Спортивный допинг в вопросах и ответах

Оглавление

• Вступление
• Часть 1. Нандронол (ретаболил)
• Часть 2. Тестостерон
• Часть 3. Станозолол
• Часть 4. Метандростенолон

Спортивный допинг в вопросах и ответах

Источник: Русская служба BBC

Оглавление

• Вступление
• Стимуляторы
• Наркотические анальгетики
• Анаболики
• Диуретики
• Пептидные гормоны и их аналоги
• Допинг крови
• Фармакологические, химические и физические манипуляции

Допинг и борьба с ним

Григорий Родченков

Тема допингового контроля в спорте поистине неохватная, окруженная ореолом легенд и слухов. Борьба с допингом не прекращается ни на минуту. Жизнь многих спортсменов – это не только постоянные сборы, тренировки и соревнования. Это еще и постоянный страх. Страх попасться самому. Страх, что кто-то может подсыпать в пищу или питье. Страх перед соперниками – кажется, что все вокруг что-то такое употребляют. Тем временем ряды жертв пополняются именами великих атлетов: Дитер Бауманн, Линфорд Кристи, Мерлин Отти – это только верхушка списка за 1999 год. И все они вдруг как один попались на нандролоне, анаболике, как это может показаться на первый взгляд, из далекого прошлого. Как же такое могло случиться с такими опытнейшими и популярными спортсменами?

Сейчас все подводят спортивные итоги уходящего столетия, выбирают лучших спортсменов и тренеров. То же самое можно сделать и в антидопинговом контроле. Самая великая жертва допингконтроля – это, конечно, канадец Бен Джонсон. Через пару дней после своего олимпийского триумфа в Сеуле в 1988 году – победа в беге на 100 м с мировым рекордом – он был низвергнут. В его пробе был обнаружен анаболический стероид станозолол, и последовала дисквалификация на четыре года. И все равно, вернувшись в большой спорт, – он снова попался, на этот раз на тестостероне, и был дисквалифицирован пожизненно. Самую несчастную спортсменку выбрать труднее – тут либо Катрин Краббе (о ней отдельный рассказ) с кленбутеролом, либо наша лыжница Любовь Егорова с бромантаном. Эта великая троица венчает целую пирамиду спортсменов, чьи результаты оказались положительными после лабораторных анализов.

Самая великая лаборатория – это лаборатория кельнского Института биохимии спорта, основанная профессором Манфредом Донике в начале семидесятых годов. Именно там были разработаны все основные методики, используемые теперь во всем мире в более чем в двадцати пяти аккредитованных лабораториях. Эти лаборатории выполнили за 1998 год 105 тысяч анализов на допинг, из которых 1926 оказались положительными.

А вот выбрать самый-самый (назвать "лучшим" язык не поворачивается) допинговый препарат века непросто. Мне кажется, это один из трех анаболических стероидов: станозолол (он же стромба или винстрол), тестостерон и нандролон (нортестостерон, он же ретаболил и дека-дураболил). Каждый из них точно заслуживает отдельного рассказа. Вообще сложность определения и, следовательно, борьбы с употреблением анаболических стероидов в спорте, заключается в том, что эти препараты, во-первых, превращаются в организме в пять, десять и более продуктов биотрансформации и выведения, называемых метаболитами, и, во-вторых, употребляются преимущественно в подготовительный период, задолго до основных стартов, так что при соревновательном контроле практически никаких метаболитов уже не остается.

Хронологически следует начать с нандролона. Именно на нем оттачивались орудия для антидопинговой борьбы. И все равно одно поколение спортсменов за другим тянулось к нандролону с неистребимым упорством, словно к некоему первоисточнику. И ведь черпало в нем немало, как видно из биографий и результатов Бауманна, Кристи, Отти и многих других.

Нандронол (ретаболил)

Анаболический стероид нандролон был синтезирован в 1950 году и представляет собой 19-нортестостерон. Приставка 19-нор – означает, что в молекуле тестостерона отсутствует метильная группа в 19-м положении. Все анаболические андрогенные стероиды по своей структуре являются производными тестостерона, мужского полового гормона. Но анаболики, в отличие от него, дают значительно больший анаболический эффект (наращивание мышечной массы) и меньший – вирилизующий (огрубение голоса и оволосение по мужскому типу у женщин). Нандролон является классическим анаболиком. Как показали многие исследования, нандролон обладает самым продолжительным воздействием на клеточные рецепторы, ответственные за анаболические процессы. Это определило успех нандролона. В форме деканоата (эфира декановой кислоты) он выпускался в Венгрии под названием ретаболил, на Западе и США – под названием дека-дураболил. Одна ампула ретаболила содержит 50 мг препарата. Эффект после инъекции продолжается две недели. В клинической практике ретаболил применяется при лечении дистрофии, при восстановлении после травм, операций, инфарктов. У женщин поднимается уровень гемоглобина в крови, снижается потеря кальция из костной ткани. Артисты балета и цирка, звезды кино и театра – тоже время от времени проводят курсы инъекций. До сих пор противники современной концепции антидопинговой борьбы, проводимой Международным Олимпийским комитетом (МОК), приводят нандролон и спектр его положительного воздействия на больных в качестве аргумента за контролируемое применение этого высокоэффективного и относительно малотоксичного препарата. По их словам, нандролон просто оклеветали, а потом запретили, в результате чего спортсмены стали вынуждены употреблять другие анаболики, либо малоизученные, либо сомнительного происхождения. Как "сухой закон": запретили водку – стали пить всякую гадость.

В спорте нандролон вместе с тестостероном и метандростенолоном спокойно царствовал в 60-е и 70-е годы, пока в антидопинговых лабораториях не появились надежные и простые в управлении хромато-масс-спектрометры, приспособленные для серийных анализов. Стало возможным не только определять следовые количества запрещенного препарата по времени удерживания, но и достоверно подтверждать структуру его метаболитов на основании масс-спектра. Теперь после применения анаболических стероидов, особенно инъекционных форм, спортсмен мог попасться в течение месяца или даже более. Эта была революция. До этого использовался метод радиоиммунологии, который, как выяснилось позднее, давал как ложноотрицательные, так и ложноположительные результаты. Именно на иммунные методы полагались большинство специалистов в те годы. И вот в 1978 году, на чемпионате Европы в Праге сразу пять известнейших легкоатлетов из СССР и Болгарии попались на ретаболиле! Это был шок. Избежать скандала тогда удалось за счет казуистики – якобы пробы были плохо закрыты и не так хранились, – словом, эта какая-то провокация.

Этот случай заставил все лаборатории срочно закупать хромато-масс-спектрометры американской фирмы "Хьюлетт-Паккард". В СССР как раз успели закупить эти приборы до начала афганской войны, из-за которой на продажу такого высокотехнологичного оборудования Конгресс США сразу ввел строгий запрет. Приближалась Московская олимпиада 1980 года. В разгаре было политическое противостояние двух систем, и спортивные победы расценивались как доказательства преимуществ одной системы над другой. Боясь попасться на масляных инъекциях нандролона, спортсмены переключались на новые эффективные анаболики. Однако такого ощутимого эффекта, как при применении нандролона, достичь было трудно. Поэтому была основательно разработана схема предсезонной подготовки: с ноября по декабрь на инъекциях ретаболила, дальше на таблетках. Зимний сезон пропускался. Называлось это "готовиться дома к ответственным стартам". Профессор Манфред Донике (Кельн, Германия), в то время секретарь Подкомиссии по допингу и член Медицинской комиссии МОК, еще тогда выступал за проведение внезапных тестов в подготовительный период, но "железный занавес" в начале восьмидесятых был непроницаем, а ловить только своих было как-то не с руки.

После многолетних закрытых дискуссий ограничились принятием на сессии Медицинской комиссии МОК в Москве в 1987 году "Этического кода лаборатории", запрещавшего под угрозой потери аккредитации (это разрешение на проведения антидопингового контроля на международном и национальном уровне) проводить эксперименты по выведению анаболиков или принимать любые пробы со стороны с условием неразглашения результатов анализов. Как только это проверить или за этим уследить?

Короче, в восьмидесятые годы на нандролоне попадались преимущественно спортсмены из бедных стран или просто "чайники". Да и пробы на допинг отбирали у спортсменов только во время олимпийских игр, национальных чемпионатов или крупнейших соревнований. Хотя почти все высокопоставленные функционеры ИААФ и МОК понимали, что отрицательный результат анализа после соревнований свидетельствует только о том, что спортсмены заблаговременно прекратили прием запрещенных допинговых препаратов. Но на фоне успеха первого чемпионата мира по легкой атлетике в Хельсинки в 1983 году, появления богатых спонсоров и дальнейшей коммерциализации мирового спорта открыто признавать существование такой проблемы никому не хотелось. Более того, в критический момент делалось все, чтобы скрыть истину и приукрасить действительность. Истину мы не знаем до сих пор: по косвенным данным, во время чемпионата в Хельсинки было 38 положительных проб, причем 17 из них принадлежали кому?.. – нет, не угадали, – легкоатлетам США. Звездопад мог быть неописуемым, но ныне покойный Примо Небиоло, президент ИААФ, положивший много сил на организацию первого в истории мирового чемпионата, – торжественно и спокойно объявил, что положительных проб нет. Из жертв нандролона восьмидесятых годов я бы отметил двоих. На Олимпиаде в Лос-Анджелесе в 1984 году попался Марти Вайнио, чемпион Европы-78 в беге на 10 000 м (27.30,99!). Вайнио, любимец Финляндии, был вторым в беге на 10 000 м, вышел на старт бега на 5000 м, уже разминался и его сняли прямо перед выстрелом стартера: нандролон! Было проведено официальное расследование. Оказалось, что вероятнее всего нандролон попал в результате переливания собственной крови (аутогемотрансфузии, запрещенной, но никак не определяемой процедуры) за несколько дней перед стартом. А кровь у него была взята в тренировочной период, когда Вайнио "сидел" на нандролоне... Более того, стало известно, что за несколько месяцев до Лос-Анджелеса организаторы Роттердамского марафона просто скрыли факт его положительной пробы, тот же нандролон. Заметим, что после этого расследования, видимо, были приняты какие-то меры – и финских бегунов на длинные дистанции с той поры мы уже не видим. Сам Вайнио, правда, вернулся после 18-месячной дисквалификации, бегал снова и уже ветераном установил мировые рекорды для сорокалетних: 8.05,08 в беге на 3000 м и 28.30,88 на 10 000 м – не побитые по сей день. Титан!

И еще один титан пал жертвой нандролона в 80-е годы – это Батч Рейнольдс, автор феноменального рекорда в беге на 400 м – 43.29, превышенного только Майклом Джонсоном на последнем чемпионате мира в Севилье в 1999 году. У Рейнольдса в пробе был четкий нандролон – но во время контрольного анализа в лаборатории Парижа в присутствии американского эксперта из олимпийской лаборатории Лос-Анджелеса был нарушен протокол образцовой лабораторной практики. Результат подтвердили, но не провели детального сравнения с другой, заведомо положительной, пробой, называемой "лабораторный контроль", – из-за боязни перекрестного загрязнения. На основания рапорта своего эксперта американская федерация посчитала результаты повторного анализа недостаточными и оправдала Рейнольдса, однако медицинская комиссии ИААФ, изучив результаты, дисквалифицировала его на два года. Рейнольдс все эти два года судился с ИААФ, затем пытался вернуться в большой спорт – но и то, и другое оказалось безуспешным.

Своим чередом шли научные исследования – оказалось, что метаболиты нандролона могут быть обнаружены у женщин при приеме некоторых контрацептивов, а также в начальный период беременности. Все спортсменки сразу стали декларировать прием контрацептивов при заполнении документов во время сдачи анализов на допинг. Но потом исследования показали, что соотношения (относительные количества) метаболитов другие, и все встало на свои места.

Конец восьмидесятых и начало девяностых годов принесли много изменений. Рухнул блок соцстран, "железный занавес" исчез. Вопрос о проведении тестирования на анаболические стероиды в подготовительный период был поставлен ребром. Было решено начать со штангистов, так как превосходство спортсменов из СССР и Болгарии раздражало весь остальной мир. А после скандала с Беном Джонсоном в 1988 году в Сеуле ряд крупнейших международных федераций, в том числе ИААФ, объявили о программе внесоревновательного контроля на допинг. И в 1989 году начались внезапные проверки в подготовительный период. Чемпион Сеульской олимпиады в беге на 5000 м Джон Нгуги (Кения), оставивший вторым в том забеге Дитера Бауманна, – убежал куда-то в горы, когда инспекция с проверкой приехала к нему в тренировочный лагерь. И получил дисквалификацию – этот "побег" ему перезачли как отказ от сдачи пробы, что равносильно положительному результату. Сборная Австрии, спринтеры, всей эстафетной командой попались на станозололе. Тем временем главный "станозололыцик", канадец Бен Джонсон, слезно каялся и давал показания специальной правительственной комиссии. Президент МОК Хуан-Антонио Самаранч объявил, что допингу нанесен решительный удар, и скоро эта проблема будет окончательно решена.

Итак, в конце 80-х ситуация радикально изменилась. Эпоха масляных инъекций отошла в прошлое. Ретаболил в СССР, например, ушел из спорта высших достижений, оставшись в любимцах лишь у "качков", бандитов и заводчиков крупных и сильных собак. В Америке ему остались верны так называемые recreational athletes – большая прослойка спортсменов, кто для себя интенсивно занимается спортом, но спорт не является источником их дохода.

Однако в последние годы нандролон появился в новых формах – в виде так называемых "прогормонов" – их считают в США "пищевыми добавками" и продают без рецепта, вариаций их просто несть числа, а рост объема продаж в 1999 году по сравнению с 1998 годом составил по различным оценкам от 500 до 1000 процентов. И эта вторая волна нандролона захлестнула в свой водоворот многих.

Посыпались звезды первой величины. Взять Дитера Бауманна, лучшего европейского бегуна на 5000 м последнего десятилетия. Олимпийский чемпион Барселоны и призер Сеула, многократный чемпион Европы, рекордсмен Европы – 12.54.70. Бауманн стартовал редко, тщательно готовясь к важнейшим соревнованиям. Тоже был любимцем всей Германии. Выступал против допинга. И вдруг такой скандал – две подряд положительные пробы, в октябре и ноябре 1999 года, – причем концентрация основного метаболита была 20 нг/мл. Это в десять раз превышает нижний допустимый предел концентрации, так что ошибка полностью исключена. Бауманн пытался оправдаться: якобы кто-то проник к нему в дом и ввел нандролон в тюбик с зубной пастой. Действительно, сотрудники кельнской лаборатории для эксперимента почистили зубы этой пастой – конечно, нашли потом в моче метаболиты нандролона. Жаль, что сначала никто не попробовал тихо прокрасться к Бауманну в дом – этот эксперимент точно бы не удался. Позиция ИААФ однозначна: все ссылки спортсменов на то, что ему или ей подсыпали, подбросили или подлили, считаются несостоятельными. Обе повторные (контрольные) пробы Бауманна подтверждаются в двух разных лабораториях – и его дисквалифицируют на два года.

Тут надо отметить, что совсем по-другому поступил Линфорд Кристи, еще один чемпион Барселонской олимпиады, составивший нандролонную компанию Бауманну в 1999 году Он объявил, что не будет оправдываться. Оправдаться было бы крайне трудно: нандролон у него был обнаружен не где-то там в Париже, а во все той же Кельнской лаборатории, и концентрация метаболитов составляла почти 200 нг в миллилитре (!). Так часто зубы не чистят. И вообще, когда Кристи, по своему обыкновению, после очередного победного финиша освобождался по пояс из своего комбинезона и демонстрировал фантастическую по красоте мускулатуру – то мне все было ясно: такого быть не может! Этого нельзя будет оправдать. Так оно в итоге и оказалось.

Чувствительность современных методов допингконтроля с использованием хромато-масс-спектрометров высокого разрешения находится на уровне сотых долей нанограмма. Эта невероятная глубина анализа в прямом и переносном смысле. Последние исследования популяций здоровых мужчин и женщин показали, что иногда можно обнаружить следы нандролона на уровне 0,25–0,60 нг/мл. При беременности уровень возрастает – значит, у женщин все-таки происходит его образование естественным путем. Как такое может получаться – нет объяснения. Поэтому во избежание ошибки и наказания невиновных нижний предел обнаружения при положительном (в смысле применения допинга) результате анализа был установлен на уровне концентрации 2 нг/мл у мужчин и 5 нг/мл у женщин, а что ниже этого уровня – не считается положительным результатом. Этим сразу воспользовалась федерация легкой атлетики Великобритании – и чемпион Европы-98 в беге на 200 м Дуг Уокер, кумир шотландской молодежи, у которого были найдены следовые количества на уровне нижнего предела концентрации, – был оправдан. Пока еще его мускулатуре действительно далеко до уровня Кристи.

И, наконец, Мерлин Отти, красавица и ветеран легкой атлетики – она была призером в беге на 200 м еще во время Московской олимпиады в 1980 году – в июле была отстранена от соревнований после положительной пробы на нандролон. Однако национальная федерация легкой атлетики Ямайки не решилась ее дисквалифицировать, и в ноября Отти была признана невиновной. Она тут же объявила, что будет готовиться к зимнему сезону-2000. В Германии, в Карлсруэ, ее к старту не допустили, а в Испании, в Валенсии, она с блеском выиграла бег на 60 м – 7,14 с. ИААФ выразила свой протест федерациям легкой атлетики Испании и Ямайки – такого афронта в Европе никто не ожидал. Продолжение, видимо, следует.

Все-таки мне кажется, что нандролон – это "самый допинговый" препарат XX века. В следующем номере мы расскажем о тестостероне – это еще один номинант на звание самого-самого...

Тестостерон

Тестостерон занимает особое место среди анаболических стероидов. Это синтетический аналог важнейшего природного стероида, мужского полового гормона, имеющий точно такую же структуру, которая была определена еще в 1935 Году. Эксперименты с тестостероном проводились в 40-е и 50-е годы, и есть основания полагать, что многие рекорды тех времен пали не без его участия. Действие тестостерона хорошо изучено. Он дает выраженный анаболический эффект, то есть увеличение мышечной массы, и воздействует на нервную систему, снимая ощущение усталости и поднимая общий тонус и настрой, "боевой дух". Это можно почувствовать уже после нескольких инъекций, содержащих, как правило, 50 миллиграммов тестостерона в виде эфира органической кислоты, например, пропионовой. Есть инъекции с очень большой дозой – до 250 мг. В последние годы появились различные таблетированные формы тестостерона с дозами от 20 до 50 мг. Пожалуй, это единственный анаболик, употребляемый накануне старта. Побочные эффекты от продолжительного применения тестостерона тоже хорошо известны – он планомерно угнетает выработку своего, эндогенного, тестостерона у мужчин. У женщин заметно грубеет голос и растут волосы на лице...

Тестостерон – такой, на первый взгляд, простой препарат – был и остается одной из самых сложных проблем в современном антидопинговом контроле. Проблема надежного определения тестостерона как допинга стояла всегда, и до конца никак и не решалась, так что без рассмотрения научных аспектов этой проблемы нам не обойтись. Природный тестостерон циркулирует в крови, интенсивно метаболизирует, превращаясь в так называемые 17-кето-метаболиты, прежде всего андростерон и его производные. Эти метаболиты выводятся с мочой, которую и отбирают для анализа на допинг. Самого тестостерона в ней очень мало. Допинговый, то есть полученный извне, тестостерон также вовлекается в интенсивный метаболизм, все перемалывающий и перемешивающий, и через непродолжительное время как бы исчезает.

Как тут доказать факт применения допинга? Ведь если регистрируются пики метаболитов нандролона или станозолола – это допинг, положительная проба, этих пиков быть не должно вообще. А вот появился пик тестостерона – каким образом здесь отличить тестостерон свой, эндогенный, от внешнего, экзогенного, то есть допингового? Ответа долго не было, так что до 1984 года тестостерон как допинг никак не определялся. Хотя и было известно, что после введения тестостерона его концентрация увеличивается, потом плавно снижается, однако эта динамика видна при лабораторном эксперименте.

При допинговом контроле имеется всего одна проба с данной концентрацией. Измерение этой одной концентрации ничего не дает, так как естественный тестостерон присутствует в моче мужчин и женщин в довольно широком диапазоне концентраций – от 10 до 100 и более нанограмм на миллилитр.

Первым стал определять тестостерон профессор Манфред Донике, основатель и директор Института биохимии спорта – так он сам называл свою всемирно известную Антидопинговую лабораторию в Кельне. Он синтезировал реагент века – MSTFA, который превращал молекулы тестостерона, анаболических стероидов и их метаболитов в удобные для анализа соединения. Затем Донике принял важное и смелое решение – измерять не концентрацию тестостерона, а отношение концентраций тестостерона (Т) и эпитестостерона (Е), его природного изомера, роль которого и происхождение в то время были совершенно неизвестны. Введение тестостерона резко изменяла отношение Т к Е. За норму отношения Т/Е была взята единица. Хотя разброс значений Т/Е был тоже велик – от 0,1 до 3,5 и даже выше, тем не менее при Т/Е > 6 можно было утверждать, что это проба положительная. Чтобы набрать статистику для такого утверждения, были проделаны тысячи анализов.

Каким-то невероятным образом Донике удалось увезти в Кельн все пробы "Б" (невскрытые контрольные пробы с мочой) с Московской олимпиады-80. По тем временам эта была уникальная коллекция биопроб от элитных спортсменов, представляющих разные виды спорта. На ее основе было проведено сравнение распределения отношений Т/Е у популяции атлетов и обычных людей, и детально отработана процедура анализа. В итоге Манфред Донике, в то время Секретарь допинговой подкомиссии МОК, вводит, со свойственной ему решимостью, эту процедуру определения тестостерона на Олимпийских играх в Лос-Анджелесе в 1984 году, несмотря на сопротивление ряда ведущих специалистов, включая Дона Кетлина, директора Лос-Анджелесской Олимпийской лаборатории и основного оппонента Донике по проблеме определения тестостерона на всем протяжении их 10-летней совместной работы в МОК.

Основным аргументом оппонентов были ложноотрицательные результаты, получаемые при такой процедуре. То есть можно было применять тестостерон в достаточно эффективных дозах даже накануне старта, и при этом оставаться в пределах допустимого значения Т/Е. Это давало преимущество атлетам, у которых от природы была высокая концентрация эпитестостерона и, соответственно, низкое отношение Т/Е, на уровне 0,1–0,5. Такие значения характерны для представителей азиатских стран. Даже несколько инъекций тестостерона не позволяли им достичь значения Т/Е равного 6! Но по иронии судьбы первой жертвой новой процедуры стал японский волейболист. Он был первым (и последним) на той печальной памяти Олимпиаде в Лос-Анджелесе, где из-за бойкота наши спортсмены не участвовали. Остальные положительные пробы так и остались тайной века – из гостиничного номера, где проживал Принц Александр де Мерод, глава Медицинской комиссии МОК, были украдены все документы и протоколы отбора проб, результаты анализов которых были положительными.

Потом появились первые ложноположительные результаты, что было просто неприемлемо. В Норвегии, а потом в Австралии были обнаружены индивидуумы, у которых отношение Т/Е стабильно было в районе 7. За ними наблюдали достаточно долго – отношение оставалось неизменным. Последующие исследования в Швеции показали, что вероятность такого явления достаточно высока – один случай из 2000–3000. То есть средняя антидопинговая лаборатория могла в год давать один или два ложноположительных результата. Отметим, что в СССР тоже было как минимум двое таких уникумов с высоким природным Т/Е – один талантливый (далеко за 8 м) прыгун в длину, другой фехтовальщик. Они были совершенно несправедливо "закопаны" в конце 80-х годов.

Было решено отодвинуть границу положительных отношений Т/Е до 9, а тех, у кого было найдено отношение от 6 до 9, – наблюдать, то есть повторно и внезапно отбирать пробы. Как только отношение изменилось на несколько единиц в ту или другую сторону – проба положительная. Искусственно удержать отношение в принципе можно, принимая тестостерон с эпитестостероном в отношении 30:1 (тестостерон интенсивно метаболизирует, и только небольшая его часть выходит в неизмененном виде). Однако при этом резко изменяется концентрация самого эпитестостерона и ее отношение к концентрациям других природных стероидов. Так что выбор эпитестостерона как внутреннего биологического стандарта, сделанный Донике, был просто пророческим, его не оспаривали даже самые яростные противники метода. Но в целом процедура оставляла место для вопросов и споров.

Необходим был какой-то дополнительный метод, чтобы быть уверенным при подтверждении положительного результата на тестостерон. Финские ученые еще в 70-е годы, наблюдая бодибилдеров, постоянно употреблявших анаболические стероиды, отметили, что у них изменяется стероидный профиль: уменьшается концентрация естественных андрогенных стероидов, искажаются соотношения между андрогенными и остальными стероидами. На хроматограмме, где стероиды представлены в виде характерной последовательности пиков различной интенсивности, это искажение профиля бросается в глаза. Количественный обсчет соотношений не составлял труда, и Донике сделал ставку на изучение стероидного профиля спортсменов как источника дополнительной информации, подтверждающей применение тестостерона и других сильных анаболиков. Действительно, это работало, но имелись существенные ограничения. Во-первых, все это было применимо только для мужчин. Разброс и циклические колебания соотношений гормонов в стероидном профиле женщин не позволяли задать статистически достоверные границы между нормой и отклонением от нее. А во-вторых, выработка природных мужских гормонов могла снижаться и оставаться в подавленном состоянии в результате перетренировки, на фоне болезни или соревновательных стрессов и нагрузок. То есть изменение профиля не является специфической реакцией только на анаболики.

Но Донике упорно искал соотношения концентраций природных стероидов, наиболее чувствительных к воздействию анаболических стероидов, и верил в будущее этого подхода. В итоге его результаты анализа стероидного профиля показали, что 90 процентов победителей и призеров Сеульской олимпиады в легкой атлетике применяли анаболические стероиды. И Донике это публично озвучил! Какой тогда поднялся вой! И хотя Донике был вынужден взять свои слова обратно, но в этой цифре, мне кажется, сомневаться не приходится. Удивительно еще, что не все 100% – видимо, были такие здоровые, что их профиль ничто не могло поколебать...

Несмотря на то, что стероидный профиль так и не стал признанным оружием в борьбе с допингом, однако это ружье неожиданно стрельнуло – и не один раз. Все любители легкой атлетики помнят Катрин Краббе, выдающуюся бегунью на короткие дистанции, бриллиант в короне звезд бывшей ГДР. В 1991 году она легко обыграла всех на чемпионате мира в Токио, показав, кто станет наследницей Флоренс Гриффит-Джойнер в следующем году на Олимпийских играх в Барселоне. Естественно, перед Олимпиадой у нее неоднократно отбирали пробы в подготовительный период. И вот три пробы со сборов в Южной Африке попадают в кельнскую лабораторию – и у всех проб оказывается совершенно одинаковый стероидный профиль! Донике показал, что с точки зрения статистики такое совпадение совершенно невероятно, то есть пробы где-то подменили или как-то там намухлевали во время сдачи проб. Короче, во всех трех пробах оказалась одна и та же женская моча.

С точки зрения закона и прежде всего презумпции невиновности, этот случай ненаказуем, тем более что пробы отбирались в присутствии официально уполномоченного на такие действия представителя ИААФ, затем пару недель где-то хранились по холодильникам в отелях Африки, пока не попали в лабораторию в Кельн. То есть Краббе и оказавшейся в компании вместе с ней Грит Бройер, тоже звезде из ГДР и рекордсменки мира среди юниоров в беге на 400 м, – оправдываться было не нужно и собственно не в чем. Но Федерация легкой атлетики объединенной Германии в пылу разоблачений фармакологических допинговых программ бывшей ГДР восхотела свежей крови – и отстранила Краббе и Бройер от соревнований, поставив вопрос об их дисквалификации. Краббе подала в суд, и решение федерации, поддержанное ИААФ, было отменено. Краббе продолжила подготовку к Барселоне, но тут ей коварно нанесли удар в спину – за два месяца до Игр у нее во внесоревновательной пробе обнаружили кленбутерол – крайне спорный, со спортивной точки зрения, препарат, возможно, обладающий некоторым анаболическим эффектом, но по структуре своей никак к стероидом не относящийся и не входивший в то время в Список запрещенных препаратов. Так вот, чтобы выпутаться из этой истории, Медицинская комиссия МОК с подачи ИААФ включает кленбутерол в Список запрещенных допинговых препаратов и на этом новообретенном основании дисквалифицирует Краббе и Бройер на четыре года! Бройер отсидела и вернулась, а вот красавица Краббе судилась, занималась автогонками, открыла магазин, даже начала бегать – но вернуться не смогла. Все происшедшее с Катрин Краббе – самая неприглядная страница в истории антидопингового контроля.

Станозолол

Станозолол (он же стромба или винстрол) – один из самых употребляемых и эффективных анаболических стероидов. Примечательно, что он изначально был представлен в двух формах: инъекционной и таблетированной. Если бы не последние проблемы с нандролоном и его количественным определением, вот уже второй год держащие в напряжении Международную федерацию легкой атлетики (ИААФ), то я бы без тени сомнения назвал станозолол анаболическим стероидом XX века.

В восьмидесятые годы станозолол был наиболее популярным препаратом у спортсменов высокого класса, и прогресс во многих видах спорта был напрямую связан с его систематическим употреблением. Этот допинговый препарат имеет, пожалуй, наиболее интересную историю, разделенную на две части. Первая часть была совершенно невидимая, теневая, а начало второй ознаменовалось самым известным случаем в истории борьбы с допингом, когда в 1988 году на Олимпийских играх в Сеуле через день после триумфа – блестящей победы в беге на 100 м с мировым рекордом 9,79 – у Бена Джонсона была отобрана золотая медаль. "Станозолол", – произнес тогда на пресс-конференции Принц Александр де Мерод, руководивший Медицинской комиссией МОК и отвечавший за антидопинговый контроль. Это слово с тех пор запомнил весь мир. И мало кто знал, какой огромный прессинг со стороны спортивных функционеров и околоспортивных магнатов, не хотевших "мутить воду и омрачать праздник", выдержал тогда принц де Мерод...

Станозолол был синтезирован в середине пятидесятых годов и выпускался, к примеру, в Австралии в виде инъекций для использования в ветеринарной практике. В семидесятые годы немецкая фирма "Винтрол" стала выпускать таблетки по 5 мг под названием Стромба и эмульсионные инъекции ("молочко") по 50 мг под названием Винстрол, быстро ставшие известными во всем мире. В СССР на рубеже 80-х годов стромба продавалась по специальному разрешению в аптеках 4-го Управления Минздрава, обслуживавших партийно-правительственную номенклатуру. Инъекции винстрола привозили из-за границы сумками. Считалось, что это разные препараты. Я хорошо помню, когда работал в составе советской делегации на Олимпиаде в Сеуле, как все ахали и спрашивали – что это там корейцы нашли у Джонсона, сложное такое название. И удивлялись, узнав, что "наши" винстрол и стромба и есть тот самый станозолол. Так что во избежание путаницы будем использовать название самого анаболика – станозолол.

Структура станозолола существенно отличается от структуры двух рассмотренных нами ранее анаболических стероидов, нандролона и тестостерона. Помимо дополнительной метильной группы, у станозолола есть еще одно кольцо с двумя атомами азота, что долгое время затрудняло обнаружение этого препарата. Все это способствовало ореолу легенд и слухов, окружавших этот препарат. Одни мне как-то удалось прояснить, другие – так и остались загадкой...

В московском антидопинговом центре до осени 1985 года станозолол не определялся, пока не удалось воспроизвести очень чувствительную по тем временам методику, разработанную чешским профессором Бернджихом Хунделой, директором Пражской лаборатории, и представленную им на Московском антидопинговом симпозиуме летом 1985 года. Осенью профессор Хундела неожиданно умирает. Той же осенью 1985 года в Москве был просто обвал положительных проб на станозозол! На него был специально настроен отдельный прибор, хромато-масс-спектрометр, выделявшийся среди остальных подобных приборов замечательной чувствительностью, "любивший стромбочку", как мы шутили. Потом уже, сравнив чувствительность нашей методики с данными ведущих западных и американских лабораторий, мы поняли, что в то время московская лаборатория значительно опережала и Кельнскую, и Монреальскую, выйдя на уровень одного нанограмма на миллилитр. Доказательством тому была положительная проба Бена Джонсона на станозолол в 1986 году во время первых Игр доброй воли в Москве, за два года до Сеульской олимпиады. Тогда он по небегучей дорожке в Лужниках показал в беге на 100 м невероятные 9,95. На допингконтроль Бен шел улыбаясь и приветствуя зрителей, будучи уверен, что ничего найти невозможно.

Это было верно для всех допинглабораторий мира – кроме нашей, Московской. В тот день, когда Бен Джонсон бежал 9,95, я работал в лаборатории. Поздней ночью с легкой атлетики привезли пять закодированных, то есть без имен, проб: две были отмечены как женские, три – мужские. А врач, принимавший у спортсменов пробы, похвастался автографом Бена. Пробу Джонсона я вычислил, как только посмотрел на список препаратов, которые задекларировали мужчины. Две пробы были со стандартным набором фармакологии: эссенциале, карнитин, панангин, инозин – которым тогда пичкали сборную СССР, то есть это были наши ребята. Тогда третья проба, без всяких пометок, должна принадлежать Бену Джонсону. И именно в этой пробе хорошо были видны оба пика метаболитов станозолола. На следующий день анализ повторили – классический станозолол.