Социология имущественных отношений.

Выдохните коммунизм,

вдохните капитализма!

Дэвид Старк

Любое общество в своей основе и открытости предстает как множество взаимодействующих индивидов, в большей мере занятых строительством жизненных миров, и где имущественной стороне принадлежит решающее место. Будучи опорным, то есть тем, что всегда присутствует и с чего все начинает развиваться, данное положение представляется изначально ясным по сути своей, а потому в особой аргументации и эмпирической проверке не нуждается. Оно вполне доступно обыденному пониманию и является каждому как часть его социального опыта. Ясно, что люди, составляющие общество действуют, и действие одних людей находятся в какой-то связке с действиями других, собственно благодаря этим постоянно воспроизводящимся интеракциям и возможна социальная жизнь. Иное дело, что нацеленные друг на друга действия индивидов в своей устойчивости (социальных связях) и функциональной заданности (соответствие определенной потребности) со временем образуют конкретные типы отношений, а их соединения в свою очередь создают институциональные основы (общие правила) общественной жизни. При этом множество взаимодействий и отношений (конкретные типы) образуют целое, как единство содержания и формы, возможности и осуществления. Здесь взаимодействие индивидов – это содержание, которое соответствующим образом выливается в определенные формы – производственные, политические, национальные, правовые и многие другие отношения, в том числе имущественные – предмет нашего рассмотрения. Вот тут и важно уяснить какие действия, а значит, цели и интересы индивидов выражают сущность имущественных отношений и каковы особенности их развития («правила игры») в России. Иными словами, имеют ли имущественные отношения в России, представленные как новые социальные практики, нечто, что отличает их от подобных типов отношений, укорененных давно в странах «развитого (организованного) капитализма». Если да, то в чем проявляются особенности и связаны ли они лишь с ментальными структурами (психический строй) или причины следует искать в иных сферах, начиная с экономики (приоритеты выбора) и культуры (ценностные установки, предпочтения, мнения). А вполне возможно, что «особенности» в большей мере подпадут под определение «трудности роста». Отвечая утвердительно на вопрос о «специфике», как производной от взаимодействия многих из обозначенных нами факторов, а главное, соотношения сил между ними, следует обрисовать сущностное видение данной проблемы, выявить его социологические аспекты. Это, прежде всего функциональные характеристики имущественных отношений в России как свойства «сосуществования» множества взаимодействий и отношений на уровне целого – института имущества.

Однако вначале следует определиться с исходными понятиями по принципу «что есть что» (каузальное объяснение) с тем, чтобы можно было перейти к реализации принципа «что есть как» (функциональное объяснение), то есть дать ответы на вопросы функционирования системы имущественных отношений в их связи с другими системами общественной жизни.

Имущественные отношения как понятие и предмет нормотворчества встречается, прежде всего, в памятниках правовой мысли. 1 В последующем оно было разработано в большей мере и стало применяться вначале в гражданском праве, когда речь шла о регулировании имущественных отношений частных лиц (вещное право), позже в торговом праве – при регулировании аналогичных отношений в торговом обороте. Это понятие также стало использоваться юристами в уголовном праве при описании и установлении вида и размера наказаний за преступления против собственности. Все названные подходы, в конечном счете, определяли сущностные положения правового регулирования имущественных отношений, прошедшие сквозь века.

В настоящее время понятие имущественные отношения активно применяется в социально-экономическом контексте, а в истории новейшей России оно приобрело даже революционный характер, выражая существо и направленность перемен.2 Однако во всех случаях юридическая составляющая остается, как бы, «знаковой», определяя легитимность отношений, связанных с собственностью. Исходя из этого имущественные отношения в первом приближении, можно определить как устойчивые, взаимно ориентированные (основанные на соглашениях) действия субъектов по поводу собственности, когда в первую очередь признается принадлежность имущества, обладание и пользование им по праву владения. Данное определение еще будет уточняться в статье с учетом особенностей социологического подхода, а пока отметим некоторые общие моменты, проясняющие генезис и сущность данного явления. Есть все основания считать, что имущественные отношения вероятней всего берут начало в собственности, в силу этого может свидетельствовать её природа, потому как в основе своей она связана с обменом вещей, которыми владеют. Да, и неизменность побудительных мотивов, в большей мере состоящих в удовлетворении потребности и получении выгоды, то же говорит об этом. И сегодня собственники, будучи несовершенными – то есть, владея одним, но, не имея другого – сознательно идут на то, чтобы совершать обмен и вступают в имущественные отношения, преследуя по существу те же цели. Поэтому есть все основания полагать, что собственность, устанавливая границы между «моим» и «твоим» и делая возможным их, обмен по существу является институциональной основой развития имущественных отношений. Здесь под объектом отношения понимается любая вещь (совокупность свойств), которая является собственностью и имеет стоимостное выражение, а в качестве субъекта собственности (владельца) – выступают личность, группа, государство.

Формы собственности и способы обращения с ней, как базовая часть имущественных отношений, в целом закладывается всем ходом развития общественной жизни и обеспечивается защитой государственных, прежде всего правовых институтов. По отношению к собственнику эти культурные и нормативные ценности выступают как факторы, которые определяют должное в его поведении. На этой основе и с этих позиций начинают развиваться деловые отношения по обмену, купле, продаже и пр. От того, как складываются и развиваются имущественные отношения в обществе, (базовые основы) зависит не только поведение субъектов собственности, но и также степень свободы и несвободы людей в различных сферах социальной жизни.

В условиях «Союза» законы ограничивали права индивидов в имущественной сфере – было сложно что-либо обменять, купить, продать, подарить или передать по наследству. Такое положение вещей умаляло значимость собственности в глазах индивидов, в своих житейских делах они больше полагались на социальный статус, родственные и личные связи. В обществе господствовала коллективная собственность, которой распоряжались функционеры, определяя обезличенный характер имущественных отношений, когда цели (экономическая выгода, практическая целесообразность) подменялись средствами (инструментами – «предписаниями»), а то и просто собственной логикой. Индивиду было практически непросто отчуждать и приумножать собственность.

В современной России наблюдается иная картина. Изменения в имущественной сфере приводят к радикальным переориентациям людей, они начинают по-новому открывать для себя универсальную значимость собственности в рыночных условиях и на практике стремится всеми правдами и неправдами заполучить её. Ведь теперь собственность может просто «кормить», а потому все предпринимают активные действия, чтобы иметь собственность и обладать ею во благо себе. В силу этого в российском обществе сложилась ситуация, которую можно представить как «активированную» и пеструю мозаику отношений обмена, купли, и продажи всего и вся. Речь идёт об интенсификации имущественных действий как проявлении свободы выбора по законам рынка. Однако за отчаянными действиями «новоявленных» собственников все четче просматриваются структуры новых отношений, обусловленных масштабностью развития одних («большие единицы») и оппозиционностью других (чаще всего «одинокие единицы»). Это отношения принуждения и зависимости выступают как неизбежные элементы нового порядка.

Если первый класс отношений (купля – продажа – обмен) всецело ориентирован на саму вещь и все то, что связано со сменой прав собственности на эту вещь, то второй класс – это отношения иерархии и власти, основанные на богатстве. И тот, и другой тип отношений утверждается взаимозависимостью между людьми и имуществом. Однако в одном случае превалируют процессы персонализации и индивидуализации – это когда люди прицениваются к вещам, обретают их и тем самым делают эти вещи индивидуализированными, то есть, придают им определенный статус персональной принадлежности. В другом же случае происходит «овеществление» отношений – вещи в своем множестве (много полезных вещей) преодолев границы неопределенности и единичности, уже сами овладевают людьми. Скапливаясь в одних руках, они создают богатства, а значит основы для выделения иерархических и властных структур. Процессы «персонализации» и «овеществления» выходят за рамки имущественных отношений, они становятся регуляторами действий индивидов в различных сферах социальной жизни. Поэтому имущественные отношения в общественном сознании могут оцениваться уже не только в процессе развития вещных отношений, но также и с точки зрения их «функций» (проявлений) и «последствий» в обществе, что особенно имеет место в современной России.

Важно знать, какова функция (наблюдаемые последствия) имущественных отношений, или какой общественной потребности они соответствуют? Насколько правомерным будет утверждение, что в современной России функцией имущественных отношений является развитие социальных систем, под которыми социологи понимают социальные отношения, предполагающие не только взаимные обязанности и права, но и взаимодополнительность и обоюдность обязанностей и прав. В этой связи, как нам представляется, следовало бы исходить из того, что имущественные отношения – это трехсторонние отношения, включающие двух и более участников – субъектов собственности плюс третья сторона – ближайшее окружение (соседство, сообщество людей) и в целом общество. Ясно, что интересы третьей стороны никак не могут быть связаны напрямую с выгодой обмена и что они скорее, будут находиться в сфере общих прав свободы личности и выражать меру их защищенности.

Действительно, я (третья сторона) могу быть свободным только в той мере, в какой реальные участники имущественных отношений удерживаются от того, чтобы явно или неявно не нанести урон моим интересам. Здесь важно, чтобы и нормы права не давали им возможности пользоваться своими экономическим или иным превосходством, если вдруг у них возникнут такие желания и они станут решать свои проблемы, нарушая мои жизненные права. А желания такие возникают и чаще всего они удовлетворяются за счет третьей стороны. Вот типичный для современной России пример, один субъект (уполномоченный) собственности сдает в аренду коммерческой фирме подвальное помещение в жилом доме. Условия договора устраивают обе стороны, а вот третья сторона (жильцы дома), чьи интересы практически не учитываются, становятся заложником «производственных будней» фирмы арендатора. Здесь имущество «работает» на одних (арендатора и арендодателя) а проблемы создает другим (жильцам дома). В то же время все могло быть иначе, если бы господа уяснили себе, что тут имеет место общественный интерес и им следует остановиться. Но в силу разных причин и обстоятельств этого не происходит. Странно, но факт, что эти проблемы как бы не существуют, сегодня для собственника и чиновника. А ведь еще патриарх российского права Б.Н.Чичерин подчеркивал важность данной проблемы, когда писал: «Я не вправе делать такое употребление моей собственности, которое стесняет права других или наносит им вред, например, воздвигать здание, которое отнимает свет у соседа или накапливать нечистоты, заражающие воздух».1 Словом, право распоряжаться своей собственностью имеет определённые границы, так же как и всякое другое право.

В научном плане это говорит нам так же, о том, что имущественные отношения следует рассматривать не только как экономическое или юридическое понятие. То есть, как такие взаимодействия субъектов, которые осуществляются лишь на рынке в контексте определенного правового режима, но и в более широком социальном плане, как социологическую категорию, выражающую сущностные отношения объективных вещей и явлений. Мера ее разработанности как раз и будет свидетельствовать о горизонтах научного опыта в изучении социальных аспектов имущественных отношений. Здесь важно определить универсальные коды, порождающие структуры имущественных отношений. В этой связи речь может идти о единой постановке исследовательских задач и выявлении базовых проблем, а также подходов к их решению в рамках новой отрасли социологического знания – социологии имущественных отношений.

Следует сразу оговориться по поводу «новизны», так как существуют давние традиции изучения собственности в социальных науках, в том числе и в социологии, хотя в меньшей мере, чем в экономике или юриспруденции. Так, в политэкономии широко известна марксистская теория частной собственности на средства производства как основного элемента капиталистических (формационных) отношений. В юриспруденции получили основательное развитие вопросы правовой защиты собственности, координации и контроля имущественных отношений. В социологии все пока ограничивается работами Парсонса, который исследовал собственность как ролевое поведение в рамках своей структурно-функциональной теории. По его мнению, владение представляет собой форму ролевых отношений, а владелец предстает как исполнитель «роли», чьи «права» использовать, контролировать или отчуждать объект, которым он владеет, это права, обнаруживаемые при любых ролевых отношениях. А. Гоулднер, не во всем соглашаясь с Парсонсом, делает, однако в развитие его идей одно очень важное уточнение. Для собственников, - поясняет он, - фиксируемые в определенной культуре отношения – это не отношение с другими частным лицом или с другими исполнителями роли, а скорее, отношения с некоторой вещью или объектом. «Другие», с которыми некто связан как «собственник», имеет лишь негативную и остаточную социальную идентификацию. Всем им одинаково отказано в употреблении и использовании «его» собственности. Вывод Гоулднера таков: отношения собственности в своей основе являются отношениями взаимного избегания и воздержанности. Другие приобретают идентификацию, причем отрицательную лишь в том случае, когда нарушают права собственника, а до этого он их просто не замечает. Собственника скорее волнует третья сторона, которая стоит на страже его интересов и эта сторона – органы государства. Как видим, Гоулднер озабочен, прежде всего, правами собственников, его в меньшей мере волнуют права «других», которые могут быть ущемлены уже самими собственниками, когда они пользуются своим имуществом. Скажем, в Москве собственники паркуют машины под окнами или на детской площадке, а то влезают ими на тротуар, вытесняя пешеходов на проезжую часть улицы. О том, как собственность может создавать проблемы другим, будет сказано ниже.

Междисциплинарный подход к изучению проблем собственности отчасти был осуществлен благодаря разработке теории «менеджерской революции», в которой утверждалось, что класс собственников (капиталистов) вытесняется управляющими (менеджментом), в результате чего контроль становится уже не функцией капитала, а профессиональной деятельностью людей наемного труда – менеджеров. Основной вывод сводился к тому, что с распадом (распылением) собственности, ее акционированием, заканчивается противостояние между трудом и капиталом в классическом (марксистском) понимании.

В действительности же это скорее означало начало распада больших «классовых структур» на множество индивидов (элементарные частицы). Сегодня в сфере производства практически уже нет «единоверцев» – монолитных сил, на которые индивиды могли бы равняться и идти на «других», как «стенка на стенку». Да, и на уровне общества, «различимые» по бедности давно уже не выступают как одно целое, которое могло бы противостоять другому целому (сомнительному капиталу и преступной бюрократии). Словом, произошел распад коммунитарных сил с ярко выраженной коллективистской идеологией на множество безразличных друг к другу индивидов. В новых реалиях, когда бедность воспринимается как нечто, сопутствующее реформам, человек «бюджета» пытается выжить, полагаясь лишь на свои силы и на помощь дружественного ближайшего окружения. В данном случае это социальные сети, типа работодатель – наемный работник, патрон – клиент, коррупция, мафия, родственники, приятели и пр., они то и призваны обеспечивать необходимый обмен между индивидуальными различными ячейками, в которых пребывают множественные индивиды. Значимость этих микроструктур для индивида все более возрастает. Однако нельзя сбрасывать со счетов огромные возможности макроструктур. В этой связи речь может идти о том, чтобы создать единую систему знаний, органически совмещающих макроподход (собственность как основа экономики и фактор глобального порядка) и микроподход (имущественные отношения в контексте жизнедеятельности индивида). Особое внимание должно быть уделено механизма, обеспечивающим связи и взаимосвязи между макро и микроподходами с тем, чтобы выявить в полном объеме роль имущественных отношений в образовании сложных социальных структур. Важно также показать место и роль этих отношений в жизненных мирах, их проявления как повседневное действо. Единство в решении этих задач является методологическим принципом, который определяет содержание (специфику и новизну проблематики) социологии имущественных отношений.

В практическом плане реализация данного принципа рассматривается как движение мысли в границах макро и микроподходов. Это по существу взаимопереходы от структуры к действию и, наоборот. В первом случае, это глобальное поле собственности надо преобразовать в ряд значимых (характерных) микроситуаций, показывающих как множественные индивиды, вступая в различные имущественные отношения (контрактные, товарные, коммерческие и пр. действия), решают свои жизненные проблемы, имеющие структуральное значение. Но при этом следует также иметь в виду тех, которые могут решать эти проблемы сегодня далеко не праведными способами, как, скажем, это делают рэйдоры – захватчики чужого имущества.

Во-втором случае важно уяснить логику имущественного поведения в целом, вскрыть исходные начала, присущие рациональным действиям субъекта собственности. Начнем с простой мысли о том, что имущества, взятые в своей единичности (вещь для владельца) удовлетворяют целевые потребности людей. Но, как предмет отношений в широком социальном плане, то есть уже в ином роде и значении, в том числе и в контексте социального статуса (имущественное положение) собственность может потенциально стать силой принуждения и зависимости, изменяя, в общем-то, своей первоначальной (целевой) природе. Человек заинтересован в такой материальной силе как атрибуте власти и престижа, а потому он при малейшей возможности заставляет имущество работать на себя, будь то жилье, оборудование или оригинальная разработка (интеллектуальная собственность). В этом случае имущество становится активом, приносящим дивиденды, а сам владелец – реальным участником имущественных отношений. Теперь главный смысл его рациональных действий сводятся к обмену вознаграждений, где стимулом служит выгода (ожидаемая польза) и связанные с этим блага. Выбор целерациональных действий, как правило, определяется желанием при минимуме возможных затрат извлечь максимум выгоды. Например, на выгодных условиях сдать в аренду жилье. Таким образом, интерес как материальная выгода становится важным элементом имущественных отношений. При наличии такого интереса возникают деловые контакты, укрепляются и развиваются связи, которые приводят к ожидаемым результатам. При этом социальные ценности зачастую лишь декларируются.

Подробное описание логики поведения личности как субъекта имущественных отношений на микроуровне, вызвано тем, что эта же логика действий по существу определяет поведение двух других интересующих нас субъектов собственности – группы и государства (макроуровень).1 В свою очередь это сближает их всех по целям и делает активными участниками имущественных отношений. Такие отношения можно рассматривать как образования, в которых структурно представлены имущественные (читай и властные) интересы личности, группы и государства. Здесь в различных планах и заданных режимах пересекаются интересы всех собственников. Сущностными выразителями их является «я» и «ты», «мы» и «они» по отношению к «мое» и «наше». Сочетание взаимосвязанных элементов образуют две основные связки: «я» и «мое» – имущественное поведение личности и «мы – наше» - имущественное поведение группы и государства. Под воздействием определенных сил (норм, формальных и неформальных ограничений), имеющих отношение к имуществу, они (все три субъекта) образуют устойчивые структуры побудительных мотивов и в целом создают специфический мир отношений, где возникают и развиваются сложные процессы, которые порой осознаются как острые проблемы социальной реальности. Значимость этих явлений неотвратимо выходит за пределы имущественных отношений, затрагивая по существу всю общественную систему, и в первую очередь социальную сферу. Именно здесь общество пожинает плоды имущественных революций, когда концентрация собственности может в еще большей мере усугубляться функциональной дифференциацией, а развитие процессов поляризации неумолимо вести к обнищанию людей.

В этой связи предмет нашего исследования определяется как особый (специфический) характер, присущий всем социальным взаимодействиям, связанным с вещным процессом, потому как отношения субъектов собственности касаются, главным образом, вещей. Данный тип социальных взаимодействий обладает несомненной значимостью, как для субъектов собственности, так и для всей системы общественных отношений. Это позволяет выделить решающую проблему исследования, а именно: как вещные процессы в сфере имущественных отношений влияют на социальное пространство – сокращают или расширяют то, что принадлежит всем по природе общественных отношений. Отсюда гипотетически можно предположить, что имущественная сфера, в том виде как она развивается в России, «подминает» под себя социальное пространство, в результате чего оно (как «шагреневая кожа») сокращается, вызывая напряженность в структурах общества.

Что может послужить доказательной базой для подтверждения данной гипотезы? Полный, всеобъемлющий ответ предполагает, прежде всего, выявление и изучение круга основных факторов (социально-политических, экономических, правовых и др.), определяющих развитие имущественных отношений как институционализированных структур – норм, правил, статусов и ролей. Так, по мере развития «вещных» процессов совокупность ролей, как устойчивые модели взаимодействий, образуют ядро системы имущественных отношений. В этом случае изучение сферы имущественных отношений как социального института позволяет предвидеть темпы изменений имущественных отношений, а главное последствия этих изменений для развития личности и общества. Правда, сейчас говорить о темпах имущественного роста как показателей улучшения благосостояния людей в России, 1 строго говоря, не приходится, ибо во многом характер изменений в сфере имущественных отношений есть результат социально-политической конъюнктуры. Так, приватизация, тотально расширив круг собственников и тем самым, выдвинув на авансцену общественной жизни имущественные отношения, положила начало олигархическому витку развития класса имущих. Именно приватизационная практика вкупе с соответствующими социально-экономическими структурами в стране способствовала стремительной поляризации социальных групп, когда собственность отчуждалась от государства в небывалых размерах, в то время как массы неотвратимо теряли основы своей стабильно-безбедной жизни. Вместе с тем эти изменения, как бы к ним не относиться, все же дают основание считать приватизацию важнейшим этапом институционализации имущественных отношений в России. В силу этого говорят такие факты. Во-первых, в результате разгосударствления во многом поменялся собственник общенародного имущества, и как следствие другим стало отношение к ней. Если раньше им распоряжались бюрократы от имени народа, и такое имущество было не в почете, то теперь в ходе приватизации многие из них, став собственниками этого имущества, начали распоряжаться им в частной (единичной) форме, кардинального повысив его статус. Во-вторых, в результате приватизации понятие «имущество» наполнилось новым содержанием. Теперь это уже не только вещи, имеющие стоимость и обладающие потребительскими свойствами, но и имущество, которое стало для многих источником доходов, фактором, изменивших их образ жизни. Имущество вышло из зачаточного состояния, существенно набрав себе в обществе прав, почета и гарантий. Так, домашняя собственность (и, прежде всего собственность на жилье) стала приносить доходы собственнику, зачастую способствуя выравниванию или преодолению профессионально-трудовых различий.1 Есть основание полагать, что со временем жилищная собственность в России может стать вполне самостоятельной основой дифференциации жизненных возможностей. Эти примеры свидетельствуют о роли приватизации, связанных с институциональными изменениями в сфере имущественных отношений. Однако в ходе приватизации отрабатывались такие способы, приемы, и технологии по изменению форм собственности, которые были далеки от законности и нравственности. Всё это делало сомнительным в глазах общественности права собственников, и, тем не менее, процесс продолжался, вовлекая в свои ряды новых охотников за собственностью. Появились предприниматели, которые копировали и распространяли образцы делового поведения, соответствующие наступательному духу приватизации. Началось «опривычивание» насильственной практики по захвату чужого. Типичным стало исполнение роли предпринимателя – захватчика собственности, использующего ее затем в личных интересах, в угоду растущим амбициям. Вседозволенность, крутизна в бизнесе и личной жизни – вот так радикальные силы писали портретные черты российского бизнеса.

Следует ли признать такое решение проблемы собственности в России приемлемым, потому как для цивилизованного решения смен собственности, и в этом нас настойчиво убеждают, не было серьезных условий. Попробуем ответить на данный вопрос, взяв за основу два критерия: личностный мотив и отсутствие приватизированного оборотного капитала. Что касается второго критерия, то тут все ясно – речь идет об индивиде, который кроме ваучера, практически ничего не получил от приватизации общего имущества. А вот по первому критерию следует дать дополнительные разъяснения, так как личность является основной структурообразующей единицей имущественных отношений. В этой связи целесообразно начать с выявления цепочки связей «Я» и «МОЕ». Исходная позиция такова: там, где есть «Я» (личность) есть и «МОЕ» (собственность личности). Более того, «Я» – это и есть во многом «Я и МОЕ» (расширенное «Я»). Человеческое «Я» – по Гегелю, - обособлено как субъект в собственности: именно здесь Ego находит свое воплощение, а достижения личности – признание и достойную оценку Alter. Но, как только «МОЕ», боже упаси, начинает в силу каких-то причин утрачиваться или вдруг к великой радости Ego, непомерно расти, то “Я” становится иным и уже по-другому восприниматься извне. Словом, без “Я” нет “МОЕ” – это очевидно, но следует признать так же, что и без “МОЕ” (собственности) по существу наше “Я” будет уже не прежнее “Я”. А потому не станет преувеличением утверждение, что на шкале ценностей личности, начиная с высших, “МОЕ” (собственность) следует напрямую за такой ценностью как жизнь. Мы часто готовы биться если и не на смерть, то, во всяком случае, на живот за собственное имущество и этот факт определяет наше отношение к внешнему миру.

Сегодня мы с нашим рациональным умом не хотим гибнуть за «металл», однако мы сильно болеем за свое имущество и бываем очень озабочены его сохранностью и умножением. Заинтересованность в имуществе порождает различные формы социального взаимодействия, которые в своей устойчивости и структурном воспроизведении образуют имущественные отношения. Эта безличная форма, которая существует как данность в различных культурах, выступая как условности и кодексы поведения. Личность в процессе социализации усваивает и научается придерживаться их как необходимых ориентиров в практических действиях, то есть проигрывать их как социальные роли.

В личной форме имущественные отношения складываются, как правило, так: два человека обмениваются собственностью друг с другом или когда «мое» одного лица соприкасается с «мое» другого лица.[1] В этом случае возникают определенные отношения, которые составляют основу отношений собственности, ибо реализуется право собственника распорядиться своим имуществом. Эти отношения, являясь ближайшим социальным окружением «Я и ТЫ», существуют как часть широкой сети имущественных отношений, которые охватывают множество других лиц. Каждая из сторон, стремясь лично к умножению своего имущества, проявляет свой интерес, который в данном случае выступает как динамичная форма единства «Я и МОЁ». Действуя как силы притяжения, и отталкивания интересы взаимодействующих сторон создают определенное поле напряжения и тем самым удерживают в родовых границах имущественные отношения, не давая им распадаться. Здесь имущество является содержанием,[2] сами отношения будут формой, а интересы движущей силой. Следует подчеркнуть, что имущество само по себе пассивно, активность ему придает форма, которая открывает простор развитию интереса как движущей силы. Так, частная собственность, выражая в полной мере интересы собственников, заставляет жестче функционировать систему имущественных отношений.

Понятие «отношение» следует рассматривать как необходимый момент взаимосвязи сторон, в нашем случае, взаимосвязи субъектов собственности по поводу имущества. Однако было бы неверно сводить данные отношения лишь к моменту, как одноразовому акту, или набору взаимозависимых действий. В широком социальном плане собственность предстает как совокупность необходимых предпосылок (фаза – «до»). Это база, на которой происходит развертывание процесса взаимодействия (фаза «во время»), а затем и дальнейшее изменение всей системы имущественных отношений (фаза «после»). Как видим, собственность оказывает воздействие на отношения субъектов до «соприкосновения», определяя их ролевое поведение и статусные позиции, а, главное, баланс напряженности и отчуждения, противоречий и конфликтов не только в сфере имущественных отношений, связанных с рынком, но и за его пределами, распространяясь на всю систему общественных отношений. При этом следует подчеркнуть, что сами эти отношения во многом существуют до вступления во взаимодействие субъектов собственности, которые своими действиями воспроизводят и трансформируют эти отношения. «Кульминация» имущественных отношений – это момент соприкосновения сторон (набор взаимозависимых действий). Здесь в большей мере проявляется воля субъектов собственности, их выбор, после чего могут наступать изменённые состояния, и в самой сфере собственности, и в прилегающей к ней областях общественной жизни. Например, передел собственности между государством и церковью в России (возврат церкви их земель, конфискованных большевиками) может «взорвать» всю сферу имущественных отношений и иметь далеко идущие последствия для всей социально-политической системы общества.

Фаза «после», когда имущественные отношения, как «сделка» уже завершились, может означать начало конфликта, особенно если субъектами собственности не учитывались интересы третьей стороны, о чем мы говорили вначале нашей статьи.

На основании изложенного имущественные отношения предстают прежде всего как баланс напряжения между сторонами по поводу собственности. Здесь две вещи волнуют стороны – выгода и защита прав собственности. Первую задачу субъекта собственности решают сами, а вторую – большей частью возлагают на общество, его институты правопорядка. Если выгода связана, в конечном счете, с увеличением имущества, то защита прав собственности с его сохранностью. Но, в каждом из этих случаев речь идет, прежде всего, о действиях и взаимодействиях людей, что связано с личностными аспектами данной проблемы. Здесь важно различать понятие «отношение к собственности» (вещам) - продуктам труда (машины, компьютеры, оборудование и др. материальные ценности), исходя из двух возможных позиций индивида: «Я МОЁ» и «МЫ- НАШЕ». В структуре психической жизни индивида отношение к собственности четко различимо. На известном расстоянии от «МОЁ» (в зоне «МЫ») находится «наше», которое также призвано выражать существо имущественных отношений. Если «Я» сопрягается с «вещью для себя» (отношение однозначно позитивное к собственности), то «наше» – с «вещью для нас» (отношение неоднозначно позитивное к собственности). В неравной борьбе двух полезностей «мое» и «наше» в сознании личности победителем выходит «моё», что, безусловно, определяет приоритет интереса личности как субъекта собственности, его целерациональные (эгоистические) действия. Из этого обстоятельства следует исходить в исследовании сущности имущественных отношений как системы интересов, ценностей, норм, а также взаимности.

Теперь, когда мы уяснили себе в общих чертах особенности имущественного поведения личности, причем сделали это в контексте ключевых понятий, есть смысл вернуться к проблемам приватизации как смене прав собственности на общее имущество в России. Нам, как помнится, важно было на эту проблему посмотреть глазами личности, которая кроме ваучеров ничего не получила от приватизации (а это массы…). Представим себе такого имярека1 (мне это не сложно сделать по известной причине) и станем вместе с ним отвечать на традиционные социологические вопросы: что происходит, что за этим стоит и куда это ведет?

Итак, что происходит? Это концептуальный вопрос, отвечая на него, социолог выявляет и описывает «нечто» как социальную реальность. Вначале дается общая характеристика объекта изучения, то, что «есть» в реальности, которую социолог наблюдает (да, и мы с вами видим большей частью) с тем, что бы, в конечном счете, решить вопрос истинности или неистинности («нечто»), справедливости или несправедливости, правильности или неправильности. То, по каким критериям, в каком направлении и как строит социолог предполагаемые различения (в целом это образует мыслительную конструкцию) следует отнести уже к предмету его исследования. На этом процесс вычленения предмета анализа из объекта (социальной реальности) завершается и начинается поэтапное погружение в проблематику исследования, Таков общий подход. Согласно этому мы должны увидеть и оценить в жизни то, что стало следствием каких-то событий (причин), которые имели место в прошлом. Но, какие силы задавали здесь тон, мы не знаем (это во многом прерогатива второго проблемного вопроса), а пока следует лишь констатировать факты, то есть говорить о том, что видим.