Оглавление
Введение
1. Характеристика творчества Вальтера Скотта
1.1 Черты художественного стиля
1.2 Особенности жанра
2. Специфика романа «Роб Рой»
2.1 Образ Шотландии
2.2 Структура романа
2.3 Сюжетные коллизии
Заключение
Список литературы
Введение
Осенью 1814 года английские книгопродавцы, довольные, посчитывали барыши: успех последней новинки - анонимного романа «Уэверли, или Шестьдесят лет назад» - превзошел все ожидания. В Эдинбурге и Лондоне пытались разоблачить таинственного инкогнито, над «волшебным вымыслом» которого обливались слезами десятки тысяч читателей; критики заключали пари, споря, кто же автор; дополнительные тиражи романа следовали один за другим, а по ту сторону океана, в США, именем его главного героя называли города и поселки. Восторг был единодушным. Даже такой строгий ценитель литературы, как Байрон, и тот восклицал: «Уэверли» - это самый замечательный, самый интересный роман, какой мне только приходилось читать...»
А тем временем создатель «Уэверли» не без удовольствия взирал на устроенный им переполох в литературном мире и даже подливал масла в огонь, публично высказывая свои предположения по поводу тайны авторства. «Все достойные эдинбуржцы сейчас только тем и заняты, что ищут автора «Уэверли», - с гордостью сообщал он одному из своих друзей вскоре после выхода романа. Но, увы, торжество мистификатора было недолгим: новые романы, подписанные «автор «Уэверли», рассеяли все сомнения и превратили его инкогнито в секрет Полишинеля. По характерному стилю, по кругу тем, по выбору героев в анониме узнали Вальтера Скотта.
Характеристика творчества Вальтера Скотта
|
|
Черты художественного стиля
Имя Вальтера Скотта (1771-1831) и раньше было хорошо знакомо британским любителям литературы. Выходец из древнего шотландского рода, уважаемый эдинбургский стряпчий, он успел завоевать широкую известность и как переводчик немецких романтиков, и как собиратель народных баллад, и как поэт, автор блистательных стилизаций, написанных, по его словам, «в подражание древним песням, которые некогда распевались менестрелями под звуки арф». И хотя поэт Вальтер Скотт был признан и популярен не только у себя на родине (в России, например, его знали по прекрасным переводам В.А. Жуковского), ничто не могло сравниться с той всемирной славой, которая ждала Вальтера Скотта, автора двадцати шести больших романов, творца грандиозного художественного мира, населенного, как подсчитал один терпеливый исследователь, «2836-ю персонажами, включая 37 лошадей и 33 собаки». Поистине, 20-30-е годы прошлого века могут быть названы эпохой Вальтера Скотта, ибо никого так не почитали (и не читали) тогда, как «шотландского чародея». Сотни английских, французских, немецких, итальянских, русских писателей пробовали подражать своему кумиру, его равняли с Гомером и Шекспиром, иена его героев становились нарицательными, замок в Эбботсфорде превратился в место паломничества, вальтерскоттовские плащи и шляпы не выходили из моды, и многие, наверное, мечтали, как Карамзин, поставить «в саде своем благодарный памятник Вальтеру Скотту за удовольствие, вкушенное в чтении его романов».
Существует легенда, пущенная в ход самим Вальтером Скоттом, будто бы он начал писать романы лишь потому, что не хотел состязаться с Байроном за пальму первенства в поэзии. Возможно, так оно и было на самом деле, но кроме того существовали, конечно, и другие, более глубокие и серьезные причины обращения Вальтера Скотта в прозаика. Свидетель глубочайших социальных и экономических потрясений, современник Великой французской революции и наполеоновских войн, на глазах у которого гибли милые его сердцу патриархальные традиции, рушились троны и перекраивалась карта Европы, Вальтер Скотт, как и многие европейские художники его поколения, был буквально одержим чувством истории. Череда молниеносных исторических сдвигов сформировала его, и он - типичнейший романтик по своему мироощущению - отверг абстрактные, вневременные представления о человеке, свойственные просветительскому мышлению XVIII века, и осознал, что человек всегда конкретен, всегда принадлежит своей эпохе и существует в исторической реальности.
|
|
В своих романтических поэмах и стихотворениях он использовал фольклорные сюжеты и образы, чтобы средствами искусства восстановить память об утраченном или забытом национальном прошлом. Он писал о рыцарях и волшебниках, о похищенных красавицах и отважных разбойниках, и далекое средневековье превращалось под его пером в полусказочную. героическую эпоху, в объект для любования и ностальгического вчуствования. Но в поэзии Вальтера Скотта, как заметил М.М. Бахтин, само время «имело еще характер замкнутого прошлого». Увиденное сквозь искажающую дымку чувства утраты, поданное как воспоминание о «потерянном рае», прошедшее отделялось от настоящего, его связи с грядущим обрывалась - оно существовало само по себе, изолированно, вне единой «реки времян».
|
|
Если проследить за творческой эволюцией Вальтера скотта до 1814 года, то мы увидим, как все теснее становится его художественно-историческому мышлению в пределах, заданных в бытующими поэтическими жанрами, как он стремится преодолеть свойственную романтической поэзии ограниченность историзма и осмыслить суть былого в его живой связи с настоящим и грядущим. Но прорыв к разомкнутому, полному времени, отказ от идеализирующей субъективности при взгляде на историю не могли осуществиться без глубинной перестройки, и поэтому обращение писателя к роману было вполне закономерным.
Особенности жанра
Впрочем, и современные виды романа не вполне удовлетворяли Вальтера Скотта, мыслившего историю как многомерное, противоречивое единство. Уже в первой главе «Уэверли» он, разрушая все стереотипные жанровые ожидания, настойчиво предупреждает читателей, «что в последующих страницах они не найдут ни рыцарского романа, ни хроники современных нравов», ни других, знакомых им типов повествования. И действительно, вальтер-скоттовский роман был романом нового типа, романом историческим, и современников он поражал именно своей новизной, своей непохожестью на все, что они знали прежде. «До сих пор мы находили роман в истории, - писал А. Бестужев-Марлинский. - Вальтер Скотт ухитрился одеть историю в роман».
Строго говоря, исторические романы существовали и до Вальтера Скотта, но только ему удалось избежать «этнографичности» в изображении прошлого, удалось войти с ним в прямой контакт, или, говоря словами А.С. Пушкина, преподнести прошедшее время «домашним образом». Широко пользуясь сюжетными ходами и повествовательными приемами, заимствованными как у готического романа с его замками, похищениями и роковыми тайнами, так и у семейно-биографического романа типа «Тома Джонса» Филдинга, он заставил их работать на совершенно иные задачи. Авантюра, загадка, любовная интрига перестали быть самоцелью - вплетенные в широкий исторический фон, они начали играть роль переходных мостиков между вымыслом и документом, между вымышленным героем и героем историческим и превратились в средство для воссоздания духа эпохи, а не только ее нравов и обычаев. Так возникли особые персонажи, темы, конфликты, как бы отмеченные личным вальтер-скоттовским клеймом, так возникла - и на время вытеснила все прочие - особая модель романа, точно определяемая пушкинской формулой: «историческая эпоха, развитая в вымышленном повествовании».
Где бы не проходило действие романов Вальтера Скотта - в средневековой ли Англии, как в «Айвенго», или во «Франции» XV века, как в «Квентине Дорварде», или в Византии, как в «Графе Роберте Парижском», - оно всегда переносит нас в переходную, чреватую изменениями эпоху, в гущу решающей схватки двух культур, двух идеологий, двух укладов. В истории каждой страны писателя интересуют переломные моменты, когда конфликт между старым, традиционным, уходящим с одной стороны, и новым, предвещающим будущее - с другой, достигает крайней степени остроты. В его романах - сначала многословных и неспешных, а затем стремительных и сжатых до конспективного изложения событий - речь, как правило, идет о гражданских войнах и мятежах, о религиозных распрях и дворцовых переворотах, причем писатель всегда строит картину расколотого надвое мира с подчеркнутой объективностью. Исторические личности, обязательно входящие в число вальтер-скоттовских героев, обычно распределяются попарно, как антагонисты, жестко прикрепленные к одному из враждующих лагерей. Непроницаемая тишина делит пространство романа на два отсека, и герой становится олицетворением своей социальной или идеологической группы; в нем высвечивается типическое, характерное для данной исторической ситуации; он воплощает приметы эпохи и культуры, к которым принадлежит.
В структуре вальтер-скоттовского романа большое значение приобретает комментирующее и объясняющее авторское слово, которое то и дело вторгается в повествование, останавливая развитие действия всевозможными историческими, этнографическими или культурологическими пояснениями. Стараясь сохранить полную беспристрастность и увидеть прошлое «двойным зрением», автор не дает забыть о дистанции между читателем и изображаемым временем. Его позиция - это позиция объективного наблюдателя, который видит историческую правоту одних, обреченность других, но не навязывает читателю своего предпочтения. Мир представляется ему в виде множества контрастирующих пар: прошлое противопоставляется будущему, протестанты - католикам, роялисты - республиканцам, благородство - злодейству, проза - поэзии и т.д. Каждый исторический герой Вальтера Скотта находит себе соперника, а каждая идея - антитезу, но диалог между ними затруднен, поскольку они разведены по разные стороны исторического барьера, - в поле зрения автора они возникают как неподвижные и непрозрачные друг для друга данности, как контрастные, но статичные части единого полотна.
Таким образом, само по себе историческое событие, взятое в его целостности, еще не имеет для Вальтера Скотта того сюжетного потенциала, который необходим, чтобы привести в движение массу расставленных, разведенных по своим местам персонажей. Поэтому-то писатель и вводит в повествование так называемого «сквозного героя», или героя-посредника, который становится главным двигателем сюжета. Подобный герой (Уэверли, Айвенго, Квентин Дорвард и пр.) обычно молод, активен и, что самое главное, почти не связан ни с одной из противоборствующих сил основного исторического конфликта. В схватку партий или классов он всегда попадает наивным простаком, попадает по воле случая, сталкивающего его частную жизнь с историей. «Сквозной герой» становится в романе тем центром, где пересекаются историческое время и время личностное, биографическое. В отличие от всех остальных персонажей романа, он не закреплен за отдельным «отсеком», но обладает большой подвижностью и свободно перемещается между враждующими лагерями, отпирая запертые для других двери и проходя сквозь все сословные и идеологические перегородки. Он смотрит на исторические события как бы извне, со стороны и оценивает участников конфликта непредвзято, без того, что Пушкин назвал «холопским пристрастием к королям и героям». В этом смысле герой-посредник замещает в повествовании самого автора, да и его оценочная позиция, как правило, близка не к изображаемой эпохе, а к авторской точке зрения - он честен, добропорядочен и благоразумен; он осуждает любые проявления фанатизма и нетерпимости; он воплощает не определенную группу, а идеальные нравственные нормы.
Вовлеченный в круговерть истории, «сквозной герой» редко остается в итоге тем же наивным простаком, каким он в нее попал. Общаясь с историческими личностями, вступая в человеческий контакт с непримиримыми противниками, подвергаясь испытаниям и искушениям, он постигает прежде закрытый для него смысл эпохи и приходит к «алтарю и свадьбе» - этому непременному финалу вальтер-скоттовского романа - с полным осознанием того, что человек должен признать над собой правоту разумного человеческого сообщества. Он движется от романтического к реальному, от крайнего к умеренному, и его эволюция полностью соответствует идеалу Вальтера Скотта, который всегда пытался отыскать компромиссное решение любого исторического конфликта.
Умеренный консерватор по своим политическим убеждениям, Вальтер Скотт ищет подтверждение своей исторической концепции прежде всего в истории Великобритании. Обозревая прошлое, он хочет видеть в нем движение к социальной гармонии - к тому, что обычно называют «средним путем» между враждующими противоположностями. Так, его внимание привлекает столкновение норманнов и саксов, потому что его следствием было рождение английской нации, а не торжество одной из сторон. Так, он обращается к войне Алой и Белой Розы, ибо она в конечном итоге привела к блистательной и мирной елизаветинской эпохе. В исторических катаклизмах он ищет прецеденты, чтобы понять настоящее и предсказать будущее, чтобы преподать урок терпимости и благоразумия. Любую конфликтную ситуацию он рассматривает с позиций нормативной нравственности и заведомо отвергает возможность радикальных решений. постепенное снятие противоположностей, постепенное примирение на основах разумного согласия - вот, по мысли Вальтера Скотта, наиболее желательный путь исторического развития.
Именно с этой точки зрения Вальтер Скотт подходил и к самой острой и болезненной для него проблеме - проблеме взаимоотношений Англии и Шотландии. Без сомнения, он любил свою родину и восхищался ею; он исходил Шотландию вдоль и поперек, собирая свидетельства о ее героическом прошлом; как никто другой, он знал и ценил шотландскую историю, без которой не мыслили своего существования. Но, отстаивая право родной страны на культурную самобытность и независимость, Вальтер Скотт тем не менее был противником отделения Шотландии от Англии. Он считал, что союз двух народов исторически неизбежен и что он не только может, но и должен стать образцовым примером «среднего пути». Свои взгляды на шотландскую историю Вальтер Скотт развил в целом цикле романов, лучшим из которых по праву считается «Роб Рой» (1817) - шестой по счету роман автора «Уэверли».