Раннесредневековая история Карелии слабо освещена письменными источниками, что определяет их особую ценность и необходимость тщательного сбора, анализа и максимального использования кратких сведений, имеющихся в письменных памятниках. Упоминания древних карел ("корелы") в русских летописях, служащие базой наших знаний по истории этой народности в эпоху средневековья, хорошо известны и давно уже сведены воедино и систематизированы. Подобной работы по сбору и систематизации сведений о кореле, содержащихся в западноевропейских (в частности – исландских) письменных памятниках, пока не проделано. Между тем, исландские саги знают корелу, и использование их данных может пролить новый свет на средневековую историю края. Обратиться к сагам необходимо и потому, что корела сравнительно поздно появляется на страницах русских летописей (впервые – под 1143 г.), а некоторые "карельские" известия в сагах относятся ко времени до XII в.
Тот факт, что известия саг о древних карелах долго не привлекали внимания исследователей, имеет свои причины. Так, история карел долгое время рассматривалась сквозь призму "биармийской теории", отождествлявшей карел и бьярмов саг и во многом отразившей всю запутанность вопроса о Бьярмии вообще. Биармийская теория была унаследована советской историографией истории Карелии и в полной мере отразилась в обобщающем труде С. С. Гадзяцкого. В работах фигурировал пересказ того места из "Саги об Эгиле", где повествуется о столкновениях квенов, норвежцев и карел в Финнмарке, но это сообщение передавалось некритически и терялось на фоне сравнительно многочисленных и красочных биармийских известий. Сведения о кореле, содержащиеся в переведенных Е. А. Рыдзевской фрагментах "Саги о Хаконе, сыне Хакона", были использованы И. П. Шаскольским в двух его статьях, посвященных договорам Новгорода с Норвегией. Анализ этих сведений на фоне русско-норвежских отношений того времени является исчерпывающим, но автор придерживался господствовавшей в науке гипотезы о тождестве древних карел и бьярмов. Определенный перелом обозначился лишь в работах Д. В. Бубриха, показавшего, в частности, что в исландских сагах корела локализуется в районе Приладожья и выступает под именем кирьялы, а биармийская теория является абсолютно беспочвенной.
|
|
Исследователи, обращающиеся к известиям саг, сталкиваются с чрезвычайной трудностью их источниковедческой обработки и использования в качестве исторического источника, проистекающей из самого характера феномена саги. Плодотворный анализ сообщений саг, извлечение исторически достоверного и ценного из них могут быть достигнуты лишь на базе синтеза этих сообщений и наших исторических знаний. В этом положении, как кажется, находит свое оправдание обращение к сагам не только специалистов-филологов и историков-скандинавистов, но и историков иного профиля. Разумеется, для последних не снимается требование критики источников.
Если русские известия саг по большей части введены в научный оборот, то сведения о кореле не привлекали специального внимания исследователей, и наиболее актуальной задачей является создание переводного свода этих известий. Данная статья не претендует на заполнение указанной выше лакуны в знании источников по раннесредневековой истории Карелии. Цель ее в другом: собрать несколько сообщений о кореле в переведенных на русский язык сагах, надежность которых как источника уже обсуждалась применительно к русским или иным известиям, определить подходы к их историческому комментарию в контексте знаний по средневековой истории края и на основании этого сделать предварительные выводы о ценности саг как источника.
|
|
"Хеймскрингла"
"…Торгнюр, отец моего отца, помнил Эйрнка. конунга Упсалы, сына Эмунда, и говорил про него, что он, пока был во цвете лет, каждое лето собирал поход и ходил в разные страны и покорил Финнланд и Кирьялаланд, Эстланд и Курланд и много земель на Востоке, и до сих пор еще можно видеть земляные укрепления и другие великие сооружения, которые он сделал… Торгнюр, отец мой, долго был у Бьерна конунга; знал он его обычай; …Я помню Эйрика конунга Победителя, и был я с ним во многих походах; увеличил он землю свиев и защищал храбро…"
Нами приведен фрагмент из "Саги об Олаве Святом" по "Хеймскрингле" ("Кругу земному"), самому известному из сводов исландских королевских саг, написанному, как традиционно считают, Снорри Стурлусоном около 1230 г. Источниками для Спорри послужили стихи скальдов, устная традиция и письменные произведения. По-видимому, автор "Хеймскринглы" относился к своим источникам несколько более критически, чем авторы других королевских саг. В 1980 г. вышел полный русский перевод "Хеймскринглы". Интересующее нас место в "Саге об Олаве Святом" ранее переводилось на русский язык и рассматривалось Е. А. Рыдзевской и Т. Н. Джаксон.
|
|
Процитированный выше отрывок – это речь лагмана Торгнюра, обращенная к конунгу Олаву Шведскому (годы правления – 955-1020). Дело происходит на тинге в Упсале, согласно реконструируемой хронологии саги – в 1019 г. Исходя из этого сообщения, Б. Нерман относил подчинение указанных земель на востоке конунгом Эйриком, сыном Эмунда, примерно к 850-860 гг.
В литературе высказывались сомнения относительно историчности личности лагмана Торгнюра, но эти сомнения и вопрос о достоверности известий, содержащихся в речи, которую Снорри вложил в уста одного из действующих в саге лиц, должны рассматриваться раздельно.
Свидетельство саги о том, что народы Восточной Прибалтики, в их числе и корела, были в IX – начале XI в. данниками шведских конунгов, подробно рассмотрено Т. Н. Джаксон, доказывающей, что речь может идти не более как о разовых сборах дани, которые действительно могли иметь место в тот период наряду с викингскими набегами и торговыми сделками. Исследовательница опирается при этом на комплекс сведений западных и русских письменных источников об эстах и кур шах; мы не располагаем подобными сведениями о кореле и можем опереться лишь на археологические данные по этому вопросу.
Данные археологии позволяют говорить о посещениях скандинавами Северо-Западного Приладожья. Изделия скандинавского происхождения и изготовленные по скандинавским образцам встречаются на этой территории в виде отдельных находок и в комплексах, начиная с V-VI вв.. При сравнительно небольшом абсолютном числе памятников IX-XI вв. на территории корелы найдено относительно очень большое число предметов вооружения: мечей, наконечников копий, боевых топоров. Значительная часть оружия (особенно это касается мечей) попадала в Восточную Европу при посредничестве или вместе с норманнами. Этническую принадлежность некоторых погребений этого времени можно определить как скандинавскую.
Говоря о норманнских древностях на территории корелы, нельзя не учитывать одного обстоятельства историко-географического характера: наряду с основным водным путем из Финского залива в Ладожское озеро по р. Неве существовал и другой путь – по р. Вуоксе, которая до XVI в. представляла собой сквозную водную магистраль, шедшую через Карельский перешеек от Выборгского залива до современного г. Приозерска. Если учесть, что все три известных на Карельском перешейке памятника VIII в.. локализуются в среднем течении р. Вуоксы, то есть основания предположить, что этот путь мог использоваться уже на начальных этапах становления балтийско-волжской магистрали во второй половине VIII в.. Движение по Вуоксе в IX-X вв. может быть также документировано картографированием археологических памятников этого времени и двумя кладами арабского монетного серебра, найденными близ Выборга (X в.) и близ Приозерска (IX в.?). На пороге в среднем течении реки располагается Тиверское городище, ранний (X-XI вв.) комплекс которого характеризуется очень разнородным по происхождению керамическим материалом и весьма редкой для поселения находкой навершия рукояти меча. Такой состав комплекса может быть объяснен тем, что памятник находился на крупной международной магистрали. На Карельском перешейке могли, следовательно, начинаться или заканчиваться те торговые и военно-политические пути Восточной Европы, на которых в наибольшей степени сказалась активность скандинавов в древнерусское время.
Путь по Вуоксе не потерял значения и в иных исторических условиях, после замирания балтийско-волжской торговли, окончания "эпохи викингов" в Скандинавии и возвышения Новгорода на севере Руси. В новгородское время он по-прежнему служил важным связующим звеном между Ладогой и Финским заливом. Не случайно шведы, стремившиеся в XIII в. закрепиться на северных рубежах Новгородского государства, предпочли укрепить сначала начальную и конечную точки пути по Вуоксе: в 1293 г. ими была основана Выборгская крепость, а под 1295 г. Новгородская первая летопись сообщает о разрушении городка, построенного шведами в устье Вуоксы. Лишь позднее они попытались блокировать путь в Финский залив и по Неве, основав в 1300 г. Ландскрону. Известно, что в XV в. вывоз новгородских товаров на Балтику и ввоз товаров в Новгород иногда шли не через Неву, а по Вуоксе. Пользовались Вуоксой даже в следующем столетии, когда на пересыхающем русле реки образовалось несколько волоков. На карте Олауса Магнуса 1539 г. Кексгольм (Корела, Приозерск) показан в устье реки, имеющей сообщение с Финским заливом.
Все изложенное дает основания говорить о том, что формы контактов населения Северо-Западного Приладожья с норманнами в IX – начале XI в. могли включать и сбор последними дани. В этом отношении мы вправе доверять сообщению "Саги об Олаве Святом", а общие выводы Т. Н. Джаксон правомерно распространить на корелу.
"Фагрскинна"
"Олав конунг хорошо принял того ярла и предложил ему быть у него в Швеции, но он хотел воевать в то лето на Востоке, и так и сделал он. И когда наступила осень, он был на востоке в Кирьялаланде, а оттуда пошел в Гардарики с боевым щитом, заболел там и умер".
Приведенный отрывок происходит из "Фагрскинны" – свода королевских саг, излагающего историю норвежских конунгов с IX в. по 1177 г. Записан он был около 1220 г. в Норвегии, по-видимому, исландцем. До настоящего времени сохранились лишь поздние бумажные списки "Фагрскинны". Автор, как полагают, основывался на устной традиции, более ранних записях саг и на скальдических стихах. Согласно восстанавливаемой для этого свода саг хронологии, события происходят летом и осенью 1016 г.. О том же восточном походе ярла Свейна знают и другие источники, в частности "Сага об Олаве Святом" в "Хеймскрингле", но она говорит о разорении селений "на востоке в Гардарики", не упоминая Кирьялаланда.
Как видим, в локализации областей, подвергшихся набегам Свейна, в сообщениях двух саг есть некоторые разночтения. "Фагрскинна" не говорит, что поход изначально был направлен на Гардарики, сообщается лишь, что поход на восток был предпринят летом (как это делалось обычно, и на это же указывает "Хеймскрингла"), затем отмечено, что осень застала Свейна в Кирьялаланде, и только оттуда он отправляется в набег на Русь. Можно предположить, что лето Свейн провел в грабежах на других территориях Восточной Прибалтики и к осени оказался у северных рубежей Руси. Указание же "Хеймскринглы" на объект набега ("на востоке в Гардарики") в этом случае является нередко встречающимся в сагах штампом, призванным заполнить недостаток или туманность сведений о локализации действия.
Сага не рассказывает прямо о грабежах Свейна в Кирьялаланде, но на них указывают сами цели организации этого летнего викингского похода. Подобное предприятие являлось обычным в практике скандинава той эпохи, лишившегося по каким-то причинам владений на родине. Ярл Свейн был изгнан из Норвегии конунгом Олавом Святым и заручился поддержкой конунга Олава Шведского, надеясь с его помощью вернуть обратно свои земли и положение. Чтобы время в ожидании помощи не пропадало даром, ярл и его люди "решили отправиться в поход в Восточные страны, чтобы добыть себе добра". Перед нами, следовательно, обычный викингский поход, объектом которого на сей раз является и Кирьялаланд. Таким набегам не раз подвергалось Приладожье в IX-XI вв., и если Кирьялаланд в переведенных на русский язык сагах фигурирует в связи с ними лишь единожды, то это, вероятно, следует объяснять не тем, что он редко становился объектом нападения викингов, а скорее тем, что саги вообще далеко не всегда конкретизируют названия тех мест, которые норманны посещали на востоке, ограничиваясь общими указаниями типа "на востоке", "на восточном пути". Проведенный Т. Н. Джаксон анализ сообщений исландских королевских саг о "восточном пути" показал, что под этим термином имелись в виду земли восточных славян и Восточная Прибалтика, в том числе – и Кирьялаланд. Следовательно, некоторые известия об экспедициях по "восточному пути", в принципе, могут подразумевать и посещение скандинавами Северо-Западного Приладожья.
"Сага об Эгиле"
"В ту зиму Торольв опять поехал в Финнмарк… Так же как и прошлой зимой он торговал с лопарями и разъезжал по всему Финнмарку. А когда он зашел далеко на восток, и там прослышали о нем, к нему явились квены и сказали, что они послы Фаравида, конунга квенов. Они сообщили, что на их землю напали карелы, и Фаравид послал их просить, чтобы Торольв шел к нему на подмогу".
Далее в саге идет географическое описание Финнмарка:
"А восточнее Наумудаля лежит Ямталанд, затем Хельсингьяланд, потом страна квенов, потом страна карелов. Финнмарк же лежит севернее всех этих земель".
Следующей зимой Торольв вновь встречается с Фаравидом:
"Посовещались они и решили отправиться в горы, как прошлой зимой. У них было сорок дюжин воинов. Они пришли в страну карелов, и там врывались в те стойбища, с немноголюдным населением которых они легко могли справиться, разоряли их и добывали себе богатство. В конце зимы они поехали обратно в Финнмарк".
"Сага об Эгиле" – одна из исландских родовых саг, рассказывающая о четырех поколениях рода, к которому принадлежал Эгиль Скаллагримсон, и охватывающая события до и после переселения рода из Норвегии в Исландию, с конца IX по конец X в. Сага была записана между 1200 и 1230 гг. Большинство исследователей склонно считать, что составителем "Саги об Эгиле" был Снорри Стурлусон. Во всяком случае, бесспорен тот факт, что при создании основной рукописи саги предполагаемый автор сравнительно творчески отнесся к устной традиции и, наряду с ней, пользовался письменными источниками.
Несколько первых глав саги, посвященных походам Торольва Квельдульвсона, дяди Эгиля, за данью в Финнмарк и в более южные области – страну квенов и страну корелы, – не раз привлекали внимание исследователей. По современным расшифровкам хронологии саги, эти походы датируются 880-ми годами; таким образом, разрыв во времени между описываемыми событиями и временем записи саги составляет около трех с половиной столетий. Это обстоятельство, а также то, что дело происходит в пограничье далеких северных окраин Норвегии, в Финнмарке и Северной Приботнии, уже заставляет весьма критически отнестись к сообщению.
Интересующие нас главы саги были подробно разобраны Э. Антони, который отмечает в них четко различимые следы эпической стилизации в описании событий и приходит к выводу, что рассказ о походах Торольва через горы не может отражать реальное положение дел в Финнмарке в IX в.. В "Саге об Эгиле" исследователи отмечают склонность ее автора к "модернизации" – перенесению характерных черт и отношений времени записи саги на IX-X вв.. М. И. Стеблин-Каменским зафиксирован перенос на времена конунга Харальда Прекрасноволосого (около 858-928 гг.) социальных отношений в Норвегии конца XII – начала XIII в.. Столкновения норвежцев, квенов, корелы и колбягов, которые тоже фигурируют в рассказе, в районе Финнмарка и Северной Приботнии также явно не могут относиться к концу IX в.
То, что древние саамы были уже в IX в. обложены норвежской данью, доказывается сообщением о путешествии Оттара в англосаксонском переводе "Истории против язычников" Орозия, сделанном королем Альфредом Великим, рядом известий саг, археологическими материалами. Однако проникновение корелы в районы Финнмарка и Северной Приботнии началось, по-видимому, не ранее XI в. Начальные этапы этого движения на север документированы находками вещей севернорусского и карельского происхождения в лопарских жертвенных местах Северной Швеции и в кладах северных районов Финляндии (Куусамо) и Карелии (бывш. Кемский уезд). Освоение северных территорий на раннем этапе проходило в форме промысловых и торгово-военных походов за пушниной, причем, по всей вероятности, в нем принимала участие не только корела, но и торговцы из городских центров Северной Руси.
В первой половине XIII в. столкновения норвежцев и корелы из-за лопарской дани достигли значительной остроты. "Сага о Хаконе, сыне Хакона", написанная исландцем Стурлой Тордарсоном в 1264-1265 гг. по свежим следам событий, сообщает, что (согласно реконструированной хронологии – в 1251 г.) к норвежскому конунгу Хакону прибыли послы от новгородского князя Александра (Невского) для урегулирования положения в Финнмарке:
"Жаловались они на то, что делали между собой чиновники Хакона конунга на севере в Марке и с востока кирьялы, те, что платили дань конунгу Хольмгардов, потому что между ними постоянно было немирье – грабежи и убийства".
Представляется оправданным наметить связь между известиями двух саг о событиях в Финнмарке. Сообщение "Саги об Эгиле" о военных столкновениях норвежцев, квенов и корелы в пограничье Финнмарка отражает положение вещей не IX в., а более позднего времени, однако и в этом виде оно представляет немалый интерес, поскольку служит доказательством того, что столкновения, подобные зафиксированным "Сагой о Хаконе, сыне Хакона" для середины XIII в., происходили уже по крайней мере на полстолетие раньше, до времени записи "Саги об Эгиле". Последняя, следовательно, является древнейшим письменным свидетельством проникновения корелы на север.
Сага при описании военных столкновений и грабежей дает некоторые сведения о характере расселения корелы в Северной Приботнии: они живут в горах, их поселения ("стойбища") имеют немногочисленное население. Неясно, однако, насколько можно доверять этим сведениям. По мнению топонимиста И. Вахтола, постоянные поселения корелы на территории современной Северной Финляндии могли уже существовать в XII – начале XIII в., но можно предположить и то, что передававшаяся изустно традиция содержала какую-то информацию об условиях коренной территории корелы в Приладожье. За это, быть может, говорит указание на расселение в гористой местности, напоминающей Северо-Западное Приладожье, и известные там небольшие городища на возвышенностях. Эти сведения о расселении корелы на коренной территории могли быть, видимо, перенесены на описание вновь осваиваемых ею районов севера.
"Сага о Хальвдане, сыне Эйстейна"
На русском языке известны пересказ этой саги К. Ф. Тиандером, переводы двух отрывков, содержащих сведения о Старой Ладоге, сделанные Е. А. Рыдзевской, и фрагменты, переведенные и прокомментированные Г. В. Глазыриной. "Сага о Хальвдане, сыне Эйстейна" – одна из "саг о древних временах", время описываемых событий неопределенно, в сюжете много сказочных мотивов. Рукопись, в которой она лучше всего сохранилась, относится к XV в.
Действие в основном приурочено к северу России, как это нередко бывает в сагах данного вида, и наряду с Альдейгьюборгом (Старой Ладогой) и Бьярмаландом (Бьярмией) в ней неоднократно упоминается Кирьялаботн (Финский залив). К. Ф. Тиандер предполагал, что в саге произошло соединение двух рассказов – воспоминания о походах и завоеваниях Эйстейна, отца Хальвдана, и сказочного сюжета о двух соперниках, причем первая часть определила географическую привязку действия к Приладожью и Финскому заливу. Наличие фрагментов исторических воспоминаний в этой саге усматривала Е. А. Рыдзевская. Она же вслед за скандинавскими исследователями отметила возможность использования и переработки в подобных сагах подлинных шведских преданий. Представляется весьма вероятным, что именно в шведской среде могло возникнуть название Финского залива Кирьялаботн. Неясным остается, однако, время возникновения этого наименования, поскольку шведско-русские и шведско-карельские контакты не прекратились с окончанием эпохи викингов, шведам и на протяжении XII-XIV вв. приходилось нередко сталкиваться с корелой в торговых и военных предприятиях на Балтике и по пути на Русь.
Известно, что в скандинавских сагах, как и в географических сочинениях XII-XIV вв., Финский залив не имеет специального названия. Время возникновения современного наименования точно не определено, но оно, во всяком случае, уже имеется на карте Олауса Магнуса 1539 г.. В одной из шведских рунических надписей первой половины – середины XI в. Финский залив, возможно, назван Новгородским морем, исходя из чего можно предположить, что название Кирьялаботн более позднее, возникшее в XII-XIII вв.
Этот период отмечен большой внешней активностью корелы, постоянно совершавшей походы и набеги на территорию современной Финляндии и другие области Балтики. Борьба Новгорода со шведской экспансией на восток в значительной мере велась руками корелы. Набеги корелы производили подчас сильное впечатление на шведов, о чем можно судить по сообщению "Хроники Эйрика" о нападении на Сигтуну в 1187 г.:
"Швеции грозила большая опасность и тревога от карелов. Они смело и уверенно шли с моря в Меларн и в тихую погоду, и в бурю, по шведским шхерам; чаще всего их рать пробиралась тайком. Однажды вздумалось им сжечь Сигтуну, и сожгли они ее до основания, так что город тот больше уже не поднимался".
В этой обстановке и могло возникнуть название современного Финского залива Кирьялаботн, оказавшееся в "Саге о Хальвдане, сыне Эйстейна" включенным в сюжет, видимо, восходящий к какой-то более древней традиции.
Возможность такой контаминации необходимо, на наш взгляд, учесть и для упоминаемого в той же саге Алаборга. Г. В. Глазырина убедительно сближает этот топоним с прибалтийско-финским названием района нижнего течения р. Олонки. Отметим в связи с этим, что первое упоминание Олонца находится в перечне погостов не текста Устава князя Святослава Ольговича 1137 года, а приписки к нему, начинающейся словами "А се Обонезьскый ряд…", которая датируется XIII в.
Замечание Е. А. Мельниковой, что Кирьялаботн можно отождествить и с Ботническим заливом Балтийского моря, представляется маловероятным. Во-первых, в "Саге о Хальвдане, сыне Эйстейна" при всей расплывчатости географической привязки действия речь, видимо, идет о заливе, который расположен близ Старой Ладоги, то есть о Финском заливе. Во-вторых, именно к заливу Кирьялаботн приурочены в саге фантастические элементы в повествовании. Известно, что подобные сказочные элементы (чудовища и борьба с ними) "саги о древних временах" обычно вплетают в рассказ об удаленных от Скандинавии областях, так что и с этой точки зрения речь идет о Финском заливе Балтийского моря, а не об омывающем берега Швеции Ботническом. В-третьих, если на северном берегу Финского залива располагалась коренная территория корелы, то с Ботническим заливом корела была связана относительно слабо.
Таким образом, в названии Финского залива Кирьялаботн отразилось знакомство скандинавов с корелой уже после эпохи викингов и та роль, которую эта народность играла на северных рубежах Руси в XII-XIII вв.
В заключение к представленному выше обзору суммируем некоторые вытекающие из него выводы.
Прокомментированные известия нескольких исландских саг, относящихся к разным видам, показывают, что саги представляют немалую ценность как источник по скандинаво-древнекарельским связям.
В ходе экспансии норманнов на восток в эпоху викингов они сталкиваются с корелой, коренная территория расселения которой в Приладожье непосредственно соприкасалась с самым северным участком торговых и военно-политических магистралей Восточной Европы. Рассмотренные нами саги указывают лишь на две формы скандинаво-корельских контактов в ту эпоху: набеги и грабежи викингов в Приладожье и эпизодический сбор норманнами дани с местного населения. Таким образом, саги, по-видимому, дают сведения не о всех формах скандинаво-древнекарельских связей IX-XI вв. Ограниченное значение саг как источника определяется самой природой жанра.
Некоторые известия саг следует рассматривать как перенесение на эпоху викингов тех сведений о кореле XII-XIII вв., которые традиция донесла до Норвегии и Исландии. Однако и в этом виде они не лишены познавательного интереса.
Актуальной задачей является создание свода сведений саг и других скандинавских письменных памятников о кореле, который позволит получить новые знания по истории этой народности в эпоху средневековья.
Автор: А. М. Спиридонов