Солженицын, обвиняя революцию, обвиняет сталинизм
Эрнст Мандель анализирует "Архипелаг ГУЛаг" как один из тупиков советской диссидентской мысли.
Эта развернутая рецензия Эрнеста Манделя, одного из ведущих западноевропейских марксистских теоретиков, многолетнего лидера Четвертого интернационала, была опубликована в мае 1974 года – через несколько месяцев после того, как первый том «Архипелага ГУЛАГ» был издан в парижском издательстве YMCA-Press. Книга Солженицына практически сразу была воспринята на Западе не только как невиданное до этого по масштабу и охвату свидетельство о преступлениях сталинизма, но и как важное политическое послание, как коллективный голос диссидентского движения в Советском союзе. И именно так, – в качестве представителя инакомыслящего меньшинства, равно как и пророка молчащего советского общества, – мыслил свою роль сам Александр Солженицын. Момент публикации «Архипелага» стал не только одним из важнейших политических и литературных событий 1970-х, но и моментом принципиального идеологического перелома в среде советских диссидентов. От марксистских подпольных групп рубежа 1950-60-х, через поворот к публичной и стремительно деполитизирующейся правозащитной активности второй половины 1960-х – начала 70-х, большинство диссидентов постепенно приходят к радикальному антикоммунизму как наиболее последовательной критике советского режима. Этот поворот происходит на фоне поражения всех предыдущих оппозиционных стратегий – от «реформистской», завершившейся окончательным разгромом редакции «Нового мира» в 1970-м, до правозащитной, столкнувшейся с волной арестов и отсутствием какого-либо серьезного эффекта от публичных апелляций к властям в духе «соблюдения своей собственной Конституции» (жертвой этой репрессивной кампании стал, в частности, и упоминаемый Манделем Петр Григоренко).
Обложка первого издания книги «Архипелаг ГУЛаг» (1974).
Можно сказать, что «Архипелаг ГУЛаг» — это свидетельство трех трагедий, связанных между собой. Первая – это трагедия жертв сталинских «чисток», затронувшая миллионы советских граждан, среди которых находилось большинство старых кадров большевистской партии, без всяких оснований обвиненных в абсурдных и чудовищных преступлениях. Вторая — это трагедия нового поколения оппозиционной советской интеллигенции, которое опыт сталинизма привел к программному отвержению марксистских идей. Этот разрыв с марксизмом, в свою очередь, породил замешательство и непоследовательность в объяснении подлинных причин сталинского террора, природы советского общества в принципе, и как следствие – неспособность предложить альтернативу углубляющемуся кризису советского общества. Наконец, третий уровень трагедии – это личная судьба автора, чей исключительный талант, из-за неспособности понять причину зла, с которым он столкнулся, оказался направлен на защиту реакционных идей, значительная часть которых удивительным образом сходится с обоснованием и оправданием аргументов Сталина и его пособников.
Сталинский мир концлагерей
Первая тема «Архипелага ГУЛаг» — мир принудительного труда, созданный Сталиным и ГПУ. В период сталинского правления узники лагерей исчислялись миллионами, большая часть из них была депортирована, если не убита, при очевидном нарушении советского законодательства. Они были отправлены в лагеря по железным дорогам, подвергнуты множеству чудовищных актов произвола: пыткам, полному нарушению всех прав, гарантированных советской Конституцией, использованием секретных указов, которые сами по себе нарушали Конституцию и Уголовный кодекс.
Солженицын собрал массу свидетельств об условиях, в которых проходили сталинские чистки. Он особенно подчеркивает личную ответственность за эти преступления окружения Сталина. Не только Берии и Ежова, но также Кагановича и Молотова, людей, чьему участию в своем выдвижении обязаны многие бюрократические шишки уже после XX съезда КПСС, попытавшегося пролить свет на сталинские преступления.
Солженицын дает детальную опись подавления и депортаций целых категорий граждан: всего персонала КВЖД, всех корейских коммунистов, переселившихся в СССР, большинства старых бойцов австрийского Республиканского шуцбунда, большинства бывших латышских стрелков, сыгравших важнейшую роль в победе Октябрьской революции и создании Красной армии.
Разумеется, те (на Западе!), кто смог прочесть книги Льва Троцкого «Преданная революция» и «Преступления Сталина» или книгу о советских трудовых лагерях, написанную меньшевиками Далиным и Николаевским, не узнают практически ничего нового из «Архипелага ГУЛаг». Но они оценят серию виньеток, с помощью которых великий писатель Солженицын изображает людей, что повстречались ему в тюрьме и в лагерях: старого рабочего-революционера Анатолия Ильича Фастенко, главного специалиста С-ва – прототип карьериста-бюрократа, старого меньшевика, а позднее – большевика и жертву первого этапа «охоты на ведьм» (репетиции будущих московских процессов) М.П. Якубовича, замминистра госбезопасности М.Д. Рюмина, превзошедшего по степени своей мерзости министра Абакумова, правую руку Сталина, и, по-видимому, организатора «дела врачей», призванного положить начало массовым репрессиям, которые предотвратила лишь смерть тирана. Эти незабываемые зарисовки, вместе с теми, что встречаются в романах «В круге первом» и «Один день Ивана Денисовича», несомненно, являются наиболее ценными фрагментами «Архипелага ГУЛаг».
Книга также содержит подробности пыток, к которым прибегало ГПУ, чтобы «выбивать» признания из обвиняемых. Здесь Солженицын, в принципе, подтверждает вывод Троцкого о том, что недостаток независимого от Сталина политического взгляда (иными словами, политическая капитуляция несчастных сталинских жертв перед лицом бюрократической диктатуры) был реальной причиной этих признаний.
Одним из редких сенсационных открытий в «Архипелаге» является то, что было несколько процессов, вышедших боком для бюрократии; процессов, где обвиняемые повернули обвинение не только против своих непосредственных мучителей, но и против политики Сталина, на коей зачастую лежала ответственность за «преступления», в которых обвинялись арестанты. Таким было дело в процессе над коммунистическими лидерами в поселке Кадый Ивановской области.
Общее впечатление, которое производит эта важная часть «Архипелага», заключается в абсолютном осуждении институциализированных репрессий как системы управления, несмотря на объективный характер сталинских репрессий. Режим, не опирающий ни на политическую поддержку со стороны трудящихся, ни на удовлетворенность материальных потребностей, должен прибегнуть к террору, который станет основным государственным институтом. Это наиболее удивительный аспект сталинского мира концентрационных лагерей, а не предполагаемая «экономическая» роль труда заключенных, имевшего, как говорят, большое значение для индустриализации СССР.
Те, кто слепо отрицал реальность этого террора, или те, кто все еще отрицает его сегодня, ни на йоту не приблизились к «отстаиванию дела коммунизма». Напротив, они покрывают отвратительные преступления против советского рабочего класса, преступления, которые еще более губительны тем, что они дискредитировали и продолжают дискредитировать дело коммунизма в глазах значительной части мирового пролетариата.
Музей «Пермь-36″.