– Вполне справедливо, что вы, бабушка, внесли долю брата Баоюя и сестрицы Дайюй, а тетушка Сюэ – долю сестры Баочай! Но почему госпожи Син и Ван вносят лишь за себя? Так не годится! Вы, бабушка, понесете убыток!
– Эта девчонка, пожалуй, права! – рассмеялась матушка Цзя. – Если б не она, осталась бы я, как всегда, внакладе!
– За брата Баоюя и сестрицу Дайюй пусть внесут деньги госпожи Син и Ван, – продолжала Фэнцзе. – Таким образом, на каждую из них придется еще по одной доле.
– Так и сделаем! – согласилась матушка Цзя.
– Это нарушение родства! – сказала мать Лай Да, вставая с места. – Вы обидели госпожу Син и госпожу Ван! Одной из них вы приходитесь невесткой, другой – племянницей, но совершенно не заботитесь ни о свекрови, ни о своей тете, только о других! Вот и выходит, что никакая вы не невестка, а чужой человек, и не племянница по прямой линии, а только по побочной!
Рассуждения старухи всех насмешили. Но, ничуть не смутившись, она продолжала:
– Если младшие невестки вносят по двенадцать лянов, мы должны внести по восемь, потому что ниже их по положению.
– Так не пойдет, – запротестовала матушка Цзя. – Я вас хорошо знаю! Положение у вас ниже, зато денег больше. Придется вносить столько же, сколько они!
– Да, да, верно! – согласились остальные мамки.
– А барышни пусть внесут для приличия столько, сколько им выдают на месяц, – произнесла матушка Цзя и обернулась к Юаньян. – Собери служанок и договоритесь, по скольку будете вносить!
Юаньян вышла и через некоторое время вернулась вместе с Пинъэр, Сижэнь, Цайся и другими служанками. Одни согласились внести по два ляна, другие – по одному.
– Ведь ты собираешься праздновать день рождения своей госпожи? – сказала матушка Цзя, обращаясь к Пинъэр. – Зачем же тебе вместе с нами вносить свою долю?
– Доля долей, – ответила Пинъэр. – А еще я преподнесу госпоже от себя лично подарок!
– Какое милое дитя! – воскликнула матушка Цзя.
– Теперь уже известно, кто сколько вносит, – сказала Фэнцзе. – Осталось спросить у наложниц. Давайте их позовем, а то будут считать, что мы их презираем.
– Верно! – подтвердила матушка Цзя. – Как это мы забыли о них? Только они вечно заняты и вряд ли сюда придут. Надо послать к ним служанок.
Одна из девочек‑служанок, не дожидаясь приказания, побежала к наложницам и, возвратившись, сказала:
– Они внесут по два ляна.
– А теперь подсчитайте, сколько всего получится, – распорядилась матушка Цзя.
Между тем госпожа Ю тихонько ругала Фэнцзе:
– Ненасытная дрянь! Все тебе мало! Вон сколько собрали, так еще и с этих горемык содрать надо!
– Не болтай! – рассмеялась Фэнцзе. – Погоди, я сведу с тобой счеты! Подумаешь, горемыки! Раздают деньги направо, налево! Так уж лучше повеселиться на них!
Наконец собранные деньги были подсчитаны – оказалось, сто пятьдесят лянов с мелочью.
– Как много! – воскликнула матушка Цзя. – В один день не истратишь.
– Этого может хватить на два, а то и на три дня, если не приглашать гостей и не готовить слишком много, – проговорила госпожа Ю. – На театральных представлениях тоже можно сэкономить.
– Но Фэнцзе, может быть, захочет пригласить актеров? – возразила матушка Цзя.
– Наш домашний театр уже надоел, – призналась Фэнцзе, – лучше пригласить какую‑нибудь труппу, не так уж это дорого.
– Пусть этим займется жена Цзя Чжэня, – распорядилась матушка Цзя. – А ты хоть денек отдохни от хлопот и повеселись хорошенько.
– Верно, – согласилась госпожа Ю.
Они поговорили еще немного, но, заметив, что матушка Цзя утомилась, стали расходиться. Проводив госпожу Син и госпожу Ван, госпожа Ю отправилась к Фэнцзе поговорить о предстоящем празднестве.
– Ну что я могу тебе сказать? – пожала плечами Фэнцзе. – Главное, постарайся угодить старой госпоже, остальное – неважно.
– Ну и везет тебе! – воскликнула госпожа Ю. – Я‑то думаю, зачем нас позвали, оказывается, ради тебя! Мало того, что пришлось внести деньги, так еще и все хлопоты на меня взвалили! Хотелось бы знать, как ты меня за это отблагодаришь?
– Помолчи! – рассмеялась Фэнцзе. – Не я тебя звала, не я должна благодарить! А боишься хлопот, пойди скажи старой госпоже, пусть поручит это дело кому‑нибудь другому!
– Вы только посмотрите на нее! – воскликнула госпожа Ю. – Я просто уговариваю тебя не злоупотреблять своим счастьем, а ты сердишься! Если счастье до краев, оно может вылиться!
Они поговорили еще немного и разошлись.
На следующее утро во дворец Нинго потянулись слуги, неся деньги. Госпожа Ю только что встала и занималась утренним туалетом.
– Кто принес деньги? – спросила она у служанок.
– Няня Линь, – последовал ответ.
Госпожа Ю распорядилась ее позвать. Служанки привели няню Линь, жену Линь Чжисяо. Госпожа Ю сделала ей знак сесть на скамеечку, а сама, продолжая причесываться, спросила:
– Сколько ты принесла?
– Сколько собрала среди слуг, – ответила жена Линь Чжисяо. – Господа еще не дали.
В это время на пороге появилась девочка‑служанка.
– Прислали деньги из дворца Жунго, – доложила она, – от наложниц.
– Негодницы! – выругалась госпожа Ю. – Как хорошо они помнят все, что не следует! Старая госпожа в шутку сказала, что пай будем собирать со всех, так они приняли это всерьез! Ну ладно, раз принесли, давай сюда!
Служанки, смеясь, поспешили сдать деньги. Их оказалось два пакета, сюда не вошли взносы Баочай и Дайюй.
– Кто еще не внес? – спросила госпожа Ю.
– Старая госпожа, две госпожи, барышни и девушки‑служанки, – поспешно ответила жена Линь Чжисяо.
– А госпожа Ли Вань? – осведомилась госпожа Ю.
– Ее освободили от пая, – ответила жена Линь Чжисяо. – За нее внесет вторая госпожа Фэнцзе, так что не беспокойтесь!
Госпожа Ю закончила свой туалет и приказала слугам подать коляску. Она отправилась прямо к Фэнцзе и увидела, как та упаковывает деньги, чтобы отослать ей.
– Деньги собраны? – спросила госпожа Ю.
– Да, – ответила Фэнцзе, – забирай скорее, потеряются, я не в ответе.
– Разреши мне их прямо при тебе пересчитать, – сказала госпожа Ю.
Она развернула сверток и принялась пересчитывать деньги – не хватало пая Ли Вань.
– Так я и знала, что ты схитришь! – воскликнула госпожа Ю. – Почему нет доли Ли Вань?
– Тебе мало? – спросила Фэнцзе. – Подумаешь, одного пая недостает!
– Вчера ты при всех прикидывалась щедрой, а сейчас так и норовишь увильнуть от уплаты! – сказала госпожа Ю. – Ладно, не хочешь – не надо, но я скажу старой госпоже!
– Ох, и дотошная же ты! – засмеялась Фэнцзе. – Только помни, поручат что‑нибудь мне, я тоже не промахнусь! Не обижайся тогда!
– Ладно, можешь не платить за Ли Вань, – проговорила госпожа Ю. – Это в благодарность за то, что ты относишься ко мне с уважением. Иначе я не согласилась бы.
С этими словами она вытащила из общей суммы долю Пинъэр и позвала ее:
– Иди забирай свои деньги, я сама за тебя внесу.
– Не нужно, – отозвалась Пинъэр, поняв намек, – если останутся, отдадите мне в награду за труды.
– Неужели ты думаешь, что твоей госпоже можно злоупотреблять своим положением, а мне нельзя хоть иногда быть великодушной? – произнесла госпожа Ю.
Пришлось Пинъэр взять деньги обратно.
– Я смотрю, твоя госпожа чересчур мелочна, – продолжала между тем госпожа Ю. – Зачем ей столько денег? В гроб, что ли, она их с собой возьмет?
От Фэнцзе госпожа Ю отправилась к матушке Цзя, справилась о ее здоровье, поболтала о том о сем и пошла к Юаньян советоваться, как лучше устроить празднество, чтобы угодить матушке Цзя. Они быстро обо всем договорились, после чего госпожа Ю возвратила Юаньян два ляна, которые та внесла, и сказала:
– Возьми, все равно останутся.
Затем госпожа Ю пошла к госпоже Ван, они перекинулись несколькими словами, а когда госпожа Ван ушла в кумирню, госпожа Ю возвратила Цайюнь ее долю. Наложницам Чжао и Чжоу она тоже отдала деньги. Те сначала отказывались, но госпожа Ю стала их уговаривать:
– Вы ведь бедны, откуда у вас могут быть лишние деньги? А узнает госпожа Фэнцзе, я все беру на себя.
В конце концов наложницы согласились и долго благодарили госпожу Ю.
Незаметно наступило второе число девятого месяца. Все домочадцы готовились праздновать день рождения Фэнцзе. Благодаря госпоже Ю праздник обещал быть веселым, с театральными представлениями, играми и множеством других развлечений. Были приглашены фокусники и женщины‑рассказчицы.
– Не забывайте, что сегодня день собрания нашего общества, – предупредила Ли Вань девушек. – Баоюй не явился! Опять, наверное, увлекся какими‑нибудь забавами!
Она позвала девочку‑служанку и приказала:
– Пойди посмотри, что делает второй господин Баоюй, скажи, чтобы быстрее шел сюда!
Через некоторое время служанка возвратилась и доложила:
– Сестра Сижэнь говорит, что второй господин сегодня с самого утра куда‑то уехал.
– Куда он мог уехать? – удивились все. – Эта девчонка, видимо, рехнулась!
Послали Цуймо.
– Второй господин и в самом деле уехал, – вернувшись, сказала служанка, – хоронить какого‑то друга.
– Не может быть, – заявила Таньчунь. – Это он выдумал, чтобы уехать из дому. Позови‑ка Сижэнь, я ее сама расспрошу!
Но звать Сижэнь не пришлось, в этот момент она появилась на пороге.
– Что бы ни случилось, он не должен был уезжать, – сказала Ли Вань. – Ведь нынче день рождения второй госпожи Фэнцзе, и все, начиная от старой госпожи и кончая слугами, будут веселиться. К тому же сегодня день собрания «Бегонии». Как же он посмел уйти, не попросив у нас разрешения?
– Он еще вчера вечером предупредил, что поедет сегодня по важному делу к Бэйцзинскому вану, – со вздохом сказала Сижэнь. – Обещал не задерживаться. Я уговаривала его не ездить, но он и слушать не стал. Поднялся чуть свет, потребовал траурную одежду. Я и подумала, что, наверное, кто‑то умер во дворце Бэйцзинского вана…
– Если все так, как ты говоришь, то ему нужно было поехать, – согласилась Ли Вань, – но почему он до сих пор не вернулся?
– Когда вернется, оштрафуем. А пока давайте без него сочинять стихи, – сказал кто‑то.
Но в это время появилась служанка и сказала, что матушка Цзя всех зовет к себе. Сижэнь доложила старой госпоже, что Баоюй уехал. Та сразу забеспокоилась, приказала слугам разыскать внука и привести к ней.
Надобно вам знать, что Баоюй еще вечером приказал Бэймину:
– Приготовь двух коней и жди меня утром у задних ворот сада. Никого с собой не бери! Предупреди Ли Гуя, что мы отправились к Бэйцзинскому вану. Если же меня станут искать, пусть скажет, что Бэйцзинский ван меня задержал ненадолго и что я скоро вернусь.
Бэймин не догадывался о намерениях Баоюя и в точности выполнил приказание. Оседлал двух коней, отвел утром к задним воротам сада и стал ждать господина.
Едва рассвело, Баоюй, в траурном платье, выскользнул из ворот, вскочил в седло и, ни слова не говоря, поскакал к городским воротам. Бэймин, подстегивая коня, помчался следом за ним.
– Куда едем? – крикнул он на ходу.
– А куда ведет эта дорога? – крикнул в ответ Баоюй.
– К северным воротам, – отвечал Бэймин, – за ними все голо и пусто, ничего интересного нет.
– Это мне и нужно! – сказал Баоюй.
Он подхлестнул коня и поскакал дальше. Вскоре они выехали за городские ворота. Бэймин, недоумевая, молча следовал за Баоюем.
Они проскакали без остановки еще семь‑восемь ли. Дома попадались все реже, людей почти совсем не было. Наконец Баоюй осадил коня и обратился к Бэймину:
– Здесь где‑нибудь можно купить благовония?
– Думаю, можно, – ответил Бэймин, – только не знаю какие.
– Мне нужны сандал, рута и глициния‑сян[13], – ответил Баоюй.
– Это очень редкие благовония, – сказал Бэймин и спросил: – А зачем они вам? Ведь в сумочке, которую вы носите на поясе, есть немного благовоний. Поищите, может, найдете то, что вам нужно?
«А ведь Бэймин прав!» – подумал Баоюй, снял с пояса сумочку и пошарил в ней. Там оказались два кусочка благовоний. Баоюй обрадовался, но виду не подал. Что и говорить, свои всегда лучше покупных. Затем он спросил у Бэймина, нельзя ли купить здесь курильницу.
– Вот так здорово! – вскричал Бэймин. – Откуда возьмется за городом курильница? Надо было с собой привезти, раз она вам так нужна.
– Дурак! – прикрикнул на него Баоюй. – Будь это так просто, не пришлось бы нам с тобой украдкой бежать из дома!
Бэймин подумал минуту и радостно воскликнул:
– У меня есть план! Не знаю только, понравится ли он вам. Я думаю, понадобится не только курильница, но и еще кое‑что! Давайте тогда проедем еще два ли до монастыря Шуйсянь.
– Неужели монастырь Шуйсянь так близко? – удивленно спросил Баоюй. – Это прекрасно! Едем скорее!
Он подхлестнул коня и, обернувшись, крикнул Бэймину:
– Монашки из этого монастыря часто бывают у нас в доме и не откажут, если мы попросим курильницу.
– Это уж точно, – отвечал Бэймин. – Ведь мы не скупимся на пожертвования! Да и в другом нам не посмели бы отказать. Но вам, господин, почему‑то не нравится монастырь Шуйсянь. Отчего же сейчас вы туда так стремитесь?
– Дело не в монастыре. Мне не нравится, когда люди по своему невежеству слепо поклоняются духам и строят храмы, – возразил Баоюй. – Большей частью это недалекие господа и богатые барыни. Не разберутся толком, существует тот или иной дух или нет, и давай воздвигать ему храмы и приносить жертвы! Им все равно, что за дух, услышат какую‑нибудь нелепую историю и верят! Взять к примеру монастырь Шуйсянь. Там приносят жертвы фее реки Ло, потому он и называется монастырь Шуйсянь – монастырь Речного духа. На самом же деле не было никакой феи реки Ло, все это выдумки Цао Цзыцзяня[14]. Кто мог подумать, что его стихи введут в заблуждение глупых людей и они начнут сооружать статуи в честь этой феи! Но сегодня все это весьма кстати, потому мы и едем в монастырь!
Они бесшумно подскакали к воротам. Навстречу выбежала старая монахиня, справилась о здоровье Баоюя и приказала одной из монашек принять поводья. Неожиданный приезд Баоюя показался настоятельнице истинным чудом, как если бы вдруг с неба спустился дракон.
Войдя в храм, Баоюй не стал кланяться статуе богини реки Ло, лишь мельком на нее взглянул. Вылепленная из глины, статуя тем не менее казалась прекрасной:
Вот‑вот взметнется и взлетит, как лебедь,
Когда он вспуган, всполошен.
Изысканна в движеньях, горделива,
Как в небесах кружащийся дракон.
Из волн зеленых выплывает,
Как нежный лотоса цветок,
При ней и солнце заиграло,
Рассветом озарив восток.
Непрошеные слезы покатились по щекам Баоюя.
Старая монахиня поднесла ему чай. А он попросил ее дать на время курильницу. Монахиня удалилась, и ждать пришлось довольно долго. Наконец она возвратилась, неся не только курильницу, но и бумажные изображения животных, сжигаемые при жертвоприношениях. Баоюй взял только курильницу, отдал Бэймину, и они отправились во внутренний сад, чтобы выбрать место почище.
Они долго искали, и Бэймин наконец предложил пойти к возвышению у колодца. Там он поставил курильницу и отошел в сторону. Баоюй вытащил из сумочки благовония, зажег, молча, со слезами на глазах, отвесил несколько поклонов, затем обернулся к Бэймину и приказал убрать курильницу.
Бэймин кивнул головой, но курильницу убирать не стал, опустился на колени, совершил несколько поклонов и принялся бормотать:
– Я, Бэймин, несколько лет служу второму господину Баоюю и знаю все его заветные думы и желания. Но сегодня он мне не объяснил, зачем ему понадобилось совершать жертвоприношение, а расспрашивать его я не осмелился. Неведомый дух, принимающий эту жертву! Я не знаю твоего имени, но уверен, что когда‑то ты жил у нас в доме, был девушкой, умной и непорочной, даже на небе никто не мог с ней сравниться. Второй господин Баоюй не в силах словами выразить свои чувства, и я молю тебя за него: если у тебя добрая душа и ты знаешь, что наш господин только и думает о тебе, навещай его как можно чаще. Ты сейчас в царстве тьмы, сделай же так, чтобы второй господин в своей будущей жизни воплотился в девушку и мог с тобой играть. Так вам обоим было бы интересно. – Произнеся это, Бэймин снова несколько раз поклонился и поднялся с колен.
– Не болтай глупостей! – крикнул Баоюй, не сдержав улыбки, и легонько толкнул Бэймина ногой. – Люди услышат, смеяться будут!
Бэймин взял курильницу и, следуя за Баоюем, сказал:
– Вы ведь не успели поесть, и я велел монахине собрать на стол. Из дома вы сбежали, потому что там сегодня большой пир, а вам захотелось побыть в тишине. Но зачем же оставаться голодным?
– Это ты прав, – согласился Баоюй. – Без вина и спектакля можно обойтись, а вот поесть не мешало бы.
– Об этом я и толкую, – заметил Бэймин. – Не забудьте только, что ваша бабушка, матушка и все остальные беспокоятся. Поэтому вам следовало бы вернуться пораньше! Да и что здесь делать? Жертвоприношение вы совершили. Вы можете не участвовать в развлечениях, дело ваше, но старших надо уважать. Иначе дух, которому вы только что принесли жертву, и тот лишится покоя.
– Я все понял, – ответил Баоюй. – Ты боишься, как бы вину за то, что я уехал, не взвалили на тебя, и теперь придумываешь причины, чтобы увезти меня поскорее отсюда. Но я ведь не собираюсь задерживаться. Долг свой я выполнил, а теперь хочу вернуться домой, пить вино и смотреть представление.
– Вот и прекрасно! – воскликнул Бэймин.
Они вошли в молитвенный зал. Старая монахиня уже расставила на столе простые кушанья из овощей. Баоюй и Бэймин перекусили, сели на коней и поскакали в город.
– Держитесь покрепче, второй господин! – то и дело кричал Бэймин, ехавший позади. – Лошадь ведь необъезженная!
Они довольно скоро добрались до города. Баоюй проскользнул черным ходом в сад и побежал во двор Наслаждения пурпуром. Сижэнь дома не было, лишь несколько старых служанок. Увидев Баоюя, они просияли от радости.
– Амитаба, наконец‑то! – не переставали восклицать служанки. – Барышня Сижэнь места себе не находит от беспокойства. Только что все сели за стол, идите же скорее, господин!
Баоюй быстро переоделся и спросил у служанок:
– Где устроили торжество?
– В большом расписном зале, том, что недавно выстроен, – ответили служанки.
Еще издали до слуха Баоюя донеслись звуки свирелей и флейт. Миновав проходной зал, он вдруг заметил Юйчуань, которая в одиночестве сидела на террасе и плакала. Заметив Баоюя, она вздохнула и, прищелкнув языком, воскликнула:
– Ах! Наконец‑то явился феникс! Поторопитесь, не то испортите все веселье!
– Не догадываешься, где я был? – спросил Баоюй.
Юйчуань, будто не слыша, принялась утирать слезы. Очень недовольный, Баоюй вошел в расписной зал, поклонился матушке Цзя и госпоже Ван. Его приход и в самом деле был воспринят так, как если бы вдруг появился феникс.
– Откуда ты? Почему так поздно? Почему не поздравляешь свою старшую сестру? – засыпала его матушка Цзя вопросами и обратилась к Фэнцзе: – Твой братец совершенно не понимает приличий! В доме такое важное событие, а ему хоть бы что! Взял да сбежал. И никому ни слова! Если такое повторится, я пожалуюсь отцу, когда тот вернется, – пусть хорошенько его поколотит!
– Поздравление – это ладно, – сказала Фэнцзе. – А вот уехать не спросившись, не взяв с собой провожатых, брату Баоюю никак не следовало! На улицах полно повозок, лошадей, могут задавить. К тому же людям нашего круга необходимо строго соблюдать приличия!
– Почему слуги делают все, что он хочет? – возмущенно произнесла матушка Цзя. – Едут, куда ему вздумается, не доложив об этом!.. Где ты был? Ел что‑нибудь? В дороге с тобой ничего не случилось?
– У Бэйцзинского вана умерла любимая наложница, – стал оправдываться Баоюй, – и я поехал выразить ему соболезнование. И так он плакал и убивался, что я не мог сразу его покинуть.
– Смотри, больше не уезжай тайком! – сказала матушка Цзя. – Не то в самом деле пожалуюсь отцу!
Баоюй обещал.
Матушка Цзя хотела распорядиться, чтобы поколотили слугу, который сопровождал Баоюя, но ее принялись отговаривать:
– Не сердитесь, почтенная госпожа! Баоюй обещал, что такое больше не повторится. Ничего не случилось, он дома, так что давайте лучше повеселимся!
Стоило матушке Цзя увидеть Баоюя, как гнев ее моментально сменился радостью.
Вскоре пришла Сижэнь. Все успокоились и продолжали смотреть представление.
Актеры показывали пьесу «Терновая шпилька». Матушка Цзя и тетушка Сюэ то плакали, то смеялись, то выражали негодование, будто все это было не на сцене, а в жизни.
Если хотите узнать, чем окончился праздник, прочтите следующую главу.
Глава сорок четвертая
Непредвиденная случайность вызывает у Фэнцзе ревность;
после пережитой неприятности Пинъэр приводит в порядок свой туалет
Итак, Баоюй и сестры смотрели пьесу «Терновая шпилька».
В начале акта «Муж совершает жертвоприношение» Дайюй сказала Баочай:
– Этот Ван Шипэн какой‑то странный: не все ли равно, где устраивать жертвоприношение? Зачем бежать на берег реки! Недаром гласит пословица: «Глядя на вещь, вспоминаешь о ее хозяине». Ведь у всех вод Поднебесной источник один, поэтому можно без опасений в любом месте набрать чашку воды, поплакать над ней и так излить свои чувства.
Баочай ничего не ответила, а Баоюй, слышавший эти слова, очень смутился.
А теперь расскажем о матушке Цзя. Ей очень хотелось, чтобы в день своего рождения Фэнцзе хорошенько повеселилась. Сама она вскоре покинула пиршественный зал, прилегла на тахту и вместе с тетушкой Сюэ продолжала смотреть пьесу. Перед ними стоял маленький столик, на столике – блюда с излюбленными яствами. Они то лакомились, то беседовали между собой. Блюда с больших столов отдали служанкам, и они могли есть на террасе, как вздумается, не соблюдая этикета. Госпожа Ван и госпожа Син расположились за высоким столиком, а барышни – на циновках снаружи.
Вскоре матушка Цзя позвала госпожу Ю и сказала:
– Пусть Фэнцзе сядет на возвышение, а ты ей прислуживай, не ленись! Обязанности хозяйки возьмешь на себя, Фэнцзе надо отдохнуть – круглый год она трудится изо всех сил.
– Она говорит, что не привыкла сидеть на почетном месте, – ответила госпожа Ю, – что на возвышении чувствует себя стесненно и даже выпить не может в свое удовольствие.
– Я сама ее усажу, раз ты не можешь, – заявила матушка Цзя и позвала Фэнцзе.
– Не верьте ей, бабушка, я уже выпила несколько чарок! – воскликнула Фэнцзе.
Матушка Цзя засмеялась и приказала госпоже Ю и служанкам:
– Отведите ее и усадите на стул, и пусть каждая из вас в знак уважения поднесет ей кубок. Придется и мне идти к ней на поклон.
Госпожа Ю улыбнулась, подхватила Фэнцзе под руку, усадила как было приказано, наполнила вином кубок и промолвила:
– Ты целый год трудишься, всячески угождаешь старой госпоже, госпоже Ван и мне, единственное, чем я могу выразить тебе свою признательность, это собственноручно поднести тебе кубок! Выпей из моих рук, хоть глоток!
– Если ты искренне желаешь выразить мне свое уважение, встань на колени, тогда я выпью, – лукаво улыбнулась Фэнцзе.
– Опомнись, кому ты это говоришь! – воскликнула госпожа Ю. – Впрочем, пусть будет по‑твоему. Но только сегодня. Не думай, что так будет всегда! Зато в наказание я заставлю тебя выпить два кубка!
Отказаться было нельзя, и Фэнцзе пришлось согласиться. Затем все барышни поднесли ей по кубку – из каждого Фэнцзе отпила по два глотка. Матушке Цзя это понравилось. Она привела старых мамок, которые тоже принялись потчевать Фэнцзе вином. Чтобы никого не обидеть, Фэнцзе пила и пила. Но когда дошла очередь до Юаньян, Фэнцзе взмолилась:
– Милые сестры, пощадите! Отложим на завтра! Я непременно выпью!
– Неужели мы не заслужили твоего уважения? – обиженно произнесла Юаньян. – Сама госпожа и то не пренебрегает нами. Все тебя просят, а ты ломаешься. Может, не стоило мне сюда приходить… Не будешь пить, мы уйдем! – с этими словами Юаньян повернулась, но Фэнцзе ее удержала.
– Дорогая сестра, я выпью!..
Она взяла у Юаньян кубок, осушила до дна. Лишь после этого Юаньян успокоилась, и пир продолжался.
Захмелев, Фэнцзе почувствовала сердцебиение и решила пойти к себе отдохнуть. Но в этот момент появились фокусники, и Фэнцзе обратилась к госпоже Ю:
– Приготовь для них деньги, а я пойду проветрюсь.
Госпожа Ю кивнула. Улучив момент, когда на нее никто не смотрел, Фэнцзе встала из‑за стола и через внутреннюю дверь вышла на террасу. Пинъэр выскользнула следом за ней. Фэнцзе оперлась о ее плечо, и они пошли по проходному залу. Там у выхода они заметили служанку, которая при их появлении бросилась бежать. В душу Фэнцзе закралось подозрение, и она окликнула девушку. Та, будто не слыша, продолжала бежать. И вернулась, лишь когда Фэнцзе окликнула ее несколько раз.
Подозрения Фэнцзе усилились. Она вернулась в проходной зал, велела служанке открыть ставни, чтобы было светлей, села на ступени и приказала служанке опуститься на колени.
У служанки от страха душа ушла в пятки, она плакала в голос и стала просить о пощаде.
– Ты почему убежала? – спросила Фэнцзе. – Я ведь не злой дух.
– Я вас даже не видела, госпожа, – сквозь слезы отвечала девушка. – Просто вспомнила, что в комнатах не осталось никого из служанок, вот и побежала.
– А сюда зачем приходила, раз в комнатах никого нет? – продолжала допытываться Фэнцзе. – И почему не остановилась, когда мы с Пинъэр тебя звали? Оглохла, что ли? Ведь не так далеко ты была! Лучше не отпирайся, говори правду.
Фэнцзе дала служанке две звонкие пощечины, та даже покачнулась, щеки вспухли и покраснели.
– Госпожа, не так сильно, пожалейте свою ручку! – сказала Пинъэр.
– Тогда бей сама, – приказала Фэнцзе, – и спроси, почему она хотела от нас убежать. Не признается – велю прижечь ей язык!
Услышав это, служанка едва не умерла от страха и крикнула:
– Это второй господин Цзя Лянь велел мне следить за вами и, если вы уйдете с пира, сразу сказать ему. Но вы появились так неожиданно, что я растерялась!
Фэнцзе, заподозрив неладное, снова спросила:
– Зачем это господину понадобилось за мной следить? Неужели он боится, что я приду домой? Что‑то тут не так! Говори, тогда пощажу! А не скажешь, велю вырезать у тебя кусок мяса!
Она вытащила из головы шпильку и с силой ткнула ею прямо в лицо служанки.
Охнув от боли, служанка вскричала:
– Я все расскажу, госпожа, только не выдавайте меня!
Стоявшая рядом Пинъэр утешала девушку, торопя поскорее рассказать все, что она знает.
– Второй господин Цзя Лянь только что пришел домой, вынул из ящика два слитка серебра, две головные шпильки, два куска шелка, велел отнести жене слуги Баоэра и передать, чтобы она пришла к нему, – сказала служанка. – Жена Баоэра приняла подарки и вскоре пришла. Тогда второй господин велел мне дождаться, когда вы будете возвращаться с пира, и сказать ему. Больше я ничего не знаю.
Фэнцзе задохнулась от гнева, но быстро овладела собой и побежала к дому. Девочка‑служанка, выходившая из ворот, при ее появлении пустилась наутек. Фэнцзе окликнула ее. Девочка оказалась умной и сообразительной и, как только поняла, что скрыться не удастся, бросилась навстречу Фэнцзе и с улыбкой сказала:
– Я как раз хотела идти за вами, госпожа!
– Зачем? – спросила Фэнцзе.
– Сказать, что второй господин дома… – ответила та и повторила все, что Фэнцзе уже слышала.
– А ты что в это время делала? – обрушилась на нее Фэнцзе. – Почему раньше не сказала, а когда увидела меня, стала оправдываться?
Она дала служанке такую оплеуху, что та отлетела в сторону, а сама тихонько подкралась к дому.
– Хорошо бы, твой Янь‑ван[15]поскорее издох! – услышала она донесшийся из окна голос.
– Но мне тогда пришлось бы взять другую! – ответил Цзя Лянь. – Кто может поручиться, что она окажется лучше?
– После ее смерти возьми в жены Пинъэр. Она добрее! – сказал женский голос.
– Она и Пинъэр ко мне не подпускает, – произнес Цзя Лянь. – Пинъэр злится, но сказать об этом не смеет. И за какие только грехи мне достался этот черт в юбке?
Тут Фэнцзе затряслась от злости, подумав, что и Пинъэр ее за глаза ругает. Хмель ударил Фэнцзе в голову, ни в чем не повинная Пинъэр схлопотала две пощечины, после чего Фэнцзе, распахнув дверь, влетела в комнату. Она вцепилась в жену Баоэра и принялась было ее колотить, но, боясь, как бы Цзя Лянь не улизнул, стала в дверях и разразилась бранью:
– Потаскуха! Подлая тварь! Крадешь мужа у жены да еще желаешь ей смерти!.. Ну‑ка, Пинъэр, подойди ко мне! Все вы, потаскухи, одной веревочкой связаны, все меня ненавидите! Только и знаете что обманывать!
Она дала Пинъэр еще несколько пощечин, и та, глотая слезы, стала кричать:
– Мало того, что сами занимаетесь непотребными делами, так еще и меня впутываете!..
И она с кулаками набросилась на жену Баоэра.