноса и государства, единомышленников, отдельных социальных групп и т. д. По принципу брошенной возлюбленным женщины, пустившейся в блуд и заражающей мужчин ВИЧ-инфекцией, поскольку в ее понимании теперь «все мужики гады» и достойны мести (криминалистика дает множество подобных фактов мести). Появился новый вид мести – через Интернет, в котором есть «сайты мести», предлагающие свои услуги жаждущим мщения.
Таким образом, можно также заключить, что любой сигнал опасности является мощной фасцинацией и пробуждает не только его обостренное восприятие и запоминание, но и подключает механизмы скрытой агрессии и мести. Конфликтное общение поэтому не имеет легкого исхода в доброту и забвение, оно оставляет раны и следы, негативно будоражит память, порождает кошмарные сновидения, и… постоянно раздувает внутри человека костры сладострастия от картин насилия и мести, будь они в реальной жизни или в кинофильме и передаче по телевидению. Это и есть та психофизиологическая база, которая пробуждает потребность и тягу ко всему показываемому «про мщение». Не поэтому ли так любимы кинофильмы, где негодяи отмщены? Но не поэтому ли так тайно сладки и скандалы, и даже сплетни о порушенных репутациях добропорядочных сограждан? И не на этой ли почве произрастают грязные пиар-технологии, порочащие слухи и сенсационная скандальность грязных выдумок в журналистике? Вот она нейроподпитка для существования так называемой желтой прессы, которую часть населения не просто любит, а пережевывает до оргазма. Это и подпитка для реализации психики всех скандальных и эпатажных критиков в политике и журналистике.
Теперь, когда вскрыты глубинные истоки и механизмы устрашающей фасцинации, тонкого и западающего навсегда в эмоциональную память распознавания унижений и обид, страха перед дном в иерархиях и жажды мщения и истязания обидчика, понятно, насколько нежелательно для цивилизованного человека и опасно для общества любое оскорбление и осмеяние всего святого в отдельном человеке и в спаянной группе людей, будь то этнос, коллектив, партия или государство. Любое даже неосторожное движение в направлении нанесения обиды представляет собой фасцинативный сигнал, мгновенно болезненно фиксируется, регрессивно преувеличивается (у страха глаза велики!), включает инстинкты агрессии и мести, и возбуждает к ответным агрессивным действиям, то есть к защите и мщению.
И это можно подтвердить тысячами примеров из истории человечества, а каждый внимательный читатель может сразу припомнить и десятки ситуаций такого рода из своей биографии.