28 января 1945.
1. Вижу Марию, которая босиком усердно снует туда и сюда по Своему домику при первом свете дня. В Своем голубого цвета одеянии Она похожа на изящную бабочку, что бесшумно касается стен и предметов. Подходит к двери, выходящей на улицу, и осторожно, чтобы не шуметь, открывает ее; бросив взгляд на пока еще пустынную дорогу, оставляет дверь приоткрытой. Наводит порядок, отворяет двери и окна, заходит в мастерскую, где теперь, когда ее покинул Плотник, находятся ткацкие принадлежности Марии, и там тоже продолжает хлопотать. Закрывает один из ткацких станков, на котором начатое полотно, и глядя на него, улыбается какой-то Своей мысли.
Выходит в сад. Голуби слетаются Ей на плечи. И короткими перелетами, с одного плеча на другое, чтобы занять место получше, драчливые и ревнивые к Ее любви, они сопровождают Ее до самой кладовки, где припасен корм. Вынимая для них зерно, Она говорит: «Здесь, сегодня здесь. Не шумите. Он такой уставший!»
А потом берет муку, направляется в комнатку возле печи и принимается готовить хлеб. Замешивает его и улыбается. О! как Она сегодня улыбается, наша Мама. Она так помолодела от радости, что кажется той юной Матерью Рождества. Отделяет от хлебного теста один комок и откладывает в сторону, закрывая его, а затем возобновляет работу, раскрасневшаяся, с посветлевшими от легкой мучной пудры волосами.
2. Неслышно входит Мария Алфеева. «Уже за работой?»
«Да. Пеку хлеб и вот, посмотри, медовые лепешки, которые Ему так нравятся».
«Займись ими. Теста много. Я замешу его Тебе».
Мария Алфеева, сильная и более простая, увлеченно трудится над своим хлебом, в то время как Мария подмешивает мед и масло в Свои сдобные лепешки и, придав им круглую форму, кладет их на противень.
|
|
«Не знаю, как оповестить Иуду… Иаков не отважится… а остальные…» – вздыхает Мария Алфеева.
«Сегодня прибудет Симон Петр. Он всегда приходит на второй день после субботы, с рыбой. Пошлем его к Иуде».
«Если он захочет пойти…»
«О! Симон никогда не скажет Мне: нет».
3. «Мир этому вашему дню», – говорит Иисус, появившись.
Обе женщины при звуке Его голоса вздрагивают.
«Уже встал? Зачем? Мне хотелось бы, чтобы Ты поспал…»
«Я спал сном младенца, Мама. А Ты, должно быть, не спала…»
«Смотрела на Тебя спящего… Я всегда так делала, когда Ты был маленьким. Во сне Ты всегда улыбался… и эта Твоя улыбка оставалась у Меня в сердце на весь день, словно жемчужина… Но сегодня ночью Ты не улыбался, Сын. Ты вздыхал, как будто опечаленный…» – Мария глядит на Него огорченно.
«Я был уставшим, Мама. А мир – не этот дом, где во всем целомудрие и любовь… Ты знаешь, Ктó Я, и в состоянии понять, каково Мне общаться с миром. Это то же, что ходить по зловонной и топкой улице. Даже если ты внимателен, все равно забрызгаешься грязью, и даже если стараешься не дышать – все равно почувствуешь смрад… а если ты – человек, который любит опрятность и чистый воздух, то можно представить, насколько это досадно…»
«Да, Сын. Я понимаю. Но Меня угнетает, что Ты страдаешь…»
«Сейчас Я с Тобой – и не страдаю. Это воспоминание… Но оно лишь усиливает радость от пребывания вместе с Тобой». И Иисус наклоняется, чтобы поцеловать Маму.
Гладит и другую Марию, которая зашла, вся красная оттого, что разжигала очаг. «Нужно будет оповестить Иуду», – выражает беспокойство Мария Алфеева.
|
|
«Не следует. Иуда будет здесь, сегодня».
«Откуда Ты знаешь?»
Иисус улыбается и молчит.
«Сын, каждую неделю в этот день приходит Симон Петр. Хочет принести Мне рыбу, пойманную в первые стражи ночи. И к концу первого часа добирается сюда. Сегодня он будет счастлив. Симон добрый. В те часы, когда он здесь, он нам помогает. Правда, Мария?»
«Симон Петр – честный и хороший человек, – говорит Иисус, – но и у другого Симона, которого Ты скоро увидишь, тоже большое сердце. Пойду их встречать. Они уже на подходе».
И Иисус выходит, тогда как женщины, поставив хлеб в печь, опять идут в дом, где Мария снова надевает сандалии и возвращается в новом платье из белоснежного льна.
Проходит некоторое время, и в ожидании Мария Алфеева говорит: «Ты не успела вовремя закончить ту работу».
«Я ее быстро закончу. И Мой Иисус получит облегчение от тени, не отягощая при этом голову».
4. Дверь толкают снаружи. «Мама, вот Мои друзья. Заходите».
Гурьбой заходят ученики и пастухи. Иисус держит за плечи двоих пастухов и подводит их к Матери: «Вот двое сыновей, которые ищут мать. Будь их радостью, Госпожа».
«Я вас приветствую… Ты?.. Левий… ты? Не знаю, но по возрасту, Он говорил Мне, ты, несомненно, Иосиф. Это имя дорого и священно в этих стенах. Проходи, проходите. С радостью говорю вам: Мой дом принимает вас, а Мать вас обнимает – в память о том, сколько любви оказали вы, а ты через твоего отца, Моему Чаду».
Пастухи кажутся зачарованными, настолько они поражены.
«Я Мария, да. Ты видел Меня счастливой Матерью. Я все та же. Теперь Я также счастлива, что вижу Своего Сына среди верных сердцем людей».
|
|
«А это Симон, Мама».
«Ты заслужил благодарность за то, что ты добр. Я знаю это. И да пребудет с тобою всегда Благодать Божия».
Симон, более сведущий в мирских обычаях, склоняется до земли, держа руки скрещенными на груди, и возглашает: «Приветствую Тебя, истинная Мать Благодати, и другой благодати у Предвечного я не прошу – теперь, когда я познакомился с самим Светом и с Тобой, чей свет нежнее лунного».
«А это Иуда из Кериота».
«У меня есть мать, но моя любовь к ней стушевывается на фоне того благоговения, что я испытываю к Тебе».
«Нет, не ко Мне. К Нему. Я существую, потому что есть Он. И для Себя не хочу ничего. А прошу только для Него. Я знаю, какие почести ты воздал Моему Сыну в своем отечестве. Но снова тебе скажу: пусть именно в твоем сердце будет место, где ты будешь оказывать Ему наивысшее почитание. Тогда Я благословлю тебя сердцем Матери».
«Мое сердце под пятой у Твоего Сына. Счастливое иго. Лишь смерть нарушит мою верность».
«А это наш Иоанн, Мама».
«С тех пор, как Я узнала, что ты рядом с Иисусом, Я была спокойна. Я знаю тебя, и дух Мой покоится, зная, что ты вместе с Моим Сыном. Будь благословен, Моя отрада». Она целует его.
5. Снаружи доносится резкий голос Петра: «Бедный Симон передает свой привет и…»
Войдя, он застывает в неподвижности. Но затем бросает на землю круглую корзину, что висела у него за спиной, и бросается сам, говоря при этом: «А! Господь предвечный! И все-таки… нет, не следовало так поступать со мной, Учитель! Быть здесь… и ничего не сказать об этом бедному Симону! Бог да благословит Тебя, Учитель! Ах, как я счастлив! Я уже больше не мог без Тебя оставаться!» – и гладит Его ладонь, не слушая Иисуса, который говорит ему: «Встань, Симон. Ну встань же, наконец».
«Встаю, да. Но все-таки… Эй, ты, парень! (парень – это Иоанн). Ты-то хотя бы мог сбегать и сказать мне? Теперь бегóм, сейчас же. В Капернаум, рассказать остальным… и сперва в дом Иуды. Сын твой скоро прибудет, женщина. Живо. Представь, что ты заяц, которого преследует стая собак».
Иоанн со смехом уходит.
Петр, наконец, поднялся. Он продолжает держать в своих коротких натруженных ладонях с выступающими венами длинную ладонь Иисуса и целовать ее, не отпуская, несмотря на желание передать свою рыбу, лежащую в корзине на полу. «Э, нет! Я не хочу, чтобы Ты еще раз ушел без меня. Ни за что, ни за что больше не хочу разлучаться с Тобой надолго! Я буду следовать за Тобой как тень, словно канат за якорем. Где Ты был, Учитель? Я говорил себе: „О, где Он может быть? Чем занимается? Да разве этот мальчишка, Иоанн, о Нем позаботится? Разве проследит, чтобы Он не слишком уставал? Чтобы не остался без пищи?“ Э, я Тебя знаю!.. Ты похудел! Да, похудел. Он не досмотрел за Тобой! Скажу ему, чтобы… Так где же Ты был, Учитель? Ты мне ничего не рассказываешь!»
«Жду, когда ты позволишь Мне заговорить!»
«Да, правда. Но… ах! Увидеть Тебя – это как молодое вино, один запах которого ударяет в голову. О, мой Иисус!». Петр чуть не плачет от радости.
«Я тоже чувствовал тоску по тебе, по всем вам, хотя и был вместе с дорогими друзьями. 6. Вот, Петр. Эти двое полюбили Меня, когда Мне было еще несколько часов отроду. Более того: они уже за Меня пострадали. Вот сын, оставшийся из-за Меня без отца и без матери. Но обретший многих братьев в лице всех вас, не так ли?»
«Еще спрашиваешь, Учитель? Да если бы по какому-то стечению обстоятельств сам Дьявол возлюбил Тебя, то я полюбил бы его за то, что он Тебя любит. Вижу, вы тоже бедные. Ну, тогда мы равны. Подойдите, я вас поцелую. Я рыбак, но сердце у меня нежное, словно у голубкá. И искреннее. Не смотрите, что я грубый. Суровость – это снаружи. Внутри же – сплошное масло и мед. Однако, это с добрыми… потому что со злыми…»
«А это новый ученик».
«Кажется, я его уже видел…»
«Да. Это Иуда из Кериота, и в том городе его стараниями твоему Иисусу был оказан радушный прием. Прошу вас любить его, пускай вы и из разных областей. Вы все – братья в Господе».
«И я буду с ним обращаться как с братом, если он окажется в самом деле таковым. И… да… (Петр пристально глядит на Иуду, взгляд его открытый и предупреждающий) и… да… лучше мне сказать это, так чтобы ты понял меня сразу, и понял правильно. Скажу: я не слишком уважаю иудеев вообще, а жителей Иерусалима в особенности. Однако я честен. И полагаясь на свою честность, заверяю тебя, что откладываю в сторону все свои представления о вас и хочу видеть в тебе только брата по ученичеству. Теперь дело за тобой, чтобы не разубедить меня в этом моем намерении и решении».
«А по отношению ко мне, Симон, у тебя тоже есть подобные предубеждения?» – спрашивает его Зелот, улыбаясь.
«О, тебя я не встречал! По отношению к тебе? О, к тебе нет. Честность написана у тебя на лице. Твоя душевная доброта просачивается наружу, словно благоуханный елей из пористого сосуда. И ты в летах. Что не всегда есть достоинство. Порой чем больше стареют, тем лживее и вреднее становятся. Но ты из тех, кто подобен выдержанным винам. Чем они старше, тем делаются чище и лучше».
«Ты правильно рассудил, Петр, – говорит Иисус. – 7. Теперь идемте. Пока женщины нам приготовят, побудем в прохладе той беседки. Как прекрасно находиться с друзьями! После мы все вместе пойдем по Галилее, и дальше. Точнее, не все. Левий, теперь ты, получив желаемое, вернешься к Илии и передашь ему приветствие от Марии. Верно, Мама?»
«Что Я благословляю его, а также Исаака и остальных. Мой Сын обещал Мне взять Меня с Собой… и Я приду к вам, первым друзьям Моего Младенца».
«Учитель, мне бы хотелось, чтобы Левий отнес Лазарю то письмо, о котором Ты знаешь».
«Приготовь его, Симон. Сегодня целый день отдыхаем. Завтра вечером Левий отправится. Как раз вовремя, чтобы успеть до субботы. Идемте, друзья…»
Они скрываются в зеленых насаждениях, и все заканчивается.