Лев Портной
Копенгагенский разгром
Приключения графа Воленского –
Текст предоставлен издательством https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=4986600
«Копенгагенский разгром. Приключения графа Воленского»: Астрель; Москва; 2012
ISBN 978‑5‑271‑37962‑8
Аннотация
1801 год, Лондон. После нелепой гибели в потасовке русского офицера, служащему Коллегии иностранных дел графу Воленскому предстоит в одиночку завершить поручение императора Павла I. Со временем юный граф понимает, что убийство товарища отнюдь не случайно, миссия на грани провала, а ему самому грозит смертельная опасность. Андрей начинает расследование, от результатов которого зависит не только его жизнь, но и мирные отношения между Россией и Англией. В это же время в России происходит переворот, а военная эскадра под управлением адмирала Хайда Паркера и вице‑адмирала Горацио Нельсона выступает в поход против русского флота…
Лев Портной
Копенгагенский разгром
Глава 1
По пути в Лондон на нас напали разбойники.
Еще в Дувре рыжий малый, в частном порядке промышлявший подменами лошадей, предупредил, чтобы держали наготове по четыре гинеи. Плата за проезд, с ухмылкой пояснил он.
Ладно, отметил я про себя, главное, чтобы разбойники не напали на нас по пути из Лондона.
Мы наняли еще один экипаж – двухместный фиакр, в него посадили мосье Каню и переложили вещи. Сундуки, притороченные на заднике кареты, по уверению рыжего парня, не доехали бы до Лондона.
Жаркий день в первых числах марта был для нас непривычен, и мы отправились в путь, откинув крышу экипажа. Сделали небольшую остановку в Дартфорде. В местном кабачке мы с Артемием Савельевичем Феклистовым заняли стол у окна, а Жан Каню кинулся к буфетной стойке, отчего‑то не доверив обслуживание кельнерам. Местная кухня, а главное – стаканчик виски усугубили мою неприязнь к англичанам.
– Слухи о разбоях, похоже, сильно преувеличены, – сказал я.
– Мы проехали только половину пути, – ответил Артемий. – Нужно быть наготове.
– Все же надеюсь, что обойдемся без приключений, – промолвил я.
– Надейся на лучшее, но будь готов ко всему, – выдал он.
– Сударь, что вы имеете в виду‑с? – насторожился Жан.
– Мы имеем в виду, что каждый из нас будет держать в руках по две гинеи, – успокоил я камердинера.
Мосье Каню выпятил губы и трубочкой потянул их вправо так, словно хотел ухватить себя за мочку уха. На меня он смотрел недоверчиво, а на Феклистова и вовсе с неприязнью.
Спустя два часа возница порадовал известием, что путешествие близится к концу. Мы проехали небольшое селение. Далее дорога углублялась в лес, удивлявший наши взоры густою зеленью. Мы до сих пор не обвыклись с мыслью, что где‑то первые числа марта – уже не зима, а самый разгар весны.
Экипажи покатили в лес, и едва прогалина за спиною скрылась среди деревьев, сбылось предсказание рыжего пройдохи. Нахальный голос скомандовал «Стоп!», и возница безропотно осадил лошадей.
Из кустов выскочил разбойник и приставил пистолет к груди Феклистова. Затрещали сучья под чьими‑то ногами, запричитал мосье Каню – второй разбойник разбирался с французишкой.
Потрошитель пробурчал что‑то неразборчивое. Впрочем, не нужно быть знатоком английского, чтобы понять его требование. Артемий Феклистов протянул ему золотую монету достоинством в две гинеи. Грабитель зажал ее в ладони и, выкрикнув что‑то злым голосом, угрожающе повел стволом пистолета.
– Мы бедные люди. У нас нет денег, – сказал я по‑английски.
– Делаем, как договорились, – пробормотал Феклистов по‑русски.
Разбойник хмыкнул, сплюнул в сторону и выдал несколько фраз, тыкая стволом то в грудь, то в треуголку на голове Артемия Феклистова. Я не успевал разобрать его речь. Очевидно, он не верил в нашу бедность. Я знал, что в любое мгновение Артемий окажет сопротивление, и молил Бога, чтобы это упрямство и храбрость не обернулись трагедией. Не для того я оставил военную службу, чтобы расстаться с жизнью в английском захолустье из‑за пары золотых. А Артемий до недавнего времени служил в Первой дивизии Балтийского флота. Он носил военно‑морской мундир и представлялся лейтенантом.
Я выложил еще две гинеи. Но грабитель и этим не удовлетворился. Он размахивал пистолетом, подкрепляя угрожающие жесты бранью. Феклистов держался спокойно, и я подумал, что он отказался от безрассудной затеи. Одно дело в пабе за стаканчиком виски рассуждать, как поколотишь англичашек. Другое дело – геройствовать, когда перед носом размахивают пистолетом.
А грабитель не унимался, он давил в грудь Артемию стволом, сверкал глазами и шипел сквозь зубы.
– Есть еще небольшой кошелек, но он у камердинера во втором экипаже, – сказал я.
Разбойник повернул голову и крикнул что‑то своему напарнику. А Феклистов вцепился злодею в руку. В то же мгновение я выхватил приготовленный заранее пистолет, привстал и с разворота выстрелил во второго грабителя.
Мой выстрел и выстрел злодея, с которым боролся Артемий, грянули одновременно. Его пуля улетела в лес. А я прострелил неприятелю руку. Воспользоваться оружием он не успел. Его пистолет выпал под ноги перепуганному мосье Каню. Возница, управлявший фиакром, прыгнул в кусты.
Феклистов обезоружил соперника и двинул ему локтем в переносицу. Тот отлетел от кареты. Мы соскочили на землю. Артемий сжимал в руках оба своих пистолета. Я подбежал к фиакру и ударом ноги свалил на землю разбойника, пытавшегося здоровой рукой нащупать пистолет на дне экипажа.
– Андрей, будь наготове! Наверняка поблизости их сообщники! – крикнул Феклистов.
– Помню, – буркнул я.
Признаться, в душе я был недоволен тем, что он берет на себя столько инициативы. В конце концов, миссия поручена мне, а его дело сопровождать меня и помогать, когда я о том попрошу.
Напрасно я поддался на его уговоры дать вооруженный отпор грабителям, ежели таковые появятся. Но теперь отступать было нельзя, да и фортуна благоволила нам.
Я схватил злодея за ворот, протащил его по земле и толкнул к первому грабителю. Феклистов с пистолетами наизготовку оглядывался по сторонам. Для морского офицера он держался неплохо в наземной схватке.
– Джентльмены! Джентльмены! Что же вы делаете?! – кричал кучер.
– Считай, война с Россией началась, – ответил я по‑русски.
– Нам этого не простят! – верещал кучер.
Моих слов он, конечно же, не понял.
– Сударь мой‑с! – подал голос французишка. – Что же вы такое‑с творите‑с?! Из‑за вашего‑с безрассудства‑с меня чуть не убили‑с!
– Так это же политика, Жан, – откликнулся я. – Русские бьют англичан, а по морде получают французы!
– Вечно вы издеваетесь надо мною‑с, сударь! – всхлипнул мосье Каню.
– Господа, оставьте шутки на потом! – строгим голосом выкрикнул Артемий.
Я обыскал разбойников. Уловом стали еще два пистолета и нож с почерневшим лезвием. Я бросил трофеи на дно кареты и, протянув открытую ладонь, потребовал:
– Верните награбленное!
Четыре гинеи перекочевали обратно.
– Может, наложить на вас контрибуцию? – сказал я, глядя сверху вниз на разбойников.
Тот, что покушался на нас с Феклистовым, с ненавистью сверкал глазами. Второй грабитель зажимал здоровой рукой рану на правом предплечье. Его одежда пропиталась кровью.
– Попадетесь на обратном пути – так и сделаем! – пообещал я.
– По каретам! – скомандовал Феклистов.
– Жан! – крикнул я. – Тебе придется самому править лошадьми! Кучера твоего и след…
– Вот он! Вот! – закричал Жан.
Артемий развернулся с оружием наготове, но из кустов с поднятыми руками вышел возница фиакра. Феклистов опустил пистолеты, кучер обронил руки и, окинув нас неодобрительным взглядом, поднялся на козлы. Мы отправились дальше.
– Джентльмены, – обратился к нам кучер, – вы действовали безрассудно. Вы нарушаете традиции. Вы можете… да нет же! Вы наверняка поплатитесь…
– Похоже, их было только двое, – перебил его Артемий.
Возница умолк. Феклистов стоял в карете и озирался по сторонам, не выпуская из рук пистолетов.
– А ты ждал сообщников?! – хмыкнул я. – Ты видишь, традиции здесь таковы, что скоро разбойникам будет ни к чему брать на дело оружие.
Мы проехали версту, и Феклистов опустился на сиденье.
– Эти мерзавцы непременно созовут друзей и подстерегут нас на обратном пути, – сказал я.
– Но раз уж мы знаем об этом, – ответил он, – то окажемся дураками, если позволим завлечь себя в ловушку.
Я поежился, а Артемий положил руки с пистолетами на колени. И только когда мы въехали в Лондон, он спрятал оружие в деревянный футляр.
– Однако же погода в Англии такова, что я хотел бы в зимние месяцы иметь регулярные назначения в миссии, – сказал он.
– В Петербурге уже вполне тепло, – промолвил я.
– Все‑таки здесь март лучше, – вздохнул Артемий и добавил: – Решительно, граф Воронцов неплохо устроился…
– Неплохо! – выдал я с сарказмом. – Ты забыл, что в числе депеш, которые мы везем, рескрипт императора о конфискации принадлежащих графу Воронцову имений?!
Феклистов вскинул брови и хмыкнул, выдав удивление о том, что и впрямь забыл о той неприятной новости, которую предстояло сообщить графу Воронцову. Он отвернулся и некоторое время молчал. Мимо проплывали дома из красного кирпича, местами почерневшего от въевшейся сажи. По напрягшимся скулам Артемия было видно, что лондонская архитектура его не занимала, он мучился какими‑то тревожными сомнениями.
– Год назад государь отправил Воронцова в отставку с поста чрезвычайного и полномочного посла. А теперь еще и конфискация, – наконец с досадой произнес Феклистов.
– Переживаешь за него? – спросил я.
– А ты – нет? – вопросом на вопрос ответил Артемий.
– Я не знаком с ним, – обронил я.
– Это большой удар – потерять все на пятьдесят седьмом году жизни, – с сочувствием покачал головой Феклистов. – Он уже не молод. Шанса наверстать упущенное, скорее всего, уже не получит. Это обидно. Обидно и горько на склоне лет оказаться забытым. Еще страшнее нищета.
Я взглянул на собеседника. Похоже, он испытывал искреннее сострадание к графу Воронцову. Я и сам был не в восторге от предстоящей встречи. Но меня больше огорчала роль печального вестника, чем судьба впавшего в немилость сановника.
– Ты еще молод. Тебе не понять, – помолчав, сказал Феклистов.
– А ты будто стар! – буркнул я.
– Нет, еще нет, – с готовностью согласился Артемий. – Но я уже в том возрасте, когда понимаешь, что времени впереди не так уж и много.
– Я слышал, что Лондон на многих навевает тоску и скуку. Что‑то тебя потянуло на философию. Может, заразился английским сплином, – сказал я.
– Просто я думаю, насколько это разумно со стороны государя нашего Павла Петровича поручать столь важное дело человеку, которого год назад он прогнал со службы, а теперь еще имения отобрал.
– Ты что? Ты это серьезно? – хмыкнул я.
Артемий молчал, провожая взглядом угловатые эркеры с большими окнами, в которых мелькали англичашки. Многие топили камины, из чего я заключил, что ночи в Лондоне пока холодные. Над трубами взвивался дым. И казалось, что мы вдыхаем угольную пыль.
– Кто его знает, – задумчиво промолвил мой спутник. – Поставь себя на его место. Ты получил от жизни все, о чем мог только мечтать. Ты генерал от инфантерии, служил послом, был обласкан многими почестями и царской милостью. И вдруг – все идет прахом! Но одновременно предоставляется случай единым разом восстановить богатство…
– Но как? Каким образом?! – воскликнул я.
– Сударь, ты помнишь, что ты должен получить из рук графа? – ответил Артемий с некоторым раздражением, словно сердился на мою непонятливость.
– Что за фантазия?! – фыркнул я. – По‑твоему, граф Воронцов не выдаст нам ящики?! И что же он скажет?! «Передайте императору: покамест не вернет мне имения и не восстановит в должности, я не отдам…»
– Напрасно иронизируешь, – перебил меня Феклистов. – Он конечно же все отдаст. Но где гарантия, что по пути из Лондона мы не попадем в засаду?
– Да что ты такое говоришь?! – Я хлопнул себя по коленям. – Он же не разбойник!
– Но может нанять разбойников, – стоял на своем Артемий. – Говорят, в Англии есть клуб воров. Решительно, члены этого клуба готовы сами заплатить за наши головы. После сегодняшнего происшествия‑то…
– Сожалеешь? Может, возвратиться и отдать им золотые монеты? – хохотнул я.
– Воронцову не составит труда найти нужных людей. – Феклистов не обратил внимания на мои ерничанья.
– Не имею удовольствия знать графа Воронцова лично, – сказал я, – но поверить в такое не могу. Потерять должность, потерять имения – это не значит потерять честь. Граф Воронцов не допустит позора…
– Не забывай, что граф Воронцов окажется вне подозрений.
– Хочешь сказать, втайне он пойдет на бесчестье?
– Мы же не знаем состояния его дел, – ответил Артемий. – Что, если он стеснен в средствах и своим указом государь обрекает его на нищету? Это не позор? Да, не позор. Но унижение, страшное унижение. А тут предоставляется возможность избежать унижения. Да, поступить позорно, но об этом никто не узнает. А вспомни его отца! Тот воровал и позора не слишком‑то боялся! Недаром получил прозвище «Роман – большой карман».
– Ты всерьез допускаешь подобное?
– Некоторые вещи представляются невероятными из этических соображений, однако происходят сплошь и рядом. Возможно ли, чтобы брат восстал против брата, сын против отца? Невозможно, но ведь восстают!
Я потянул воздух носом, почувствовал во рту привкус угольной пыли и произнес:
– Лондон для тебя вреден.
– Возьми того же Воронцова, – продолжил Феклистов. – Двадцать восьмого июня тысяча семьсот шестьдесят второго года он со шпагой в руках защищал императора Петра Третьего. А его родная сестра княгиня Дашкова руководила переворотом!
– К слову сказать, вторая сестра, Елизавета Романовна, являлась фавориткой императора, – добавил я. – Дашкова вообще выступила против всей семьи.
– Вот‑вот, – воодушевился Артемий, решивший, что я согласился с его доводами, но вдруг разом уставшим голосом добавил: – Я не говорю, что он учинит разбой. Но нельзя исключать подобного. И кстати, в свете охлаждения отношений между Англией и Россией ему и разбойников искать не понадобится. Не удивлюсь, если английские власти снарядят на такую миссию военный отряд.
– Из этого совершенно не следует, что граф Воронцов на старости лет вдруг превратится в разбойника, – возразил я.
– Сент‑Джеймс Вуд, – послышался голос возницы.
– Роща Святого Джеймса, – пробормотал Артемий.
– Мэнсфилд! Мэнсфилд! Нам нужна улица Мэнсфилд! – Я выкрикнул по‑русски, но название кучер понял.
Он щелкнул кнутом, и мы покатили дальше. Городской пейзаж вокруг значительно изменился. Мы оказались в богатых кварталах. Попрошайки, оборванцы и просто всякие подозрительные субъекты исчезли. Вдоль проезжей части тянулись ограды, большей частью сложенные из кирпича вполовину человеческого роста. За ними в зелени садов утопали двух– и трехэтажные особняки.
Вдруг Феклистов закричал:
– Стой! Стой!
Необычайное возбуждение охватило его. Приподнявшись, он следил за кем‑то в толпе, очевидно, боясь потерять этого кого‑то из виду. От неожиданности Артемий забыл, что мы в Лондоне, и кричал по‑русски:
– Стой! Стой!
– Стоп! – рявкнул я, вспомнив, как разбойники остановили нас в лесу.
– Дружище! – Феклистов схватил меня за руку. – Поезжай к графу Воронцову пока без меня. Я заметил старого знакомого! То‑то будет встреча!
– Но к чему такая спешка? – изумился я. – Мы можем вместе…
– Нет‑нет! – перебил меня Артемий, спрыгивая на землю. – Я буду скоро. Дом графа Воронцова на Мэнсфилд‑стрит я запомнил, найду. Это же где‑то здесь рядом!
Он растворился в толпе. Некоторое время я сидел, вытянув шею, но так и не смог высмотреть, за кем бросился Артемий. Он поравнялся с кабачком на углу улицы, на мгновение возвысился над прохожими, поднявшись по ступенькам, и исчез за дверью.
Из напиравших следом экипажей послышались возмущенные окрики. Я подал знак вознице, и мы двинулись дальше. Через несколько минут экипаж остановился. Подоспел Жан Каню, откинул подножку, и я спустился.
Граф Воронцов вышел встречать меня в холл. Высокий и статный, он держался вальяжно, улыбался радушно. Я в ответ выдал улыбку короткую, призванную предупредить, что радоваться моему прибытию не стоит.
– Я граф Андрей Васильевич Воленский, служу в секретной экспедиции Коллегии иностранных дел, – отрекомендовался я и добавил: – Служил под началом графа Федора Васильевича Ростопчина.
– Служили? – переспросил с удивлением граф Воронцов. – И что же – больше не служите?
У меня запершило в горле, я слегка кашлянул, мысленно ругая себя, что стушевался как недоросль.
– Служу, но уже без его сиятельства Федора Васильевича, – вымолвил я и пояснил: – Его величество изволили отправить графа в отставку.
– Федор Васильевич – мой большой друг, – с теплотой в голосе сказал граф Воронцов. – Помнится, он примчался в Лондон, чтобы помочь мне на первых порах. Сколько уж минуло? Шестнадцать лет!
И вновь я почувствовал неловкость: ведь предстояло еще и графу Воронцову сообщить неприятное известие. Я решил направить разговор в другое русло:
– Со мною прибыл Артемий Савельевич Феклистов, лейтенант в отставке, прусское торговое судно «Brunhild» доставило нас в Англию из Кенингсберга. Феклистов задержался, встретил знакомого. Но появится с минуты на минуту. Я нахожусь в Лондоне с поручением от государя Павла Петровича…
Граф Воронцов поднял руку, прерывая меня:
– К чему формальности? Я нынче не на службе. Так, заканчиваю кое‑какие дела, вроде вашего. Письмо о вашей миссии я получил заранее.
– Я также привез еще некоторые письма и рескрипты его величества, – добавил я.
Но граф Воронцов вновь прервал меня и заговорил столь энергично, что не позволил ни слова вставить. Я едва успевал следить за ходом его мыслей.
– Друг мой, вы должны отдохнуть с дороги! Оставим все дела до утра. Единственное – прошу вас – если есть письмо от моего брата Александра, порадуйте сейчас же. Остальное подождет. И познакомьтесь – Николай Николаевич Новосильцев. Большой и близкий друг великого князя Александра Павловича. Столь близкий друг, что вынужден коротать время за границей, пока в России правит папенька Александра Павловича. А меня друзья зовут попросту графом Семеном. Николай занимается медициной, практикует физические опыты. Проходите, друзья. Отведайте настоящую английскую кухню. Будет замечательный ужин. Осторожно, не спугните кошку. Не сгоняйте ее со стула. В английском доме кошка пользуется особыми привилегиями. Тем паче это не моя кошка. Она гостит в нашем доме. Да и вообще это не просто кошка, а кот.
Разговор о питомце показался мне совершенно неуместным. На обитом красным бархатом стуле возлежал черный кот. Звериным чутьем он уловил мою неприязнь, приоткрыл глаза и окинул меня презрительным взглядом.
Вошел камердинер Жан Каню и поставил на стул вещи. Кот едва успел выскочить из‑под дорожного сундука. Граф Воронцов негодующе покачал головой, но промолчал, Николай Николаевич выдал короткий смешок, а я сказал:
– Французы с куда большим уважением относятся к лягушкам, чем к кошкам.
Жан вытянул губы трубочкой и обиженным голосом отозвался:
– Все бы вам, барин, смеяться надо мной‑с.
– Мистер Блотт, помогите с вещами, – велел граф Воронцов находившемуся тут же лакею. – А вы, друг мой, пройдемте в гостиную. Скоротаем время за чашкой чая. Скоро будет ужин. Как раз и ваш друг подоспеет.
Мы прошли в гостиную. Граф Воронцов предложил мне сесть на диван у камина, а сам занял кресло напротив. Я решил не откладывать разговора по делам:
– Ваше…
– Просто Семен Романович, – попросил меня граф.
– Семен Романович, я имею указание его императорского величества действовать, как можно быстрее, – сказал я. – Если возможно управиться за день, то завтра же вечером я хотел бы отбыть в Россию.
– Жаль, – промолвил граф Воронцов. – Мудрые начальники отправляют молодых людей за границу с расчетом, чтобы посланник успел не только задание выполнить, но и неоценимый опыт приобрести.
– Государь вполне это осознает, – я поймал себя на мысли, что защищаю императора, – однако в данном случае счет идет на недели, а то и на дни. Государь в приватной беседе указал мне, что если я поспею в срок, возможно, удастся избежать войны с Англией.
Я ожидал, что мои слова вызовут усмешку, иронию, но граф Воронцов отнесся к ним со всею серьезностью.
– К сожалению, мой друг, Павел Петрович не ошибся, – кивнул он. – Война может начаться в любую минуту. И если вам удастся предотвратить военный конфликт, вы окажете величайшую услугу и России, и Великобритании. Я твердо убежден, что два великих государства должны сохранять мир.
– Право, я ума не приложу, как моя миссия может повлиять на военный вопрос, – признался я.
Граф Воронцов едва заметно повел плечами, и это движение выдавало смущение.
– Я могу лишь гадать и строить предположения… Не удивлюсь, если единственный человек, знающий ответ на этот вопрос, сам император. Он отнюдь не всегда делится своими замыслами. А зря. Но если есть шанс избежать войны, его нужно использовать.
– Вот почему нельзя терять ни минуты. Я должен как можно быстрее отправиться в обратный путь.
– Мы все приготовили, – заверил меня граф Воронцов. – Задержки не будет. Завтра же после обеда вы сможете отправиться в обратный путь. Но давайте же выпьем чаю. Как‑никак вы с дороги. А потом продолжим.
Он позвонил в колокольчик, появился слуга.
– Мистер Блотт, велите подать чай и позовите Екатерину Семеновну, – распорядился граф.
Дочь Семена Романовича отличалась красотой необыкновенной и в свои семнадцать лет могла запросто вскружить голову кому угодно. На груди ее я заметил фрейлинский шифр императрицы Марии Федоровны, чему удивился, ибо государь император отказывал в пожаловании шифров находящимся за границей.
Поздоровавшись с нею, я бросил мельком взгляд на Новосильцева: уж не ради ли молодой графини он находится в доме Семена Романовича. Однако тот не выказывал каких‑либо особенных чувств.
– Моя дочь частенько помогает мне. – Граф Воронцов обнял ее за плечи. – Пожалуй, правильно сказать, что секретарские обязанности целиком на ней. Так что Катя знает все тонкости британо‑российских отношений.
– Полно вам, папенька, – покраснела девушка. – Давайте пить чай. Вы уморите Андрея Васильевича.
Нужно отдать должное английскому чаю – он оказался превосходным. Или показался таким из‑за подступившего чувства голода. Рискуя испортить аппетит перед ужином, я налегал на бисквиты.
– Как вы добрались? – спросила Екатерина Семеновна. – Разве навигация уже открыта?
– Мы с лейтенантом Феклистовым Артемием Савельевичем доехали сухопутным путем до Кенингсберга, там нас встретил граф Коррильо, мальтийский рыцарь, и препроводил на прусское торговое судно «Brunhild». Я называю его просто «Брунхильда».
– Довольно расспросов, – вмешался граф Воронцов. – Катенька, теперь ты не даешь нашему гостю отдохнуть и подкрепиться с дороги.
– Я ничуть не устал, – возразил я.
Но граф Воронцов перехватил у дочери инициативу и более не умолкал. Он говорил о стране и англичанах, словно задался целью устными рассказами компенсировать мне недостаток времени для знакомства с Англией. Он хотя и скептически, но в целом с одобрением относился к местным законам и традициям. Из вежливости я соглашался с доводами графа и лишь однажды заметил:
– Вот только дышишь здесь не воздухом, а угольной пылью.
– А как там наш император? – вдруг спросил Новосильцев. – Его роман с Наполеоном продолжается? Доходят слухи, что всерьез затевается поход в Индию.
– Вы говорите таким тоном, каким говорят о несусветных глупостях, – заметил я.
– А вы иного мнения? – живо поинтересовался он.
– Индия куда ближе к Москве, нежели к Лондону, – ответил я. – И полагаю, вас не смущают английские колонии?
Новосильцев ничего не ответил, а только вскинул брови так, словно решил для себя, что не стоит снисходить до споров со мною.
– Что‑то ваш друг запропастился! – с нарочитым беспокойством воскликнул граф Воронцов – явно чтобы сменить тему.
– Должно быть, встретил какого‑то знакомца по морской службе, – предположил Новосильцев.
– Если так, эта встреча не на пять минут, – промолвил Семен Романович.
– Как вам чай? – спросила меня Екатерина Семеновна.
– Чай превосходный, – ответил я. – Я бы с удовольствием попробовал английский кофий.
– О, это мигом, – отозвался граф Воронцов.
Кофий оказался с горьким привкусом, и я проглотил его, взяв на заметку поручить мосье Каню преподать урок местному повару.
Лакей, подавший мне кофий, задержался в гостиной. Он имел столь невозмутимый вид, что мне в голову не пришло заподозрить неладное. Но граф Воронцов по каким‑то признакам, известным человеку, прожившему много лет в Лондоне, почувствовал неприятности.
– Что‑то случилось, мистер Блотт? – спросил Семен Романович.
– Пришел инспектор полиции мистер Салливан, – промолвил лакей.
– Вот как! – Граф Воронцов оживился. – Неужели появились новости о Камышове?
– А кто такой Камышов? – поинтересовался я.
Семен Романович ждал от полиции известий об этом человеке, что и пробудило мое любопытство.
– Инспектор Салливан хочет побеседовать с человеком, только что прибывшим к вам, сэр, – сообщил мистер Блотт.
– Со мной? – удивился я и повернулся так неловко, что опрокинул кофейную чашечку.
Николай Николаевич подхватил ее, поставил на стол и с укоризной произнес:
– Это «Веджвуд».
– Простите, – смутился я и, чтобы сгладить неловкость, произнес: – Так значит, полиция здесь не сидит сложа руки.
Граф Воронцов и Новосильцев, удивленные тем, что интерес блюстителя порядка к моей персоне не стал для меня неожиданностью, вперили в меня испытующие взоры. Они ждали объяснения.
– На подъезде к Лондону нас пытались ограбить, – сообщил я.
– Да? – воскликнул Новосильцев. – Слава богу, все обошлось!
– Здесь это обычное дело, – посетовал граф Воронцов. – Отправляясь в дорогу, нужно брать с собою несколько гиней…
– А мы взяли пистолеты, – улыбнулся я.
– И что? – нетерпеливо поинтересовался Николай Николаевич.
– Говорят, нарушили английские традиции… – промолвил я с усмешкой.
– В каком смысле? – с нажимом в голосе спросил граф Воронцов.
– Дали отпор и обезоружили разбойников!
Втайне я порадовался тому, что Феклистов задержался и нет нужды объяснять, что это была его инициатива.
Граф Воронцов вздохнул с облегчением и сказал:
– На обратном пути вас будет сопровождать охрана. А теперь, мистер Блотт, ведите сюда инспектора. Только пусть он оставит в холле свой плащ.
Поклонившись, мистер Блотт удалился, а через минуту вернулся и привел полицейского с землистым лицом и густыми бакенбардами непонятного цвета – местами рыжими, а местами – цвета прошлогодней золы.
Он обвел присутствующих озабоченным взглядом, его глаза остановились на мне и недобро сверкнули.
– Хорошо, джентльмены, добрый вечер, – поздоровался он.
– Я надеялся, что есть новости о Камышове, – сказал граф Воронцов.
– Хорошо, сэр. Только что в соседнем пабе произошло убийство, – поведал он. – Убитый одет в форму русского офицера. Может, это и Камышов. Но свидетели говорят, он приехал на фиакре, который спустя пару минут остановился возле вашего дома.
Лицо графа Воронцова побледнело и вытянулось. Николай Николаевич застыл, вперив взгляд в полицейского, а я пробормотал:
– Ерунда какая‑то. Сущая ерунда.
Глава 2
Во мне словно ужились два человека. Один оцепенел от ужаса, а второй напрочь отказывался верить, что с Артемием Феклистовым случилось несчастье.
Граф Воронцов заявил, что отправится вместе с нами в злополучный паб. Я кликнул мосье Каню, и мы последовали за инспектором.
По пути я вдруг заметил, что сжимаю в руке фарфоровую чашечку. Тот самый «Веджвуд». Я с изумлением смотрел на изящный фарфор. Визит полицейского и предположение, что убит мой товарищ, так потрясли меня, что я сделал совершеннейшую нелепость – зачем‑то прихватил с собою кофейную чашечку. Смутившись, я спрятал ее в карман.
Семен Романович по‑дружески сжал мой локоть и промолвил:
– Не волнуйтесь. Я уверен, это недоразумение. И убитый не имеет к нам никакого отношения.
– А кто такой Камышов? – спросил я.
– Как вы знаете, – начал граф Воронцов, – двадцать второго ноября прошлого года государь император издал указ, фактически арестовал английские суда, оказавшиеся в российских портах, и запретил платежи в пользу английских купцов…
– Пока они не рассчитаются по долгам, – вставил я.
– Верно‑верно, – согласился Семен Романович. – Но я не о том. Английские власти ответили тем же. И теперь в Англии застряли тысячи российских подданных. Я хотя и в отставке, но слежу за их судьбой, добиваюсь от английских властей, чтобы мои соотечественники не знали нужды.
– И что Камышов?
– Камышов – офицер из Второй дивизии Балтийского флота. Пару недель назад он бесследно исчез. Вот полиция и занимается розыском, – пояснил граф Воронцов.
– Что ж, будем надеяться, что убили не его, – буркнул я.
И еще больше я надеялся, что не Феклистова.
Инспектор провел нас до конца Мэнсфилд‑стрит. На углу располагался трехэтажный кирпичный особнячок, оказавшийся тем самым заведением, за дверью которого скрылся Артемий. Два верхних этажа занимали апартаменты, на нижнем этаже находился паб. Вывеска над входом выглядела как старинный герб, с которого добродушный король со скипетром и державой в руках взирал на прохожих. Надписи ниже обещали лучшие в Англии пиво и эль. Над головою пивного короля красовались буквы «Green King».
Мы поднялись по ступеням и шагнули в полутемный зал, заставленный аккуратными столиками. В камине плясал огонь. За буфетной стойкой стоял дородный субъект с озабоченным лицом. Двое полицейских опрашивали посетителей.
При нашем появлении блюстители порядка оживились и кинулись с расспросами к мистеру Салливану, словно ожидали, что он уже раскрыл преступление. Инспектор отмахнулся, жестом велев им заниматься своими делами.
Мы пересекли помещение и вошли в заднюю комнату. Тело лежало плашмя, лицом вниз. Пол был усыпан битой посудой и объедками. Несколько стульев опрокинуты, у одного выломана ножка. Сама эта ножка валялась на полу, изгвазданная смесью, от тусклого блеска которой скручивало желудок.
Инспектор будничным движением ухватил труп за плечо и перевернул на спину. На полях сражений я много раз видел искалеченных людей, но то – на полях сражений. А сейчас содрогнулся.
– Хорошо. Картина случившегося такова, – произнес инспектор Салливан. – Произошла ссора, ссора переросла в потасовку, какая‑то горячая голова выломала ножку стула…
«Горячая голова» – мягко сказано. Убийца, по всей вероятности, с остервенением наносил удары по лицу уже мертвого человека. И теперь убитого родная мать не признала бы, если не военная форма. Да еще и густые черные волосы.
Я вспомнил ненавидящий взгляд разбойника, пытавшегося ограбить нас. Вспомнил слова кучера: «Вы наверняка поплатитесь…» Мы думали, что разбойники подстерегут нас на обратном пути. А они, не мешкая, настигли нас в Лондоне.
– Хорошо. Что скажете, сэр? – спросил инспектор.
Я окинул взглядом тело, заметил, что правый рукав разорван, нашивка с него исчезла.
– Это он, – промолвил я, – лейтенант Феклистов Артемий Савельевич.
– Держитесь, мой друг, – граф Воронцов взял меня за локоть, – я очень сожалею.
Семен Романович выглядел на удивление невозмутимо.
– Хорошо, сэр, – обратился ко мне инспектор Салливан. – Вы прибыли вдвоем?
– С нами был мой камердинер, мосье Каню, – я указал на Жана.
Тот молча поклонился. К слову сказать, Жан выглядел потрясенным, но не расклеился, как барышня, вопреки моим представлениям о его характере.
– Хорошо, теперь я должен задать вам и вашему слуге несколько вопросов, – сказал инспектор.
– Я к вашим услугам, – кивнул я.
– Предлагаю вернуться в мой дом, – сказал граф Воронцов. – Там будет удобнее и вам, мистер Салливан.
– Хорошо. Благодарю, это очень любезно с вашей стороны, сэр, – согласился полицейский.
Я окинул прощальным взором тело Артемия Феклистова, осмотрел еще раз помещение и повернулся к выходу.
– Одну секундочку, сэр, – окликнул меня инспектор. – Когда выйдете на улицу, постарайтесь рассмотреть лица зевак, вдруг заметите кого‑то знакомого. И вы, мистер, – полицейский обратился к Жану, – будьте внимательны.
Мы двинулись на улицу. Исполняя просьбу полицейского, я не спеша обвел взглядом людей, толпившихся около заведения. Физиономий злодеев, напавших на нас в лесу, я увидеть не ожидал и, конечно же, не увидел. А все остальные лица показались мне одинаково незнакомыми и чужими. Я мог сказать, что десятки таких же по пути от Дувра до Лондона попадались нам, но ни одно из них – дважды. Или я его не запомнил.
Судя по растерянной физиономии мосье Каню, он тоже никого не узнавал.
Мы вернулись в дом графа Воронцова. Семен Романович проводил нас в свой кабинет и оставил с инспектором. Тот принялся за работу.
– Хорошо. Расскажите, сэр, обо всем, что показалось вам подозрительным, – попросил он.
– По пути в Лондон нас едва не ограбили, – сказал я и, с горечью усмехнувшись, добавил: – Не знаю, насколько это подозрительно. Говорят, таковы здесь традиции.
Инспектор Салливан оживился.
– Хорошо‑хорошо‑хорошо, сэр, расскажите подробнее. И главное, опишите внешность разбойников!
Я неторопливо, обстоятельно поведал о наших злоключениях на подъезде к Лондону. Полицейский слушал с видом гончей, взявшей след подранка. Он теребил и мусолил бакенбарды с такою силой, что я удивился, как это они не приобрели однородный цвет к концу разговора.
Я закончил, и наступила очередь Жана. Полицейскому пришлось выдержать несколько минут, пока Жан шевелил губами, собираясь с мыслями. Но ничего существенного мосье Каню не добавил. Он несколько удивился, когда Феклистов раньше времени покинул экипаж. Но проводить Артемия Савельевича взглядом Жан не удосужился, хотя у него было больше шансов разглядеть, за кем поспешил Артемий. Инспектор Салливан терпел французишку с нескрываемым раздражением, но на всякий случай выслушал до конца.
– Хорошо, сэр, – сказал полицейский на прощание, – мне очень жаль вашего товарища. Но смею заверить вас, вскорости мы получим парочку вертишеек в мокрых штанах. С вашего позволения завтра я навещу вас, расскажу, как подвигается расследование.
Он кивнул и чуть не бегом покинул дом.
– Чудной человек, – промолвил я вслед ему. – О чем бы ни говорил, все ему хорошо. В дом пригласили – хорошо. Человека убили – тоже хорошо!
– Он говорит «well». Это все равно‑с как по‑русски сказать «итак» или «ну‑с», – поправил меня Жан.
– Ладно, не умничай! Что‑то еще он сказал странное на прощание? Вот черт! Запамятовал! Может, вспомню потом. А пока пойду‑ка поговорю с графом Воронцовым.
Я нашел Семена Романовича в гостиной. Он беседовал с Николаем Николаевичем у зажженного камина.
– Как вы? – спросил граф.
Новосильцев окинул меня сочувственным взглядом.
– Да что со мною станется? – ответил я. – Дикий случай! Я рассказал инспектору, как нас пытались ограбить. Он уверен, что разбойники сле