– Совершенно с вами согласна, – поддакнула Пинъэр. – Ведь в семье есть четыре барышни и несколько молодых господ. Одних надо выдать замуж, других женить… Да и старая госпожа…
– На это, я подсчитала, денег хватит, – улыбнулась Фэнцзе. – Свадьбу Баоюя и сестрицы Дайюй, например, старая госпожа устроит на свои личные деньги, из общей казны расходовать не придется. Свадьбу второй барышни Инчунь возьмет на себя старший господин Цзя Шэ. Остаются третья барышня Таньчунь и четвертая барышня Сичунь. На свадьбу каждой из них придется израсходовать тысяч семь‑восемь лянов серебра. На женитьбу Цзя Хуаня уйдет не больше трех тысяч, а окажется мало, сэкономим на чем‑нибудь. На старую госпожу денег уходит мало. Все необходимое у нее есть. Самое большее, что на нее придется потратить, учитывая возраст, это три – пять тысяч лянов. На это тоже хватит. Единственное, чего я опасаюсь, это всяких крупных событий. Достаточно одного‑двух – и всему конец! Но не будем загадывать… Пообедай скорее и сходи послушай, что тебе скажут. К счастью, появился толковый человек. А я все печалилась, что ни у кого не найду поддержки! Есть, правда, Баоюй, но пользы от него мало. Как и от госпожи Ли Вань, ведь она богомолка. Не лучше и вторая барышня Инчунь. А четвертая барышня, Сичунь, еще слишком мала, к тому же она из семьи Нинго. О Цзя Лане и Цзя Хуане говорить не приходится: они, как озябшие котята, только и ждут, когда их пустят погреться на кан. Даже зло берет, что такие ничтожества на свет рождаются! Умного слова от них не услышишь! О сестрице Линь Дайюй и сестре Баочай ничего плохого сказать нельзя, но они только родственницы, и наши дела их не касаются. Линь Дайюй – как фонарик, подует ветер – угаснет. А Баочай живет по правилу: «Лучше промолчать, чем сказать. Спросят – покачаю головой, мол, знать не знаю, ведать не ведаю». От нее ничего не добьешься. Зато барышня Таньчунь умница и говорить мастерица. К тому же она из нашей семьи. И госпожа ее любит. Вот только с виду она не очень‑то привлекательна. Оно и не удивительно. Эта старая карга наложница Чжао то и дело устраивает скандалы и портит ей настроение. Характер же у Таньчунь замечательный, не хуже, чем у Баоюя. Кого я терпеть не могу, так это Цзя Хуаня. Давно бы из дома выгнала, будь на то моя воля… А Таньчунь я непременно поддержу, раз она хочет сократить расходы! По крайней мере я не буду одинока в своем намерении. Признаться, я молю Небо, чтобы мне ее дали в помощницы, – тогда ни о чем не придется беспокоиться, да и госпожа от этого только выиграет. Было бы жестоко с моей стороны пойти ей наперекор лишь из собственной корысти. Только действовать нужно осторожно, с оглядкой, как говорится, подготовить себе тылы. Иначе меня все возненавидят и я стану посмешищем в глазах людей. А насмешки ранят больнее кинжала, и тогда, будь у каждой из нас хоть по четыре глаза и по два сердца, стоит лишь оступиться, и все погибло. И вот в этот опасный момент Таньчунь приняла на себя все хозяйство, отвела, можно сказать, от нас удар. И вот еще что. Ты хоть и умна, но, боюсь, не сможешь остаться до конца твердой. Таньчунь же совсем молодая, а как прекрасно разбирается в делах, да и в речах воздержанна. Она и грамотнее меня, и нрава более крутого. Пословица гласит: «Хочешь выловить разбойников, поймай главаря». Таньчунь пытается устанавливать свои порядки, и первым долгом, разумеется, это отразится на мне. Станет придираться, не перечь ей – напротив, хвали и выказывай всяческое уважение. Не бойся запятнать мое доброе имя! Теперь главное – не спорить с Таньчунь.
|
|
|
|
– Вы что, меня дурой считаете? – перебила ее Пинъэр. – Ведь именно так я и действую! А вы вздумали меня поучать!
– Только и слышно «вы», «я», – с улыбкой промолвила Фэнцзе. – Ну чего так разволновалась?! Просто я полагала, ты никого, кроме меня, признавать не желаешь. Вот и решила тебя поучить. Если же ты сама до всего докопалась, значит, умнее меня.
– Вам не нравится, что я говорю «вы», – улыбнулась Пинъэр, подставляя щеку. – Бейте! Мне не привыкать!
– Ах ты дрянь! – вскричала Фэнцзе. – Все считаешь, сколько я совершила ошибок? Ведь знаешь, что я болею, а сердишь меня? Ну, ладно, я на тебя не в обиде! Давай пообедаем вместе! Все равно здесь никого нет.
В это время вошла Фэнъэр, а с ней несколько девочек‑служанок, которые внесли столик.
Фэнцзе съела немного супа из ласточкиных гнезд и две чашечки маринованных овощей. Затем Фэнъэр поставила на столик четыре блюда для Пинъэр и положила ей рис в чашку.
После обеда Пинъэр подала Фэнцзе полоскательницу, подождала, пока та прополощет рот, и, сделав кое‑какие указания Фэнъэр, отправилась к Таньчунь.
Во дворе стояла тишина – уже все разошлись.
Если хотите узнать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.
Глава пятьдесят шестая
Сообразительная Таньчунь думает о том, как бы сократить расходы;
|
|
мудрая Баочай старается всем угодить
Итак, Пинъэр, пообедав вместе с Фэнцзе, подала ей полоскательницу и отправилась к Таньчунь. Во дворе у окна она увидела служанок, ожидавших приказаний.
Пинъэр прошла прямо в зал, где Ли Вань и барышни советовались, как лучше вести хозяйство; речь шла о саде, в котором Лай Да в нынешнем году устраивал угощение. Таньчунь, едва Пинъэр вошла, велела ей сесть и сказала:
– Дело, о котором я хотела посоветоваться, стоит не больше двух лянов, то есть столько, сколько мы расходуем на помаду и пудру. Но служанкам, кроме того, выдают на нас еще по два ляна, и получается то же самое, что и с восемью лянами, которые платят за обучение в школе. Суммы будто бы небольшие, но их выдают дважды, а это нарушает порядок. Как же твоя госпожа допускает такое?
– Что же, дело немаловажное, – ответила Пинъэр. – Приказчики получают деньги, закупают все необходимое барышням, а потом выдают нам. А чтобы мы каждый день давали деньги служанкам и посылали их за покупками, такого правила нет. Два ляна ежемесячно выдаются барышням вовсе не на покупки. Бывает же, что вдруг понадобятся деньги, а госпожи нет дома. И барышне приходится их у кого‑нибудь выпрашивать. Кстати, всякие мелочи барышни покупают чаще всего на эти два ляна. Вот я и подумала, что приказчики половину денег, выдаваемых им на покупки, утаивают или же закупают никудышный товар.
– Ты тоже это заметила? – спросили с улыбкой Ли Вань и Таньчунь. – Приказчики вряд ли мошенничают, просто не закупают вовремя. А станешь их торопить, принесут такое, что не знаешь, куда девать. Вот и приходится тратить собственные деньги из тех двух лянов, что нам выдают. Другого выхода нет.
– Все эти приказчики – мошенники, – поддакнула Пинъэр. – А выговоришь им за плохой товар, так еще обижаются, уверяют, будто это из зависти хотят их лишить торговли. Поэтому служанка скорее предпочтет остаться виноватой перед барышнями, чем уличит в недобросовестности приказчика. А приказчики слова не скажут, когда барышни за покупками посылают не их.
– Вот это меня и беспокоит, – сказала Таньчунь. – Чем попусту тратить деньги, лучше вообще не давать их приказчикам. И еще одно дело. Когда мы ходили к Лай Да, то видели его сад. Разве можно сравнить его с нашим?
– Он в два раза меньше, – промолвила Пинъэр. – А значит, в нем меньше трав, цветов и деревьев.
– Совершенно верно, – согласилась Таньчунь. – Я говорила с одной служанкой из семьи Лай, и она мне сказала, что кроме цветов, съедобных ростков бамбука, фруктов и овощей, рыбы и раков из пруда, которые идут им на стол, их сад ежегодно дает почти двести лянов серебра чистого дохода. Тогда я и поняла, что каждый обломанный лист лотоса, каждая засохшая травинка и древесная ветка стоят денег, и немалых.
– Ты рассуждаешь как богатая и знатная бездельница! – усмехнулась Баочай. – Все вы хоть и барышни, а не знаете самых простых истин! Вы грамотны, читаете книги, так неужели вам не приходилось заглядывать в сочинение великого наставника Чжу Си «Не забывай о себе»?
– Я эту книгу читала, – улыбаясь, ответила Таньчунь, – там много пустословия и всяких небылиц, а это не располагает к усердию. Ничего жизненного нет в этом сочинении.
– По‑твоему, выходит, философ Чжу Си пустослов? – спросила Баочай. – А я уверена в обратном. О чем бы он ни писал, все это жизнь! Второй день занимаешься хозяйственными делами, а жажда корысти лишила тебя здравого смысла. Потому сочинения Чжу Си и показались тебе пустыми и бессодержательными. Что же будет дальше? Когда ты собственными глазами увидишь, как наживаются люди, какие творят злоупотребления? Тогда, пожалуй, ты и самого Кун‑цзы назовешь пустословом?
– Неужели ты, многоопытная и мудрая, не читала книгу Цзи‑цзы? – в свою очередь насмешливо спросила Таньчунь. – Вот что он писал: «Стремящийся к карьере и выгоде, достигающий удачи и долголетия, – предает забвению заповеди Яо и Шуня и сходит с пути, начертанного Кун‑цзы и Мэн‑цзы».
– А ты прочти дальше, – с улыбкой промолвила Баочай.
– Зачем? Чтобы опровергнуть самое себя? Нет уж, я цитирую лишь то, что считаю истиной.
– В Поднебесной нет вещей бесполезных, потому они и стоят денег, – продолжала поучать Баочай. – Ты вот умная, а этого не знаешь. Так не годится!
– Да что же это вы! – вскричала Ли Вань. – Пригласили Пинъэр посоветоваться, а сами стараетесь перещеголять друг дружку в учености!
– Ученость – самое главное! – заметила Баочай. – Лишь простолюдины да базарные торговцы способны пренебречь ею!
После шуток и смеха девушки вновь заговорили о делах.
– Если наш сад вдвое больше сада Лай Да, значит, должен приносить вдвое больше прибыли, самое меньшее четыреста лянов, – решила Таньчунь. – Нам самим, разумеется, не пристало заниматься доходами от сада. Но поручить это кому‑нибудь нужно, ведь безрассудно терять то, что даровано Небом. За это, пожалуй, могли бы взяться старые мамки, те, что живут в саду и знают толк в садоводстве и огородничестве. Арендной платы взимать с них, конечно, не следует – пусть часть дохода отдают нам, и все. Тогда год от года все пышнее будут разрастаться цветы и деревья, и если понадобится, мы легко приведем сад в порядок. Никто не посмеет портить плоды и растения, дарованные природой. Мамки получат определенный доход, будут вознаграждены за труды. Но и это не все! Мы избавимся от платы садовникам, уборщикам и мастерам, которые сооружают искусственные горки! А сэкономленными деньгами покроем другие расходы.
Баочай, которая в это время рассматривала каллиграфическую надпись на стене, обернулась и в знак одобрения кивнула головой.
– Прекрасно! – воскликнула она. – За три года, я думаю, мы таким образом поправим дела!
– Хорошая мысль! – произнесла в свою очередь и Ли Вань. – То‑то госпожа обрадуется, если мы осуществим наш план. И дело даже не в экономии, а в том, что сад больше не будет без присмотра и люди, заинтересованные в доходах от продажи фруктов и овощей, станут работать на совесть!
– Только пусть об этом объявит сама барышня Таньчунь, – предложила Пинъэр. – Вторая госпожа, правда, тоже об этом думала, но сказать не решилась. Вы и так живете почти без развлечений, а тут еще кто‑то будет присматривать за садом и мешать вам свободно гулять и делать то, что хочется.
Баочай подошла к Пинъэр, ткнула ее пальцем в щеку и, смеясь, сказала:
– Открой‑ка рот, я погляжу, из чего у тебя сделаны зубы и язык! Сегодня ты с самого утра так и сыплешь заученными фразами: боишься похвалить третью барышню за то, что она придумала, и не хочешь признать, что у твоей госпожи Фэнцзе на это не хватило ума. На каждое слово у тебя готов ответ. Не успеет барышня Таньчунь что‑нибудь предложить, как ты тут же заявляешь, что твоя госпожа давно об этом думала, но сделать ничего не могла, то одно ей мешало, то другое. Сад, видите ли, отдавать под присмотр не стоит, экономия незначительная, а неудобств много. Ведь тогда нельзя будет сорвать ни плода, ни цветка. Барышням, конечно, никто слова не скажет, зато служанок будут ругать. Эта Пинъэр так печется о барышнях и до того дальновидна, что своими речами могла бы озадачить саму вторую госпожу Фэнцзе, если бы даже та плохо к нам относилась.
– Я нынче с утра была в скверном настроении, а стоило появиться Пинъэр, еще больше рассердилась, потому что вспомнила, что ее госпожа прибегает к услугам всяких грубиянок, – с улыбкой сказала Таньчунь. – Кто мог подумать, что Пинъэр целых полдня простоит в сторонке, как мышонок, напуганный кошкой, а затем поведет подобные речи! И не скажет прямо, что ее госпожа ко мне благоволит, а все обиняками, мол, «не напрасно госпожа не оставляет своим вниманием барышню Таньчунь». Тут весь мой гнев пропал, мне даже стало стыдно и больно. Я ведь совсем еще девочка и сама нуждаюсь в присмотре, как же мне управлять другими?
Слезы хлынули из глаз Таньчунь, и растроганная Ли Вань подумала:
«Наложница Чжао вечно клевещет госпоже Ван на эту милую девушку, как же ей от обиды не плакать?»
– Мы нынче решили два важных дела, – принялась утешать ее Ли Вань, – и скоро сможем увеличить доходы. Госпожа Ван будет довольна, ты оправдала ее надежды. Так что выбрось из головы всякую чепуху!
– Я все поняла! – с улыбкой промолвила Пинъэр. – Кого назовешь, того и пошлем работать в саду.
– Все это так, – согласилась Таньчунь. – Только прежде следует посоветоваться с твоей госпожой. Достаточно того, что мы самовольно нашли способ сократить расходы. Но твоя госпожа – человек умный, мешать не станет, поэтому я и пошла на это. Будь она глупой и завистливой, дело другое. Тогда она наверняка решила бы, что я хочу перебежать ей дорогу и все заслуги приписать себе. И все же надо посоветоваться с ней, а уж потом действовать.
– В таком случае я с ней поговорю, – пообещала Пинъэр и ушла.
Прошло довольно много времени, прежде чем она вернулась и сказала:
– Я знала, что пойду не напрасно! Разве стала бы госпожа Фэнцзе возражать против такого стоящего дела?
Ли Вань и Таньчунь приказали подать им список женщин, живших в саду, тщательно обсудили и выбрали несколько человек. Ли Вань вызвала женщин к себе и рассказала, что будет входить в их обязанности. Женщины с радостью согласились.
– Я возьму, если можно, участок, засаженный бамбуком, – сказала одна из женщин. – И на будущий год уже будет два таких участка. Я буду поставлять вам к столу молодые побеги бамбука и платить определенную сумму денег.
– А посевы риса отдайте мне, – попросила другая, – тогда не надо будет получать из общих кладовых рис и другое зерно на корм птицам – хватит того, что дам я.
Не успела Таньчунь ответить, как служанка доложила:
– К барышне Сянъюнь пожаловал доктор.
Женщины поспешили встретить врача, чтобы проводить к больной.
– Куда же вы? – крикнула вслед им Пинъэр. – Чем больше народу, тем меньше порядка. Неужели не достаточно двух экономок?
– У ворот Золотой парчи, в юго‑западном углу сада, доктора дожидаются тетушки У и Дань, – ответила служанка.
Когда женщины ушли, Таньчунь спросила, что думает о них Баочай.
– «Усердный вначале, в конце нерадив. Кто корысти не чужд, тот и велеречив».
Таньчунь кивнула в знак согласия и указала несколько имен в списке. Пинъэр тем временем принесла кисть и тушечницу.
– Мамка Чжу вполне подходит, – единодушно решили девушки, – да и старик ее всю жизнь присматривает за бамбуком. Мамка Тянь из семьи земледельцев, и хотя злаки и овощи возле деревушки Благоухающего риса посажены забавы ради и там нет настоящих полей и огородов, лучше все же их не оставлять без присмотра – вовремя посадить что нужно, вовремя убрать.
– Очень жаль, что на таких обширных пространствах, как двор Душистых трав и двор Наслаждения пурпуром, не растет ничего, что могло бы принести доход! – с грустной улыбкой заметила Таньчунь.
– Во дворе Душистых трав растет кое‑что получше! – возразила Ли Вань. – Например, душистые травы для благовоний, которые в больших городах торговцы продают в храмы! От них можно получить доход больший, чем от всего остального. Подсчитайте, и сами убедитесь. А во дворе Наслаждения пурпуром дважды в году – весной и летом – цветет роза мэйгуй. Сколько у нее бутонов! Я уже не говорю о вьющихся розах, красных и белых, чайных, индийских, гарциниях!.. Их лепестки можно продать в чайные лавки либо аптекарям и выручить значительную сумму!
Таньчунь слушала и кивала головой, потом заметила:
– Жаль, что никто не разбирается в душистых травах и цветах.
– Мать Инъэр разбирается, – быстро подсказала Пинъэр, – ведь ее дочь прислуживает барышне Баочай и живет во дворе Душистых трав. Я помню, как она собирала травы, сушила на солнце и плела для меня красивые корзиночки, а также мастерила игрушки из тыквы‑горлянки… Как же вы о ней забыли?
Баочай, покачав головой, усмехнулась:
– Я тебя похвалила, а ты яму мне роешь!
– Что это значит? – удивились девушки.
– Мать Инъэр я отдать не могу, – заявила Баочай. – У вас и без нее хватает людей, которые, кстати, ходят без дела и станут надо мной насмехаться, если мать Инъэр заберут у меня. Почему бы, например, им не приспособить к этому мамку Е, мать Бэймина, которая живет во дворе Наслаждения пурпуром? Она очень честная и дружна, кстати, с матерью моей Инъэр. Поэтому мать Инъэр, если понадобится, ей поможет и вы будете избавлены от лишних хлопот. Мало того. Мать Инъэр может взять на себя часть работы, если мамка Е не будет справляться и попросит об этом. Это уже их личное дело. Нас не касается. Пусть тогда болтают что угодно. Поступить так и справедливо, и для дела полезно.
– Прекрасная мысль! – вскричали Ли Вань и Пинъэр в один голос.
– Пожалуй, – сказала Таньчунь. – Боюсь только, как бы они не забыли о долге ради собственной выгоды.
– Об этом не беспокойтесь, – с улыбкой промолвила Пинъэр. – Недавно Инъэр признала мамку Е названой матерью и в честь этого устроила угощение. Так что обе семьи подружились крепко.
Слова Пинъэр немного успокоили Таньчунь.
Затем девушки, стараясь быть беспристрастными, снова просмотрели список прислуги и обвели кружочками имена тех, кого выбрали для того или иного дела.
Возвратились служанки, доложили, что доктор ушел, и подали девушкам рецепт. Те, внимательно его просмотрев, тотчас послали за лекарством, а сами объявили женщинам, кто за чем будет присматривать. Было точно указано, когда, что и в каких количествах следует поставлять в дом, остальное же разрешено было продавать, а в конце года производить расчеты.
– Вот еще что я хотела сказать, – произнесла напоследок Таньчунь. – Если наши служанки в конце года будут сдавать оброк в общую казну, служащие могут этим воспользоваться в своих целях, потому что будут недовольны тем, что их обошли. Вначале они промолчат, но, как только вы в конце года явитесь к ним с отчетами, к чему‑нибудь да придерутся. К тому же, согласно заведенному порядку, из всего, что будет получено за год, хозяевам, как всегда, достанется полная доля, а работающим – половина. Поэтому лучше не связываться с ними и расчеты за год производить самим, а не через общую кассу.
– А по‑моему, эти расчеты вообще не нужны, – возразила Баочай. – Там излишек, здесь нехватка, – словом, одни хлопоты. Лучше выделить каждому определенный участок, и все вместе пусть снабжают нас тем, что потребуется в установленном количестве: масло для волос, помада, пудра, благовония и румяна – для барышень и служанок; метлы, веники, решета, корзины, метелочки для обметания пыли, а также корм для крупной и мелкой птицы, для оленей и зайцев, обитающих в саду. Тогда на все это не надо будет получать деньги из общей казны. Вот и подсчитайте, какая получится экономия!
– Вроде мелочь, – поддакнула Пинъэр, – а если сосчитать за год, выйдет не меньше четырехсот лянов.
– Да, в самом деле! – с улыбкой заметила Баочай. – За год – четыреста, за два – восемьсот! Да за такие деньги можно купить несколько домов для сдачи в аренду или несколько му земли, а излишки отдать тем, кто работает в саду, – по крайней мере и они не будут внакладе! Целый год не так‑то легко трудиться! Экономия – дело хорошее, но увлекаться нельзя. Стоит ли ради каких‑нибудь двухсот – трехсот лянов ронять доброе имя семьи? И все же если из общей казны будут в год выдавать на четыреста – пятьсот лянов меньше, никто не обвинит господ в скаредности, а для нас это большая поддержка! Да и для мамок, которые не при деле, – тоже. Благодаря их стараниям сад расцветет, мы ни в чем не будем нуждаться и достоинство семьи сохраним. Если начать экономить на всем и сэкономленные деньги сдавать в казну, начнется ропот, пойдут сплетни. Престиж семьи пострадает. Поручить прибыльное дело только нескольким мамкам – значит вызвать недовольство подобной несправедливостью. Поэтому мамки, работающие в саду, должны не только поставлять нам то, что потребуется, а еще и делиться своими доходами с другими служанками. Ведь служанкам приходится все время присматривать за садом. То их посылают с поручениями, то с раннего утра до позднего вечера они дежурят у ворот, открывают и закрывают, сопровождают барышень при выездах, носят паланкины, катают барышень на лодках, санках и выполняют другую тяжелую работу. И еще – на первый взгляд мелочь, но она может сыграть огромную роль. Если мы будем думать лишь о себе, как бы самим жить получше, а им никакой доли от доходов не выделим, они не посмеют открыто роптать, однако в душе затаят недовольство, станут красть фрукты, рвать цветы, – в общем, превратятся в наших врагов, а на кого пожаловаться – неизвестно. Если же кое‑что и на их долю перепадет, то там, где не сможем досмотреть мы, они сами досмотрят.
Услышав, что в конце года не придется отчитываться в конторе и перед Фэнцзе, а только отдавать несколько связок медных монет остальным служанкам, женщины радостно вскричали:
– Согласны! Это лучше, чем иметь дело с конторщиками, ведь все равно приходится платить!
А служанки, не получившие работы в саду, узнав, что им достанется часть доходов, дружно заявили:
– Мы не хотим зря получать деньги. Мы тоже будем работать. Помогать!
– Вот и хорошо, – улыбнулась Баочай. – Старайтесь, не отлынивайте от работы! Не пейте лишнего, не увлекайтесь игрой в кости! Не мне вам об этом напоминать! Госпожа Фэнцзе больна, барышни еще слишком молоды, и присматривать за домом тетушка велела мне. Я согласилась, не хотела ее огорчать. В доме дел много, здоровье у нашей госпожи слабое, ей одной не управиться, а мне делать нечего. Я всегда готова помочь даже соседу, ну а тетушке и говорить не приходится. Не все, конечно, будут мною довольны. Не ради славы же согласилась я помогать. И как я буду смотреть в глаза тетушке, если вы станете пьянствовать и играть в азартные игры. Смотрите не запятнайте свое доброе имя, чтобы потом не пришлось раскаиваться! За барышнями в саду, а теперь и за садом велено присматривать вам потому, что вы люди как будто надежные, давно служите и не станете нарушать приличия. А будете своевольничать и творить всякие безобразия, тетушка вам сделает выговор. Но это не самое страшное. Хуже, если об этом прознают главные управительницы и, не докладывая госпоже Ван, накажут вас сами. Тогда вам, почтенным пожилым женщинам, придется выслушивать поучения молодых. И хотя они – управительницы, для вас все равно позор! Потому я и предложила выделять вам часть доходов, чтобы вы старались, не ссорились друг с другом и заботились о саде. Послушаетесь моего совета, управительницы станут уважать вас, да и остальным служанкам будет от этого польза. Так что подумайте хорошенько над моими словами!
– Вы правы, барышня! – сказали женщины. – Не беспокойтесь! Пусть покарают нас Небо и Земля, если мы подведем вас!
В это время появилась жена Линь Чжисяо.
– Вчера из Цзяннани приехала семья Чжэнь, – сказала она. – Они побывали при дворе, принесли поздравления государю, а сейчас прислали сюда человека справиться о здоровье наших господ, госпожи и барышень.
С этими словами женщина вручила Таньчунь список подношений семьи Чжэнь. Вот что там значилось:
«Шелка лучшего, с узорами в виде драконов – двенадцать кусков.
Шелка высшего качества, разных цветов – двенадцать кусков.
Флера разных цветов – двенадцать кусков.
Лучшего дворцового атласа – двенадцать кусков.
Дворцового набивного шелка, сатина, флера и атласа разных цветов – двадцать четыре куска».
Просмотрев список, Ли Вань и Таньчунь приказали:
– Как следует наградить доставивших подношения.
Когда о подарках доложили матушке Цзя, она распорядилась принести их к ней. Ли Вань вызвала кладовщиков и приказала:
– Как только старая госпожа осмотрит подарки, сразу их уберете!
Матушка Цзя все внимательно осмотрела и заявила:
– В семье Чжэнь порядки особые. Слуг, которые принесли подношения, мы наградим, а следом явятся служанки справиться о нашем здоровье. Для них тоже нужно приготовить подарки.
И в самом деле. Только матушка Цзя это произнесла, как служанка доложила:
– Прибыли четыре женщины из семьи Чжэнь справиться о вашем здоровье, почтенная госпожа!
Матушка Цзя приказала их просить. Вошедшие служанки были немолоды, лет по сорок, и одеты почти так же богато, как их госпожи. Они передали поклон от своих господ, после чего матушка Цзя распорядилась принести четыре стульчика и усадить их. Женщины поблагодарили за приглашение, но сели лишь после того, как сели Баочай и все остальные.
– Давно ли вы прибыли в столицу? – осведомилась матушка Цзя.
– Вчера, – ответили женщины. – Госпожа взяла барышню и отправилась во дворец с поздравлениями, а нам велела заехать сюда, справиться о здоровье вашем и барышень.
– Давно вы у нас не были, – заметила матушка Цзя, – я уж и не чаяла свидеться с вами.
– Вы правы, почтенная госпожа, очень давно. А вот в нынешнем году мы удостоились высочайшего повеления прибыть в столицу.
– Приехали всей семьей? – поинтересовалась матушка Цзя.
– Нет, только госпожа с третьей барышней пожаловали, – отвечали женщины. – А старая госпожа с сыном и двумя младшими барышнями остались дома.
– Третья барышня просватана? – спросила матушка Цзя.
– Пока еще нет.
– Ваши старшая и вторая барышни очень дружны с нашими, – улыбнулась матушка Цзя.
– Это мы знаем, – промолвили женщины. – Наши барышни в письмах пишут, сколько вы уделяете им внимания.
– При чем тут внимание? – усмехнулась матушка Цзя. – Ведь мы давнишние друзья и вдобавок связаны родственными узами. Как же может быть иначе? Особенно хороша ваша вторая барышня! Держится просто, и мы очень друг другу близки!
– Это вы, почтенная госпожа, из скромности не хотите признаться в собственной доброте! – хором возразили женщины.
– Значит, ваш младший господин остался со старой госпожой? – спросила матушка Цзя.
Женщины ответили, что остался.
– А сколько ему лет? – продолжала расспрашивать матушка Цзя, – В школу он уже ходит?
– Младшему господину тринадцать минуло, – ответили женщины. – Он очень хорош собой, и старая госпожа души в нем не чает. Совсем избаловала. Учиться он не желает, часто убегает из школы. А отец с матерью смотрят на это сквозь пальцы.
– Точь‑в‑точь как у нас! – воскликнула матушка Цзя. – Как же зовут вашего младшего господина?
– Старая госпожа нарекла мальчика Баоюем, потому что у него белая, словно яшма, кожа, и дорожит им, будто сокровищем.
– Вот видишь, – сказала матушка Цзя, обращаясь к Ли Вань, – оказывается, есть на свете еще один Баоюй.
Ли Вань с поклоном ответила:
– С древности известны люди с одинаковыми именами, которые жили в разное время.
– Вполне возможно, – согласились женщины. – Когда мальчику давали молочное имя, стали припоминать, нет ли среди детей наших родичей кого‑нибудь с таким же именем, но так и не вспомнили – ведь почти десять лет не приезжали в столицу.
– Моего внука тоже зовут Баоюй, – с улыбкой промолвила матушка Цзя и приказала служанкам: – Приведите сюда Баоюя, чтобы эти почтенные женщины на него посмотрели и сравнили с их Баоюем.
Служанки удалились и вскоре вернулись вместе с Баоюем.
Тут все четыре женщины из дома Чжэнь вскочили и взволнованно промолвили;
– Ну и перепугали вы нас, почтенная госпожа! Повстречай мы вашего внука где‑нибудь в другом месте, подумали бы, что это наш младший господин приехал в столицу!
Они подошли к Баоюю, взяли его за руки и принялись расспрашивать о том о сем. Баоюй улыбнулся, справился об их здоровье.
– Ну что? Похож он на вашего Баоюя? – с улыбкой спросила матушка Цзя.
Тут в разговор вмешалась Ли Вань:
– Уважаемые тетушки только что сказали, что мальчики похожи друг на друга как две капли воды!
– Не может этого быть, – покачав головой, возразила матушка Цзя. – Просто вам показалось. Все дети, которые растут в одинаковых условиях, если у них не безобразные лица, в общем похожи друг на друга.
– Они и в самом деле очень похожи, – подтвердили женщины, – и, судя по вашим словам, почтенная госпожа, в равной степени избалованы. И все же ваш мальчик, пожалуй, лучше нашего.
– С чего вы взяли? – удивилась матушка Цзя.
– Он позволил нам взять его за руки и не ругался при этом, – ответили женщины. – А наш господин обозвал бы нас дурами. Наш никому не дает прикасаться ни к себе, ни к своим вещам. А прислуживают ему только молоденькие девушки.
Тут Ли Вань и барышни не сдержались и прыснули со смеху, а матушка Цзя с улыбкой сказала:
– При посторонних ваш Баоюй повел бы себя совсем иначе, если бы даже его взяли за руки старухи. И ваш мальчик, и наш, оба понимают, что надо соблюдать приличия, иначе их осудят, и делают все, чтобы добиться расположения и любви взрослых. Они видят, что взрослые соблюдают приличия, и стараются подражать им. А безобразничают, лишь когда взрослых поблизости нет. Чтобы не позорить родителей. Иначе убить бы их мало, несмотря на их красоту.