На вечерний намаз русских пленных вывели под усиленным конвоем. Если раньше их сопровождало четверо охранников, то сегодня было на двое больше.
Андрей шел впереди Славы и ему было нестерпимо стыдно, что его не тронули, а товарищ еле переставляет ноги. Ощущая на себе короткие, полные презрения и ненависти взгляды ребят, он непроизвольно поджимал плечи.
Во дворе стояли машины и вокруг них копошились пленные афганцы.
– Вот тебе и на! – присвистнул от удивления и неожиданности Анатолий. – Что будем делать, командир? – не поворачивая головы, спросил он у шедшего позади него Сергея.
Тот тоже был не меньше озадачен.
«Значит, какая‑то информация о готовящемся побеге просочилась и Абдурахман насторожился. Тогда тем более надо действовать сегодня, не то завтра может быть поздно. Но здесь нам всех охранников не осилить. Возле машин пятеро и своих шесть: итого – одиннадцать. Многовато!».
– Будем брать возле камер, передай ребятам, – тихо, но решительно произнес он и покосился на Андрея, подходившего к нему.
Пленные медленно опустились на колени. Рядом с Сергеем расположился Андрей, ему необходимо было переговорить со старшим товарищем.
Мулла, стоящий на крыше одного из складов, завыл, простирая руки к заходящему солнцу. Ему вторили и пленные под дулами спаренного зенитного пулемета, и охранники, держа под рукой оружие, и курсанты учебного центра, отделенные от складской зоны высоким дувалом.
– Сергей, поверь мне, я ни в чем не виноват, – горячо зашептал Андрей. – Они меня специально подставили.
– Тихо, – оборвал его Сергей, – позже мы вернемся к этому разговору, а сейчас мне не до тебя.
«Даже Сергей отвернулся от меня. Что же делать? Может, наброситься на охранника, вырвать оружие… и будь что будет! Скольких положу «воинов ислама» – столько и моих, а там пусть убьют. Тогда ребята поймут, что я не мог их предать, – но, подумав, Андрей отказался от задуманного: – Стрелять‑то не только я буду, но и охранники. А те могут положить всех парней. Значит, надо ждать другого момента. Вот только возникнет ли он до завтрашнего дня?!».
Молитва закончилась и, построив цепочкой, русских повели обратно в подземную тюрьму. Когда охранники загремели засовами, открывая двери камер, шурави набросились на них. Парни действовали быстро, решительно, слаженно. Шестеро моджахедов, не ожидавшие нападения, были обезоружены, связаны и брошены в одну из камер. Охранять пленных охранников поставили Славу, как наименее боеспособного, так еще и не отошедшего до конца от вчерашней пытки.
В другую камеру втолкнули Андрея.
– Извини, брат, но посиди пока. Так нам будет спокойнее, – прогудел Виктор, закрывая тяжелые дубовые двери.
Ребята, окрыленные удачным началом, потрясая захваченными винтовками и автоматами, окружили Сергея. Он видел их горящие нетерпением глаза, отчаянную решимость, готовность пойти на смерть – то, чего он опасался, ибо сейчас нужны были осторожность, хитрость, выдержка. Только Виктор, в силу склада своего характера, оставался спокойным.
– Десять человек вооруженных двумя автоматами и четырьмя винтовками – это сила. Чтобы теперь не произошло, как бы не развивались события – так просто мы не дадимся. Самое же главное сейчас – разоружить тех пятерых у машин, – как можно спокойно проговорил Сергей, – У кого какие мысли?
– А чего тут велосипед придумывать, ежели его до нас изобрели, рубанул рукой Игорь, – Надо действовать так, как уже не раз видели в кино: переодеться в одежду охранников и выйти на площадь.
– Дельное предложение. Еще у кого есть что? – окинул всех взглядом Сергей. – Тогда действуем так: Игорь, Анатолий и ты, Аркадий, переодевайтесь в одежду моджахедов, Алексей, – обернулся он к парню со шрамом на лбу, – твоя забота – охранник, который стоит на крыше склада. Ножи отдайте ему, – приказал Сергей. – Учти, у нас их только два.
Алексей понимающе кивнул и, передав автомат стоявшему рядом Василию, принял в руки два кривых ножа. – Жаль, что не метательные, – подкинул он на руке один из них.
– Василек, ты прикроешь Алексея. В крайнем случае, снимешь охранника очередью. Все, парни, отступать некуда. Приготовились и пошли. Идти медленно, как всегда, действовать быстро и тихо, – отдал распоряжение Сергей и решительно направился к выходу из подземелья.
На площади все шло своим чередом: первая машина уже была разгружена и пленные афганцы приступили ко второй. Когда на площади появились русские, охрана даже не обратила на них внимание. Дело было обычным: то афганцы помогали в работе шурави, то русские пленные помогали афганцам.
Керим – старший среди афганских пленных, заметил, что в движении «достов» было что‑то не так. Приглядевшись, он обратил внимание на необычность построения колонны. Раньше впереди строя всегда шел один из охранников, теперь же возглавлял его Рахимхуда – парень с отметиной на лбу. И тут он понял: началось. Сделав знак своим товарищам, Керим направился в склад, где находился один из пяти охранников и угрюмый бородатый кладовщик. Следом за ним, прихватив ящик со снарядами, двинулось еще двое пленных. Остальные «замешкались» у машины.
Второй этап тоже прошел удачно. Алексей первым начал действовать, дав тем самым команду остальным. Он молниеносным движением, раз за разом, метнул оба ножа в охранника, стоявшего на крыше склада. Тот, не вскрикнув, повалился замертво на руки подскочившего к стене склада Алексея. Задача облегчилась еще и тем, что афганцы тихо управились с теми, кто находился в складе, остальных же охранников взяли на себя Игорь, Анатолий и Аркадий.
Все складывалось как нельзя лучше. Оставался только пулемет на вышке. Пока он молчал, а это значило, что или все действия прошли незамеченными, или на вышке никого не было. Но это еще предстояло выяснить.
А пока, найдя на складе инструмент, Виктор принялся освобождать своих товарищей от ножных оков. Пятеро афганцев под «охраной» переодетых шурави продолжали разгружать машину. Когда с цепями было покончено, Сергей распорядился:
– Уходить будем на обоих машинах, так как с афганцами нас более шестидесяти человек. В кузова грузить побольше гранат, можно кинуть по паре «стингеров» – пригодятся, кроме того, каждый берет автомат и боеприпасы, Виктор, Аркадий, теперь дело за вами. Пулемет на вышке должен молчать. Керим, – обратился он к афганцу, – бери своих ребят… и в камеры. Ждите нашего сигнала. Как только с охраной у ворог и на вышке будет покончено, выводи всех наверх. Вам парни, – кивнул он Анатолию и Алексею, – убрать охрану у ворот. Остальным, также медленно, не привлекая внимания, разгружать машину и загружать тем, что я сказал. Игорь, – продолжал отдавать приказания Сергей, – слетай быстренько в тюрьму и приведи ребят: Славу и Андрея. Да, да, – кивнул Сергей утвердительно, – и Андрея тоже.
Игорь, затянув потуже пояс, подвесил к нему несколько итальянских, похожих на наши «лимонки», гранат и не спеша направился через площадь к тюрьме. Каждый шаг ему давался с трудом: хотелось бегом преодолеть открытое пространство, ибо всеми клеточками своего тела он ощущал нацеленное на площадь, а казалось на него, стволы спаренного зенитного пулемета.
Вот и дверь в подземелье. Юркнув в нес, Игорь перевел дух.
– Славка! – крикнул он, сбегая по наклонному коридору вниз. – Славка, братан, все прошло как по нотам! Он вбежал в коридор, справа и слева которого шли двери камер, но товарища нигде не было. Ничего не понимая, он подошел к камере, в которую заперли охранников, дернул за скобу… Дверь отворилась. Камера была пуста. Только на глиняном полу валялись обрывки поясов, халатов и ремешков, которыми были связаны руки и ноги моджахедов.
– Славка, где ты? – крикнул Игорь во всю мощь своих легких.
В соседней камере забарабанили в дверь. Когда Игорь отворил запор и увидел Андрея, то все понял…Давно они ушли? – спросил он подавленным голосом, еще не веря в случившееся.
– Минут пять назад. Бежим, может, где перехватим, – выкрикнул Андрей и, подхватив рукой ножную цепь, устремился по коридору на выход.
Но было поздно.
В распахнутую дверь тюрьмы с площади донеслось тяжелое «тук‑ тук‑тук…». Это бил солидно и весомо пулемет с вышки. Через мгновение раздалось уханье гранат и трескотня автоматных очередей.
– Стой! – рванул за рукав рубахи Андрея Игорь. И когда тот остановился, коротко приказал: – Расставь ноги!
– Ты что, сдурел? – недоумевая, вытаращил глаза Андрей. – Спешить надо.
– Знаю. Стань, как сказал, – не терпящим возражения тоном, повторил Игорь. – Шире!
Андрей повиновался и только тогда, когда Игорь приставил дуло винтовки к ножным оковам, понял что хотел сделать товарищ. Гулко ударил выстрел по сводам подземной тюрьмы, цепь отлетела, захлестнув левую ногу. Еще один выстрел… и Андрей освободился от ножных оков.
Когда парни выскочили на площадь, пулемет на вышке уже замолчал, одна из машин, объятая пламенем, стояла возле ворот, у другой суетились только что освободившиеся узники.
Андрей устремился в склад. Зная по предыдущим разгрузкам, где лежат автоматы, он кинулся к ящикам. Оружие было в консерванте, а значит и не боеготово. Что же делать? И тут он увидел охранника, раскинувшего ноги на проходе между стеллажами с ящиками, а из‑ под него торчал приклад автомата. Им оказался наш «АК». Проверив магазин, Андрей лязгнул затвором и бросился из склада. В дверях от столкнулся с Сергеем.
– Может, они Славку обманом взяли? – надежда звучала в его голосе. Старший товарищ не хотел верить в предательство, и теперь, даже в этот самый решительный момент, хотел знать правду. Андрей это понял, но не оставил надежды.
– Он открыл дверь и развязал веревки. Я слышал, как вначале ушли двое, а потом покинули камеру остальные.
– Хорошо, – кивнул Сергей. – Быстро в машину. Уходим.
– Я не могу, – решительно произнес Андрей. – У меня здесь товарищ…
– Это та девушка‑афганка?
– Да. Она в камере, где не выключается лампа.
– Но ведь это же в средней зоне.
– Я должен ее освободить, – еще тверже произнес Андрей. – Без нее я не покину Бадабера.
– Тогда не теряй времени, но учти, ждать не будем, не имеем права. Как только подорвут ребята ворота, мы уедем.
Последних слов Андрей уже не слышал. Он несся ко внутренним воротам. Однако, краем глаза все‑таки заметил, как за ним последовал Игорь. Выпустив очередь из автомата по накладному замку, он ногой отбросил дверь и ласточкой нырнул в проем. Сделал он это чисто интуитивно, подчиняясь скорее выработанной в учебном центре привычке, нежели чем разуму. И не напрасно. У столба с перекладиной, где когда‑то Абдурахман «делал из Андрея мусульманина», стоял Махмуд. В его руках прыгал, изрыгая смертоносный свинец, короткоствольный американский пистолет‑пулемет. На голом песке Андрей был отличной мишенью и если бы не Игорь, вряд ли он выбрался бы из этого переплета. Сраженный короткой очередью, Махмуд выпустил оружие и начал медленно оседать, схватившись руками за живот. Игорь заскользил вдоль стены и через мгновение был уже под окнами комнаты Раббани. Швырнув туда гранату, он шмыгнул в распахнутое взрывом окно.
Андрей, зная расположение комнат, бросился к заветной двери, за которой был спуск в подземелье. С решеткой, преградившей путь, он разделался быстро. Вот и камера.
Девушка лежала на полу, свернувшись калачиком. Волна нежности, жалости захлестнула Андрея.
– Зарина! – воскликнул он, падая перед девушкой на колени. – Что же ты? Как же ты? – путался в словах юноша.
Зарина открыла глаза, брови ее, напряженно сдвинутые к переносице, расслабились, девушка слабо улыбнулась.
– Андрюша, – прошептала она запекшимися губами. – ты… Я знала, что увижу тебя.
– Нам надо спешить. Ты сможешь идти?
– Не знаю.
Девушка сделала попытку подняться, но, застонав, опустилась опять на пол.
Только сейчас Андрей обратил внимание на то, что некогда розовая кофточка свисала с плеч грязными от крови и грязи лохмотьями, а сквозь дыры проглядывало тело, испещренное вздутыми багровыми рубцами.
– Сволочи! – задохнулся от негодования Андрей. – Звери!
– Уходи, – прошептала девушка. – Ты же сказал, что надо спешить.
Андрей скинул с себя рубаху, разорвал ее и осторожно обернул ею покорную от слабости Зарину. Взвалив девушку на плечо и прихватив автомат, он по ступеням медленно начал подниматься на выход. Во дворе его ожидал Игорь.
– Сбежали, гады! Один только этот замешкался, – кивнул он на тело Махмуда. – Давай автомат, мешается ведь. Я вас прикрою.
Побег не удался. Предательство Мухамад Ислама – Вячеслава разрушило планы заговорщиков. Единственная очередь, выпущенная по узникам из пулемета, уничтожила одну машину и, как оказалось впоследствии, вывела из строя другую. Эта очередь оборвала жизнь и Керима, сидевшего за рулем автомобиля.
Выпущенные Вячеславом охранники подняли тревогу и более четырехсот курсантов учебного центра и охрана Бадабера обложили восставших в тюремной и складской зонах.
– Единственно, что нам остается – это дождаться ночи. В темноте можно попробовать выбраться из крепости, не неся больших потерь. Оружия и боеприпасов у нас много, вода есть, будем сражаться.
Сергею никто не возражал. Все понимали, что пока не стемнеет, пройти через лагерь беженцев, а потом более десяти километров по открытой местности – немыслимо. Ночь же может предоставить шанс на спасение. Согласились с этим и афганцы. Однако, не все взяли в руки оружие. Четырнадцать афганских пленных, заявив, что восстание обречено на поражение, ушли обратно в подземелье.
Но это понимали и моджахеды. Майор Кудратулла приказал штурмовать тюремную и складскую зоны, чтобы уничтожить восставших шурави. Курсанты и охранники полезли на стены, но советские и афганские парни открыли пулеметный и автоматный огонь с караульных вышек, крыш складов, из‑за высоких дувалов. Ни один из наступавших не смог ступить на территорию тюремного двора, а до трех десятков самых, ретивых моджахедов осталось лежать под стенами и висеть на стенах крепости.
Когда солдаты охраны и десяток моджахедов под прикрытием трофейного БТРа попытались пройти через внутренние ворота со стороны учебного центра в складскую зону, восставшие открыли такой плотный огонь, что резина колес полетела клочьями, а БТР тут же сел на диски. В довершение всего почти в упор, по застрявшей в воротах машине выпустили «стингер». Но и восставшие несли потери: Василек, прикрывавший часть стены от жилой зоны, был убит пулей в лоб; ранены Аркадий и Саша, в рядах афганцев были раненые и убитые.
Андрею была поставлена задача не пропустить моджахедов со стороны центральных ворот. Он и еще четверо афганцев залегли на крыше продовольственного склада, как раз напротив створа. Установив два пулемета, они били по верхнему срезу дувала и надстройки над воротами, пресекая любую попытку проникнуть на территорию, удерживаемую восставшими.
Вскоре атаки прекратились. Моджахеды и охранники, убедившись в бесплодности попыток, откатились к палаткам беженцев, изредка постреливая в сторону крепостной стены.
Андрей, оставив за себя старшим высокого горбоносого и заросшего черным волосом афганца, спустился с крыши и побежал в склад, где среди тюков с одеждой оставил Зарину. Девушка металась в бреду. Андрей принес воды и, намочив клочок ткани, обтер ей лицо, шею, руки, приподняв голову, напоил. Зарина открыла глаза.
– Андрюша, – протянула она руку. – Ты не оставишь меня? Мне плохо…Андрей склонился над девушкой и коснулся губами ее пылающего лба. Нежность, жалость, негодование захлестнули его, перехватив горло. – Не тревожься, милая, я с тобой. Я не оставлю тебя. Попей еще воды, станет легче, – как можно ласковее произнес он.
– Мне то холодно, то жарко. А ты знаешь, – шептала Зарина, – последние дни я постоянно думала о тебе.
– Я это чувствовал.
– …мысленно говорила с тобой…
– Зарина, милая, я хочу, чтобы ты это знала, – горячо зашептал Андрей на ухо девушке, – ты – самое дорогое, что у меня есть. Я люблю тебя.
Девушка слабо улыбнулась.
– Я боялась, что ты мне этого не скажешь, вернее, не успеешь сказать, – помолчав, она тихо продолжила: – Никогда не думала, что слово «любимый» впервые произнесу в тюрьме. Тебе, наверное, надо уходить?
Виновато отведя глаза в сторону, Андрей кивнул.
– Но ты придешь ко мне?
– Конечно, как только смогу.
– Андрюша, я прошу тебя, принеси мне в следующий свой приход пистолет. Все может произойти, – грустно произнесла девушка, – если ты погибнешь, я не хочу жить. Я просто не вынесу пыток и издевательств. Обещаешь мне выполнить мою просьбу?
– Хорошо. Я достану для тебя оружие. Но ты даже не думай о смерти. Нам еще предстоит долгая жизнь, мы же любим друг друга.
В дверях склада Андрей столкнулся с Сергеем, голова которого была перебинтована полоской серой ткани. По его глазам он понял, что старший товарищ слышал его разговор с Зариной.
– Как она? – кивнув в черную пустоту склада, спросил Сергей.
– Плохо. Бредит.
– Ясно, – помолчав, он тихо произнес: – Вот что, парень. Мы тут посовещались с ребятами и решили остаться в крепости.
– Как это? – не понял Андрей. – Еще час продержаться и станет темно, а тогда можно попробовать спастись. Оставаться же здесь – явная гибель.
– Может быть. Но мы остаемся, – решительно бросил Сергей не терпящим возражения тоном, – перед тобой же стоит более сложная задача, он опустился на землю и, привалившись спиной к стене склада, уже спокойнее пояснил: – Афганские товарищи разыскали старый водовод, по которому можно выбраться из крепости. Ты пойдешь с ними и выведешь девушку.
– Но вы? Вы тоже можете выйти из крепости со всеми…
– Нет, – покачал головой Сергей. – Аркадий ранен в живот и истекает кровью, Саша – в ногу. Я тоже двигаюсь с трудом, в голове звон и временами чернота застилает глаза. Мы не сможем нести раненых и не можем их оставить здесь. Нас поддержало девять афганцев, так что – восемнадцать активных штыков, а это уже сила!
– Но как же я?! – растерянно произнес Андрей. – Я не могу вот так вас оставить.
– Чудак, ты что думаешь, тебе будет легче?
– Нет, я так не думаю, но всё же.
– Все об этом! Вопрос решенный и к нему не возвращаемся. Я разговаривал с афганскими товарищами, они вам помогут, – устало закончил Сергей. По тому как искривилось его лицо, Андрей понял, что товарищу нелегко даются слова. – Иди к девушке. Подготовь ее к переходу и подготовься сам.
Раббани вызвали в пешеварскую штаб‑квартиру «Исламского общества Афганистан» с приема во французском посольстве. Когда он прибыл в ставку, там царили растерянность и боязнь допустить огласку происходящих в Бадабера событий. А бояться было чего: по докладу майора Кудратуллы, пленные подняли восстание, захватили склады с оружием и успешно отбивают атаки курсантов учебного центра. По неполным данным моджахеды потеряли уже около двух десятков убитыми и до полусотни ранеными. Эти цифры привели Раббани в бешенство. Не переодеваясь, в сопровождении ближайших помощников и двух десятков воинов личной охраны, он устремился в Бадабера.
Жалким, перепуганным предстал перед всемогущим доктором теологии комендант тюрьмы Абдурахман. Понимая, что ему не простится «бунт шурави», он, докладывая о принятых мерах, прикладывал все усилия, чтобы свалить вину за неудачные штурмы крепости на старшего по званию и положению майора Кудратуллу и Махмуда, с самого начала событий пропавшего неизвестно куда. Но Раббани нужны были не виновные. Шурави – они еще живы, отстреливаются, а этого допустить он не мог, ибо по официальным данным пленных русских или афганских солдат и офицеров на территории Пакистана нет. Ткнув пальцем в узкую грудь Абдурахмана, он прошипел:
– Ты отвечаешь за пленных. Ты пойдешь в крепость и уговоришь их сдаться. Обещай им все, чего они потребуют, но шурави еще до захода солнца должны быть мертвыми!
Комендант невольно вскинул глаза на ползущий к горным вершинам Хайбера оранжевый солнечный диск.
«Минут пятнадцать‑двадцать до заката», – пронизала мысль.
– А ежели они не согласятся? – неуверенно пробормотал Абдурахман.
– Тогда тебе лучше остаться с ними!
Обреченно опустив голову, зажав в руке белую тряпку, «грозный» комендант казематов Бадабера поплелся в сторону крепости.
– Командир! К нам парламентер! – крикнул с вышки Игорь. – Сам Абдурахман направляется. Может, полосануть очередью?
– Успеется, пусть подойдет, – откликнулся Сергей. – Послушаем с чем пожаловал представитель власти.
Озираясь по сторонам, комендант через калитку в воротах, шагнул на тюремный двор. К нему подошли только двое: Абдул Рахман и Фазлихуда. Еще несколько часов назад он мог сделать с ними все, что захотел, а сейчас комендант находился в их власти и в свою парламентскую неприкосновенность он не верил, так как сам не признавал никаких международных законов, хотя и слышал о них. Поэтому, пройдя ворота, он заранее простился с жизнью. Однако шурави смотрели на него не кровожадно, а даже с некоторой усмешкой в глазах, и это вселяло надежду. Абдурахман, тщательно подбирая слова, обратился к Сергею:
– Аллах всемилостив, Абдул Рахман. Он призывает к смирению. Все вы приняли нашу веру и потому, именем Аллаха, я заклинаю вас: смиритесь, сложите оружие и выйдите из крепости. Господин Раббани гарантирует вам жизнь…
– Чтобы потом по кусочкам рвать наши тела? – прервал плавную речь, коменданта Сергей. Глянув недобро на Абдурахмана, он твердо произнес: – Наши условия таковы: мы требуем прихода в крепость представителей советского и афганского посольств. Только с их приходом возможны переговоры. Так и передай Раббани.
А Фазлихуда – Анатолий добавил:
– И пусть он поспешит. Не то я тут присмотрел пару ракет «земля‑земля», как раз до Пешевара долетят, а то и дальше.
Неподдельным испугом подернулось лицо коменданта. Абдурахман понимал, что русский не шутит и выполнит свою угрозу. Закатив глаза, он, дрожащим голосом проронил:
– Аллах вам этого не простит.
Ответ шурави привел Раббани в бешенство.
– Они мне смеют угрожать! – кричал он, потрясая кулаками. – Жалкие шакалы! Я изжарю их на медленном огне. Я заставлю их рвать друг друга зубами и жрать мясо!
Раббани раз за разом посылал моджахедов на крепость, но те всякий раз под пулеметным и автоматным огнем откатывались от стен, неся большие потери.
С наступлением темноты атаки прекратились сами собой.
Наступила ночь. По требованию Раббани из Пешевара пришло несколько машин с прожекторами, вспарывавшими жалами лучей ночную тьму, и до батальона мотострелков пакистанских регулярных войск. Они уплотнили кольцо вокруг крепости, чтобы не допустить прорыва восставших.
Между тем, афганцы, покидавшие крепость, прощались с остающимися и каждый понимал, что это прощание последнее. Зарина, одетая в халат одного их моджахедов, тоже прощалась с русскими и афганскими парнями. Слезы застилали ей глаза, от слабости ноги подкашивались, но благодарность за свое освобождение переполнявшая сердце, чувство сострадания к решившимся стоять насмерть, удерживало ее на грани обморока, придавало силы.
Андрей тоже с трудом сдерживал слезы. Понимая, что у ребят шансов остаться в живых почти никаких, он был готов разделить с ними выбранную судьбу, но товарищи распорядились по‑иному: Андрей должен жить, обязан спасти Зарину и донести правду о Бадабера до своих.
Путь из крепости по заброшенному водоводу был нелегким: вначале надо было на веревках опуститься в колодец, а потом карабкаться по узкому каменному ложу, медленно поднимаясь к зарешеченному выходу, находящемуся в пятистах метрах от крепости в овраге, некогда бывшем устьем реки.
Один за другим исчезали бывшие узники Бадабера в колодце. Наступила очередь Андрея. Товарищи прощались и напутствовали его. Сергей, подойдя последним, обнял и тихо, с затаенной тоской в голосе, сказал:
– Прощай, брат. Живи счастливо и помни о нас. Адреса наших родных у тебя есть, съезди сам, не сочти за труд. И вот еще что, – тише, но, как показалось Андрею, с ноткой отчаяния, высказал он выстраданную мысль: – Напрасно все это… Афганистан, кровь пролитая, смерть и с нашей и с их стороны… Нельзя принести счастье на кончиках штыков. Нельзя оружием заставить жить лучше. Надо, чтобы народ сам захотел преобразований, которые Бабрак Кармаль проводит с помощью наших войск. Сейчас тебе этого не понять, но потом, когда‑нибудь, ты убедишься, что я был прав. И если останешься жить после этой передряги, не кори себя за то, что не остался снами. Живи и радуйся жизни за всех нас.
Когда прошло минут тридцать‑сорок после начала движения по водоводу, Сергей предложил:
– А ну, парни, пошумим немного, чтобы Андрею с афганцами легче было выбираться из этого котла. Да и господину Раббани на нервах поиграем, немало он над нами измывался, теперь наш черед.
Почти два десятка стволов вспороли ночную тишину. Заметались лучи прожекторов, загремели ответные выстрелы. Моджахеды и пакистанские солдаты, думая, что русские пошли на прорыв, обрушили на крепость шквал огня. А бывшие узники Бадабера в это время, оставив на вышках дозорных, спокойно ужинали в одном из складов.
Шаг в бессмертие
За ночь никто не сомкнул глаз, каждый думал о своем, самом‑са‑ мом… о доме, о матери, жене. Сергей силился представить свою дочь, какой она стала за эти годы, но так и не смог. Слишком много глаза его видели горя, крови, слишком долго перед ними стоял серый цвет дувалов, построек, стен камер, что иные цвета не воспринимались и не воспроизводились. Он прекрасно понимал, что долго восставшим не выстоять, но все‑таки надежда, слабая, надежда на чудо теплилась у него в груди и эту каплю надежды он старался поделить среди оставшихся с ним товарищей.
Забрезжил рассвет.
Сергей в последний раз решил обойти всех ребят, ободрить, проверить нет ли прорех в организованной им круговой обороне.
– Скоро начнут. Ну, как ты тут, – склонился Сергей над Виктором, лежащим на спине и устремившим взгляд вверх.
Тот, не меняя позы, спокойным, сиплым от бессонно проведенной ночи и свежести воздуха голосом, ответил:
– Все в норме, командир. Мои афганцы спят, а я не могу. Лежу и вспоминаю. Всю жизнь свою переворошил и вот что хочу сказать тебе: плохо мы жили. Все как‑то не так. Мелко, что ли? Жил, учился, два года работал…, по улицам шатался с парнями в поисках приключений, морды бил, мне били, девчат зажимал на «гульках», и считал что так и должно быть! Потому что окружавшие меня так жили. Был, правда, среди нас один «шизик», серьезный такой, водку на дух не принимал, английский язык учил и говорил, что будет читать Шекспира в оригинале. У него‑то хотя бы цель была, а мы чего жизни своей бестолковой радовались?! – вздохнул Виктор.
– Чего это тебя сегодня на философию потянуло? – улыбнулся Сергей.
– Не сегодня, – так же медленно, весомо произнес Виктор. – Давно об этом думаю. Как попал сюда, – уточнил он. – А сегодня еще раз перешерстил жизнь свою прожитую и самое значительное в ней – это день сегодняшний. Потому что он, этот день, один – и последний!
Поразившись мрачности мыслей товарища, Сергей поспешил его приободрить:
– Не раскисай ты, Витюха, у тебя еще будет время все изменить в своей жизни. Дай вот только нам отсюда выбраться.
Виктор улыбнулся и, переведя взгляд на Сергея, насмешливо прогудел:
– Брось, командир, мне эти сказки о светлом будущем петь. Наше будущее зависит от нас. Сколько времени продержимся, то и наше. А так, спасибо тебе за все.
Виктор медленно поднялся, одернул рубаху и жестко, по‑мужски обнял старшего товарища.
– И не беспокойся ты, у нас все здесь как надо, – кивнул он на установленный невдалеке миномет.
Когда Сергей обошел всех парней, сомнений не оставалось: стоять будут насмерть. И на один только вопрос он не получил ответа: почему осталось девять афганских ребят? Что руководило ими? Ведь они могли уйти и спастись? Но они предпочли разделить судьбу с шурави.
Раббани не сомкнул глаз. Он с нетерпением ждал рассвета, чтобы покончить с восставшими. Атака была тщательно спланирована, солдаты пакистанских Вооруженных Сил и курсанты были расставлены по местам и ждали только команды.
Доктор теологии с нетерпением поглядывал на сереющий небосклон.
«Скорее бы уж покончить с шурави.
Ему только что позвонили из штаб‑квартиры и предупредили, что весть о событиях в Бадабера докатилась до Исламабада. Там недовольны деятельностью Раббани. Его предупредили, чтобы ни в коем случае информация о «бунте пленных» не просочилась в печать. Представители левой газеты «Муслим» и пешеварского журнала «Сафир» находились в это время в Пешеваре и могли пронюхать о событиях в Бадабера.
«Что же делать? Как выманить их из крепости, от складов с оружием?» – размышлял Раббани, расхаживая между прибывшими из Пешевара машинами с артиллерийскими установками.
Увидев проходившего мимо майора Кудратуллу, он приказал:
– Найдите мне мегафон. Я сам хочу обратиться к этим коварным шурави. И отыщите Варсана, он будет переводить.
Как только зарозовели краешки облаков, медленно плывущих в сторону Хайбера, тишину над крепостью нарушил хриплый голос, несущийся из мегафона:
– Эй, хэлло, русские парни, к вам обращается господин Раббани, – и через минуту этот же голос продолжил: – Абдул Рахман, я, Бархануддин Раббани, обращаюсь к тебе. Я знаю, что это ты замыслил и осуществил бунт, ты руководишь всеми, к тебе и мои слова. Подумай, Абдул Рахман, ты не сможешь пробиться из крепости силой, моей команды ждут пять сотен солдат, на крепость наведены стволы пушек, ждут сигнала боевые вертолеты. Но я не хочу крови. Выйди из крепости со своими «шурави» и сложи оружие. Я гарантирую жизнь и выезд в любую страну. Я, Бархануддин Раббани, клянусь Аллахом, что выполню свое обещание.
Мегафон смолк. Раббани ждал.
У Сергея страшно болела голова и потому он попросил ответить доктору теологии Анатолия.
Тот, сложив руки рупором, крикнул:
– Раббани, чертово отродье, ты скажи, как обстоит дело с представителями советского и афганского посольств? Что‑то не видно их с утра пораньше?
– Пакистан прервал дипломатические отношения и с русскими, и с афганцами, – донеслось из‑за стены.
– Врет, конечно, – усмехнулся Сергей. – Ну ничего, ты у них. насчет ООН спроси.
Анатолий понимающе кивнул и прокричал:
– О сдаче оружия мы будем вести переговоры только в присутствии представителя Организации Объединенных Наций и «Красного Креста». Слышишь, Раббани, только тогда.
Ответа не последовало, а через полчаса пакистанские солдаты и моджахеды пошли в атаку.
Андрей, оказавшись с Зариной за пределами крепости, понял, что им далеко не уйти. Девушка была очень слаба. И тогда Андрей решил довериться двум афганским парням, которые заверили, что найдут им укрытие на несколько дней здесь, в лагере беженцев, и не обманули.
Хозяевами, рискнувшими дать им убежище, оказалась молодая пара из провинции Пактия. Фалма, так звали молодую женщину, тут же принялась хлопотать возле Зарины. Она обмыла ей раны, смазала бараньим жиром и уложила в свою постель, а ее муж, Рахим, быстроглазый, смуглый юноша, хромой на левую ногу, и по‑видимому, только потому еще не втянутый в кровавый водоворот афганских событий, тут же, при колеблющемся свете светильника, принялся мыть и брить нежданного, опасного гостя. К утру работа была закончена и Андрей, подстриженный, побритый, вымытый, в чистой одежде хозяина, осторожно лег рядом с Зариной на постель своих новых друзей, жизнью рискнувших из‑за двух беглецов страшной крепости Бадабера.
Однако, сон оказался недолгим. Яростная дробь пулеметных и автоматных очередей, уханье мин и гранат подняло Андрея на ноги.
– Что это? – донесся до Андрея испуганный шепот Зарины.
– Наши сражаются, – был ответ.
– Прикрой, – крикнул Виктор своему товарищу, бывшему офицеру афганской армии Голь Мухаммаду, которого он в короткие встречи в крепости обучал русскому. Виктор, увидев, что пулемет на вышке замолчал, устремился туда. Вышка занимала самое выгодное положение над крепостью, а спаренный зенитный пулемет держал под контролем большую часть внешнего ограждения и площадь перед тюремными воротами. Как только пулемет смолк, моджахеды и воины полка Халеда ибн Валида, прибывшего по вызову Раббани ночью, и пакистанские солдаты ринулись на крепость. Казалось, что волна наступавших, захлестнет горстку обороняющихся, но советские и афганские парни стояли насмерть. Когда противник подошел к стенам, сотни гранат посыпались на головы «воинов ислама». Не ожидавшие такого яростного сопротивления от бывших узников казематов Бадабера, моджахеды, пакистанские солдаты и воины полка Халеда ибн Валида отступили. Потери ужасали… около сотни убитых и более полутора сотен раненых – таков итог вечерней и утренней атак. Больше рисковать жизнями «воинов ислама» Раббани не мог и он отдал приказ уничтожить восставших из тяжелой артиллерии и реактивными снарядами с вертолетов.
Ухнули пушки, взметая косматые столбы глины и песка, разрушая столетние крепостные стены, снося деревянные надстройки и башни. Вертолеты зависли над крепостью, осыпая непокорных реактивными снарядами и поливая свинцовым дождем из пулеметов. И вдруг случилось то, чего не ожидали ни нападавшие, ни обороняющиеся: одна из ракет, пущенная с вертолета, разорвалась в складе с артиллерийскими снарядами. Тротил сдетонировал и… страшный взрыв потряс крепость. Начался пожар. Снаряды рвались, прошивая стены, разлетаясь вокруг крепости, круша близстоящие палатки и хибары беженцев. Опасаясь новых потерь, Раббани приказал отвести солдат от крепости на безопасное расстояние.
До самого вечера рвались боеприпасы в горящих складах. Воспользовавшись тем, что блокада крепости была временно снята, Голь Мухаммад и еще двое афганцев выбрались из крепости незамеченными и укрылись в лагере беженцев. Из русских же парней уже никому такой возможностью воспользоваться было не под силу. Только Сергей, Игорь да еще Виктор с перебитыми ногами продолжали защищать свои позиции, но и они с каждой каплей уходящей крови из многочисленных ран теряли силы.
После вечернею намаза солдаты двинулись на крепость. Несмотря на безмолвствовавшие развалины, они шли осторожно, готовые в любое мгновенье упасть на землю, укрыться за нагромождениями разрушенных построек.
Всех восставших: и мертвых, и живых, стащили в одно место. Только в троих шурави еще теплилась жизнь. Раббани склонялся над каждым. Русские для него всегда были загадкой, и сейчас, глядя в остекленевшие глаза, оскаленные ненавистью рты, он силился познать, что ими руководило в этом бессмысленном, на его взгляд, восстании. – Одного нет, кивнул он на тела русских и афганских парней. – Афганцы не в счет» Русского одного нет. Новенького.
– Рафхата, – подсказал, стоявший за его спиной Варсан.
– Найдите мне его, – коротко бросил Раббани.
Несмотря на гроход взрывов, Зарина проспала до самого вечера. Но как, только Андрей легонько коснулся ее лба губами, она размежила веки.
– Ты уходишь? – тихо спросила девушка, с тревогой всматриваясь в его лицо.
Андрей кивнул и, коснувшись щекой ее руки, ответил:
– Пойми, я не могу иначе. Я должен знать, что с ними. Может быть им нужна моя помощь…
– Но ты вернешься? – с надеждой в голосе произнесла девушка. – Ты не оставишь меня?
Андрей поцеловал ее в лоб и как можно спокойнее и убедительно проговорил:
– Я вернусь. Обязательно вернусь. Ведь я люблю тебя. Рахим обещал провести меня к оврагу, в который выходит водовод. По нему я также незаметно проберусь» в крепость и все выясню, Не волнуйся. Все будет хорошо. А теперь спи. Тебе, чтобы выздороветь, н<