– Да, эта потаскуха готова, как говорится, «в шесть царств продать одного верблюда»! – воскликнула Юаньян. – Из кожи вон лезет, чтобы угодить господам!
Ваньян тем временем подошла к девушкам.
– Я ищу тебя, ищу, а ты, оказывается, вот где! – обратилась она к Юаньян. – Пойдем, мне нужно с тобой поговорить.
– Что ты хотела сказать? – спросила Юаньян. – Говори, не стесняйся!
– Лучше я одной тебе скажу, – ответила Ваньян. – Надеюсь, ты обрадуешься!
– Уж не хочешь ли ты мне сообщить ту же новость, что и госпожа Син? – спросила Юаньян.
– Ну, раз ты все знаешь, незачем мне стараться! – воскликнула женщина. – Пойдем, расскажу тебе подробности! Подумать только, радость‑то какая!
Тут Юаньян не стерпела, выпрямилась во весь рост, плюнула Ваньян в лицо и, тыча в нее пальцем, стала ругаться:
– Заткни свой поганый рот и убирайся! Хороша новость, нечего сказать! Думала, обрадуюсь? Теперь я поняла, почему тебе завидно, когда чья‑нибудь дочь становится наложницей, – благодаря ее покровительству можно устраивать свои делишки. Вот у тебя и разгорелись глаза, и ты готова бросить меня в пекло! Рассчитываете с моей помощью стать господами и делать все что заблагорассудится! А если я не угожу господину – бросите меня на произвол судьбы?
Юаньян в голос заплакала. Пинъэр и Сижэнь принялись ее утешать. Ваньян смутилась:
– Скажи прямо, согласна или не согласна, – нечего других приплетать! Недаром пословица гласит: «Не говори карлику, что он мал». Не стану с тобой спорить, хоть ты и ругаешь меня, ну а эти девушки при чем? Думаешь, им приятно слушать, что ты болтаешь о наложницах?
– Неправда, – вскричали Пинъэр и Сижэнь, – она вовсе не нас имела в виду, это вы других приплетаете. Никто пока не собирается брать нас в наложницы! А если бы и взяли, корысти от этого никому никакой – родных‑то у нас тут нет! С какой же стати Юаньян нас будет ругать?
|
– Стыдно ей, вот она и валит все с больной головы на здоровую, против меня вас хочет настроить, – промолвила Юаньян. – Хорошо, что вы не попались на ее удочку. Я, глупая, наболтала невесть что, а ей это на руку!
Ваньян поняла, что попала в дурацкое положение, и, сердясь, удалилась. Юаньян продолжала ругаться, с трудом Пинъэр и Сижэнь ее успокоили.
– Ты зачем от нас пряталась? – спросила Пинъэр у Сижэнь.
– Я ходила к четвертой барышне Сичунь, думала, второй господин Баоюй у нее, но оказалось, он только что ушел, и я вернулась, надеясь встретить его по дороге, но почему‑то не встретила. И пошла к барышне Линь Дайюй. По пути мне попалась служанка, она сказала, что и у барышни Линь Дайюй его нет. Тогда я решила, что он вышел из сада, и вдруг увидела тебя. Спряталась за дерево, и ты меня не заметила. Потом к тебе подошла Юаньян. Я перебежала за горку и стала слушать ваш разговор. Мне и в голову не пришло, что, имея четыре глаза, вы меня не увидите!
– Тебя не заметили четыре глаза, а меня – шесть! – произнес кто‑то, смеясь.
Девушки вздрогнули от неожиданности, обернулись. И как вы думаете, кто стоял перед ними?.. Баоюй!
– А я тебя ищу! – опомнившись, воскликнула Сижэнь. – Откуда ты явился?
– Я был у сестры Сичунь, вышел, вдруг ты навстречу, – с улыбкой произнес Баоюй. – Я сразу догадался, что ты меня ищешь, но решил над тобой подшутить и спрятался. А ты прошла мимо, зашла во двор, но вскоре снова появилась, расспрашивая обо мне служанку. А я в это время сидел в укрытии и смеялся. Когда ты подошла совсем близко, я хотел тебя напугать, но ты сама спряталась, и я понял, что ты тоже хочешь кого‑то напугать, и тут заметил Пинъэр и Юаньян. Тогда я тихонько выбрался из укрытия, сделал небольшой крюк и зашел сзади. А когда ты вышла и стала беседовать с ними, спрятался в том месте, где пряталась ты.
|
– Давайте посмотрим, нет ли еще кого‑нибудь поблизости? – предложила Пинъэр.
– Никого нет! – заверил ее Баоюй.
Юаньян догадалась, что Баоюй слышал весь разговор, и, чтобы скрыть смущение, легла на камень и притворилась спящей.
– Камень холодный, – затормошил ее Баоюй. – Иди лучше домой спать!
Он тормошил Юаньян до тех пор, пока она не встала. Затем пригласил Пинъэр зайти выпить чаю, а Сижэнь пригласила Юаньян, и они вчетвером отправились во двор Наслаждения пурпуром.
Баоюй и в самом деле слышал разговор девушек, и на душе у него было невесело. Он сочувствовал Юаньян и, едва зайдя в дом, сразу прошел во внутренние покои и лег на кровать, предоставив девушек самим себе.
Госпожа Син тем временем расспрашивала Фэнцзе об отце Юаньян. Вот что рассказала ей Фэнцзе:
– Отца Юаньян зовут Цзинь Цай, они с женой живут в Нанкине, присматривают за нашим домом. Сюда он приезжает редко. Зато Цзинь Вэньсян, старший брат Юаньян, служит у старой госпожи и ведает всякого рода закупками, а жена его – старшая прачка, тоже у старой госпожи.
Госпожа Син велела позвать жену Цзинь Вэньсяна и все ей рассказала. Та, разумеется, очень обрадовалась и пошла искать Юаньян, надеясь все быстро уладить. Но совершенно неожиданно Юаньян ее обругала, да еще от Сижэнь и Пинъэр ей досталось. Пристыженная и злая, она возвратилась к госпоже Син и сказала:
|
– Ничего не выйдет! Она еще и обругала меня! А Сижэнь помогла! Такого наговорила, что повторить стыдно! – О Пинъэр она предпочла умолчать, боясь Фэнцзе. – Вы, госпожа, посоветовали бы старшему господину Цзя Шэ купить себе другую наложницу. Эта дрянь не заслуживает такой чести, да и у нас, видно, судьба несчастливая.
– А при чем тут Сижэнь? – возмутилась госпожа Син. – И откуда ей это стало известно?.. С ней еще кто‑нибудь был?
– Барышня Пинъэр, – ответила Ваньян.
– Дала бы ей оплеуху! – заметила Фэнцзе. – Только я выйду, она убегает. Вернешься – ее и след простыл! Она тоже на стороне Юаньян? Тоже тебя ругала?
– Нет, барышня Пинъэр издали наблюдала, – спохватилась Ваньян, сообразив, что сказала лишнее. – Я даже не знаю, она ли это была, может, мне показалось.
– Позовите Пинъэр, скажите, что ее хочет видеть старшая госпожа, – распорядилась Фэнцзе. – Пусть немедля идет!
Фэнъэр побежала выполнять приказание, но вскоре вернулась и доложила:
– Сейчас у Пинъэр барышня Линь Дайюй, и Пинъэр не может прийти. Барышня Дайюй велела вам передать, что задержит Пинъэр по какому‑то делу.
Притворившись рассерженной, Фэнцзе нарочито громко спросила:
– По делу? Что еще за дело?
Госпоже Син ничего не оставалось, как вернуться домой. Вечером она обо всем рассказала мужу.
Цзя Шэ подумал немного, распорядился позвать Цзя Ляня и сказал ему.
– Вызови из Нанкина Цзинь Цая. Надеюсь, там есть кому присмотреть за домом!
– Недавно мы получили из Нанкина письмо и узнали, что у Цзинь Цая астма, – ответил Цзя Лянь. – На всякий случай послали деньги на гроб. Возможно, бедняги уже нет в живых; или же он в тяжелом состоянии. А жена его совершенно глухая.
– Все вы мерзавцы! – заорал Цзя Шэ. – Наглецы! Хотел бы я знать, откуда такая осведомленность? Вон отсюда!
Перепуганный Цзя Лянь выскочил за дверь, а Цзя Шэ велел позвать Цзинь Вэньсяна. Цзя Лянь стоял в прихожей, не решаясь ни уйти, ни вновь предстать перед отцом. Тем временем пришел Цзинь Вэньсян. Слуги провели его во внутренние покои, и пробыл он там столько времени, сколько необходимо, чтобы четыре‑пять раз хорошенько пообедать. Цзя Лянь не посмел его ни о чем расспрашивать и отправился домой, лишь узнав, что Цзя Шэ лег спать. А поздно вечером Фэнцзе рассказала ему о событиях того дня.
Юаньян всю ночь не спала. А утром пришел ее брат и попросил у матушки Цзя разрешения взять Юаньян на день домой. Юаньян очень не хотелось идти, но, опасаясь, как бы старая госпожа чего‑нибудь не заподозрила, девушка скрепя сердце согласилась.
Дома брат передал Юаньян свой разговор с Цзя Шэ и принялся расписывать все преимущества сделанного ей предложения. Ведь это такая честь! Какое высокое положение она займет, если даст согласие! Все станут звать ее тетушкой. Но Юаньян слышать ничего не хотела, молчала, только зубами скрипела. Пришлось Цзинь Вэньсяну снова пойти к Цзя Шэ и рассказать, как обстоит дело.
– Передай жене, – едва сдерживая гнев, произнес Цзя Шэ, – чтобы сказала Юаньян следующее: «Испокон веков красавицы любили молодых; ей, вероятно, не нравится, что я стар! Может быть, ей приглянулся Баоюй или Цзя Лянь! Пусть выбросит из головы эту дурь! Никто не посмеет взять ее в наложницы, зная, что она мне отказала. И пусть не надеется, что старая госпожа ее пожалеет и выдаст замуж где‑нибудь на стороне. В какую бы семью Юаньян ни попала, от меня ей все равно не уйти! Я отступлюсь лишь в том случае, если она умрет или же даст обет до конца своих дней не выходить замуж! Так что пусть лучше подумает, какие получит выгоды, если примет мое предложение, и соглашается!»
Цзинь Вэньсян слушал и поддакивал.
– Не вздумай меня обманывать! – предупредил Цзя Шэ. – Завтра же велю жене еще раз поговорить с Юаньян. Будет упорствовать – не ваша вина. Но если не согласится, не сносить вам головы!
Цзинь Вэньсян вернулся домой, жене ничего не сказал, позвал Юаньян и слово в слово передал ей свой разговор с Цзя Шэ.
Задохнувшись от гнева, Юаньян крикнула:
– Даже если бы я согласилась, вам пришлось бы спросить дозволения у старой госпожи.
Брат с женой решили, что Юаньян смирилась, и, очень довольная, Ваньян повела Юаньян к матушке Цзя.
Там в это время собрались госпожа Ван, тетушка Сюэ, Ли Вань, Фэнцзе, Баочай с сестрами и несколько пожилых женщин‑экономок, чтобы поболтать и развлечься. Юаньян вошла, опустилась на колени перед матушкой Цзя и рассказала, о чем говорила с ней госпожа Син, а также брат и его жена.
– Я не согласилась стать наложницей старшего господина Цзя Шэ, – промолвила Юаньян, – тогда он заявил, что я либо влюбилась в Баоюя, либо жду, когда меня выдадут замуж на стороне. Он сказал, что даже на небе я от него не скроюсь. Так вот, знайте все, что я клянусь до конца дней своих не выходить замуж не только за Баоюя, но и за Баоцзиня, Баоиня[21], Драгоценного небесного владыку и самого Яшмового владыку. Если даже будет на то ваша воля, почтенная госпожа, я не выполню ее, хоть режьте меня! Я буду служить вам до тех пор, пока вы не уйдете на запад[22]. Но и после этого не стану жить с отцом, матерью или же старшим братом! Я покончу с собой либо постригусь в монахини! Пусть язык у меня отсохнет, если я вру! Призываю в свидетели Солнце и Луну, добрых и злых духов, Небо и Землю!
Сказав это, Юаньян выхватила из кармана ножницы, которые принесла с собой, и стала стричь волосы. Служанки бросились отнимать ножницы, но Юаньян уже успела срезать целую прядь. К счастью, это осталось незаметным, потому что волосы были густые.
Старая госпожа затряслась от гнева и закричала:
– У меня осталась всего одна преданная служанка, а против нее вздумали строить козни!
Не помня себя, матушка Цзя ткнула пальцем в сторону госпожи Ван:
– Все вы мне лжете! Прикидываетесь, будто относитесь ко мне с уважением, а сами только и ищете случая, как бы надуть! Появится у меня что‑нибудь стоящее – начинаете клянчить, отдай да отдай! Так и с Юаньян. Увидели, что я люблю эту девочку, и норовите забрать. Зависть замучила. А я без нее как без рук!
Госпожа Ван быстро встала, не смея в ответ слово вымолвить. Тетушка Сюэ не решилась за нее вступиться, чтобы не перечить старой госпоже, а Ли Вань поспешила увести Юаньян.
Таньчунь, девушка умная, сразу смекнула, что госпожу Ван несправедливо обидели, но ни тетушка Сюэ, родная сестра госпожи Ван, ни Баочай, ни тем более Ли Вань, Фэнцзе и Баоюй не посмеют вмешиваться. Это могли бы сделать девушки.
Но Инчунь чересчур застенчива, Сичунь – слишком молода, поэтому Таньчунь, стоявшая под окном и слышавшая все, о чем говорилось в комнате, вбежала и обратилась к матушке Цзя.
– При чем тут госпожа? – крикнула она. – Ведь все это дело рук старшего дяди Цзя Шэ! Откуда было об этом знать тете Ван?
Гнев матушки Цзя мгновенно прошел, и она улыбнулась.
– Поглупела я на старости лет! – воскликнула она и повернулась к тетушке Сюэ: – Вы уж не смейтесь надо мной! Ваша сестра лучше моей старшей невестки Син! Та только мужа боится, а передо мной делает вид, будто почтительна к старшим. Напрасно я обидела вашу сестру.
– Вы просто питаете слабость к своей младшей невестке, – ответила тетушка Сюэ, – жалеете ее.
– Никакой слабости я к ней не питаю, – возразила матушка Цзя и обратилась к Баоюю: – Почему ты не вступился за мать, Баоюй, когда я несправедливо ее обидела?
– Да разве я мог, защищая матушку, упрекать старшего дядю Цзя Шэ и старшую тетю Син? – возразил Баоюй. – Вот и пришлось матушке всю вину принять на себя. Больше некому. Я мог сделать это вместо нее, но вы не поверили бы мне!
– Разумно, – согласилась матушка Цзя. – Встань теперь на колени перед матерью и скажи: «Мама, не обижайся! Бабушка стара стала, прости ее ради меня».
Баоюй подбежал к госпоже Ван и опустился на колени. Госпожа Ван подняла его и с улыбкой промолвила:
– Ладно, встань! Не надо за бабушку просить прощения!
– И Фэнцзе меня не остановила! – продолжала старая госпожа.
– Не посмела, – ответила Фэнцзе. – За что же меня упрекать?
Матушка Цзя засмеялась, а вслед за ней и все остальные.
– Кто же все‑таки виноват? – снова спросила матушка Цзя.
– Сами подумайте – кто? – промолвила Фэнцзе. – У вас служанки как на подбор, одна лучше другой, вот все и зарятся. Хорошо, что я жена вашего внука! А будь я сама внуком, давно попросила бы отдать Юаньян мне.
– Выходит, я виновата? – улыбнулась матушка Цзя.
– А кто же еще? – ответила Фэнцзе.
– В таком случае бери Юаньян себе, я ее отпускаю, – промолвила матушка Цзя.
– Вот если в будущей жизни я стану мужчиной, непременно ее у вас попрошу, – пошутила Фэнцзе.
– Возьми тогда ее для Цзя Ляня, посмотрим, осмелится ли после этого твой бессовестный свекор домогаться ее, – сказала матушка Цзя.
– Цзя Лянь для нее не годится, – возразила Фэнцзе. – Это только мы с Пинъэр – друзья по несчастью – кое‑как управляемся с ним.
Слова эти были встречены дружным смехом.
– Пожаловала старшая госпожа Син, – доложила девочка‑служанка.
Госпожа Ван поднялась навстречу жене Цзя Шэ.
Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.
Глава coрок седьмая
Глупца, играющего чувствами, беспощадно избивают;
жестокий отрок, спасаясь от беды, бежит в далекие края
Итак, услышав, что пожаловала госпожа Син, госпожа Ван поспешила ей навстречу. Госпожа Син, не зная, что матушке Цзя все уже известно, пришла узнать, чем кончились переговоры. Но едва переступила порог, как служанки ей рассказали, что произошло.
Госпожа Син хотела вернуться, но было поздно – в доме уже знали о ее приходе.
Госпожа Син вошла, справилась о здоровье матушки Цзя, но та в ответ не проронила ни слова. Госпожа Син смутилась. Фэнцзе, сославшись на дела, улизнула. Следом за Юаньян ушли тетушка Сюэ и госпожа Ван, боясь оказаться лишними. Госпожа Син осталась наедине с матушкой Цзя.
– Я уже знаю, что твой муж хочет взять в наложницы Юаньян и ты пришла просить за него. Что же, ты, как говорится, «трижды послушная и четырежды добродетельная»! Однако на сей раз перестаралась! В доме полным‑полно сыновей и внуков, но ты боишься навлечь на себя гнев мужа! Мало того: он безобразничает, а ты потакаешь!
Госпожа Син густо покраснела.
– Я пыталась его отговорить, – робко произнесла она, – но он слушать не желает! Вы же знаете, госпожа, его нрав! Что мне оставалось делать!
– А если он велит тебе убить человека? – гневно спросила матушка Цзя. – Убьешь? Подумай: жена твоего брата честная, скромная, здоровье у нее слабое, а хлопот полон рот. Ей, как говорится, то и дело приходится хвататься то за грабли, то за метлу. И это при том, что ты ей помогаешь. Нас Юаньян выручает, ведь я нынче делами не занимаюсь. А Юаньян так внимательна, так предана мне! О чем бы я ни попросила, все раздобудет. И за служанками следит, чтобы не ленились. Так неужели я должна теперь все бремя хлопот взвалить на себя? Сама о себе заботиться? Просить то одно, то другое, если понадобится? Никого, кроме Юаньян, у меня не осталось! Она старше других и потому знает, как мне угодить! Никогда ничего не клянчит, ни одежду, ни деньги. За это и снискала себе всеобщее уважение, и господа, и служанки ей доверяют. Эта девочка – мне опора. Да и у других, благодаря ей, убавилось хлопот! Не угодят мне жены моих сыновей и внуков, она все за них сделает, лишь бы я не сердилась. А как умеет поговорить, развеселить меня! Нет, никакая жемчужина мне ее не заменит! Нужна твоему мужу наложница, пусть купит какую хочет. Деньги я дам, восемь тысяч лянов серебра, десять, сколько потребуется! А Юаньян пусть выбросит из головы, если искренне хочет выказать мне сыновнее послушание. Так и передай ему, когда вернешься домой.
Матушка Цзя перевела дух и приказала одной из служанок:
– Позови тетушку Сюэ и барышень! Жаль, что все разошлись и не слышали нашего разговора!
Служанка ушла выполнять приказание, и вскоре снова все собрались.
Лишь тетушка Сюэ не пошла, сказав посланной за ней служанке:
– Ведь я только оттуда. Зачем снова идти? Передай, что я сплю!
– Старая госпожа рассердится, если вы не придете, – промолвила девочка. – Пожалейте хоть нас! Я готова вас отнести на спине, если вам трудно идти!
– Ах ты, маленькая плутовка! – рассмеялась тетушка. – Тебе‑то чего бояться? Поругают, и все!
С этими словами тетушка поднялась и последовала за девочкой.
Едва она переступила порог, как матушка Цзя пригласила ее сесть и сказала:
– Давайте сыграем в карты! Я знаю, вы, как и я, игрок слабый, поэтому сядем рядом и будем друг друга поддерживать, а то Фэнцзе непременно нас обыграет.
– Совершенно с вами согласна, – кивнула головой тетушка Сюэ. – Вы уж, почтенная госпожа, выручайте меня! Сыграем вчетвером или же одни будут играть, а другие помогать нам?
– А разве можно не вчетвером? – спросила госпожа Ван.
– Один пусть помогает, так веселее, – заметила Фэнцзе.
– Позовите Юаньян, – распорядилась матушка Цзя. – Пусть сядет рядом со мной. Тетушка Сюэ плохо видит, а Юаньян будет нам подсказывать ходы.
Фэнцзе хихикнула и шепнула Таньчунь:
– Вы все грамотные, а гадать не умеете!
– При чем тут гадание, – удивилась Таньчунь. – Не гадать надо, а думать, как выиграть у старой госпожи несколько монет!
– Я хотела погадать, сколько проиграю! – ответила Фэнцзе. – Где уж мне мечтать о выигрыше! Не успела сесть, как справа и слева от меня устроили засаду.
Слова Фэнцзе насмешили матушку Цзя и тетушку Сюэ.
Вскоре пришла Юаньян и села возле матушки Цзя, а рядом с ней – Фэнцзе. Расстелили красный ковер, перемешали карты и объявили младшего. Игра началась.
Заметив, что после нескольких ходов матушка Цзя почти набрала нужную комбинацию, Юаньян незаметно сделала знак Фэнцзе, как раз был ее ход. Фэнцзе поняла, что матушке Цзя не хватает карты с двумя очками, но сделала вид, будто усиленно думает.
– Нужная мне карта у тетушки Сюэ, – с нарочитой неуверенностью произнесла Фэнцзе. – Если не пойти с нее, ничего не получится.
– Нужной тебе карты у меня нет, – заявила тетушка Сюэ.
– Что ж, проверим, – заметила Фэнцзе.
– Проверять будешь потом, а сейчас ходи, – торопила ее тетушка Сюэ, – посмотрим, с какой карты ты пойдешь!
Фэнцзе сделала ход, тетушка Сюэ увидела два очка и рассмеялась:
– Вот оно что! Теперь, пожалуй, выигрыш достанется почтенной госпоже!
– Я неправильно пошла! – как бы спохватившись, воскликнула Фэнцзе.
– Поздно! Раньше надо было думать! – промолвила матушка Цзя. – Попробуй только взять карты обратно!
– Надо было мне прежде погадать! – сокрушалась Фэнцзе. – Сама виновата, обижаться не на кого.
– Так и надо, сама себя высекла! – заметила матушка Цзя. – Думать нужно, а не гадать, – и она обратилась к тетушке Сюэ: – Я совсем не стремилась к выигрышу. Зачем мне эти гроши? Просто везет, и все!
– Разумеется, – поддакнула тетушка Сюэ. – Кто посмеет в этом усомниться?
Фэнцзе тем временем отсчитывала монеты. Но, услышав слова тетушки Сюэ, быстро нанизала их на веревочку и воскликнула:
– Вот и прекрасно! Бабушка играет не ради денег, а ради удачи! А я – наоборот. Поэтому денег отдавать не стану, лучше их спрячу!
Матушка Цзя никогда не тасовала карты, это делала вместо нее Юаньян. Вот и сейчас она продолжала беседовать с тетушкой Сюэ. Наконец она заметила, что Юаньян сидит неподвижно, и спросила:
– Что ты все время дуешься, даже не хочешь тасовать карты?
– Потому что госпожа Фэнцзе не желает отдавать деньги! – улыбнулась в ответ Юаньян.
– Пусть не отдает, ей же хуже! – проговорила матушка Цзя и велела девочке‑служанке взять у Фэнцзе связку монет. Служанка взяла и положила деньги перед матушкой Цзя.
– Отдайте! – взмолилась Фэнцзе.
– Фэнцзе и в самом деле мелочна! – заметила тетушка Сюэ. – Шуток не понимает!
Тут Фэнцзе встала, дернула тетушку Сюэ за рукав и, указывая пальцем на деревянную шкатулку, куда матушка Цзя имела обыкновение прятать деньги, сказала:
– Взгляните, тетушка! Мне не сосчитать денег, которые у меня «вышутили» и спрятали в шкатулку! Видите эту связку монет? И часа не пройдет, как она присоединится к тем, что лежат в бабушкиной шкатулке. Так не проще ли сразу положить деньги в шкатулку? Тогда бабушка успокоится и поспешит отослать меня «по важному делу».
Стены, казалось, задрожали от смеха, но тут Пинъэр, как нарочно, принесла Фэнцзе еще связку, на случай, если у нее не хватит.
– Не надо! – замахала руками Фэнцзе. – Отдай бабушке! Пусть спрячет в шкатулку. Все меньше хлопот!
Матушка Цзя затряслась от хохота и даже рассыпала по столу карты.
– Юаньян, дай‑ка ей оплеуху! – крикнула старая госпожа.
Пинъэр, как ей было приказано, положила деньги перед матушкой Цзя, а сама, засмеявшись, ушла. Во дворе ей встретился Цзя Лянь и спросил:
– Старшая госпожа Син у матушки Цзя? Отец велел ее позвать.
– Не ходи туда, – сказала Пинъэр. – Старая госпожа рассердилась на госпожу Син, и лишь сейчас госпоже Син удалось немного умерить ее гнев.
– Я только спрошу у старой госпожи, поедет ли она четырнадцатого числа к Лай Да и нужен ли ей паланкин, – проговорил Цзя Лянь. – Так мне удастся вызвать матушку и ублажить старую госпожу. Что ты на это скажешь?
– Лучше не ходи, – посоветовала Пинъэр. – Старая госпожа так разгневалась, что даже обругала госпожу Ван и своего любимого Баоюя. А уж тебе подавно достанется!
– Но страсти как будто бы улеглись, – стоял на своем Цзя Лянь. – С какой же стати она опять будет гневаться? Тем более что я тут вообще ни при чем. Отец велел мне привести матушку и рассердится, если я не выполню его приказа.
Подумав, что Цзя Лянь прав, Пинъэр последовала за ним в покои матушки Цзя.
Бесшумно ступая, Цзя Лянь приблизился к двери, отодвинул занавеску и заглянул в комнату. Госпожа Син все еще стояла перед матушкой Цзя, не смея пошевельнуться. И это сразу бросилось Цзя Ляню в глаза.
Фэнцзе, от которой ничто не могло ускользнуть, заметила Цзя Ляня, сделала ему знак не входить, а на госпожу Син бросила выразительный взгляд.
Госпожа Син сразу смекнула, в чем дело, но просто так было неудобно уйти, и она налила матушке Цзя чашку чая. Вдруг матушка Цзя обернулась, а Цзя Лянь не успел вовремя спрятаться.
– Кто это сует голову в дверь, как шкодливый мальчишка? – спросила матушка Цзя.
– И мне показалось, будто там кто‑то есть! – поддакнула Фэнцзе, вставая с места.
Но тут Цзя Лянь появился в комнате и, низко кланяясь матушке Цзя, промолвил:
– Позвольте узнать, почтенная госпожа, поедете ли вы четырнадцатого числа к Лай Да и нужен ли вам паланкин?
– Если ты только за этим пришел, почему прятался? – спросила матушка Цзя. – Снова хитришь!
– Я хотел об этом спросить у жены, но увидел, что вы играете в карты, и не посмел мешать, – ответил Цзя Лянь.
– Что это тебе приспичило? – недоверчиво спросила матушка Цзя, – Не мог подождать, пока жена вернется домой? Впервые вижу, чтобы ты тайком пробирался ко мне! Уж не шпионить ли ты пришел? Даже перепугал меня, негодяй этакий! Твоя жена еще долго будет играть со мной в карты, так что обратись лучше к жене какого‑нибудь Чжаоэра, чем изводить собственную супругу!
Все засмеялись.
– Не Чжаоэра, а Баоэра! – поправила Юаньян. – Зачем впутывать Чжаоэра?
– Ты права! – согласилась матушка Цзя. – Где уж мне запомнить всех этих «носящих на спине» и «носящих на руках»![23]Стоит вспомнить давешнюю историю, как во мне поднимается гнев! Я вошла в эту семью, выйдя замуж за правнука, а сейчас и у меня уже есть женатые внуки! Много пережила я здесь за пятьдесят четыре года, но такого бесстыдства видеть не приходилось! Вон отсюда!
Цзя Лянь мгновенно ретировался.
– Говорила тебе, не ходи, а ты не послушался, вот и нарвался на неприятность, – сказала Пинъэр. Она стояла под окном и слышала весь разговор.
Вскоре после Цзя Ляня вышла госпожа Син.
– Весь скандал разыгрался из‑за отца! – сказал ей Цзя Лянь. – А виноватыми в конечном счете оказались мы с вами!
– Паршивое отродье! – обрушилась на него госпожа Син. – Другой рад был бы умереть за отца, а этому слово сказали, и он уже ропщет! Негодяй! Все эти дни отец места себе не находит от гнева, смотри, как бы тебя не поколотил!
– Матушка, отец ждет вас, идите скорее, – перебил ее Цзя Лянь. – Он давно меня за вами послал.
Цзя Лянь проводил мать, а сам возвратился к себе.
Госпожа Син рассказала Цзя Шэ о своем разговоре с матушкой Цзя. Цзя Шэ сгорал от стыда, но ничего не мог сделать. Он стал избегать встреч с матушкой Цзя, ссылаясь на недомогание, и ежедневно посылал либо госпожу Син, либо Цзя Ляня справиться о ее здоровье. От Юаньян ему пришлось отказаться, и он взял в наложницы семнадцатилетнюю девушку по имени Яньхун, за которую заплатил пятьсот лянов серебра. Но это к нашему повествованию не относится.
После ухода госпожи Син еще долго играли в карты и только к ужину разошлись. Но рассказывать об этом мы не будем.
Время летит незаметно. Наступило четырнадцатое число. Еще затемно жена Лай Да явилась во дворец Жунго приглашать гостей. Матушка Цзя была в хорошем настроении. Вместе с тетушкой Сюэ, госпожой Ван, Баоюем и его сестрами она отправилась к Лай Да и провела у него в саду добрую половину дня.
Что и говорить, сад Лай Да не шел ни в какое сравнение с садом Роскошных зрелищ, но был достаточно красив и просторен; ручейки, скалы, рощицы, деревья, башни, беседки, террасы – все радовало глаз.
В большой гостиной собрались мужчины – Сюэ Пань, Цзя Чжэнь, Цзя Лянь, Цзя Жун и их близкие родственники. Были среди гостей также крупные чиновники и знатные молодые люди.
С одним из них, Лю Сянлянем, Сюэ Паню уже приходилось встречаться, и он хорошо его запомнил. Прекрасный актер, Лю Сянлянь великолепно исполнял роли молодых героинь и любовниц, и Сюэ Паню очень хотелось с ним позабавиться. Но все не представлялось подходящего случая. И вот сейчас, снова встретившись с юношей, Сюэ Пань был вне себя от радости.
Цзя Чжэнь, да и остальные гости тоже, были поклонниками таланта Лю Сянляня и, выпив немного, упросили его исполнить несколько актов из какой‑нибудь пьесы. Затем они сдвинули вместе свои циновки, уселись поудобнее и стали болтать с Лю Сянлянем, шутить и смеяться.
Лю Сянлянь происходил из знатной семьи, рано осиротел и не смог окончить учение. Веселый и живой от природы, он обладал благородным характером, был чужд мелочных забот, увлекался играми с копьем, танцами с мечом, вином и картами, игрой на флейте и цитре, проводил ночи с гетерами. Жизнь его полна была удовольствий и развлечений. Многие и не подозревали, что юноша знатного происхождения, считали его простым актером.
Лай Шанжун, сын Лай Да, давно сдружился с Лю Сянлянем. Но он знать не знал о тайной слабости Сюэ Паня. А тот ни о чем не мог думать и ждал лишь момента, чтобы удовлетворить свою похоть.
Но, как назло, к Лю Сянляню подошел Лай Шанжун и сказал:
– Второй господин Баоюй велел передать, что хочет с тобой поговорить. Он давно приметил тебя, но счел неудобным вызывать при гостях. Смотри же, не уходи домой, не предупредив меня. А то господин Баоюй рассердится за то, что я не выполнил его просьбы.
Лай Шанжун вышел и велел мальчику‑слуге попросить кого‑нибудь из служанок потихоньку вызвать Баоюя. Не прошло времени, достаточного для того, чтобы выпить чашку чаю, как Лай Шанжун вернулся с Баоюем.
– Дорогой дядюшка, – обратился он к Баоюю, – вот вам Лю Сянлянь, а мне надо к гостям.
Баоюй повел Лю Сянляня в кабинет, примыкавший к гостиной, и спросил, не пришлось ли ему в последние дни побывать на могиле Цинь Чжуна.
– Как же, был! – произнес в ответ Лю Сянлянь. – Ездил на соколиную охоту в места, что всего в двух ли от его могилы. Лето выдалось нынче дождливое, и я подумал, что могилу может размыть, поехал взглянуть – опасения мои подтвердились. Вернулся домой, раздобыл несколько сот монет, нанял людей, и они привели могилу в порядок.
– Теперь все понятно! – сказал Баоюй. – В прошлом месяце в нашем саду расцвели лотосы. Я сорвал десяток штук и велел Бэймину отвезти на могилу, а когда он вернулся, спросил, не размыло ли могилу дождем, на что он ответил: «Не только не размыло, но, кажется, будто ее лишь сейчас насыпали». Я сразу подумал, что это какой‑нибудь его друг позаботился. А я словно в клетке. Не волен распоряжаться собой, за каждым моим шагом следят, из дому не дают выйти. Уговаривают, увещевают. Я свободен только в словах, а не в действиях! И деньги у меня есть, но тратить их по своему усмотрению я не могу!