Гордон Смит
Удивительная сила животных
Язык животных –
Гордон Смит
УДИВИТЕЛЬНАЯ СИЛА ЖИВОТНЫХ
Посвящается всем замечательным животным, о которых рассказывается в этой книге. За невероятную радость, любовь, сострадание и те уроки, которые они нам преподносят.
Сэсси – совершенно особенной маленькой девочке. Иззи, Крису и Нэнси следует знать, что она обрела свой покой на небесах.
Тигру – коту, который имел свое мнение. И как можно забыть о Лэсси, собаке, оставившей след в искусстве. Настоящему другу, которым была Рози. Большой толстой Эльзе, которая всегда заставляла нас смеяться, нежной Синди за то, что так сильно любила моих мальчиков.
Большой поцелуй специально для Мисс Мэг – любимой гончей, которая всех нас постоянно развлекает.
Всем тем, кто на протяжении многих лет принимает участие в «Служении животным».
Чарльзу, третьему графу Флаффингтону, больше известному как НАГЛЫЙ ЧАРЛИ. Знаю, что ты устраиваешь беспорядок там, на небесах.
Пусть все существа будут счастливы.
Благодарности
Сюзанне Форест: еще раз спасибо за огромную работу над этой книгой.
Лиззи Хатчинс: прекрасной, как и всегда.
Особая благодарность Йо Лал за то, что эта книга увидела свет.
Йо Бергессу за те ночи, в которые он помогал мне разбираться с этим миром.
Мишель Пилли и всем, кто работает в «Хэй Хаус» [1] за ваш упорный труд и веру в то, что я делаю.
Введение
Когда я путешествовал по миру в качестве медиума, мне встречалось множество людей, которые проявляли живой интерес к моим занятиям. И у них были вопросы, требовавшие ответа. Было ли это в Токио или Труне, вопросы были одни и те же: существует ли жизнь после смерти? Каково это – разговаривать с умершими? Знает ли мой муж о том, что я все еще его люблю? Не могли бы вы связаться с моей бабушкой и спросить у нее, куда она положила запасной ключ?
|
|
Однако большинство людей спрашивают не только о близких им людях. Есть целый ряд вопросов о животных, и они очень похожи на те, что задают мне о покинувших нас близких и духовном мире. Люди хотят знать, будут ли их любимые кошки, собаки, лошади, птицы, крысы и даже морские свинки, которых они считали членами своей семьи, жить после смерти.
Это закономерный вопрос: пребывают ли животные в духовном мире? Могут ли они посылать нам знаки через медиума и делать что‑то, чтобы дать знать о своем присутствии, например, передвинуть любимую игрушку или прошмыгнуть за нами? Будут ли они ждать нас после нашей смерти, чтобы поприветствовать? Владельцы животных часто ответственно относятся к жизни своих любимцев, кого‑то из них мучает чувство вины, и они часто спрашивают: «Знает ли моя собака о том, почему мне пришлось усыпить ее? Знает ли она, что это было сделано ради ее блага? Может ли она простить меня?» И снова: «Знает ли она, что я по‑прежнему ее люблю?»
Я не могу связаться с каждым животным, но стараюсь заверить всех этих людей, что, конечно же, ответом на подобные вопросы будет громкое «да!». Если они сами прислушаются к своим чувствам и к тому, что в глубине души им известно о своих бывших питомцах, то смогут сами понять состояние духа этих животных – у них есть для этого все необходимое.
|
|
Мне кажется, иногда люди стесняются спрашивать о своих четвероногих друзьях, оказавшихся в духовном мире. Возможно, это лишь потому, что они боятся выглядеть глупо, беспокоясь о «какой‑то кошке» или о том, что с их питомцем «там» может быть что‑то не в порядке, или что они вообще «зря тратят время» на сеанс с медиумом. Может быть, кто‑то сказал им, что это идиотизм – говорить о своей привязанности к собаке, кошке или лошади, и что вообще любовь к другим живым существам – «всего лишь замена» теплых чувств к ребенку или человеку, которого им не хватает в жизни. Разве логично, что владельцам животных приходится теряться в сомнениях и задавать вопросы о том, что интуитивно им и так известно. Но, если вы верите, что умерший пожилой родственник может продолжать жить и присутствовать в вашей жизни, тогда почему это не может ваша собака или кошка? Они не просто пушистые игрушки.
Так же как и люди, они не могут просто‑напросто умереть. Вы разделяете свою жизнь с домашним любимцем и видите всю сложность его натуры, мыслей и эмоций, вы можете заметить все это и у дикого животного, если имеете возможность наблюдать его в естественных условиях обитания и видите, как оно взаимодействует с членами своей стаи или стада. Животные разделяют с нами ту же искру сознания, которая делает нас духовными существами, и эта искра не гаснет, когда они умирают. Она является частью любого существа, которое переходит в сферы более высокого уровня.
Что я имею в виду под «осознанностью»? Проще всего это можно выразить как естественное состояние существа, пребывающего в сознании и понимающего, кем оно является и где находится. Животным это удается лучше, чем большинству людей, – когда вы в последний раз видели кошку, переживавшую личностный кризис, или пчелу, которая не знала бы, в чем состоит цель ее жизни? Кроме того, осознанность животных развилась из того же источника, что и осознанность человека. Разграничительные линии между видами не являются жесткими: нельзя считать кошек «сделанными» из одного материала, а слонов – из другого. Когда умирает собака, она не попадает в особый загробный мир для собак, где ее ждут золотые будки и бесконечная кучка сочных косточек. Точно так же и человеческий дух не продолжает свое существование в духовном коттедже с духовными розами, украшающими дверь, как могли полагать многие мои предшественники с живым воображением. Собаки попадают в то же место, что и люди, то же происходит и со слонами, и с мартышками и шимпанзе. Поэтому очень часто во время моих сеансов вместе с недавно умершим человеком являлось и его животное…
|
|
Впервые я увидел животное вместе со своим покинувшим мир клиентом примерно двадцать лет назад. Пожилая пара потеряла сына, который умер от неизлечимой болезни, и я сказал им, что вижу его вместе с маленькой белой собакой. Мальчик хотел сообщить им, что она у него есть. Его родители очень обрадовались, потому что пес умер вскоре после кончины сына, и тот факт, что он сообщал о том, что пес теперь рядом с ним, стало для них очень веским доказательством того, что их сын действительно выходит с ними на связь. Думаю, им также помогло осознание, что их сын не одинок там, в другом мире, и что его любимое животное находится рядом. В потусторонней жизни, так же как и во время физической, этот маленький песик дарил ему заботу и любовь.
Хотя это был один из первых моих сеансов, меня не столько удивило, что пес был там, сколько поразила реакция родителей, казавшихся совершенно ошарашенными тем, что Ровер вилял хвостом и носился вокруг их сына, перешедшего в мир духов! Где же еще он мог быть? Он любил этого маленького мальчика. Кроме того, на тот момент у меня имелось уже достаточнопвотное через своего клиента примерно 20 лет назад.и жизни и после смерти, чем состоит цель ее опыта, который позволял без сомнений утверждать, что животные могут возвращаться и вступать в контакт со своими любимыми из другого мира. В моей работе все это было абсолютно естественно, и лишь родительский шок ошеломил меня.
Для меня, как медиума, опыт переживания контакта с животным представляет собой то же самое, что и установление связи с человеческим духом: я чувствую присутствие, личность, которая ощущается мной, и начинаю видеть образы. Эти ощущения и описание образов я стараюсь передать людям, сидящим передо мной. Умерший кот не станет вдруг изъясняться предложениями, но он общается с помощью своих чувств так, что их можно объяснить. Я не вижу, скажем, черно‑белое изображение собаки, зато ощущаю реальную, ощутимую эмоциональную связь, которая также затрагивает ее владельцев. Это просто – точно так же, как я знаю, что дух человека счастлив, я ощущаю, что пес или кот довольны и хотят передать своим хозяевам, что им не стоит о них так беспокоиться.
До своего первого сеанса я не раз бывал в ситуациях, когда чувствовал присутствие умерших животных. Это не было чем‑то особенным, я просто заходил в комнату и ощущал присутствие собаки, которую потерял много лет назад, – дело в том, что, став медиумом, и даже до того, как по‑настоящему развил свои медиумические способности, я просто воспринимал это как само собой разумеющееся. Например, я мог испытать внезапную эмоцию, прилив любви, когда моя первая собака, Лэсси, вбегала в комнату, чтобы увидеть меня, и я оглядывался в изумлении, когда осознавал, что ее нет рядом. Несмотря на то, что она умерла, когда я был еще подростком, чувства, которые пронизывали меня спустя десятилетия, были точно такими же.
Когда я говорю о загробной жизни, я не имею в виду странный отрезанный от мира клочок земли за рекой Стикс, с которого никто не возвращается, но мир, который является частью существующего. Дух – это всего лишь иной уровень осознания, более просветленный уровень, откуда любое существо может видеть дальше и отчетливей, чем это было на Земле, которая, без сомнения, представляет собой уровень более плотный и мрачный. Часть сознания как людей, так и животных уже пребывала на этом высоком уровне в самом начале своей жизни. Не всем это известно, и не все учатся использовать это знание. Но время, проведенное на более низком уровне, призвано сделать наше понимание бытия глубже, и то, как мы обращаемся с животными, способно помочь нам в этом развитии.
Животные во многих отношениях проще нас, но это не значит, что они ограниченны или менее «просветленны». Я хочу показать, как их кажущаяся простота дает им возможность глубже проникать в эмоциональные и другие аспекты сознания, чем это удается так называемым разумным людям. У нас, по идее, должен быть более широкий доступ к высшему сознанию, но мы валяем дурака, не желая это осуществить! Многие люди с трудом признают что‑то по‑настоящему очевидное, например, тот факт, что нашим близким требуются поддержка и любовь, в то время как животное не стесняется проявлять заботу.
Многие замечательные истории в этой книге рассказывают о кошках и собаках, и это понятно, поскольку именно с этими животными мы проводим много времени и принимаем их в свою семью; но даже дикие создания проявляют свою духовность. Однажды я проводил сеанс с одной женщиной, муж которой разбился в авиакатастрофе в африканском буше, и, когда он проявился, я увидел, что он окружен дикими собаками. При жизни он дружил с одной такой стаей и проводил специальную кампанию, чтобы спасти их от уничтожения местными фермерами. Он боролся за них, потому что эти животные более сострадательно убивали свою жертву, чем гепарды, которые душат пойманное животное. Эти собаки знали о том, что он для них сделал и что этот человек понимал их природу.
Им не требовалась его любовь или любовь другого человека для того, чтобы перейти в мир духа. Животные связаны друг с другом и внутри своей стаи или стада, поэтому сам факт, что человек любит их, не обязательно является для них преимуществом... Ну, разве только, что они могут научиться у людей более сложному поведению и тем развивать свое сознание. Я часто прихожу к мысли, что скорее человеческое сознание будет расти, обогащаясь проницательностью, присущей душам животных, чем сознание животных, когда они проводят свое время рядом с человеком.
Истинное понимание природы живых существ – это наилучший комплимент, который вы можете им сделать. Но так ли глубоко проникаем мы в сущность наших любимцев и учимся ли понимать нашу собственную природу через них? Разве осознанность их бытия должна быть тайной?
Если вы посмотрите вокруг, то убедитесь, что практически каждый день в прессе появляются невероятные истории об интуиции и сострадании «бессловесных тварей», которые восхищают нас. В 2004 году незадолго до цунами люди заметили, как слоны начали издавать пронзительные крики и перебираться на более возвышенные места, собаки отказывались гулять по своим любимым пляжам, и даже летучие мыши взмывали в воздух и улетали прочь. В то время как число людских жертв оценивалось в сотни и тысячи, потери среди животных были не очень высоки. Как будто они знали о надвигающейся катастрофе больше, чем все изощренные приборы и технологии, созданные человеком, которые отслеживали состояние земли и воды.
Или история о коте Оскаре, живущем в больничном отделении для пожилых пациентов, страдающих от слабоумия, в Провиденсе, Род‑Айленд. Когда кто‑то из пациентов приближается к смерти, кот приходит к нему, садится на кровать и мурлычет, составляя ему компанию. Он настолько точен в своем предчувствии, что персонал уже знает, когда следует позвонить родственникам больного, если они видят, что Оскар заходит в палату. Конечно, никто не знает, почему он это делает, но большинство докторов и сестер, которые видят Оскара, проявляющего заботу, ощущают именно это – заботу и сочувствие.
Нельзя не вспомнить об Эндале, лабрадоре, который живет у ветерана войны Алена Партона на берегу залива в Хэмпшире (Англия) и помогает своему хозяину ориентироваться в этой жизни. Ветеран в сражении получил тяжелые контузии головы, усадившие его в инвалидное кресло и ставшие причиной его проблем с памятью и речью, а также с трудностями восприятия, которые подвергают его постоянной опасности. Эндал – это собака‑помощник, он обучен помогать своему хозяину в его магазине, делать основную работу по дому и даже пользоваться кассой. Когда однажды Ален выпал из инвалидного кресла из‑за столкновения с машиной, Эндал вернул его в безопасное положение, укрыл одеялом, вытащил его мобильный телефон и положил рядом с его лицом, а затем помчался за помощью. Неужели бессловесное животное научилось всему этому, не понимая, что по‑настоящему нужно его подопечному? Я так не думаю, а вы?
Я бы хотел попробовать ответить на вопросы, которые люди обычно задают мне о животных, и расскажу вам о моей любви к ним, о замечательных собаках, с которыми мне посчастливилось разделить свою жизнь, – Лэсси, Мэг и совершенно особенной собаке – Чарли. Расскажу и о том, что я узнал благодаря им о мире духа и сострадании.
Глава 1
Мои животные, моя семья
Забавно сознавать, что у меня было вполне деревенское детство, даже несмотря на то, что первые четырнадцать лет своей жизни я провел в доме с террасой в Спрингберне, на севере Глазго. Это было обычное соседство с миром рабочего класса, но всего десять минут пешком (или около того), и вот ты уже в парке Спрингберн, огромном, состоящем из полей и небольших участков леса, и прудов, где обитали всевозможные птицы – хохлатые поганки, утки и лебеди.
Двадцать минут пешком в сторону Торранса, и вы увидите пространство, занятое болотами у подножия холмов, где по мере продвижения вперед земля превращается в пустошь, покрытую вереском и зарослями утесника с его желтыми цветами и острыми колючками. Я прозвал это место «фазаньими полями», поскольку там было множество восхитительных красных птиц. Это был настоящий рай. Я мог находиться там часами со своими друзьями, братьями и сестрами. Наша мама выгоняла нас из дома, просила чем‑нибудь заняться, не влезая в неприятности, и тогда мы прямиком направлялись в поля. Они не были возделаны, и чем выше мы поднимались, тем ближе оказывались к холмам Кэмпси, где природа была еще более дикой. Это было самое волшебное место для игр.
Что мы делали? Мне кажется, мы просто наблюдали, дружелюбно и естественно вступая в мир природы, который разворачивался перед нашими глазами. Часто нас заставала непроглядная темнота, когда мы вдруг вспоминали, что пора возвращаться домой. Это было единственным сигналом к тому, что пришло время пить чай, – становилось абсолютно темно!
Те походы были бесконечными часами открытий: за очень короткое время я приобрел обширные знания о животных и птицах, и все благодаря тому, что наблюдал за тем, как все происходило, – как синица прутик за прутиком строит гнездо, как поет крапивник или как дятел долбит дерево. Было так увлекательно наблюдать за тем, как маскируются или оспаривают свою территорию птицы, и это давало богатую пищу для размышлений. Сегодня, если вам хочется что‑то узнать, вы просто задаете строку поиска в Гугле, но ничто не сравнится с непосредственным пребыванием на природе и наблюдением за тем, как она развивается. Мы могли отслеживать жизнь птичьей семьи: от процесса ухаживания родителей до строительства гнезда, высиживания яиц и первой драки между птенцами. Однажды мы видели, как птенцы кроншнепа вылуплялись из своих яиц. В то время мне было двенадцать. Взрослый кроншнеп бегал по земле, притворяясь, что у него сломано крыло (этот вид птиц использует подобный прием, чтобы отвлечь хищников от гнезда с птенцами). Нужно было лишь немного пройти вперед, чтобы обнаружить гнездо с пятнистыми яйцами, которые птенцы кроншнепа пробивали своими длинными клювами, и вскоре из яиц уже вываливались пушистые, серые и черные птенчики. После того, как вылупился последний, они вдруг разбежались в разные стороны и спрятались в траве.
Самым захватывающим приключением было наблюдать за ястребом‑перепелятником или лунем, которые парили высоко над папоротником, готовясь броситься вниз, чтобы схватить какое‑нибудь несчастное маленькое создание, свою жертву. Еще мне нравилось стоять как можно ближе к оленю, но так, чтобы не спугнуть его или заставить убегать – я понял, что если опустить голову и не встречаться лицом к лицу с животными, они не будут меня бояться. Я читал книги о том, что наблюдал, и гордился тем, что в свои двенадцать лет знаю латинское название каждого вида птиц в Британии.
Соприкосновение с миром живой природы было для нас величайшей радостью в детстве. Нам это никогда не надоедало. Иногда мы садились в автобус и отправлялись в сельскую местность или на озеро. А случалось – находили и спасали пострадавших или брошенных птенчиков, приносили их домой, чтобы выходить их и оставить в качестве домашних любимцев. К сожалению, моя мама не выносила животных. Когда она была маленькой девочкой, на нее напала кошка, и это породило в ней отвращение к животным. Кроме того, ей, матери семерых детей, с четырьмя братьями и сестрами младше меня, за которыми приходилось присматривать ей одной, и без того приходилось несладко. Она считала, что животное в доме лишь добавит работы, а ее день и так был слишком наполнен делами. Поэтому мама не разрешала нам заводить животных. Однако она никогда не заходила слишком далеко на задний двор, где у нас была хижина. Вот там мы и открыли наш госпиталь для птиц и зверюшек.
Это было отличное развлечение для всех соседских детей. Все дети на улице знали, что наша мама не одобряла возни с животными. Поэтому, когда наши приятели приходили и стучались в дверь, а она спрашивала, кто им нужен, они смотрели на нее очень честными глазами и называли одного из нас. Мама, не подозревая об истинных причинах такой нашей популярности, отсылала их на задний двор. А там...
В построенных нами хижине, сарае и загонах обитали всевозможные существа: чайка с переломанным крылом, кролик, которого нам подарил ребенок, хорек, отданный кем‑то, кому он надоел, сороки, выпавшие из гнезда, ежик, потерявшаяся черепаха... Мы даже вырыли пруд для одного из наших жителей – окуня, которого впоследствии съела чайка. Одним из обитателей, дольше всего пользовавшимся нашими услугами, был кот по кличке Тигр, которого мы иногда тайком приносили в дом, пока мама была в магазине или у соседей.
Мой отец любил животных, от него мы и унаследовали любовь к ним. Он знал о нашем госпитале и закрывал глаза на то, что мы контрабандой проносили Тигра в дом. В любом случае, Тигру все было известно о Маме – как только она приближалась к дому, он прошмыгивал за дверь, и мы понимали, что она идет!
В конце концов одно животное все‑таки смогло растопить мамино сердце. Не помню точно, кто кого нашел – мы ее или она нас, но Лэсси с самого начала была очень необычной собакой. Однажды наша дружная компания села на автобус до Ламлоха, что возле Спрингберна, чтобы побродить по окрестностям и понаблюдать за живой природой. Мне тогда было десять. Вдруг откуда ни возьмись появилась красивая красная собака, сеттер с потрясающей длинной золотисто‑каштановой шелковой шерстью и карими глазами. Она присоединилась к нашей прогулке, как будто это было самой естественной вещью в мире, и мы стали кидать ей палочки, устроив вокруг настоящую суматоху. Она выглядела как породистая собака на выставке и была совсем не похожа на заурядную дворнягу, поэтому мы решили, что она, скорее всего, потеряла своих хозяев, когда они вывели ее гулять, или что она живет по соседству и случайно оказалась в том месте, развлекаясь на воле. Мы сочли, что в конце дня она, по всей видимости, вернется домой.
День подошел к концу, и мы помчались на автобусную остановку, но она никуда не ушла. «Давай, девочка, тебе пора возвращаться домой...» Но нет, она не двинулась с места, просто продолжала вилять хвостом, как будто все это было обыкновенной игрой. Мы махали на нее руками и прогоняли ее, но она по‑прежнему никуда не уходила. Среди всех она почему‑то выбрала меня и держалась у моих ног. Когда начало темнеть, подъехал автобус – один из тех старомодных «Рутмастеров» (Routemaster – марка автобуса), с открытой задней платформой – мы забрались наверх и отправились домой, оставив собаку. Так мы, по крайней мере, думали. Мы сидели на втором этаже автобуса, как вдруг над перилами показалась голова сеттера – уши торчком, а язык вывалился изо рта, как будто говоря: «Ага! Я нашла вас!»
Мы решили, что, раз уж она пошла с нами, значит, так было нужно, и всей компанией дружно отправились домой. Она весело трусила за нами по улице и приветствовала моего отца как давнего друга. Он был очарован ею, но нам сказал, что нужно сообщить в полицию о ее местонахождении. «Она слишком хороша для того, чтобы быть дворняжкой. Уверен, кто‑нибудь уже ищет ее». Он позвонил в местный участок и сообщил о Лэсси, там пообещали, что они распространят эту новость и посмотрят, не заявлял ли кто‑нибудь о пропаже самки рыжего сеттера. Во всяком случае, так он сказал нам. Но сейчас у меня есть смутное подозрение, что ему так хотелось оставить собаку, что он вообще не стал звонить в полицию!
Как бы там ни было, на следующий день из участка не позвонили. Никто не позвонил ни на той неделе, ни на следующей. Вскоре прошел месяц, а никто так и не хватился Лэсси, как мы решили ее назвать. Она стала жить в сарае на заднем дворе, и мама грозилась выставить ее, если в ближайшее время не объявится ее хозяин.
Лэсси выделила меня в качестве любимого члена семьи, по ночам пробиралась в дом, поднималась в мою комнату, ныряла под одеяло и спала там. Она любила спать у стены, вытянув лапы так, что занимала половину кровати, а я практически сваливался на пол. Моя мама иногда заходила ко мне и, обнаружив ее в комнате, вытаскивала из постели и отправляла восвояси. Но, кажется, Лэсси это совсем не беспокоило, она была добродушной собакой и никогда не держала зла.
Она смотрелась очень красиво, обладая всей элегантностью рыжих сеттеров, и была очень ласковой. В конце концов мама разрешила ей остаться в доме, а однажды даже погладила ее, и мы все понимали, что для нее означал этот жест. Мама даже шутила, что Лэсси, должно быть, реинкарнация ее отца, который до того, как умер, обычно спал в той комнате, где жил я. Он тоже был рыжеволосым, а Лэсси начинала пыхтеть всякий раз, когда оказывалась там, – совсем как он когда‑то. Лэсси научила мою маму любить животных.
Эта удивительная собака любила не только нас, людей, но была очень любвеобильной по отношению ко всей округе и, одного за другим, приносила потомство полукровок от каждой соседской дворняги! И мы всегда находили для щенят хороший дом. Она ходила с нами на фазаньи поля и торфяники, любила нырять в реку Кельвин и плавать за лебедями.
Как это ни грустно, но когда мне исполнилось четырнадцать, мы переехали из дома с террасой в квартиру поближе к центру города, в район Горбалс, где работали мои родители и двое братьев. Переехав, мы не могли больше держать Лэсси и других питомцев в нашем «госпитале». Лэсси отправилась жить к одному из моих старших братьев, у которого был дом неподалеку. Он не мог держать ее в доме, поэтому она жила рядом, на ферме, где могла бегать по полям. Я навещал ее так часто, как мог.
Однажды утром (мне тогда исполнилось восемнадцать) я проснулся от того, что по лицу текут слезы и ощущается всепоглощающее чувство пустоты и потери. С того момента у меня стали появляться сильные интуитивные ощущения, которые позже оказывались правдой. Я автоматически связал это чувство с Лэсси, поэтому не очень удивился, когда чуть позже в тот день позвонил мой брат и сообщил маме, что Лэсси неожиданно заболела и ее пришлось усыпить. Я был раздавлен.
Я не заводил собак до тех пор, пока не женился на Кэйти, и до рождения сыновей, Стивена и Пола. Первая собака была спрингер‑спаниэлем и прожила у нас всего один день, потому что она была слишком злобной, чтобы оставлять ее в доме, где есть дети. Потом у нас была большая черная лохматая колли по кличке Синди, которую мы взяли из приюта для кошек и собак. Она прекрасно вела себя с детьми – они могли делать с ней что угодно, но она не реагировала; у нее был просто золотой характер. Она была в большей степени собакой Кэйти, поэтому, когда мы разошлись, Синди осталась с ней, а умерла, когда мальчики уже были достаточно взрослыми и заканчивали школу.
Моей следующей собакой была Эльза, которая перешла ко мне и моему напарнику по работе Джиму от его матери. Она была толстым старым лабрадором, и ее больные бедра не позволяли ей много ходить. Так что она была счастлива неспешно прогуливаться по дому с мячом во рту, пока мы работали. Тогда мы жили в квартире на цокольном этаже под Спиритуалистической церковью и были заняты делами общины, которая там собиралась.
Как‑то вечером, а именно 8 декабря 1995 года, мы сидели в круге силы в Спиритуалистической церкви. Мы собирались там все вместе, чтобы помедитировать и очистить свой ум и открыться духовным сферам. Моя подруга Дронма, последовательница тибетского буддизма и духовный художник, присоединилась к нам и стала рисовать некоторых людей из мира духа, которые вышли с нами на связь в тот вечер. Когда мы закончили медитацию и остались в кругу, чтобы поделиться тем, что испытали, Дронма показала нам свои карандашные наброски. Обычно она делала семь или восемь рисунков в течение одного сеанса и часто это были изображения умерших родственников или возлюбленных присутствовавших людей. Но случалось и так, что никто не узнавал людей на рисунках. Тогда Дронма на всякий случай подписывала и ставила даты на своих набросках – вдруг со временем их значение прояснится. Они ведь могли быть и предсказаниями, смысл которых прояснится потом. В тот вечер она перевернула страницу, и мы увидели рисунок щенка спрингер‑спаниеля, сидящего перед дверью.
«Совершенно не понимаю, почему я это нарисовала, – сказала она. – Не думаю, что это собака из духовного мира. Посмотри, что находится за ней: это твоя входная дверь, Гордон».
Я был удивлен, но она была права – изображение и впрямь было похоже на мою входную дверь. Нас всех восхитил рисунок, полный подробностей: у щенка была белая грудь, вся в пятнышках, и кривая белая полоска вдоль носа.
«Тебе стоит помнить об этом, – сказала Дронма. – Это всего лишь карандашный набросок, но у щенка синий ошейник, а маленькая пуговица в виде бочонка, свисающая с него, красного цвета». И она поставила на рисунке дату.
Я больше не думал об этом, так как мы не собирались заводить новую собаку. У нас для нее просто не было ни места, ни времени, так как мы оба работали. И уж наверняка последнее, в чем мы нуждались, был здоровяк‑щенок спрингер‑спаниеля, которому требовалось накручивать несколько кругов по парку каждый день. Карандашный набросок Дронма убрала в свою папку с рисунками, и мы все отправились пить чай с бутербродами.
Девять месяцев спустя мне позвонила моя подруга, ясновидящая Джун Окли. Мы часто обменивались разными историями и старались не пропускать ничего, что происходит вокруг. Через несколько минут после начала разговора она вдруг неожиданно прервала свою мысль и сказала: «Скоро тебе предложат нового щенка. У него длинные уши и красивая мордочка – он такой очаровательный. Когда ты увидишь его, ты влюбишься. Мои друзья из духовного мира сказали мне, что ты должен взять себе эту маленькую собаку. Ты не можешь отказаться от него, потому что ему нужен дом. С ним жестоко обращались, и он нуждается в тебе». Она сказала, что Альберт Бест, выдающийся медиум из Глазго, который был в каком‑то смысле моим наставником, сказал ей, что мне следует взять эту собаку.
Несмотря на все это, я не отнесся к ее словам всерьез. «Ну, им придется поискать другой дом для него, потому что сейчас я никак не могу взять щенка, невзирая на то, что говорит Альберт». Я не провел никакой параллели между его словами и рисунком, который сделала Дронма.
Джун не настаивала, сказав лишь: «Ну, дорогой, это всего лишь то, что он сказал», – и мы оставили все как есть.
По прошествии недели мне довелось выступать на одном спиритуалистическом семинаре. Когда я закончил, ко мне подошла пожилая женщина и спросила, не знаю ли я кого‑нибудь, кто согласился бы взять собаку. Она была очень взволнована, когда говорила со мной: «Если никто не возьмет щенка, ему придется вернуться в собачий приют. Мои соседи сверху взяли его, но они целый день на работе, поэтому запирают его в шкаф. А их шкаф находится прямо над моим, и я слышу, как он целый день воет там. Я больше не могу этого выносить, поэтому я сказала им, что присмотрю за ним немного, но он очень пугается, когда меняет место жительства, носится повсюду и разбрасывает вещи по полу. Я слишком стара, чтобы управиться с ним, но не могу вынести мысли о том, что бедный малыш снова вернется в приют для собак. Это уже третий раз, когда он переезжает, и я уверена, что там решат избавиться от него, если он вернется. Ему всего год от роду, и это было нелегкое время для него».
Я мягко объяснил ей, что просто не имею возможности завести собаку, принимая во внимание нашу крошечную квартирку в подвале и тот факт, что мы с напарником оба целый день работаем в парикмахерской. Моя собеседница выглядела очень подавленной.
Когда она повернулась, чтобы уйти, я вспомнил свой разговор с Джун и окликнул женщину: «Подождите минутку. Этот пес – спаниель?»
Она удивилась. «Да, это спаниель».
«Можно мне взглянуть на него? Если он дружелюбный, возможно, я смогу взять его к себе, но у нас на самом деле нет времени присматривать за проблемной собакой. Дайте ваш номер телефона, а я все же поговорю с Джимом».
Я спустился вниз, в нашу квартиру, и нашел Джима. «Помнишь то сообщение, которое Джун передала мне о собаке? Кое‑кто спрашивает, сможем ли мы взять домой спаниеля, и я думаю, нам бы стоило пойти и взглянуть на него. У пса немного трудный характер, но именно это Альберт сказал Джун».
У Джима мое сообщение не вызвало особого энтузиазма, поскольку в детстве он держал спрингера и знал, сколько забот создают эти собаки, но все‑таки решил, что нам стоит посмотреть на щенка. Позже вечером я позвонил этой даме и договорился навестить ее в следующий понедельник.
Когда мы зашли в квартиру, там сидел спрингер, уже не совсем щенок, но все еще довольно юный. У него были длинные коричневые уши, белая грудь, покрытая пятнышками, синий ошейник с красной пуговицей в форме бочонка, которая свисала с него, и длинный хвост, который крутился как сумасшедший. Мы сели за стол, чтобы выпить чашечку чая и рассмотреть его, а он запрыгнул на кушетку, ткнулся Джиму в колени, а потом вскарабкался по нему и обернулся вокруг шеи, устроившись у него на плечах, как меховой воротник. Он был слишком большой собакой, чтобы сделать это, но ему нужно было завоевать Джима, и он прильнул к нему, как щенок.
После этого сердце Джима не смогло остаться равнодушным, да и мне он тоже полюбился. Этим дело и кончилось... или все началось. Мы не могли оставить его там. Он был таким ласковым, теперь он не станет себя плохо вести, правда? Мы посадили его в машину и помахали на прощание старушке, которая была совершенно счастлива от того, что пес будет спасен. В машине пес пришел в возбуждение, ходил туда‑сюда по заднему сиденью и выглядывал в окно, а хвост крутился как метелка. «Теперь все будет хорошо, – сказал я ему. – Ты едешь в хороший дом».
Через две минуты после того, как он попал к нам в квартиру, пес устроил на полу беспорядок, попытался взобраться на бедную старую толстушку‑Эльзу, которая скулила, не понимая, что происходит, бегал из комнаты в комнату, ронял вещи, трепал их и подбрасывал в воздух.
Джим посмотрел на меня и сказал: «Мы никак не можем оставить его. Он же сумасшедший».
Я как раз был занят тем, что пытался остановить Чарли, который стягивал простыни с кровати. «О, ему всего лишь нужно немного времени, чтобы привыкнуть! Через день‑два все будет в порядке».
«День‑два такого безобразия?»
«Альберт Бест, – подумал я, хватая один конец подушки, которую пытался прикончить спаниель, – это у тебя такие шутки?»
Самое забавное, однако, заключалось в том, что Чарли, также известный как Наглый Чарли, на самом деле был нашим с самого начала. Через месяц после того, как мы привезли его домой, пришли его бумаги, и, взглянув на них, я увидел, что он родился 8 декабря 1995 года, в тот самый день, когда Дронма нарисовала маленького щенка спаниеля с пятнышками на груди, синим ошейником с красной пуговицей, сидящего у моей двери. Мы довольно долго пытались заставить его сесть, чтобы сравнить фотографию с карандашным рисунком, и, когда мы сравнили их, сходство оказалось поразительным – даже коричневые пятнышки на его груди были в том же самом месте, и полоска на носу совпадала идеально.
Сегодня мне кажется, что если бы это была сказка, то в этом месте она бы счастливо закончилась, Чарли был бы в безопасности и счастлив с нами. Судьба свершилась. Очевидно, что нам было суждено встретить его, но кем бы ни был тот тип из духовного мира, который послал нам бедного Чарли, он хотел, чтобы мы усвоили некоторые уроки, преподанные нам этим неистовым и разрушительным характером. Нам пришлось целиком и полностью прекратить работу, к тому же были испытаны все пределы нашего терпения и способности сострадать живому существу.
С самого начала Чарли стал для нас испытанием и уроком. Он не был «просто собакой», кем бы он ни являлся, он был очень особенной личностью, но с самого начала оказался совсем неуправляемым. За девять месяцев он сменил трех хозяев, и становилось все яснее и яснее, что кто‑то из них очень плохо с ним обращался. Мы думаем, что его первый хозяин был жесток с ним, жег его сигаретами, и к тому моменту, как спасатели животных проникли в его дом, повзрослевший щенок превратился в запуганную агрессивную собаку. Люди в следующих двух семьях просто не знали, как себя с ним вести. Кто знает, что они с ним делали, чтобы приучить к порядку и выгнать из него страх?
Как бы то ни было, следующие три года стали для нас непрерывной борьбой. Джим очень гордился домом и просто не мог выносить тех кошмарных разрушений, которые устраивал Чарли. И скоро я заметил, что все время покрываю пса и скрываю от своего соседа его самые злостные деяния. Мне пришлось целиком изменить свой образ жизни, чтобы справиться с собакой, которая все перевернула в ней вверх дном.