Календарь, висевший в дверном проеме у кровати, давал ясно понять всем своим видом, что сейчас седьмое ноября. Вторник. Часы сонно показывали пять часов двадцать шесть минут. Именно в это время все фонари города рисовали невесомые треугольники света, окутанные безликим туманом, который разрезал на части находящийся вне времени, вне пространства, вне невесомости – дождь.
Пять часов двадцать пять минут. Именно в это время Валера недовольно протаптывал замерзшие лужи, ломая их своими неуклюжими коричневыми ботинками. Он проплывал по молочному воздуху, так, что всё его тело со стороны поминало старый водолазный костюм, голова которого была закрыта в торчащий козырьком капюшон.
Пять часов двадцать четыре минуты, соседи многоэтажного жилого дома, стоящего недалеко от парка «Сокольники», начинали пробуждаться. Кто-то всё еще спал, но те, кто пробудился для того, чтобы успеть не попасть в пробки, обязательно попадут в них и пожалеют куда больше, ведь проснулись раньше. На лестничных клетках начинали просыпаться и смешиваться запахи утра. Чьи-то духи, чей-то завтрак и над всем над этим слегка преобладал запахом кофе, который был слышен практически с каждой пробудившейся квартиры. Всё это имело свои звуки, свои крики, такие утренние и непринужденные, свои вопли, свою атмосферу. Всё это шло с последнего этажа и с каждым лестничным пролетом становилось больше и непонятнее, весь этот гомон летел вниз по этажам и прекращался где-то, не доходя до двери парадной. За ней всё было исключительно. Всё было менее живо и менее хаотично. За ней пахло свежестью, звуки были синхронны и слажены, прочем, как и бывает у природы.
Пять часов двадцать три минуты. Местные алкаши уже успели найти «святой воды» и испить её настолько, что хватит, как минимум до вечера.
Пять часов двадцать две минуты. Из клубов пропал поток студентов, всё отправились по кроватям своих домов и общежитий, чтобы поспать пару часов и снова по слаженному кругу: завтрак, универ, друзья, клуб, сон, завтрак. А чаще всего и вовсе: завтрак, клуб, завтрак.
Пять часов двадцать семь минут. Володя проснулся в своей кровати, проснулся и что-то осознал, что-то ударило в его голову. Он лишь успел взглянуть в окно и ещё не успел вдохнуть и обрадоваться новому утру, как что-то, что-то неизвестное и неведанное в его голове оборвалось.
Осень.
- Пасмурно.
- Неудивительно.
- Почему?
- Осень!
- А вы смотрели новый фильм?
- Который из них?
- В нем снимался Жан Рено.
- А-а-а, ах да, кажется припоминаю, вот этот... название ещё такое...
- Да-да-да...Он...
- Простите меня, Мария Николаевна
- Вы чего, Серёжа?
- Я помню хотел научиться курить, а наткнулся на мертвое солнце, закатившееся осенью за гаражи.
- А курить?
- Так и не срослось!
- А чего теперь?
Солнце вон оно - воскресло.
- Совестно.
- А вы начните...
- Простите, Марья Николаевна.
- А теперь..?
- Я помню смотрел на вас и не видел ничего более.
- Прикурим?
- А солнце-то...
Как сыр в масле облака.
- Будет дождь.
Про[Рубь]
Трамвайные пути. Уже двадцать минут стою. Холод. Расстегнутая куртка, фактически в футболке. Нуль градусов. Но не замерз. Говорят, кто ныряет в прорубь потом не болеет до следующего ныряния в прорубь. Другие же болеют пневмонией, грипппом, венерическими заболеваниями, раком, а те, кто не ныряет вовсе - рано или поздно умирают.
- Все мы рано или поздно умираем.
- Вы читаете мои мысли?
- Зачем мне это нужно?
- Ну вот опять, я ведь ничего не говорил.
- Шевелить языком, открыв при этом рот, как рыба - не повод того, что ты говоришь. Ровным счётом и наоборот. Знаешь что такое палиндром?
- Нет.
- Это когда одно и то же чередование букв образует предложение, смысл которого остаётся одинаковым как бы его не читай - справа налево или слева направо.
- А вы это к чему?
- Например:.Я и т ы б ы п а л и м и Р и Р и м и л а п ы б ы т и Я.
- Достаточно. А вы это вот мне зачем сейчас?
- А я о том, что мир и ты и я и тот трамвай, которого ты ждёшь движутся по замкнутому круг изо дня в день... изо дня в день. И как бы ты бы не рассматривал свое БытиЕ, оно что слева направо, что справа налево, что сверху, что снизу - какое-то уж больно одинаково.
У нас в доме жила баба Таня, царство ей небесное, каждое утро обливалась холодной водой, а зимой так и вовсе в прорубь с головой, речка была, кстати, в двух шагах, выйдешь так зимой из избы, а перед тобой снега по пояс: лес, озеро, о чем-то поет вьюга и кругом ни души больше, только это, баба Таня всё в прорубь с головой. Так вот, хорошая была женщина, муж у нее на войне погиб, осталась совсем одна, с троими детьми, любовника потом нашла, в 7 0-ых, как сейчас помню. Дети выросли, разъехались, а она всё в прорубь да с головой.
- И что же, как она умерла?
- В озере утонула. Ирония. Пошла в лес, ночью мужики купались, а на утро прорубь подмёрзла, а она по воде, лед тонкий, ну плюх в воду, а плавать умеет, к воде здешней привыкла, не холодно ей. Ну-у, озеро тогда и давай злиться, что ничего Бабе этой - русской не страшно, ну-у давай оно замерзать, а в то время как раз любовник ее на рыбалку шел, ну, значится и выловил 'рыбку золотую', да поздно было - два дня как прошло, вот на день раньше бы - успел. А днём раньше он к рыбалки готовился - похмелялся, значится, догонялся. Ну, готовился, значится, как мог. Не пьет, кстати, с тех пор, все себя винит.
А вы помните, что Жы и Шы пишутся с буквой 'И'?
- А вы это на что намекаете?
- А на то, что ЕжИ и ЕршИ должны жить вместе, одной семьёй, но они, почему-то даже по праздникам не видятся.
- А вы, случайно, не в курсе сегодняшнего праздника?
- А-а-а, точно, сегодня же этот, праздник... Подскажите, какое сегодня число
- Седьмое.
- Вот, да, праздник седьмого ноября. День Октябрьской революции.
.........
- Пасмурно.
- Осень.
- Дождь будет.
- Вряд ли. Осень. Красиво.
- А не знаете через сколько приедет трамвай?
- Я, правда, не знаю, а давайте спросим.
- Как назло нет никого.
- Вы не переживайте, уже должен быть, пробки, наверное, опаздывает. А вам какой нужен?
- 15.
- Как же хорошо, я вот как раз работаю на этом маршруте - водителем, между прочим, этого самого трамвая.
- Выходной?
- Нет, решил развеяться, покататься, так сказать, на своем рабочем месте, с коллегами. А то не видимся. Не общаемся.
- Понимаю.
- А вы что летом планируете делать? Купаться?
- Я и не знаю ещё, дожить бы для начала. Купаться?! Да какой там. В Финском - холодно, в Сочи - дорого.
- Это да. Горы любите?
- Каждый день... А чего?
- А я вот летом в Крым с семьёй поеду.
- На машине?
- Нет, зачем же, на трамвае...
- С женой?
- Шучу, да, на машине поедем, нет, почему же с женой, с любовницей.
- Опять шутите?
- С чего вы взяли? Жены у меня нет - померла... Не поверите, в проруби утонула.
Ан-24
Николай Прихотькин поправил свои новые очки в круглой оправе, добавив:
- Я стану пилотом Ан-24 и буду каждый день, а то и по два раза летать по маршруту до Салехарда и обратно.
- Вот вы же, Николай Прихотькин, агроном со стажем.
- Ну-с?
- А в космос не хотите?
- А что мне там делать?
- Звездочетом быть...
- Профессия требующая сноровки, я не смогу, к великому сожалению, работать Звездочетом. По состоянию своего здоровья.
- А что не так с вашим здоровием?
- Так-то оно всё так, со здоровием, но Звездочетом быть - не огород рыть.
- Ну, схожие обязанности. Вот, вы, Николай Прихотькин, агроном со стажем, не один гектар, так сказать, отраженного неба засеяли и собрали с них звезды. Теперь вот полетаете, взроете отраженную землю облаков и все, дальше только космос, а там гляди и на повышение.
- Ну-с, так-то оно так. А куда ещё выше?
- Как куда, Юлик, Гагарин-то, думаете он умер? Не-е-ет, космонавты не умирают, они идут на повышение, так сказать.
Ну, вот, в космосе, Звездочетом, вы думаете они не так же, сеют, роют, бороздят?
- Так-то оно так, но...
- Да и питание лучше, солнце ближе, не работа - пансионат Дубравушка....
- Пожалуй, вы правы.