Упоминания об Утёмовых в монографии Фофанова.
…
Он (заводчик Курочкин) подал прошение в Государственную Берг-коллегию на право постройки завода. Не ожидая указа, Курочкин подобрал себе старшего приказчика, фамилию которого установить не удалось, нашёл доменного мастера Короткова, купил у помещика Иранского уезда Добрынина крепостных и приступил к постройке завода.
Однако заводчика это не устраивало. Ему требовались в первую очередь специалисты-строители: плотники, кузнецы, каменщики, но помещик, ни за какие деньги не продавал специалистов. Заводчик, используя неполадки в делах того же помещика Добрынина, который запустил свои дела, дал указание старшему приказчику добиться любыми путями у помещика продажи специалистов. Верный пёс перестарался. Он узнал слабость управляющего имением, напоил его допьяна и подсунул ему список купленных крепостных, подлежащий к переселению, включив в этот список трёх человек сверх того, что купил заводчик: каменщика-печника Сычева, кузнеца Утёмова и плотника Перминова. Управляющий имением даже помогал приказчику переселять купленных и украденных у него крепостных. Полураздетые и голодные «переселенцы» шли большими переходами под надёжной охраной. Мужчины несли за плечами котомки со своими жалкими пожитками, а женщины несли детей. Плакали женщины, дети и старики, тяжело вздыхали мужчины, покидая свои насиженные, хотя и подневольные, родные места.
Всех пригнанных крепостных и переведённых с Кирсинского завода «разместили» в дремучем лесу в районе речки Песковки.
…
Перед самым пуском завода в канцелярию Вятской провинции поступила жалоба от иранского помещика Добрынина на заводчика Курочкина. В жалобе заявлялось, что Курочкин похитил трех человек крепостных, принадлежащих помещику. Слух о поступившей жалобе пошёл по дебрям канцелярии и дошёл до заводчика Курочкина. Узнав о поступившей на него жалобе и о подробностях проделки приказчика, заводчик Курочкин был потрясён. Дело могло пойти по судебным инстанциям, а это было позором для заводчика Курочкина на всю горную округу и волжские рынки, где всё еще гремела слава его завода. Но так как он и сам требовал достать любыми путями специалистов, значит, теперь нужно было самому и выворачиваться из создавшегося положения.
Заводчик послал к помещику того же старшего приказчика, который договорился с помещиком о продаже похищенных крестьян, но очень дорого пришлось заводчику заплатить за каменщика Сычева, кузнеца Утёмова и плотника Перминова, которые при помощи Сычёва знавшего небольшую грамоту, могли разбираться в строительных чертежах. Пользуясь случаем, помещик не хотел продешевить и желал бы взять как можно больше. Однако он отчасти боялся продавать этих крестьян, так как они юридически не были крепостными, а незаконно были отданы помещику. Кроме того, эти три специалиста были укрыты помещиком от учёта призывных лет, а на основании указа царя от 7 ноября 1723 года у всех помещиков, укрывших от учёта своих крепостных, отбиралась вся земля и крепостные, а сам помещик высылался на государственные работы.
В силу этих препятствий помещик немного уступил, а заводчик, желая избежать суда, принял эти крупные расходы. Дальше необходимо было юридически прекратить тяжбу, а для этого требовалось оформить документы, что эти крестьяне самовольно ушли от помещика на стройку.
Для достижения больших успехов в оформлении такого документа заводчик разрешил всем этим троим крепостным кредит на постройку жилищ. Писец быстро оформил долговое обязательство, однако, каменщик Сычев, кузнец Утёмов и плотник Перминов отказались подписывать документы; они не считали себя крепостными, а, значит, и обязанными как помещику, так и заводчику. Узнав о неповиновении Сычева, Утёмова и Перминова, заводчик рассвирепел. Он приказал посадить их в подвал и любыми путями добиться, чтобы они подписали нужный ему документ. Положение не терпело, сроки отзыва жалобы истекали, а Сычев, Утёмов и Перминов не сдавались, несмотря на страшные пытки. Кат – палач старался больше всего сломить упорство Сычева, как зачинщика. Он ежедневно порол его розгами, сажал в осиновую колоду и закрывал наглухо крышкой. Но кат перестарался, и Сычев на четвертый день пыток задохнулся в осиновой колоде и умер. Чтобы скрыть следы пыток и причину смерти, кат увёз труп Сычева в лес за посёлок, бросил его в горящий куренок и сжёг. Так были заметены следы пыток и смерти Сычева, но появились более преступные следы – кощунство над трупом невиновного человека. На другой день заводчик объявил о побеге с места работы одного, крепостного Сычева.
За «выбытием» Сычева заводчик потребовал подписи на документе от семнадцатилетнего сына Ивана. Однако, Сычев Иван, по примеру своего отца, отказался подписать несправедливый документ. Сычева-сына бросили в подвал и стали избивать. В этом подвале сын узнал об участи отца и об исчезновении его трупа. Иван Сычев взвыл от ненависти к извергам и от обиды на бесправную жизнь рабочих. Но он не упал духом, а, наоборот, гордость рабочего ещё сильнее воодушевила его на борьбу с произволом. Он решил отомстить заводчику за смерть отца и за издевательства над рабочими, поиздеваться над ним, чем можно. Сычев-сын заявил согласие подписать заявление, но только в присутствии хозяина.
В контору ввели Ивана Сычева. Перед заводчиком стоял не по годам высокий, широкоплечий и суровый человек. Хозяйский холуй – писец угодливо положил на стол перед Сычёвым заявление для подписи. Иван Сычев сказал: «Заявление я подпишу, но с оговоркой, что оно добыто смертью отца и моими пытками, а тебе, извергу – обращаясь к заводчику – я отомщу за убийство отца». Сычев повернулся и направился к выходу.
Заводчик остолбенел, а присутствующие, заводская знать, пришла в смятение. Сычева схватили, посадили в подвал и приковали к столбу.
На утро, как гром из безоблачного неба, раскатилось известие, что Сычев Иван ушёл. За розыски взялась вся заводская охрана. Обыскали все лесные окраины и на церковной горке нашли только распиленный столб. Сычев и с ним охранник Филиппов исчезли.
Кузнец Утёмов и плотник Перминов, узнав о смерти Сычева, подписали злосчастное провокационное заявление.[1]
…
В.А. Фофанов – Монография. Омутнинский край. Часть первая. Страницы 20-22.
[1] Из выступления на митинге 1907 года бывшего крепостного 92-летнего Матвея Ивановича Сычева.