Вот как эта болезнь отражается на росте количества потребителей наркотиков. Сергей Белогуров пишет, что «крушение идеалов общества, двойные стандарты общественной морали и ухудшение экономической и социальной ситуации способствовали тому, что с середины 80-х годов распространение пристрастия к конопле приобрело эпидемический характер»[6].
Конкретный факт: кривая роста торговли первитином и крах Советского Союза. Один психиатр пишет, что «невероятного размаха подпольная торговля первитином достигла в конце 80-х начале 90-х годов, когда огромное количество молодых людей фактически стала никому не нужной, потеряв всякие жизненные ориентиры»[7]. На данный момент не обсуждается вопрос, была ли идеология советского человека истинной или ложной. Вопрос – в другом. Какая-никакая она была. И вдруг ее не стало.
До краха СССР люди воспитывались «с ощущением главного в своей душе». Им главным ощущением было «чувство осмысленности собственной жизни, отдаваемой за то, чтобы будущие поколения жили в «земном раю» коммунизма». В соответствии с главной установкой формировалась система ценностей. У человека была мировоззренческая точка отсчета, которая позволяла бы ему найти свои координаты в пространстве. «Сегодня молодой человек живет в мире равнозначных и иллюзорных ценностей. Он не в состоянии ощутить иерархию идей и объектов этого мира»[8].
До краха Советского Союза «смыслообразующим стержнем» личности была идеология господствующей партии. Но когда ее не стало, «в душах большинства населения не оказалось никакого духовного стержня, ни истинного, ни ложного»[9].
В душе отдельно взятого человека начались процессы, дублирующие процессы, происходящие в государстве на макроуровне. Что интересно, эти процессы напоминают процесс распада личности, характерного для больного шизофренией. Что еще более интересно, подобные процессы напоминают процессы, протекающие в душе потребителя наркотиков, в частности, LSD.
Утрачивая ощущение главного в своей душе, он оказывается неспособным логически объяснить и «связать в единую смысловую систему свои переживания». Наплывающие LSD образы вызывают то, что пациенты описывают как «потерю возможности ориентироваться в собственном внутреннем мире» или просто «потерю самого себя»[10]
Трагичность этого положения видна на полотнах художников, испытавших на себе воздействие психоделической (наркотической) культуры. Их полотна, напоминающие рисунки больных шизофренией, «стали вместилищем любых «обрывков» бывшего когда-то значимым для художника материального мира» (фрагменты фотографий, цифр, схем и пр.). Художник напоминает ребенка, который, разбив мозаику, не может ее собрать потому, что не «не может вспомнить целого – изображения на мозаике до того, как она разбилась».
Подобным образом и психически больной человек, прошедший через распад личности вследствие заболевания шизофренией, или наркозависимый, прошедший через распад личности вследствие зависимости от LSD, «пытается собрать воедино осколки своей личности». В рисунках больных щизофренией читается потребность найти ту силу, «которая сможет вновь внушить или привнести на полотно утраченный смысл», а собственную личность и окружающую реальность – утраченные ориентиры. «Миры рисунков отражают хаос, тоскующий о возврате Творца – Логоса сознания»[11].
Эти мысли уже приводились в главе «В условиях отсутствия ориентиров человеческая жизнь перестает восприниматься как ценность. Самые «очевидные» утверждения перестают быть очевидными». Пришло время их дополнить.
Лишившись единого центра, личность «распадется на эмоциональные осколки, состоящие из «кусочков» пытающегося спастись личностного единства». Эти осколки «будут пытаться обрести автономность. Внутри хаоса каждая из них постарается стать центром восприятия – создать новое «Я» (новое единство)»[12].
Вспоминается Иван Ильин, который писал, что, «если человек целен, он обладает одним-единственным духовным центром, который и определяет его жизнь». Такое свойство личности Ильин определяет как верность. Верность – это «искра Божия», и «у верного человека ясное, честное сердце. Тот, кто живет с сумбурным, мрачным сердцем, однажды теряет свою верность в этом мрачном хаосе». Если человек распылен, то в нем присутствуют и состязаются друг с другом несколько «бессильных «центров», между которыми он колеблется и которые постоянно обессиливают и предают друг друга»[13].
Нечто подобное происходит и в государстве, которое, как и личность, лишается «главного, своего чувства «Я» – системы идей, которая объединяла его жителей, точно так же, как самость объединяет разрозненные бессознательные архетипы. Главным в стране, точно так же, как и в отдельной душе, может быть только религия»[14].
Эту мысль можно дополнить словами священномученика Митрофана, архиепископа Астраханского и Царевского. «Что… двигало, – писал он, – и доселе движет целые толпы нашего простого народа, направляющегося в монастыри, скиты и другие места религиозного почитания, как не… присущая ему религиозность, как не… жажда обновления, освежения своего духа от удручающих забот и тягостей жизни? … Среди развала общественных идеалов [речь идет о крушении идеалов, который предшествовал катаклизмам 20 века], какое переживаем в настоящее время, не эта ли вера народа есть единственная сила, на которую можно опереться и от нее ожидать возрождения всего Отечества?»[15].
Здесь параллель можно провести и с данными аскетики. Так преподобный Феодор, епископ Едесский, говорил о том, что когда изгоняется из души память Божия, «тогда поселяется в нас мятеж страстей»[16]. Память Божия изгоняется из души вследствие уклонения человека в сластолюбие, славолюбие и самолюбие.
Самолюбие порождает неисчетное количество страстей: гнев, печаль, дерзость, сластолюбие, злопамятство. Побежденный самолюбием побеждается и прочими страстями. Тот, кто побеждает самолюбие, приобретает вместе с тем власть и над другими страстями. Примечательно то, как преподобный Феодор характеризует самолюбие. Это есть «страстное расположение и любовь к телу с исполнением плотских пожеланий»[17].
То есть речь идет все о той же идеологии гедонизма. Если перефразировать мысль преподобного Феодора применительно к данной теме, то получится следующее. В своем стремление к самоудовлетворению человек отбрасывает от себя память Божию, как нечто стоящее на пути к желанной цели. Но, как оказывается, память Божия, сдерживала целое полчище страстей. И с устранением ее, страсти вторгаются в ошеломленного человека. И до тех пор они будут мучить его, пока он не обуздает свои гедонистические порывы и не восстановит связь с тем, что является главным для его души.
Такие энергии души, как гнев, в принципе, нужны. Ссылаясь на святоотеческий опыт, протоиерей Сергий Бельков пишет, что «гнев есть дар Божий, данный человеку на борьбу с диаволом и грехом, но обращенный после грехопадения против Бога и ближнего». То есть в основе своей гнев есть добродетель, которая извращена человеком в страсть вследствие неправильного употребления Божьего дара. Сила души, обеспечивающая господство человека над пожеланиями плоти и проявляющаяся, как усердие, должна была обеспечить душе «непрерывность в возрастании добродетели, стойкость в борьбе со злом». К страстным грехам эта сила склоняется вследствие эгоистической направленности человека, вследствие того, что она перестает устремляться к высшим религиозно-нравственным целям. В этом случае энергия изливается в бурных порывах. «Все силы сердечного возбуждения расходуются по поводу личных неудач, обыденного существования, личных столкновений, обид и огорчений. Защищается теперь не Слава Божья, а эгоизм и самость человека»[18].
Если допустить, что в общественном организме энергии гнева соответствуют силовые структуры, то можно предположить следующее: при потере ощущения главного они перестают служить общим целям и начинают защищать собственно себя, свое стремление к удовлетворению. Какой мотив имеется не делать этого? «Почему бы и нет?» – скажет кто-то.
Если из рассмотрения выпадает «главное», то вопрос, адресованный к одной из частей системы «Почему бы тебе не заняться собственным самообеспечением в ущерб всему организму?», перестает быть абсурдным. Такой вопрос становится лишь одним из мнений.
Подобное происходит и в общественной жизни. Если вырвать какую-либо ситуации из контекста «главного», то при рассмотрении ситуации люди утрачивают возможность «взвесить» явление.
Обмен мнениями, если он вращается вокруг главного, может быть, и нужен. «Главное» не дать ему прийти к абсурду. Смысловым стержнем обсуждения может стать, например, уговор остановиться на том мнении, которое поддержит старший из собравшихся. Или уговор не расходиться, пока две трети собравшихся не выберут одного кандидата. Или что-то вроде того.
«Каждый зодчий строит свою крепость по-своему, – писал Антуан де Сент Экзюпери в своей книге «Цитадель». Все способы хороши. Но не все вместе. Потому что тогда не построить крепости»[19] В данном изречении в качестве «главного» выступает вопрос о необходимости построить крепость. На фоне «главного» мысль «А зачем нам крепость нужна?» будет восприниматься как абсурдное.
Если «главное» исчезает, то абсурдная мысль становится мнением, причем, очень даже интересным. Ведь камни, предназначенные для крепости, можно продать, например, – противнику. И на полученные средства можно купить что-то полезное.
Если нет «главного», если в отрыве от него каждой мысли дается право на существование – то такой путь становится путем самоуничтожения. Что и произошло, например, с Англиканской Церковью. Ее принцип всеобъемлемости допускал совместное существование всех точек зрения на христианство. В расчет принимались даже мнения людей, считавших, что Христос не был Богом. Абсурд ситуации заключался в том, что люди, отрицавшие Божественность Христа считались членами Церкви. Это право человека не признавать Божественность Христа, но будь честным: скажи тогда всем, что отныне ты не принадлежишь к Церкви. Но так не говорят. В итоге англикане пришли к тому, что не могут сформулировать определенное мнение ни по какому вопросу[20].
Присуждение права на существование любой доктрине, пусть даже ложной и разрушительной, – все это воспринимается современным обществом как некий прогресс. Но, если посмотреть в ситуацию, то она напоминает процесс, который протекает в голове человека, больного шизофренией.
Если здоровому человеку придет в голову разорвать свой паспорт во время туристической поездки, например, на Кубу, то как защитится от этой мысли человек? Он соотнесет эту мысль со своей иерархией ценностей, с тем главным, что есть у него на данный момент. То есть он подумает: Я – гражданин другой страны. Если я разрываю паспорт, то не смогу попасть домой к концу отпуска. Не вернусь в срок – подведу коллег на работе, а, может, потеряю и свою работу. Паспорт восстановить к концу отпуска я не сумею, поэтому разрывать его я не вижу смысла.
Больной шизофренией может воспринять мысль о разрыве паспорта как вполне нормальную. Почему нет? Он делает то, чем занимаются многие юристы, оправдывающие искажение и представляющие ее как норму. Он дает каждому мнению право на существование, не учитывая того, что тем самым лишает права на существования свое главное – возврат домой к установленному сроку. Попить сок, разорвать паспорт, почесать затылок – для больного человека – это действия одинаковой степени важности. Эти действия и круг связанных с ними мыслей приобретают некую автономность. С утратой «главного» теряется возможность определить: стоит совершать эти действия или не стоит.
Что-то подобное происходит и с государством после утраты им смыслообразующего центра. В результате этой катастрофы оно распадается на отдельные конгломераты, каждый из которых стремится приобрести автономность. Эти образования перестают служить общим интересам и начинают заниматься проблемами собственного обеспечения. Так возникают маленькие крепости, воюющие друг с другом. Нуждаясь в материальных средствах, они начинают поиск возможностей их получить. И на этих путях «крепости» становятся закрытыми «рыцарскими орденами», каждый из которых обладает своей «этикой» и «корпоративной тайной».
Несложно догадаться, что при дроблении силового ведомства на автономные крепости, возникает риск того, что в крепостях пойдут переговоры о сращивании с криминалитетом. Действительно, чем выгоднее всего заниматься тому, в чьих руках оружие, рычаги давления, неприкосновенность и связи? Конечно, наркобизнесом. «Почему нет? - спросит кто-то, ведь каждое мнение имеет право на существование”.
Подобную ситуацию можно визуально представить с помощью всемирно известного фильма «Терминатор 1». В этом фильме помимо прочего речь велась о машинах, которые были созданы для того, чтобы воевать вместо людей. После того, как произошел сбой в программе, корректирующей их поведение, они стали воспринимать людей как врагов.
Однажды люди поручили охрану безопасности компьютерной системе. А та стала принимать людей за враждебные объекты. Боевые роботы, подчиненные системе, начали войну против человечества.
А оно оказалось бессильно перед агрессией. Многие люди были уничтожены. Оставшиеся в живых работали на роботов в концентрационных лагерях. Но все изменилось с рождением одного мальчика по имени Джон Коннор. Усилиями Джона ситуация переломилась. Он научил людей сражаться с машинами.
Чтобы не допустить дальнейшего развития ситуации компьютерная система отправляет в мир прошлого киборга-убийцу модели «Т 300» с заданием убить женщину, от которой должен родиться Джон.
Убийца не справляется со своей миссией. И компьютерная система посылает в мир того времени, когда Джон уже родился, более совершенную боевую машину модели «Т 1000». Параллельно с ней в прошлое забрасывается робот знакомой зрителю модели. Миссия «Т 300» – защита мальчика.
Где логика? Машина одной и той же модели «Т 300» то противится жизни Джона, то защищает ее. Возможно ли такое? Ответ прост. Во второй серии киборга перепрограммировали. У него изменилась «прошивка».
Конечно слово «программирование» в данном случае употребляется лишь для того, чтобы «вшить» в текст статьи эпизод из фильма. Человек – не биокомпьютер, и общение с ним не должно напоминать программирование.
Слова «программирование» и «прошивка» являются лишь образами, комментирующими основную идею. Православное антропологическое учение о человеке не исходит из того, что человек является сложно организованной машиной, устроенной по типу компьютера. Отличие человека от компьютера важно учитывать, так как «в основе любой деятельности, обращенной к человеку, лежит определенное общее представление о человеке, или антропологическое учение, в соответствии с которым и строится эта деятельность». «Если изначально человек представляется в виде сложно организованной машины по типу компьютера, то и приемы воспитания будут напоминать программирование»[21].
О том, что к человеку идею компьютера можно применить лишь с большими ограничениями писал в своем время Виктор Франкл. Однажды он наткнулся на определение, что «человек – это не более чем комплекс биохимических механизмов, … компьютер с огромной оперативной памятью для хранения зашифрованной информации». Как невролог, Виктор Франкл был согласен, «рассматривать компьютер как модель, скажем, центральной нервной системы». Но в то же время он утверждал, что человек намного больше, чем компьютер. Утверждать, что человек, – «не более чем» компьютер, по мнению Франкла, – ошибочно[22].
Учитывая, что термин «прошивка» можно применить к человеку с серьезными ограничениями, в каком-то смысле можно сказать, что «прошивка» – это невидимые глазу убеждения ума, которые претворяются в слова и конкретные поступки. Что толкает соседа сообщить о притоне, который расположился в его подъезде? Мировоззрение, то есть «прошивка». Что заставляет человека бросить набранный шприц в унитаз, отказавшись от укола? Смена мировоззрения, то есть «прошивки». Кто заставляет помочь ближнему? Все та же «прошивка». Она заставляет врача лечить, ответственного работника – не брать взятки, а того, кто беден – не ввязываться в наркоторговлю.
В каком-то смысле с «прошивкой» можно сравнить совесть. Она по мысли Ильина, «удерживает на весу руку, поднятую для несправедливого удара; она заставляет писателя “переделать” написанный труд; она … заставляет … держать слово и присягу»[23].
Выбор «Т З00» в первой серии осуществлялся на основании того, что он – убийца, который должен уничтожать людей. Механизм выбора был показан на экране так. Когда «Т 300» сидел в гостинице, то в дверь постучался уборщик этажа. Он задал через дверь вопрос и стал ждать ответа. Система робота выдала меню из 5 ответов: «1) «Да». 2) «Нет». 3) «Пошел вон». 4) «Зайдите позже». 5) Ругательное выражение, которое переводчик, руководствуясь принципом цензуры перевел как «Да, катись ты!». Последний вариант был выбран для ответа.
Представьте, что в нашей стране несколько миллионов людей ежедневно принимают миллионы решений. Какие они? А ведь из этих маленьких действий формируются общественные связи и любые крупные дела.
Представьте, вот главврач больницы начинает делать выбор подобно терминатору и выбирать 5 строчку. Сколько людей будет отправлено домой не- долеченными? А недолеченный, например, учитель – это сорванные уроки в школе. Сколько людей начнет страдать, если у врача изменится «прошивка»? А, если философию терминатора возьмет на вооружение чиновник, министр?
Под действием «прошивки» мы совершаем ежеминутный выбор. В течение дня мы проходим через ситуации, где мы определяем то, как поступить. Нам наступили на ногу? Мы думаем: простить или ударить. Зовут на помощь? Мы взвешиваем: идти или не идти.
Мы вспоминаем, как наш друг поступил в похожей ситуации. В уме всплывают наставления родителей на этот счет. Мозг отсортировывает по нужному вопросу информацию, полученную из просмотра фильмов.
Практически всегда перед умом стоит несколько вариантов ответа. Выбор одного из этих вариантов зависит от того, на основе каких критериев мы совершаем выбор.
Если человек имеет христианское мировоззрение, то конечный выбор совершает в соответствии с христианскими убеждениями. Следуя им, человек помнит, что должен поступать по отношении к другим так, как хочет, чтобы поступали по отношению к нему самому. Ему понравилось бы, если бы его отказали в помощи? Если нет, то и он не должен отказывать. От внутренних убеждений в конечном итоге зависит выбор между добром и злом.
Представьте. Один человек принимает в сутки, допустим, 5-10 решений, которые касаются других людей. 100 миллионов человек в сутки принимает около полумиллиарда решений. Когда значительная часть этой массы решений будет сделана «по пятому варианту Терминатора», то такое положение дел социологи назовут «молекулярной войной». То есть жить в таком обществе будет очень тяжело и болезненно.
Личность человека закрыта от нас телом человека. Там, под покровом кожи и костей, совершается невидимая нами внутренняя работа. Там человек решает, взвешивает, обдумывает. Он сам выбирает свой жизненный путь, выбирает цели, которые ему на этом пути нужно достичь, и выбирает средства реализации намеченных целей. Какие средства будут выбраны им – зависит от того, что находится внутри человека: добро или зло. некоторые люди попадают в одинаковую ситуацию, но выходят из нее разными путями. «Все мои беды, – говорил святой праведный Иоанн Кронштадтский, – происходят в невидимой моей мысли и в невидимом сердце моем, потому невидимый же нужен мне и Спаситель, ведущий сердца наши»[24].
Слэнговый язык хорошо выражает мысль, что основанием беспредельного поведения является отсутствие «прошивки». Так о человеке, который начал драку, можно услышать, что к него «упала планка». Понятно, где эта планка должна быть. Она – в голове.
Человеку, который слишком увлекся едой, например, или выпивкой, говорят: «Тормознись». Этот совет очень уместен для людей, которые живут «без тормозов». Понятно, без каких. Без внутренних.
И отсюда совершенно естественным делается выбор, чтобы победить в этой ежеминутной схватке с самим собой, надо прийти к какой-то системе ценностей. Этой системой ценностей обладает Церковь.
Если человек перестает опираться на христианские принципы, то, очевидно, начинает опираться на другие. А что это за другие принципы? Часто – это те принципы, которые человек придумал сам или которые были навязаны обществом, пропитанным наркоманской идеологией. Так кто-то, возможно, и становится Терминатором с психологией, описанной в одной композиции, которая так и называется – «Терминатор»[25]. Согласно концептуальной схеме, приводимой в данной композиции, психология человека – Терминатора выглядит следующим образом.
«Здесь нет людей, ты в этом городе один
Развалины вокруг и корпуса машин
Грязное небо над головой
Ты не можешь понять кто ты такой
Ты не чувствуешь боли, ты идёшь вперёд
Ты же знаешь - кто ищет, тот всегда найдёт
Чтобы выжить тебе нужен простой аккумулятор
Ведь ты не человек, ты терминатор».
<…>
«Порой кажется, что в мире что-то не так
И, что каждый человек твой заклятый враг.
Ты разберись до конца, тебе не нужен генератор,
Ведь ты же человек, а не какой-то терминатор».
Вы спрашиваете, почему у нас так все плохо? Не потому ли, что вокруг нас ходят с «терминаторским» блеском глаз.
Если положительное мировоззрение исчезает, то вместе с ним исчезают и положительные дела и поступки, и человечество, если можно так выразиться, перепрограммированное по принципу «Терминатора-2», вновь оказывается «Терминатором-1».
В каком-то смысле можно сказать, что наш выбор зависит от «прошивки» («внутренних условий»). Христианская «прошивка» – выбор один. Иная прошивка – иной выбор. С этой мыслью можно соотнести слова игумена Анатолия (Берестова) писавшего о проблеме наркомании следующее: «Как вере соответствует определенный образ жизни, так и жизни вне веры соответствует свой образ жизни, который создает психический стереотип, программируя соответствующее поведение и создавая психотип человека, как бы запрограммировавший его на вполне определенный – греховный, образ жизни. Таким образом, в психику или в душу человека вложена грехом программа, и эту программу создал сам человек, конечно, при участии внешних воздействий: семейного поведения, улицы, средств массовой информации, научения средой обитания, т.е. улицей, школой, друзьями.
И эта программа работает, заставляя жить именно так, как она составлена. Наша задача – изменить программу, вложенную в душу, т.е. изменить образ жизни, “начинку” души, изменить психотип наркомана, его мировоззрение. … в процессе реабилитации наркомании мало добиться прекращения приема наркотика. Это не есть исцеление. Рано или поздно греховная программа сработает. И нам нужно ее изменить»[26].
Если посмотреть на культуру XXI века, то можно сказать, что эта культура называется постхристианской культурой. Человечество выгоняет Христианство со всех своих рубежей.
Но, как говорится, в народе свято место пусто не бывает, если уходит что-то одно, то приходит что-то другое. Если уходят христианские принципы, то, неизбежно, приходят принципы другие. Следовательно, на этих, иных принципах строятся миллионы решений. С уходом прежнего мировоззрения все связи в обществе, созданные на ее основе, разрушаются. Миллионы нитей, скрепляющих людей, рвутся.
С этой мыслью согласуются нередко цитируемые слова насчет того, что «эпидемия наркомании является следствием духовного неблагополучия всего общества – усиливающегося эгоизма и отчуждения между людьми, утраты фундаментальных духовных ценностей и нравственных ориентиров»[27].
Некоторые взрослые люди воспринимают религиозное мировоззрение, как некое хобби. Кто, например, играет в гольф, кто-то занимается плаванием, а кто-то увлекается религией. Но с такими людьми нельзя согласиться, особенно тогда, когда они такие вещи высказывают детям. Такая постановка вопроса по отношению к религии ребенка может привести к наркомании. Некоторые дети, пытаясь осмыслить окружающий мир, готовы влезть в петлю, потому что они еще не привыкли к тому абсурду, в котором живут взрослые. Когда дети начинают мучатся от абсурдности окружающей жизни, взрослые вместо того чтобы дать обоснованные твердые ответы, которые бы стали фундаментом для мировоззренческой основы, ребенку говорят: «Не забивай голову, учись в университете, поступай на работу, и все у тебя будет хорошо». А ребенок думает, зачем учиться и работать, если он все равно когда-то умрет. Никакой гольф, ни- какое плавание не поможет ему, если в ум ребенка закралась эта мысль. Только усвоение религиозных понятий, как непоколебимых основ жизни, может дать твердую почву под ногами.
Религиозные сомнения некоторые люди называют частными вопросами, на которые не стоит обращать очень большого внимание. Но с этим опять же тяжело согласиться. Человек, который весит, например, от 60 до 100 кг, полный жизненной энергии, может погибнуть из-за одной негативной мысли. Внешне все у человека хорошо: есть дом, семья, машина, но одна лишь мысль: «Зачем я живу, если я все равно умру», - сводит его в могилу. Так вирус прокрадывается в компьютеры и происходит сбой целой системы. А сбои компьютерных систем влекут за собой катастрофы.
Подводя итог теме социума и дисфункциональности семьи, следует отметить, что факт неповторимой личности человека во многих наркологических концепциях не рассматривается. Личность предстает в них, как набор рефлексов. Личность признается фикцией. Тот, кто признает личность фикцией, тот не обращает и внимания на процессы, протекающие внутри ее. Часто вхождение в наркозависимость подготавливается специфическим течением этих тонких, трудноуловимых процессов. Проблемы, возникающие при разрыве отношений личности с Богом; проблема переживания личности своего внутреннего раскола, проблема поиска себя и желание понять, в чем состоит твое призвание, - все это необходимо учесть, чтобы помочь человеку вернуться к жизни. Если же мы не верим в существование личности, то мы не верим и в существование этих проблем. Но от того, что мы не верим в их существование, человек не перестает ощущать страдание вследствие их нерешенности.
Источником страдания для человека «является, – как объяснял архиепископ Нафанаил (Львов), – искривленность человеческой природы»[28]. Отрицая ее существование, люди сталкиваются с необходимости иным образом объяснить факт возникновения страданий. Кто виноват? Кроме родителей и социума, получается, что некому быть виноватыми.
Заключение к частям 1–6
Некоторые люди говорят, что вредоносное действие наркотиков такое же, как и алкоголя и табака. Да, к сожалению, многие люди увязли в сетях алкогольной и табачной зависимости. Но все же, есть что-то, что их от потребителей наркотиков отличает.
Люди, пребывающие в этих зависимостях, не переступили табу, наложенных обществом. Да, табак и алкоголь погубили множество людей. Но, тем не менее, человек, употребляющий табак и алкоголь, все еще может оставаться клеткой организма общества. Он все еще может приносить обществу пользу. И в этом его решительное отличие от человека, который переступил табу.
На этот счет можно привести интересное наблюдение одного врача-хирурга. Он спрашивал, чем отличаются нарко – от алкоголезависимого? И сам же отвечал на свой вопрос. «Если, – говорил доктор, – ты зайдешь в комнату в тот момент, когда пьющий человек вытаскивает деньги из твоего кошелька, то он признает, что он ворует. Если же вытаскивать будет наркоман, то он, глядя тебе в глаза, будет доказывать, что он не воровал».
Здесь не утверждается, что алкоголь и табак должны быть непременным атрибутом культуры. Вовсе нет. Речь о другом. Терпя в своих рядах потребителей алкоголя и табака, общество не терпело потребителей наркотиков. И в этом проявлялась интуиция общества. Если хотите, – инстинкт самосохранения.
Общество, дозволив себе увлечение страстями, все-таки видело последнюю грань, через которую переступать нельзя. Теперь оно перестало видеть эту грань. И в этом феномене проявляется суть прогресса. Прогресс на то и прогресс, что не останавливается в своем развитии.
Начало движению было положено тогда, когда люди стали подменять истинное на ложное. Цель была проста: оставив видимость правильной жизни, создать условия для увлечения любым пороком.
Встав на путь отвержения истины, человек не может удержаться на каком-то одном уровне. Он не остановится, пока не достигнет саморазложения. Сердце такого человека преподобный Марк Подвижник уподобил тяжелому камню. Камень, начавший движение по скользкому склону, бывает неудержим[29].
Отвергая Истину, люди выдвигают на ее место различные более или менее правдоподобные теории. Трагедия ситуации состоит в том, что люди никак не могут насладиться покоем, ради которого они затеяли бой с Истиной. Как только у них вырастают дети, то они спрашивают, указывая на теории отцов: «Почему мы должны верить этому? Отцы – для нас не авторитет!» И этот процесс идет столетиями. И наркомания – это всего лишь логическое завершение этого процесса.
Людям доказали, что пить – это в общем-то не так и плохо. Главное – знать меру. Человек пьющий, по крайней мере, на ранних стадиях алкоголизма, понимает, что у него есть работа, на которой он должен появиться в 7:30 утра. У него есть осознание того, что алкоголем можно наслаждаться только в определенное время.
Но те, кто слишком близко принял к сердцу идею прогресса, в своем прогрессе идут дальше. Для них перестают существовать внешние ограничения. Наркоман отличается от алкоголика тем, что он решил идти до конца.
В течение многих поколений молодым людям пытались объяснить, что истина относительна, и что надо заниматься лишь тем, что приносит тебе внутреннее самоудовлетворение. И вот, современное поколение наркоманов очень хорошо усвоило этот урок.
Конечно, многие идеологи, призывающие к свободе от всех ограничений, не хотели развалить общество. Возможно, их мечта состояла в том, чтобы увидеть общество счастливых людей, над которыми не довлеют никакие ограничения – пусть даже и нравственного характера. Снимая ограничения одно за другим, люди даже не догадывались, что конец этого процесса – всеобщая, тотальная, повальная наркомания.
Следование системе нравственных ценностей предохраняло человечество от потопления в море зла. Система нравственных ценностей была плотиной, которая сдерживала океан хаоса. Подменяя вечные истины своими суждениями, люди добивались вполне понятной цели – полной свободы, чтобы жить страстями. Стена, охраняющая их, начала рушиться. То там, то тут стали появляться пробоины, из которых под большим напором хлынула соленая океанская вода. То там, то здесь стали вспыхивать вооруженные конфликты. Напор воды стал выбивать отдельные кирпичи, и войны на земле пошли одна за другой.
Размыв дамбу, озверевшие волны с ревом несутся на город. Те, кто живет на верхних этажах, смотрят на то, как переворачиваются машины. Люди, живущие на этажах нижних, наблюдает зрелище, которое можно видеть только один раз в жизни. На оконном стекле появляется волнистая черта, которая указывает на уровень воды. Уровень стремительно поднимается, давление воды на стекло растет. Еще мгновение, и оно лопается, открывая вход океану. С диким хохотом он разламывает грудные клетки изумленным людям и, предвкушая новые жертвы, стремительно бежит по лестнице наверх.
По мере наступления океана на улицах города появляются доисторические чудовища, которые приплыли пожирать трупы. Ошеломленные люди с верхних этажей пытаются откупиться от океана. Но они ничем не могут остановить его натиска. Пробовали ли Вы кидать в несущуюся на вас волну деньги? Так и люди бросают в гигантское чрево океана предметы роскоши. Но он, как лев, сжирает эти подачки, словно куски мяса, и идет дальше.
«Брось наркотики, и я устрою тебя в солидную фирму на хорошую должность», – говорит отец. А сын думает про себя: «Солидная фирма – это высокая зарплата, а высокая зарплата – это много наркотиков». «Хорошо, - говорит он вслух, – я согласен».
На примере этого отца видна трагедия общества. Это трагедию можно описать и с помощью схемы, которая состоит из 4 пунктов.
1) Общество живет идеологией гедонизма, которая заключается в принципе «удовольствие – смысл жизни».
2) Из этой идеологии родился бездуховный образ жизни.
3) Бездуховный образ жизни привел к наркомании, которая сметает все на своем пути.
4) Натиск наркомании общество пытается остановить с помощью все той же идеологией гедонизма, в связи с которой наркомания и появилась.
Взрослые люди уговаривают юных оставить наркотики ради здоровья, ради богатства, ради карьеры. Но все то, что общество хочет предложить наркоману, ему просто не интересно, потому что он нашел эмоцию куда более сильную. Все блага мира для него сконцентрированы в одной эмоциональной точке – наркотическом приходе. Он получает за раз все то, что мир, живущий идеологией гедонизма, может дать ему.
Мир «взрослых» говорит подросткам, что наркотики – это плохо, но логически обосновать этого тезиса не может. Подросткам преподносится, что мир «взрослых» – хороший, а мир наркоманов – плохой. Но миллионы наркоманов не могли взяться из ниоткуда. Если бы у нас было 100 наркоманов, то их появление еще можно было бы объяснить какой-то патологией. Но, если количество измеряется миллионами, то это свидетельствуют о том, что в обществе происходит какой-то процесс.
Наркомания является логическим, закономерным итогом развития того направления, которое общество выбрало как руководящее. Общество само подготовило наркопроблему. Отказавшись от нравственных категорий, оно потеряло мировоззренческую точку отсчета, в связи с которой можно было бы осмыслить наркоманию как проблему. В современном обществе всем идеям, даже разрушительным, дано право на существование. Все объявлено относительным. Но если все относительно, то тезис о необходимости жить трезво и честно тоже относителен.
До тех пор, пока общество не обопрется на абсолютные и незыблемые нравственные нормы, до тех пор оно не сумеет объяснить наркозависимым, почему они не должны принимать наркотики. Более того. Оно не сумеет объяснить правоохранительным органам, почему они должны ловить наркоторговцев, а наркоторговцем не объяснит того, почему они не должны продавать наркотики.
Потеря мировоззренческой точки отсчета – это не единственная тема, которую необходимо обсудить в связи наркоманией. Необходимо ответить на массу вопросов, касающихся самой личности человека. Но – это темы уже для других бесед.
Профессор Симаков отмечал, что современная цивилизация, следуя по пути удовлетворения похотей и потакания гордыни, стала спускаться в «ад собственных пороков и страстей»[30]. Истребляя духовный потенциал, который был наработан предыдущими поколениями, Европа пришла к состоянию, которое «весьма напоминает Древний Рим перед его закатом»[31].
Профессор попадает в точку. По крайней мере, такое впечатление возникает после знакомства с творчеством архиепископа Вениамина (Пушкаря). Когда читаешь сделанное им описание языческого мира, в котором тот находился перед пришествием Христа, то возникает ощущение, что смотришь в окошко на современную действительность.
Архиепископ писал, что языческий мир клонился к упадку и разложению. И это – несмотря на то, что управление Римской империей стояло на высоком уровне. Развитие инфраструктуры сблизило между собой отдаленные части империи. А единая система управления и общеупотребительность греческого языка сблизили меж