Я знаю, что я — это я, поскольку об этом знает моя собачка.
Гертруда Стайн
Собачий взгляд — это изучение другого одушевленного объекта. Пес видит нас и, предположительно, думает о нас — а людям нравится, когда о них думают. Естественно, ловя этот взгляд, мы гадаем: думает ли собака о нас таким же образом, как мы думаем о ней? Что ей известно о нас?
Наши питомцы хорошо нас знают — возможно, гораздо лучше, чем мы знаем их. Они — активные подслушиватели и подглядыватели; будучи допущены в нашу частную жизнь, они тихо следят за каждым нашим шагом. Они знают о наших приходах и уходах. Они запоминают наши привычки: сколько времени мы проводим в ванной или перед телевизором. Им известно, с кем мы спим, что едим, с кем спим чаще всего и что чаще всего едим.
Они наблюдают за нами так, как никакое другое животное. Мы, люди, делим крышу над головой с бесчисленным множеством мышей, клещей и многоножек, однако никто из них даже не смотрит в нашу сторону. Мы выходим из дому и видим голубей, белок и разнообразных насекомых, которые едва нас замечают. Собаки, напротив, следят за нами во все глаза (или краем глаза).
Эта «слежка» стала возможной благодаря хорошо развитой способности собак видеть. Зрение используется для того, чтобы обращать внимание, а внимание — чтобы понять, на что смотрим мы, люди. Некоторым образом собаки в этом похожи на нас, однако здесь их возможности превосходят человеческие.
Слепые и глухие люди нередко заводят собак, чтобы те вместо них видели и слышали, что происходит вокруг. Людям с ограниченными возможностями собака помогает жить в мире, в котором им не под силу ориентироваться самим. Так же, как людям с физическими недостатками собаки могут порой заменять глаза, уши и ноги, они помогают некоторым аутистам интерпретировать человеческое поведение. Люди, страдающие расстройствами аутистического спектра, отличаются тем, что не способны «прочитывать» мимику, взгляды, эмоции других. По мнению невролога Оливера Сакса, для аутиста завести собаку может быть способом читать чужие мысли: аутист не способен интерпретировать нахмуренный лоб как признак беспокойства, а повышение тона голоса — как проявление испуга или тревоги, а собака это умеет.
Собаки прилежно изучают нас — как настоящие ученые-антропологи. Став взрослыми, мы почти не обращаем внимания на окружающих, поскольку привыкаем заниматься только собой. Даже встречаясь с хорошо знакомыми нам людьми, мы можем не замечать мельчайшие изменения их мимики, настроения, взгляда.
Швейцарский психолог Жан Пиаже называл детей маленькими учеными, которые выдвигают гипотезы об устройстве окружающего мира и проверяют их на практике. Если это действительно так, то мы — это ученые, оттачивающие свои умения только для того, чтобы впоследствии потерять их. Мы взрослеем, усваивая, как люди обычно поступают, однако обращаем все меньше внимания на то, как они ведут себя в каждое мгновение. Мы перерастаем детскую привычку внимательно смотреть. Любопытный ребенок восхищенно разглядывает на улице хромого человека, но со временем ему объяснят, что это невежливо. Ребенка может захватить зрелище кружащихся листьев, однако с возрастом он перестанет их замечать. Ребенок задумывается, почему мы плачем, изучает наши улыбки, смотрит туда же, куда и мы; с годами люди не теряют способности делать все это, но утрачивают привычку.
Собаки же не перестают смотреть на идущего мимо хромца, шуршащие листья на тротуаре, наши лица. Городскому псу, возможно, недостает сельских пейзажей, зато он видит много другого: шатающегося пьяницу, громогласного уличного проповедника. Собака уделяет внимание всем. Талантливым антропологом ее делает то, что собака отмечает в людях и типичное, и необычное. Очень важно и то, что глаз собаки, рассматривающей людей, с течением времени не «замыливается», — в отличие от нашего.
О психических способностях собак
Умение животных ловить наши сигналы кажется волшебством. Собаки способны предугадывать действия своих хозяев. Судя по всему, они знают о людях кое-что очень важное. Что это такое: ясновидение? шестое чувство?
Я расскажу вам историю коня по кличке Умный Ганс, который жил в начале ХХ века. «Казус Ганса» явился предостережением против приписывания животным сверхъестественных способностей и определил направление когнитивных исследований животных в следующие сто лет. Ганс, по словам его владельца, умел считать. Когда ему показывали написанную на грифельной доске задачу на сложение, Ганс отстукивал ответ копытом. Хотя его, разумеется, поощряли за правильные ответы, речи о механическом запоминании не было. Ганс прекрасно решал задачи с новыми условиями, даже если их задавал посторонний человек, а не дрессировщик.
Обнаружение этой якобы скрытой когнитивной способности лошадей произвело фурор. Дрессировщики и ученые в равной степени ломали голову над тем, как Ганс это делает. Казалось, нет иного объяснения, кроме того, что лошадь действительно считает.
Наконец обман — притом невольный, неизвестный даже хозяину Ганса — был раскрыт психологом Оскаром Пфунгстом. Конь внезапно разучился считать, как только ему задали задачу, ответа на которую спрашивающий не знал. Ганс не умел считать и не был парапсихологом — он «прочитывал» поведение «экзаменаторов», бессознательно подсказывающих ему ответ: когда лошадь выстукивала нужное число, экспериментаторы подавались вперед или отклонялись корпусом, расслабляли мышцы плеч, лица.
Когда я думаю о механизме собачьего внимания, я вспоминаю о Гансе. Пусть конь и не отличался математическими способностями, но он, несомненно, прекрасно умел разгадывать сигналы, которые бессознательно посылали ему «экзаменаторы». В присутствии сотен людей только Ганс замечал, что дрессировщик слегка подается вперед, напрягается или расслабляется, — и тогда конь понимал, что ему следует перестать стучать копытом.
Сверхъестественная восприимчивость Ганса могла, как ни парадоксально, проистекать из некоторых недостатков. Поскольку конь понятия не имел ни об арифметике, ни о цифрах, его не отвлекали посторонние вещи. Напротив, внимание к броским деталям заставляет нас пропускать очевидные намеки на правильный ответ.
Один из моих знакомых психологов-экспериментаторов, который исследует поведение голубей, подтвердил этот феномен. Он показал студентам ряд гистограмм — синих столбиков разной длины на белом фоне — и сообщил, что картинки делятся по определенному признаку на две группы. Он распределил картинки по группам, после чего предложил студентам определить, по какому критерию произведено деление.
Студенты задумались. После множества неудачных попыток преподаватель рассказал им, что дрессированные голуби могут безошибочно распознать картинки, соответствующие загадочному критерию. Студенты заерзали, но правильного ответа и тут никто не дал. Наконец преподаватель сознался: речь шла о гистограммах, на которых было больше синего цвета.
Студенты возмутились: голуби обошли их. Проведя тот же опыт с моими студентами, я обнаружила, что они также склонны винить экспериментатора в своей неудаче. Хотя ни один студент не дал правильного ответа, все они впоследствии жаловались, что это «нечестно». Они тщетно искали некие сложные отношения между графами, в то время как голуби, пребывающие в счастливом неведении относительно гистограмм, уверенно делили снимки на две категории исключительно по цвету.
Собаки делают примерно то же, что Умный Ганс и голуби. Есть множество невероятных историй такого рода. Один дрессировщик собак-спасателей, например, упирал руки в бока, если его питомец брал неверный след. Другой в этом случае нервно тер подбородок. Собаки интерпретировали эти жесты как подсказки. (А дрессировщикам следовало бы научиться владеть собой.) Когда мы ищем причину какого-либо события или чьего-либо поведения, то, возможно, не обращаем внимания на подсказки, которые естественным образом замечают собаки. Дело не в их якобы экстрасенсорных способностях, а в развитой сенсорной чувствительности, а также любопытстве. Если бы они не были заинтересованы в привлечении нашего внимания, то не воспринимали бы тонкие различия в нашей походке, позах, настроении как нечто важное. Это позволяет собакам предугадывать наши действия.
Как собака «читает» нас
Собака наблюдает за нами, думает о нас и знает нас. Складывается ли у нее какое-то особое мнение о людях? Да.
Собаки знают, кто мы такие и что делаем. Более того, им известны некоторые вещи, которые скрыты от нас самих. Путь собаке к уяснению человеческой сути указывают, во-первых, наш запах, а во-вторых, «экстерьер». Более того, наше поведение определяет, кто мы такие. Я узнаю Пумперникель не только по внешнему облику, но и по походке (слегка разболтанной, энергичной рысце) и болтающимся в такт ушам. А для собак человек — это не только внешность и запах, но и то, как он двигается.
Даже самые заурядные наши привычки — например, манера ходить по комнате из угла в угол — несут большое количество информации, которую усваивают собаки. Все хозяева знают, что щенки быстро становятся восприимчивы к ритуалам, которые предшествуют прогулке. Мы надеваем ботинки, берем куртку или поводок — это подсказка; наступление обычного времени прогулки объясняет собачье оживление. Но что если вы всего-навсего оторвались от работы или поднялись с кресла?
Если вы резко встали или пересекли комнату решительной походкой, внимательная собака почерпнет из этого всю необходимую информацию. Регулярно наблюдая за вашим поведением, пес угадает намерение, даже если вы считаете, что ничем не выдаете свои мысли. Как мы уже убедились, собаки очень внимательно следят за взглядом. Разница между поднятой и опущенной головой весьма велика для животного, чувствительного к зрительному контакту. Даже мелкие движения рук и изменения положения тела непременно привлекут внимание собаки. Проведите три часа за компьютером, не отрываясь от клавиатуры, потом отведите взгляд от дисплея, заложите руки за голову — станет ясно, что вы переключили внимание, и собака с легкостью интерпретирует ваш жест как прелюдию к прогулке. Внимательный наблюдатель-человек также это заметит, но мы редко позволяем другим столь близко наблюдать за нами в повседневной жизни. (И не то чтобы мы сами считали бытовые мелочи настолько интересными.)
Способность предугадывать наши действия отчасти объясняется физиологией собак, отчасти — психологией. Благодаря особому строению глаза собака замечает движение быстрее, чем человек, и реагирует на него прежде, чем мы успеваем заметить то, на что она отреагировала. Ключевые способности собак — предугадывание и ассоциирование. Знакомство с обычным нашим поведением необходимо собакам для того, чтобы предугадывать наши поступки; даже не будучи сверхосведомленными, собаки умеют строить ассоциации между событиями — например, между приходом вашей мамы и появлением еды, между переключением вашего внимания и сборами на прогулку.
Собаки быстро изучают привычки человека и, следовательно, становятся чувствительными к их вариациям. Мы ходим одним и тем же маршрутом в магазин, на работу, к станции метро — и так же выгуливаем собак. Со временем они сами запоминают дорогу и могут предугадать, что мы свернем налево у изгороди и направо — у пожарной колонки. Если мы начнем ходить окольным путем, например, огибать лишний квартал, собаки быстро приспособятся к новому маршруту. Отныне они будут сами двигаться в обходном направлении, прежде чем владелец успеет сделать шаг в ту сторону. Собаки — прекрасные компаньоны. Гораздо лучше многих людей, с которыми мне доводилось гулять по городу, и в которых я регулярно врезаюсь, когда пытаюсь повернуть.
Помимо умения предугадывать, собаки якобы отличаются способностью к физиогномике. Одни люди полагаются на решение собаки при выборе потенциального спутника жизни. Другие утверждают, что их пес «разбирается в людях» и способен распознать обманщика при первой же встрече. Собаки якобы умеют узнавать тех, кому не стоит доверять.[36]Эта способность связана с тем, что собака внимательно следит за тем, как вы оцениваете ситуацию. Если вы опасаетесь приближающегося незнакомца, то невольно даете это понять. Собаки, как уже говорилось, весьма чувствительны к обонятельным изменениям, которые происходят в стрессовой ситуации; также они замечают напряжение мускулов и учащение дыхания (именно эти изменения отмечают детекторы лжи; возможно, специально обученная собака могла бы заменить и эту машину, и обслуживающий ее персонал). Но когда собака оценивает незнакомого человека или пытается решить задачу, на первый план выходит зрение. У всех нас есть типичные черты поведения, которые мы демонстрируем, когда сердимся, нервничаем или возбуждены. «Недостойные доверия» люди нередко бросают вороватые взгляды. Агрессивные незнакомцы смело смотрят в глаза, двигаются необычно медленно или быстро, внезапно меняют курс, прежде чем перейти в наступление. Собаки это замечают и интуитивно реагируют на зрительный контакт.
Зимой мы поехали на Север, туда, где суровая зима, по-настоящему холодно и полно снега. Как-то раз мы вытащили из дому санки, нашли огромный холм и стали кататься. Санки обгоняли Пумперникель, и она яростно неслась за ними вниз, хватала нас за одежду и рычала. Я не могла ее утихомирить. Она играла, но эта игра была окрашена настоящей агрессией — раньше я такого не видела. Когда я наконец встала и отряхнула снег, Пумперникель моментально успокоилась.
Собаки — проницательные наблюдатели, но они не читают наши мысли и вполне способны ошибиться. Сев на санки, я изменилась в глазах Пумперникель: я заняла горизонтальное положение, на мне был теплый костюм и толстый слой снега, а главное — теперь я двигалась иначе. Я внезапно превратилась из неспешного прямоходящего компаньона в некое проворное, плавно движущееся животное, в потенциальную жертву.
Возможно, Пумперникель питает особое пристрастие к санкам, однако ее поведение легко объяснить инстинктом преследования, который проявляется у многих собак. Они часто гоняются за велосипедистами, скейтбордистами, роллерами, автомобилями или бегунами — по общему мнению, потому, что они инстинктивно преследуют добычу. Это не столько неверное, сколько неполное объяснение. На самом деле собака не считает движущихся людей или транспорт добычей. Просто ваше движение — вы! катитесь! и быстро! — изменяет вас в глазах собаки, особенно восприимчивой к движению определенного рода. Садясь на велосипед, вы не превращаетесь в добычу: когда вы слезаете с велосипеда, собака вас приветствует, а не съедает. Собачья восприимчивость к быстрому движению, вероятно, развилась из охотничьей тактики, но применяется иначе — этот инстинкт учит собаку дополнительно опознавать объекты окружающего мира. Она классифицирует их, исходя из характера движения.
Когда мы едем на велосипеде, санках или, допустим, бежим, то движемся определенным образом — быстро и плавно. Пешеходы тоже движутся, но не слишком быстро, и собаки их не преследуют. Пумперникель не узнала меня, когда я села на санки, потому что в обычной жизни, как бы мне того ни хотелось, я не двигаюсь ни быстро, ни плавно. Вдобавок я — прямоходящее существо, во время ходьбы раскачиваюсь туда-сюда и много (возможно, слишком много) жестикулирую.
Чтобы собака перестала азартно, с хищным блеском в глазах, преследовать велосипедиста, ему нужно просто остановиться. Погоня, спровоцированная фоторецепторами, прекратится сама собой (впрочем, гормоны, вызывающие возбуждение, могут действовать еще несколько минут).
Наука подтвердила, что образ человека отчасти определяется его поведением. Мы можем сами убедиться, насколько наше поведение предопределяет узнавание. В ходе эксперимента собаки продемонстрировали, что без труда различают дружелюбных и недружелюбных незнакомцев, которые вели себя по-разному. Экспериментаторы разделили участников на две группы и попросили действовать определенным образом. Дружелюбное поведение предполагало: размеренную походку, разговор с собакой веселым голосом и ласковые прикосновения. Недружелюбное включало ряд действий, которые могли быть расценены собакой как угроза: неровный шаг, приближение с остановками, пристальный взгляд в глаза и молчание.
Основной результат эксперимента трудно назвать удивительным: собака стремится к дружелюбно настроенным людям и избегает враждебных. Однако цель опыта была другой. Исследователей интересовало, как поведет себя собака, если дружелюбное поведение человека внезапно сменится агрессивным. Собаки реагировали по-разному: в представлении одних образ человека сразу менялся на враждебный, у других знакомый обонятельный «портрет» перевешивал неожиданное поведение. В начале эксперимента люди были для собак незнакомцами, однако постепенно собаки привыкли к ним. Итак, образ человека отчасти определяется его запахом, отчасти — манерой поведения.
И это все о вас
Сочетание собачьего внимания к нам с невероятными сенсорными способностями дает потрясающий результат. Мы увидели, что собаки в состоянии определить, здоровы ли мы, говорим ли правду и даже как относимся друг к другу. Они могут знать о нас такое, что мы, возможно, даже не в силах сформулировать.
Исследования показывают, что собаки, взаимодействуя с людьми, улавливают изменения нашего гормонального фона. Наблюдая за хозяевами и их собаками во время соревнований по преодолению полосы препятствий, ученые обнаружили корреляцию между уровнем тестостерона у человека и кортизола — у собаки. Кортизол — это гормон стресса. Он выделяется тогда, когда нужно собрать все силы и, предположим, убежать от опасного хищника (но также и в менее напряженных ситуациях). Повышение уровня тестостерона сопровождает, например, сексуальное влечение, агрессию, демонстрацию доминантности. Чем выше у человека уровень тестостерона перед началом соревнований, тем сильнее бывает стресс у его собаки в случае проигрыша. Когда пес узнает, что хозяин нервничает, наблюдая за его поведением или по запаху, он тоже начинает беспокоиться.
Животные чувствительны даже к манере игры своих хозяев. Если хозяева были во время игры строги и приказывали собаке сидеть, лежать или слушать, то после игры у нее был обнаружен более высокий уровень кортизола. Если же хозяин вел себя неформально и играл с энтузиазмом, уровень кортизола у животного был ниже. Итак, собаки понимают наше настроение и заражаются им.
То, что собаки хорошо нас знают, — одна из причин нашей привязанности к ним. Если вам довелось увидеть первую улыбку своего ребенка, то вы понимаете, как это приятно — быть узнанным. Собаки — отличные антропологи. Они изучают нас. Собаки — свидетели большей части взаимодействия людей друг с другом. И пусть они не умеют читать мысли: собаки узнают нас и предугадывают наше поведение. Так ребенок становится человеком. Так собака становится «человечнее».
Высокий ум
Светает. Я стараюсь выскользнуть из комнаты, не разбудив Пумперникель. Я не вижу ее глаза: они настолько темные, что незаметны на фоне черной шерсти. Пумперникель спокойно лежит, опустив голову между лап. Мне уже кажется, что я обвела ее вокруг пальца. Но тут я замечаю ее вопросительно приподнятые брови и понимаю, что она следила за моими перемещениями по комнате.
Собака, как мы убедились, — настоящий мастер слежки. Но что кроется за ее проницательным взглядом? Что взгляд может рассказать о собачьем интеллекте? Думает ли пес о других собаках, о себе, о вас? Наконец, умны ли собаки?
Собачьи извилины
У хозяев собак (как и у молодых родителей) в запасе всегда есть пара историй о том, насколько сообразительны их подопечные. Собаки якобы точно знают, когда хозяева уходят и когда возвращаются домой. Им известно также, как одурачить и как улестить людей. Новости пестрят «доказательствами» собачьей понятливости — начиная с умения считать и заканчивая способностью набрать в случае необходимости телефонный номер службы спасения.
Чтобы проверить это предположение, энтузиасты адаптировали для собак тесты общего умственного развития. Всем нам приходилось проходить испытания наподобие проверки академических способностей, когда требуется выбирать нужные слова, разбираться в пространственных отношениях и логически рассуждать (так проверяется память, лексический запас, математические и ассоциативные способности, уровень внимания к деталям).[37]Конечно, результаты этих тестов далеко не всегда отражают действительность — и уж точно не подходят для собак. Поэтому задания были изменены. Вместо проверки словарного запаса появились тесты на распознавание простых команд. Вместо последовательности зачитываемых вслух цифр собаке предложили вспомнить, где спрятано лакомство. Решение арифметических задач заменила готовность учиться новым трюкам. Тесты примерно соответствуют парадигмам экспериментальной психологии — принципу постоянства объектов (если накрыть лакомство перевернутой кружкой, останется ли оно там?), научению (действительно ли собака понимает, какой именно дурацкий фокус она должна показать?), решению задач (как сделать так, чтобы экспериментатор отдал псу вон тот кусочек?).
Формальные исследования подобных способностей у собак (в основном, оценки восприятия физических объектов и окружающего мира) принесли, на первый взгляд, ожидаемые результаты. Приведя собак в комнату со спрятанными лакомствами и измерив скорость, с которой собаки их находят, исследователи убедились, что животные ориентируются по некоторым объектам, чтобы отыскать кратчайший путь. Поведение собак соответствует тому, что, возможно, делали их волкоподобные предки, когда искали еду или ориентировались на местности.
Собаки, конечно, отлично справляются с заданиями, связанными с отыскиванием пищи. Если предоставить собаке выбрать между двумя кучками печенья, то она, несомненно, выберет ту, что больше, особенно если различие хорошо заметно. Накройте лакомство кружкой — и собака подойдет, перевернет ее и найдет угощение. Собаки даже способны научиться использованию простейших инструментов — например, тянуть за веревку, чтобы достать привязанное к ней печенье.
Однако они способны выполнить не все задания. Так, собаки часто ошибаются, если им предстоит выбрать между кучками из трех и четырех печений (или из пяти и семи). Они предпочитают меньшую кучку так же часто, как и большую, либо просто начинают оказывать предпочтение правой или левой стороне, что приводит к еще большему числу ошибок. Собачьи способности находить спрятанную еду сходят на нет, если спрятать ее как следует. Использование орудий по мере усложнения заданий становится менее впечатляющим: например, если привязать печенье к той веревке из двух, что расположена дальше, то собака потянет за ту, которая находится ближе и к которой ничего не привязано. Похоже, они не рассматривают веревку в качестве средства достижения результата и предпочитают добиваться эффекта, используя зубы и лапы, пока проблема не разрешится сама собой.
Хозяин, подсчитывая баллы, набранные питомцем во время прохождения теста, может решить, что пес оказался не на высоте. Но правда ли это? Неужели собаке все-таки недостает смекалки? Подобные тесты и психологические эксперименты содержат изъян: они, хоть и ненамеренно, направлены против собак. Дефект в методе, а не в собаке. Он связан с присутствием человека — экспериментатора или хозяина. Представим типичный эксперимент: собака сидит на поводке, а экспериментатор показывает ей новую интересную игрушку. Собака обожает новые игрушки.[38]Потом игрушку кладут в ведро, и экспериментатор уносит его за одну из двух ширм. Возвращается он с пустым ведром.
Это не жестокая шутка. Эксперимент с перемещением невидимого объекта проводят с младенцами с тех пор, как Жан Пиаже решил: он представляет одну из основных стадий, которую проходит человек в своем развитии. В основе эксперимента лежит осознание испытуемым того, что предметы продолжают существовать, даже если они исчезают из поля зрения (так называемое постоянство объекта), а также представление о траектории их перемещения. Так, если человек выходит за дверь, мы понимаем, что он продолжает существовать, хотя его не видно, а также что его можно обнаружить, выглянув в коридор. Дети открывают для себя постоянство объекта к возрасту одного года, а суть невидимого перемещения — к двум. По мнению Пиаже, понимание этого феномена знаменует новую стадию когнитивного развития человека. Поэтому тест регулярно проводят и с животными — для сравнения с детьми. Испытанию подвергают хомяков, дельфинов, шимпанзе (они вполне справляются с заданием), цыплят и, конечно, собак.
Реакция собак не всегда предсказуема. Конечно, если провести тест именно так, как описано выше, собака найдет игрушку за ширмой. Теперь усложните сценарий: зайдите с ведерком за первую ширму, извлеките игрушку на глазах у собаки, а затем ступайте за вторую ширму — и пес ошибется: сначала он побежит за вторую ширму, где игрушки нет. Другие тесты также показывают, что собакам как будто недостает смекалки: стоит игрушке исчезнуть из поля зрения — и пес может быстро забыть о ней.
Однако то, что иногда собаки все-таки справляются с заданием, заставляет нас усомниться в правомерности подобного вывода. Поведению пса можно найти два объяснения.
Первое заключается в том, что собака, по-видимому, помнит об игрушке, но не вдается в рассуждения о том, какой путь проделывает объект после исчезновения. Хотя некоторые собаки несомненно способны проследить за перемещениями игрушки, они тем не менее воспринимают окружающие объекты совершенно иначе, чем люди. Напомним, что количество манипуляций, которые производят с предметами волки и собаки, ограниченно: одни объекты съедобны, с другими можно играть. Взаимодействие с ними не требует длительных размышлений. Собака поймет, что спрятанный предмет отсутствует, но не станет ломать голову над сценариями случившегося. Она просто начинает искать — или ждет, когда обнаружится пропажа.
Второе объяснение гораздо глубже. Оказывается, навык социального познания, который делает собак столь приятными компаньонами для людей, и есть причина провала тестов на познание физического мира. Покажите собаке мяч и спрячьте его под одно из двух перевернутых ведер. Собака, поняв, что она не в состоянии учуять мяч, заглянет под каждое ведро по очереди (весьма разумный подход в отсутствие других вариантов). Приподнимите одно ведро, чтобы показать, что под ним лежит мяч, — и, разумеется, собака, получив разрешение подойти, заглянет под него же. Но поднимите ведро, под которым ничего нет, — собака будет сбита с толку. В первую очередь она обследует именно это ведро.
Собак загоняет в тупик собственный навык. Столкнувшись с проблемой любого рода, они оглядываются на нас. Действия человека — вот источник информации для собак. Они убеждены, что человеческие поступки исполнены смысла и, как правило, направлены на получение игрушек или пищи. Поэтому, если экспериментатор спрячется за второй ширмой (это было проделано в ходе усложненных экспериментов с перемещением невидимого объекта), то собака решит, что там нечто интересное. Если экспериментатор приподнимает пустое ведерко, оно приобретает значение для собаки просто потому, что на него обратил внимание человек.
Если в ходе теста устранить влияние «человеческого фактора», то собаки показывают лучшие результаты. Когда экспериментатор приподнимает оба ведерка сразу, чтобы показать собаке мяч, в ее голове все становится на свои места. Она видит пустое ведро и приходит к умозаключению, что искомый мяч находится под вторым ведром. Заметим, что в меньшей степени социализированные, дворовые собаки, которые проводят большую часть времени на улице, обычно решают задачу верно, тогда как домашние нередко просят помощи у хозяев.
Если мы пересмотрим некоторые тесты на решение задач, в которых волки намного превосходят собак, то сможем объяснить собачьи неудачи их привычкой оглядываться на людей. Волки, если проверяется их способность достать пищу из закрытой емкости, предпринимают одну попытку за другой и обычно, если время эксперимента не ограничено, добиваются желаемого методом проб и ошибок. Собаки, напротив, возятся с контейнером только до тех пор, пока не поймут, что справиться с ним непросто. Тогда они пытаются привлечь к себе внимание любого человека, присутствующего в комнате, чтобы он сжалился и открыл коробку.
По меркам стандартных тестов на интеллект собакам недостает смекалки. Я же, напротив, полагаю, что они справляются с заданиями. Они научились использовать новое орудие — нас, людей. Собаки рассматривают нас как средства достижения своих целей. Мы пригодны для игры, защиты, добывания пищи. Мы открываем запертые двери и наливаем воду в миски; мы достаточно сообразительны, чтобы высвободить безнадежно запутавшийся в кустах поводок; мы способны волшебным образом перемещать собаку на верхние или нижние этажи и извлекать буквально из воздуха сколько угодно лакомств и игрушек. В глазах собаки мы весьма сообразительны, и обратиться к нам — это разумный ход. Таким образом, стоит пересмотреть вопрос о когнитивных способностях собак. Они с необыкновенной ловкостью пользуются людьми для разрешения проблем — и впадают в замешательство, если нас нет поблизости.
Учиться у других
Вчера Пумперникель благодаря взаимодействию с автоматической дверью зоомагазина усвоила, что если идти вдоль стены, она раздвинется и пропустит тебя. Сегодня она забыла об этом, причем весьма досадным образом.
Когда задача оказывается решенной (спрятанное лакомство найдено или, например, несправедливо закрытая дверь отперта) с помощью или без помощи человека, собака быстро учится применять найденное средство снова и снова. Она усвоила положение вещей, нашла ответ и обнаружила связь между определенной задачей и ее решением. В этом — ее триумф и иногда — наша беда. Если собаке однажды удалось запрыгнуть на кухонный стол, чтобы добраться до источника приятного запаха, то она будет проделывать это и впредь. Если вы поощрили собаку печеньем за то, что она сидит смирно, ждите, что она неоднократно повторит этот трюк. Помня об этом, нетрудно понять, почему во время дрессировки вы должны вознаграждать собаку только за такое поведение, которое, по вашему мнению, собака должна демонстрировать снова и снова.
Собаки достигают высот в том, что психологи называют научением. Несомненно, они способны учиться. Всякой нормальной нервной системе свойственно со временем адаптироваться к ситуации, а всякому существу, обладающему нервной системой, свойственно учиться. Научение включает буквально все: от ассоциативного научения, которое используется при дрессировке животных, до заучивания наизусть Шекспира и попыток понять, наконец, что такое квантовая механика.
Собаки легко усваивают новые методы и понятия (правда, разобраться в «ароматах» кварков им не дано). То, что они изучают, не имеет отношения к науке. Впрочем, изрядную часть того, что, по нашему мнению, должна узнать собака, можно расценить не иначе как человеческий каприз и самодурство. Разумеется, любое животное, относительно недавно вышедшее из дикого состояния, усвоит, как набить брюхо. Но, как правило, то, чему мы учим собак, слабо связано с едой. Мы учим их повиноваться — менять позу («сидеть», «лежать», «встать», «катись») или настроение («тихо», «фас»), взаимодействовать с объектами определенным образом («принеси тапочки», «слезай с кровати»), поступать так или иначе («ждать», «нельзя», «хорошо»), приблизиться или уйти («ко мне», «гуляй», «рядом»). Не квантовая механика, конечно, однако все это ничуть не менее странно для животного, чьи предки охотились на лосей. Волку не приходило в голову, что его потомку придется неподвижно сидеть на земле в ожидании вашего бодрого «хорошо». Удивительно, что собака вообще способна запомнить эти бессмысленные, на первый взгляд, вещи.
Щенок видит — щенок повторяет
Утром, проснувшись, я вытягиваю ноги и приподнимаюсь на локтях. Рядом шевелится Пумперникель. Она повторяет мои движения: напрягает передние лапы и выставляет их далеко вперед, потом выпрямляет задние. Каждое утро мы приветствуем друг друга, потягиваясь, — с той разницей, что одна из нас при этом виляет хвостом.
Гораздо интереснее запоминания команд способность собак учиться, наблюдая за сородичами, а также людьми. Мы можем дрессировать собак, но способны ли они приобретать опыт, копируя наше поведение (социальному животному наподобие собаки вроде бы следует наблюдать за окружающими в поисках информации о том, как лучше устроиться)? Ответ в большинстве случаев будет отрицательным. В самом деле, собакам предоставляется достаточно возможностей увидеть, как мы чинно едим за столом, однако они не спешат взять нож и вилку и присоединиться к нам. Собаки слышат наши разговоры, но не учатся разговаривать; их интерес к одежде заключается в том, что они ее жуют, а не примеряют. Собаки внимательно следят за нами, но будто не знают, как последовать нашему примеру.
Впрочем, не то чтобы они желали этого. Эта черта отличает собак от представителей нашего вида — прирожденных имитаторов. В детстве и взрослом возрасте мы разглядываем друг друга, чтобы понять, как себя вести, как одеваться и чем заниматься. Наша культура основана на подражании. Мне достаточно один раз увидеть, как банку открывают консервным ножом, чтобы в следующий раз справиться с этой задачей самостоятельно (надеюсь, что так). Ставки здесь выше, чем может показаться: успешное подражание не только дает шанс добраться до содержимого консервной банки, но и свидетельствует о наличии сложной когнитивной способности. Подлинное подражание требует, чтобы вы не только увидели чужие действия и поняли, как можно добиться результата, но также сделали то же самое самостоятельно.
В этом смысле собак нельзя назвать настоящими имитаторами. Даже если тысячу раз показать им, как открывать консервы, ни одна собака не проявит интереса: открывалка не имеет функционального тона. Но это нечестно, скажете вы, — ведь у собаки не такие пальцы, как у нас, и нет достаточной сноровки, чтобы орудовать открывалкой или столовыми приборами; у нее нет гортани, чтобы говорить; нет и нужды одеваться. Возможно, вы правы: вопрос в том, могут ли собаки путем наблюдения научиться чему-либо, а не в том, вправду ли они похожи на людей.
Понаблюдайте за собаками десять минут, и вы увидите нечто похожее на имитационное поведение: одна собака находит завидно большую палку и предъявляет добычу, другая находит такую же и хвастается ею. Если одна собака начнет копать яму, вскоре к ней присоединятся другие. Если одна собака вдруг обнаружит, что умеет плавать, другая немедленно последует за ней — и поймет, что тоже это умеет. Наблюдая за сородичами, собаки узнают о том, как приятно валяться в грязи и бегать по кустам. Пумперникель даже не пикнула до тех пор, пока одна из ее подруг не начала облаивать в парке белок. Пумперникель тут же последовала ее примеру.
Вопрос в том, является ли это поведение подлинно имитационным, или же мы имеем дело с так называемым расширением стимулирования. Вот вам пример. В середине XX века в Великобритании молоко по утрам доставляли прямо к входной двери. На рассвете бутылки с крышечкой из фольги стояли на ступеньках. Под крышечкой был слой сливок. На рассвете, в одно время с молочниками, просыпалась и большая часть английских птиц, чтобы вволю попеть. Одна из них, лазоревка, сделала открытие: фольгу на бутылке можно проткнуть клювом и добраться до вкусных сливок: стали раздаваться жалобы на «вандализм» в отношении молочных бутылок, а вскоре началась настоящая эпидемия. Сотни птиц научились этому трюку. Рассерженные британцы вскоре обнар