А завтра снова топот ярой конницы,
И звон клинков и громкое «ура!»
И разве лишь дурак какой поклонится
Святым глазам, заплаканным с утра.
А завтра к полудню погода сменится,
Давленье снова будет возрастать.
И разве лишь дурак какой повесится
От высшей невозможности принять
Своей душою новые деяния –
В огнях реклам и пустоте речей,
Ведь тащат гордых нас за подаянием
Аж за рубеж – под звон чужих ключей.
Спит тихий дом. Ему во сне не стонется.
Но я-то вижу, мне-то не до сна –
Лампадку у иконы Богородицы
И Богородицу с лампадкой – у окна.
В марте 1994 года не стало Виктора Ивановича. Ему было 53 года. Уже после его смерти на его имя пришло письмо от Лиды, которое передали мне. На тот момент я занималась «Родником».
«Здравствуйте, Виктор Иванович!
Очень давно Вам не писала. Целый год болела, три раза лежала в больнице. Всё нервы, леший бы их побрал.
Стихи не пишутся. Посылаю сказку для детей. Но есть одна очень радостная новость: в конце января – начале февраля выйдет наконец-то моя книжка «Крик в ночи».
Я лежала в больнице, верстку не видела. Так что вся моя работа свалилась на заботливые плечи О. Фокиной. Если будет много правки – особенно в «Проталинах» - я не выдержу.
Вот пока и все новости.
Пишите, не болейте.
С уважением Лида»
(Здесь и далее я сохраняю тексты писем Лиды в неизменном виде, без каких-либо исправлений).
Много раз перечитывала я это письмо, но так и не решилась написать Лиде о смерти Виктора Ивановича. Лида написала сама. Мне.
«Здравствуйте, Ирина!
Только летом, когда приехала сестра, узнала о смерти Виктора Ивановича. Велика потеря, велико горе. Хороший друг был у меня, но вот его не стало, а вместе с его уходом прервалась и связь с «Красной Печорой». Он очень ждал мою книжку, не дождался. Книжка вышла, но у меня всего один экземпляр, поэтому Вам послать пока нечего. Посылаю статью редактора «Сокольской правды» С. Сиземского. Он очень подробно рассказывает о содержании книжки, к сожалению, видимо не хватило уже сил и слов, не касается поэмы, а поэма об Усть-Цильме.
И ещё у меня к Вам просьба: пожалуйста найдите уже опублик мою сказку о лягушках и пришлите мне экземпляр газеты. Вот и все.
Здоровья и счастья Вам. Лида».
Статья С. Сиземского стала основой очередного выпуска «Родника». А письмо Лиды положило начало нашей переписке. В следующем письме она писала:
«Здравствуй, Ирина!
Получила письмо, газеты, альбомы. За все большое спасибо. Посылаю несколько книжек: раздари кому-нибудь. Сказку мне друзья сделали на д/рождения, всего 60 экз. Собрала документы для поступления в Союз писателей. Стихи пока не пишу, я вся изболелась нервами. Лечат, лечат, а толку нет. Большим несчастьем считаю для себя уезд с родины. Сокол город хороший, но в Медвежке лучше.
Книг «Крик в ночи» у меня много – 300 экз. Часть раздарю, часть перешлю в Медвежку, Н-Бор. Вот так и живу.
Очень жалею Виктора Ивановича. Твои стихи мне понравились, я ведь тоже с малого начинала.
Всего тебе доброго в жизни! Пиши, не мечись.
До свидания. Лида».
Когда я получила «Крик в ночи» хотелось кричать от радости – я держала в руках великую драгоценность – стихи Лиды, в которые она вложила свою необыкновенную душу.
В феврале 1995 года Лида написала, что её приняли в Союз писателей России. И снова появился выпуск «Родника», посвященный творчеству Лидии Тепловой. И сейчас я не смогу передать свои чувства и эмоции лучше, чем написала тогда, в 95-ом. И потому приведу свою собственную статью того времени под названием «Приняли в Союз писателей».
Слава Богу, свершилось!
Сокольскую усть-цилёмку, талантливую поэтессу не раз радовавшую нас своими стихами, приняли в Союз писателей России! Это должно было произойти давно, но так уж случилось, что первая книга «Крик в ночи» стала поздним и долгожданным ребенком Лидии Тепловой. И все-таки признание к ней пришло.
Как часто бывало так, что известность к творческой личности приходила тогда, когда человека уже не было рядом с нами.
К счастью, такая участь обошла Лидию Теплову стороной, и мы искренне рады за неё и счастливы, что можем поздравить её с этим событием!
Богата земля печорская талантами. Вот и муза Лидии Тепловой здесь взяла своё начало.
Приятно, что именно на страницах «Красной Печоры» появились первые стихи медвежской поэтессы. Бережно, по крупицам, по зернышку собирал и хранил россыпи Лидиных стихов Виктор Иванович Осташов. Надо было видеть лицо этого человека, когда он получал письма и стихи Лидии Тепловой! Тихим и ясным светом зажигались его глаза, и он с великим удовольствием макетировал очередной выпуск «Родника» с её стихами.
Жаль, что не пришлось ему узнать радостную весть о выходе в свет книги Лидии Тепловой.
Я не умею писать рецензии, и не смогу сказать о творчестве Лидии Михайловны так, как это сделал бы Виктор Иванович, но разве можно умолчать о тех чувствах, которые рождаются в душе благодаря стихам Лидии. Вы только вслушайтесь:
На веретии, на берёзовой,
В человеческий рост трава,
Ходит мамка моя в кофте розовой,
Не закатаны рукава.
Повязавшись платком туго-натуго,
Ворошит кошенину в валках.
Ох, и мамка моя, точно радуга,
Вся запуталась в облаках.
Зелены облака и в безветрии
Шелестит в них трава, поёт,
Гнется мамка моя на веретии,
Мамка радуга, счастье моё.
Вот оно своё, родное, такое близкое и щемящее. И вторит ему журчащим ручейком поэма «Три проталинки»:
Избёнка у ручья, -
Мала ягодинина,
Была ничья,
Стала Акулинина.
Сравнение-то какое – мала ягодинина – очень точное и певучее. И в образе Акулины жизнь деревенской бабы, прожившей свой век в трудах и заботах, оставшейся на старости лет одинокой:
Акулина – сирота горька:
Отец – небо да лес;
Мать – река.
С пяти лет – очеп вжих, вжих –
Нянчила ребятенков чужих.
Сама мала,
Голова бела,
Корки черные грызла,
На печи спала.
Хозяин рыбак –
Дураком-дурак:
Чуть замешкалась где,
Побьет.
Бо-о-о-льно так!
Очеп вжих, вжих –
Нянчилась ребятенков чужих.
И вся её поэма правдивое, без прикрас, отражение деревенской жизни.
Читали мы поэму вместе с моей мамой. Она человек пожилой, всю жизнь здесь проживший и знающий традиции и обычаи тутошней жизни. Читали мы поэму, а на мамином лице то улыбка заиграет, то слеза по щеке сбежит – о-ё-ёй! Что тут ещё говорить!
Листаю и перелистываю страницы Лидиной книги, читаю и перечитываю её стихи:
Дерево без родины
да без корней –
Колодина;
Человек от родины
оторванный –
Уродина:
Сердце тут,
А тело там,
Как-но жить напополам?
Ох, какие слова, сколько в них горести, боли и огромной правды, от которой никуда не убежать, никуда не скрыться. И щемит болью сердце, и гулко отзывается эта боль в душе.
И становится все понятнее Лидина тоска по родине. И так и хочется сказать ей по усть-цилёмски: «Чейно ты, божона, ек-то убиваешься? Полно, давай, полно. Жизнь-то впереди, всё ещё сбудется».
И хочется, чтобы услышала она там, в далёком Соколе, что не гостья она у себя на родине. Такую поэму гостья не написала бы.
И жаль, ох, как жаль, что книгу её здесь, в Усть-Цильме, приобрести невозможно. Всё там, в Соколе, а тут в продаже нету. Но хочется верить, что светлое журчание Лидиной поэзии добежит до Печоры-матушки и обожгут сердце сладкой болью слова:
Избёнка у ручья –
Мала ягодинина…
Просьбу Лиды я так и не выполнила и те первые экземпляры её книг никому не подарила. Я их продала, а вырученные деньги отправила Лиде, потому что знала, что она испытывает материальные трудности. Теперь уже не помню, кому продавала книги, но запомнила, что деньги отправила просто в почтовом конверте. И Лида их получила! Сейчас такой номер не прошел бы. Потом я так уже не рисковала – отправляла почтовыми переводами.
В июле 95-го получила от Лиды новые стихи – и снова выпуск «Родника».