1. Теория революционного народничества
На рубеже 1860-х — 1870-х русское революционное движение выходит в своем развитии на новые рубежи. На смену нигилизму приходит стройная, целостная теория народничества, направленная на достижение социализма — справедливого социального строя, способного обеспечить благополучие основной массы населения, прежде всего, крестьянства. У истоков народничества стоял А.И. Герцен, пропагандировавший социалистические идеи еще в дореформенные времена. После европейских революций 1848 — 1849 годов Герцен жестоко разочаровался в Западе, возненавидел буржуазию, беспощадно подавившую революционное движение в Европе; он стал воспринимать ее как страшную реакционную силу, которая во имя своего благополучия перекрыла Западу все пути к справедливому социалистическому строю. В работе "Развитие революционных идей в России" Герцен пишет о преимуществах своей покинутой родины: здесь не было пока сколько-нибудь сильной буржуазии, но сохранилось "великое сокровище", утерянное Западом, — крестьянская община. Именно крестьянская община в зародыше содержит все необходимое для построения социализма сначала в России, а затем и во всем мире. Эти взгляды, поддержанные затем Чернышевским, легли в основу русского, или общинного социализма.
Обосновывая свои надежды на победу социализма прежде всего в России, Герцен, Чернышевский и их последователи доказывали, что основная масса трудового населения этой страны — крестьянство, всегда бессознательно жило и работало в соответствии с социалистическими принципами. Так, например, землю крестьяне испокон веку воспринимали как общее достояние тех, кто на ней работает, — понятие частной собственности на этот самый главный для земледелия источник существования было им глубоко чуждо, более того — противно. Передавая своим членам землю в пользование, крестьянская община всегда делила ее исключительно по справедливости, уравнительно — чем больше семья, тем больший надел земли она получает. Поскольку же количество членов семьи величина непостоянная, то община в интересах все той же справедливости периодически проводит переделы земли, подравнивая наделы той или иной семьи соответственно произошедшим в ней переменам.
С точки зрения идеологов народничества, огромное значение в плане социалистических перспектив играют коллективистские настроения крестьян, на которых, собственно, держится вся общинная организация. Наиболее ярко это проявлялось при решении всех жизненно важных для крестьян вопросов: они решались предельно демократично, сообща, всем миром, на общинных сходах, в которых на равных основаниях принимали участие все самостоятельные хозяева, входившие в состав этой общины. И наконец, идеологи народничества очень положительно оценивали круговую поруку, проявлявшуюся прежде всего при сборе податей. Община выступала как единое целое: более зажиточные ее члены доплачивали за тех, кто не мог самостоятельно справляться с податным гнетом. Все это, вместе взятое, и позволяло Герцену, Чернышевскому и их сторонникам рассматривать общину, как "зародыш социализма".
Герцен и его единомышленники, разрабатывая теорию революционного народничества, должны были попытаться объяснить и самим себе, и своим последователям, почему этот "зародыш социализма" так и затаился внутри общины, оказался неспособен к последовательному развитию. Объяснение, впрочем, напрашивалось: крестьяне все это
время жили в чрезвычайно тяжелых условиях, как материальных, так и духовных. Малоземелье, постоянная жестокая эксплуатация со стороны помещиков, тяжелый податной гнет со стороны государства — при таких обстоятельствах у подавляющего большинства крестьян сил хватало лишь на то, чтобы хоть как-нибудь выжить, свести концы с концами. Безграмотность, невежество, духовная темнота были их неизбежным уделом в Российском государстве. В такой предельно неблагоприятной обстановке стремление к справедливости, взаимопомощи и пр. каким-то чудом сохранилось,
но сколько-нибудь нормального последовательного развития получить, конечно же, не могло.
Твердо веря в социалистические настроения крестьян-общинников, идеологи
народничества, как правило, признавали, что эти настроения носят бессознательный характер и что в тех крайне неблагоприятных условиях, в которых находились крестьяне, как до, так и после отмены крепостного права, им самим, без поддержки со стороны, к настоящему, полноценному социализму не пробиться.
Герцен уже в 1862 году, после того как студенческие волнения привели к массовым исключениям студентов из университетов, призвал пострадавшую молодежь ответить правительству должным образом — идти "в народ", налаживать контакты с крестьянством, готовить их к борьбе за торжество социалистических идеалов. Если в начале 1860-х годов подобные призывы не получили сколько-нибудь серьезного отклика, то через десять лет они во многом стали определять жизненную программу русской молодежи.
В самом конце 1860-х годов идеи революционного народничества получают свое развитие в работах М.А. Бакунина, П.Л. Лаврова, П.Н. Ткачева — именно эти идеологи становятся основными продолжателями Герцена и Чернышевского. Так же, как и их предшественники, они рассматривают общину как зародыш социализма, как залог относительно быстрого и безболезненного перехода к социализму. Они были уверены, что опираясь на общину, Россия способна достичь социализма, минуя капитализм, избежав обнищания крестьянства и образования вредной, с их точки зрения, для страны буржуазии. Для того, чтобы открыть пути этому процессу достаточно было освободить общину от материального и административного гнета: передать в распоряжение крестьян всю землю, снять с них бремя непосильных налогов, избавить от мелочного контроля со стороны государства.
Сходясь в основных установках, теоретики народничества предлагали различные средства для их претворения в жизнь. М.А. Бакунин видел такое средство в бунте, в стихийном крестьянском восстании, которое, по его мнению, могло вспыхнуть в России в любую минуту. Крестьяне, считал Бакунин, к революции готовы и ждут лишь толчка, который должна им дать интеллигенция. Сторонники М.А. Бакунина составили бунтарское направление в революционном народничестве. Идеи Бакунина поначалу получили огромную популярность в среде революционно настроенной интеллигенции. Они были очень соблазнительны тем, что обещали революционерам скорый и решительный успех в результате очень несложных действий. В самом деле, по Бакунину, оказывалось, что для революции в России все уже готово, она буквально начинена горючими материалами, нужна лишь вспышка… Эта метафора с горючими материалами, под которыми подразумевались бунтарские настроения крестьян, обыгрывалась тогда в революционной среде постоянно. Недаром революционеры, не доверявшие оптимистическим прогнозам Бакунина, иронически называли его восторженных почитателей “вспышкопускателями”. Популярности идей Бакунина способствовала и невероятная личная популярность их автора. У него была давно сложившаяся, устойчивая и вполне отвечавшая действительности репутация несгибаемого борца с русским и европейским деспотизмом, великого анархиста, который сам всегда готов был пуститься в любую отчаянную авантюру, совершенно не думая о собственной безопасности. Все это привлекало к Бакунину людей, революционно настроенных, особенно молодежь и облегчало восприятие его бунтарских взглядов.
П.Л. Лавров также поддерживал идею крестьянской революции и рассматривал интеллигентов-революционеров как силу, способную возбудить к ней народные массы. Но он, в отличие от Бакунина, считал, что потребуется достаточно длительный период для того, чтобы интеллигенция смогла найти общий язык с крестьянством, — период пропагандистской работы. Сторонники Лаврова составили, соответственно, пропагандистское направление. Лавров — человек вообще гораздо более сдержанный и осмотрительный, чем Бакунин, больше всего прославился своей работой “Исторические письма”. В ней он, в частности, доказывал, что за свой относительный прогресс человечество постоянно расплачивалось нищетой и бедствиями основной массы населения. Из этого Лавров делал вывод: все, кто пользуется результатами этого прогресса, и прежде всего образованные, интеллигентные люди, находятся в страшном долгу перед народом… Порядочным же людям свойственно долги отдавать. Эта идея “долга перед народом” производила сильное впечатление на многих читателей Лаврова, приобщая их к народнической идеологии.
П.Н. Ткачёв - главный теоретик заговорщического направления. Ткачев исходил из того, что разрыв между народом и интеллигенцией слишком значителен и в условиях господства самодержавия практически непреодолим. Поднять народные массы на сознательную революцию он считал делом нереальным. Освободить народ могла только интеллигенция, полагаясь исключительно на собственные силы. Поскольку же эти силы были невелики, то Ткачев делал ставку на заговор, вооруженный переворот, захват
власти. Затем революционное правительство должно было сверху провести необходимые для победы социализма преобразования. Из всех народнических идеологов Ткачёв был наименее популярен. Объяснялось это прежде всего тем, что в глаза било сходство идей Ткачёва с “нечаевщиной”. Ткачёв, кстати, был лично знаком с Нечаевым и проходил по процессу нечаевцев. Между тем при всех спорах, которые вызвал этот процесс, большинство представителей революционного лагеря было шокировано откровенно иезуитскими методами Нечаева. И хотя сам Ткачёв в изложении своих идей никогда не доходил до уровня “Катехизиса революционера”, его идейная близость с Нечаевым отталкивала от него многих революционеров.
Рассуждения теоретиков революционного народничества встретили в русском обществе понимание и отклик. На протяжении 1870-х годов разночинная интеллигенция попыталась пройти по всем трем путям, предложенным этими идеологами.
Следует отметить, что наряду с последовательными революционерами в народническом движении были противники подпольной борьбы, восстаний, террора. Они призывали пропагандировать свои взгляды исключительно мирным путем: бороться за реформы в пользу крестьян, стремиться улучшить их положение за счет развития сельской кооперации, предоставления крестьянам материальной помощи со стороны государства и так далее. Однако в 1870-х годах это движение, получившее название либерального народничества, было гораздо менее популярно, чем народничество революционное.
2. Хождение в народ
В начале 70-х гг. в Петербурге, Москве, Киеве, Одессе и ряде других городов возникли кружки народников. В Петербурге складываются наиболее значительные из них: кружок чайковцев (по имени одного из руководителей — Н.В. Чайковского с этим кружком связано начало деятельности таких известных впоследствии революционеров, как П.А. Кропоткин, М.А. Натансон, С.Л. Перовская), кружок долгушинцев (создан А.В. Долгушиным и др.). Кружки, которые пытались заниматься пропагандистско-просветительской деятельностью в народе, громила полиция, их членов сажали в тюрьмы и ссылали в Сибирь. Но их деятельность способствовала распространению народнических идей.
В 1874 г. под влиянием преобладавших поначалу среди народников идей Бакунина произошло “хождение в народ”. Несколько сотен пропагандистов отправились в деревни поднимать их на восстания. Никаких реальных результатов добиться не удалось, но общество было взбудоражено, а власть напугана. “Хождение в народ” имело в значительной степени стихийный характер: оно было плохо продумано и совершенно не подготовлено. Пропагандисты шли с наивной и, как выяснилось, совершенно ложной уверенностью, что их в деревне ждут не дождутся, что достаточно нескольких пламенных слов, чтобы поднять угнетенных на борьбу. Крестьяне действительно были недовольны своим положением, но ждали, что улучшение придет сверху от царя. К пропагандистам, которые часто шли в “народ” переодетыми рабочими, коробейниками, мастеровыми, крестьяне отнеслись с недоверием и опаской. Они делали вид, что не понимают, о чем им говорят. Пошли даже слухи, что это переодетые баре “мутят народ”, чтобы навлечь на него царский гнев.
Полиция провела массовые аресты народников, было схвачено и немало тех, кто не имел отношения к “хождению в народ”. Всего было арестовано более 4 тыс. человек. Произошел самый массовый в истории царской России судебный «процесс 193-х».
Неудачи и преследования не заставили народников опустить руки. С 1875 г. начинается второе “хождение в народ”, на этот раз в духе наставлений Лаврова. Пропагандисты стремились внедриться в крестьянскую среду, расположить ее к себе. Конечная цель оставалась прежней — поднять народ на революцию, смести самодержавие и дать крестьянам “землю и волю”. Но теперь, признав свою оторванность от народа, они пытались преодолеть ее. Самый удобный путь для того, чтобы легально проникнуть в
деревню, предоставляло земство. Здесь можно было применить на практике и знания, полученные во время учебы: лечить крестьян, учить их детей, помогать лучше организовать хозяйство. Некоторые пропагандисты, чтобы “прикрыть” свою деятельность, обучались ремеслам — кузнечному, столярному. Наконец, были попытки организовать народнические земледельческие поселения.
Серьёзное внимание народники начали уделять и пропаганде в рабочей среде. Они сразу заметили, насколько лучше, чем крестьяне, рабочие воспринимают социалистические идеи, насколько легче их можно поднять против власти. Народники, не считая рабочих самостоятельной силой, стремились использовать их для пропаганды среди крестьян. В 1875 г. с этой целью был организован кружок, действовавший среди рабочих Москвы, Тулы, Серпухова, Иваново-Вознесенска. Вскоре он был разгромлен полицией.
В 1877 году состоялся процесс по делу участников этого кружка, на котором ткач Пётр Алексеев произнес поразившую публику речь, обличавшую господствующие в России порядки. В ней, в частности, было знаменитое предсказание этого рабочего человека: “Поднимется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах”.
3. Борьба правительства с революционерами
Быстрый и мощный рост революционного движения не мог не тревожить правительство, которое пыталось найти действенные способы борьбы с ним. Однако на протяжении почти всех 1870-х годов меры эти сводились исключительно к усилению контроля над народом и обществом и к ужесточению наказаний.
Самое широкое распространение приобретает так называемая административная ссылка. С 1871 года жандармские и полицейские офицеры получили право не только арестовывать
подозреваемых в совершении преступлений против власти, но и по согласованию с губернской администрацией определять любому из них в качестве исправительной меры ссылку в места отдаленные. Для осуществления этой меры на практике нужно было, правда, испросить через “особое совещание” министра юстиции и шефа жандармов “высочайшее соизволение”, то есть согласие царя. Однако этот механизм: жандарм — губернатор — “особое совещание” — царь сразу же заработал практически бес-
перебойно; за редким исключением, царь в подобных просьбах сановникам не отказывал.
Поскольку административная ссылка совершалась без суда и, как правило, при самом поверхностном следствии, она значительно облегчила представителям власти борьбу с непокорными и в то же время открыла путь неограниченному произволу. В административную ссылку обычно шли те, кого вообще невозможно было отдать под суд за отсутствием доказательства вины; в эту ссылку очень часто попадали по анонимным доносам, по ничем не обоснованным требованиям власть имущих — за неосторожно сказанное слово, за строптивый характер, за “подозрительное” поведение. Нередко этой мерой “исправляли” судебные приговоры. Так, из 90 человек, оправданных по процессу 193-х, 80 были тут же арестованы и высланы административным порядком. Та же судьба ожидала и Веру Засулич, покушавшуюся на убийство петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова, — после оправдания Засулич присяжными полиция попыталась арестовать ее, но девушку отбила публика, позволив ей скрыться. Однако поскольку административным порядком было нельзя отправить на каторжные работы или, тем более, казнить, правительство в это время обращает особое внимание на суды, стремясь превратить их в надежную часть своей карательной системы. Именно поэтому в 1870-х годах правительство начинает постепенно отбирать политические дела у “непокорного” суда присяжных, передавая их в другие инстанции, находящиеся под полным его контролем. В конце 1870-х годов, после процесса Веры Засулич, самым надежным судом для “политиков” признается военный. И действительно, военные суды всегда судили в соответствии с указаниями власти, вынося, как правило, максимально суровые приговоры.
Таким образом, в это время свою задачу правительство видит не в том, чтобы устранить причины, порождавшие недовольных, а в том, чтобы справиться с этими недовольными репрессивными мерами. Однако подобная политика в 1870-е годы не приносила власти успеха: вместо заключенных в тюрьмы и сосланных революционеров тут же появлялись новые.
4. “Земля и воля” 1870-х годов
К середине 70-х гг. революционные народники пришли к мысли, что добиться своих целей они смогут, лишь создав единую, сплоченную организацию. Только такая организация будет способна на равных бороться с властью и оказывать постоянное
воздействие на народ и общество. Подпольная организация, возникшая к концу 1876 г., называлась, как и ее предшественница начала 60-х гг., “Земля и воля”. В этом названии предельно четко выражались цели народников— землю и волю они хотели дать крестьянам, веря, что после этого скрытый в общине “зародыш социализма” сам собой пойдет в рост.
У истоков “Земли и воли” стояли люди, уже зарекомендовавшие себя как опытные революционеры: Г.В. Плеханов, М.А. Натансон, А.Д. Михайлов. Позже в нее вступили Л.А. Тихомиров, А.И. Желябов, С.М. Кравчинский, В.Н. Фигнер, С.Л. Перовская и др. Всего в организации было около 200 членов. Руководил ею выборный Центр в количестве 30 человек. В целом “Земля и воля” представляла собой скорее объединение ряда кружков, чем единую централизованную организацию.
Землевольцы пытались действовать в духе наказов Лаврова — устраиваться на работу в земские учреждения, волостные правления, создавать интеллигентские поселения на земле — делать все возможное, чтобы приблизиться к крестьянам, установить с ними надежные связи и вести в их среде хорошо организованную пропаганду народнических идей. Однако, несмотря на гораздо более основательный подход к делу, чем у участников
первого хождения в народ, землевольцы тоже не смогли добиться никаких серьёзных успехов.
Результаты деятельности интеллигентов-разночинцев в деревне носили в это время трагически двойственный характер. С одной стороны, им было чем заняться в крестьянской среде. Впервые за всю историю России образованные люди в таком количестве соприкоснулись с крестьянством; их деятельность оказалась в высшей степени востребованной. Поскольку же в этом движении участвовало множество людей по-настоящему талантливых, знающих и искренне сочувствующих крестьянству, то из них нередко получились замечательные врачи, фельдшеры, учителя. Многие из них сумели заслужить уважение крестьян, стали пользоваться у них авторитетом, почувствовали себя на своем месте.
Но все это продолжалось лишь до тех пор, пока народники действовали в границах принятых на себя легальных обязанностей. Однако для тех, кто шел поднимать крестьян на революцию, земская и прочая деятельность подобного рода была, ведь, не более, чем
прикрытием для антиправительственной агитации. Между тем достаточно было в общении с крестьянами затронуть какую-нибудь тему вроде "долой царя" — пусть даже это и делалось с достаточной осторожностью, чтобы у народника-интеллигента начались неприятности. В лучшем случае крестьяне по-прежнему уклонялись от каких бы то ни было разговоров на подобные темы; нередко же находились и такие, которые доносили на "смутьянов". Чиновники и полиция, уже подготовленные к подобной ситуации
предыдущими событиями, реагировали, как правило, немедленно: на "подрывателей устоев" обрушивались самые жесткие репрессии.
Таким образом, участники этого нового, казалось бы, несравнимо лучше подготовленного "хождения в народ", оказывались перед непростым выбором. Можно было ограничиться легальной деятельностью: лечить крестьян, учить их детей, пытаться улучшить положение русской деревни мирными средствами. Однако при таком подходе к делу "прорыв к социализму" откладывался на неопределенный срок, что не могло удовлетворить людей с революционным темпераментом.
Следует отметить к тому же, что само правительство своим жестким репрессивным курсом способствовало разочарованию интеллигенции в перспективах мирной деятельности. Сплошь и рядом из земства изгонялись деятели, вся вина которых заключалась в добросовестной работе на пользу крестьян, в попытках самым
законным образом отстоять их интересы и так далее. В этой ситуации многие народники пытались рисковать, форсировать события, обращаясь к крестьянам с революционными
призывами — и, как правило, оказывались в ссылке, не добившись ни
малейшего успеха.
Исключения лишь подтверждали правила. В 1876 г. группа народников пыталась поднять крестьянское восстание в Чигиринском уезде Киевской губернии. При этом они использовали веру народа в “доброго царя”. Один из революционеров, Я.В. Стефанович, явился к крестьянам под видом тайного посланца императора для сбора жалоб, ведь чиновники и помещики скрывали от царя “правду”. Крестьяне с охотой подали жалобу. Стефанович уехал с ней якобы в Петербург, а через некоторое время вернулся с “царской грамотой”, в которой крестьянам повелевалось создать тайную организацию под руководством его посланца и ждать дальнейших указаний. Организация во главе со Стефановичем вскоре насчитывала уже около 3000 членов. Однако в 1877 г. она была случайно раскрыта полицией.
Известный писатель Г.И. Успенский рассказывал, как один авантюрно настроенный народник в качестве эксперимента возил его по селам Петербургской губернии, выдавая за некоего "царевича Константина" — крестьянского заступника из царской семьи. Крестьяне этого небывалого царевича встречали с величайшим доверием и готовностью подчиняться его приказам.
Стефанович и его друзья действовали недобросовестно. Большинство народников отнеслось к этому "эксперименту" отрицательно и не только из морально-этических соображений. Вспомните, что они стремились к сознательному движению народных масс, к построению социализма в России — подложная же "царская грамота", как средство, полностью противоречила этим высоким целям. Однако отрицая обман, как средство, годное для того, чтобы поднять крестьян на восстание, народники тем не менее неизбежно должны были задумываться о причинах своих постоянных неудач.
Было очевидно, что крестьяне, чье материальное положение после отмены крепостного права лишь ухудшалось, мечтают о лучшей доле. Их скрытая ненависть к помещикам и чиновникам, казалось бы, давала народникам надежды на то, что русскую деревню можно вовлечь в революционную борьбу. Однако раз за разом интеллигенты-разночинцы сталкивались с глубоким и, казалось, непреодолимым недоверием крестьян к себе — людям с непонятными для простого человека стремлениями, недоступными
понятиями, идеалами… Раз за разом выяснялось, что при всей своей нелюбви к местным властям, тесно связанных в глазах крестьян с помещиками, народ продолжает верить в справедливость высшей царской власти и именно от нее ждет благих перемен. Все свои беды крестьяне склонны были объяснять тем, что царь или не знает о них, или от народа скрывают истинную царскую волю.
В 1879 году внутри "Земли и воли" складывается группа единомышленников, которая пытается вывести организацию на новый путь, принять принципиально новую программу деятельности. Необходимость этого обосновывалась ими следующим образом: пока в стране господствует деспотический режим, который вместо решения жизненно важных проблем проводит сугубо репрессивную политику, народническая пропаганда в крестьянской среде будет обречена на неудачу. При полном отсутствии свободы слова и печати, при полном отсутствии гарантий прав личности эта пропаганда неизбежно будет приводить лишь к массовым ссылкам, ослабляющим и без того не слишком плотные ряды революционеров. О каких серьезных контактах с народом, о каком идейном воздействии на него может идти речь, когда зачастую одно неосторожное слово служит поводом к серьезным репрессиям. Из этих рассуждений следовал вывод: пока в России не будут
введены демократические свободы, пока деспотическая власть не будет ограничена конституцией, ни о каких серьезных успехах в борьбе за социализм мечтать не приходится. Сначала необходимо превратить Россию в правовое, демократическое государство.
В рамках народнической идеологии это был принципиально новый подход. До сих пор большинству народников борьба за преобразование государственного строя казалась вторичной или вообще ненужной или даже вредной. Ссылаясь на пример западноевропейских государств, народнические идеологи доказывали, что перемены политического характера — введение конституции и разнообразных свобод — важны прежде всего для либеральных буржуа, возможно, для самой интеллигенции, но мало что
дают народу. Для народа же главное — получить возможность распоряжаться всем земельным фондом страны в своих интересах и сбросить налоговый гнет со стороны государства. Однако теперь часть народников, ни в коем случае не отказываясь от этих целей, заявляла, что они не достижимы без промежуточных перемен — демократизации страны.
Задав своему движению такую задачу, сторонники нового подхода должны были попытаться ответить на вопрос, как эту задачу выполнить? На какие силы здесь можно опереться, при сознании того, что на народную революцию рассчитывать пока
не приходится? Рассчитывать в этом деле нужно было, прежде всего, на свои собственные силы, то есть на разночинную интеллигенцию. А поскольку она малочисленна, то в борьбе с прекрасно организованным деспотическим государством эти силы должны быть предельно мобилизованы и сплочены; им следует придать целенаправленно боевой характер. Единственным способом борьбы, которым немногие сотни революционеров
могли потрясти мощное государство, напугать правительство, заставить его пойти на уступки был индивидуальный террор — политические убийства. Таким образом, часть народников в конце концов обращается к методам, рекомендованным Ткачёвым.
Весной 1879 г. сторонники нового направления организовали свой независимый от Центра исполнительный комитет. 2 апреля один из его членов А.К. Соловьёв совершил неудачное покушение на Александра II. Это вызвало арест многих землевольцев. Местные общества “Земли и воли” стали сворачивать деятельность. Среди землевольцев были и противники новой точки зрения. Они считали, что никакие конституции не смогут реально улучшить положение крестьян; террор же лишь отвлекает от главного дела — подготовки крестьянской революции. Споры между “деревенщиками”- пропагандистами и “политиками”-террористами становились все более ожесточенными
5. Создание и деятельность “Народной воли”
В том же 1879 году сторонники террора собрались в Липецке, где выработали свою линию поведения. Затем состоялся общий съезд землевольцев в Воронеже. Точки зрения “политиков” на нем наиболее ярко и последовательно отстаивал А.И. Желябов, “деревенщиков” — Г.В. Плеханов. Последний раз землевольцы собрались вместе в августе 1879 г. в Петербурге; на этом съезде было принято решение разойтись, создав вместо единой “Земли и воли” две независимые друг от друга организации. Одна организация — “Чёрный передел” во главе с Плехановым — просуществовала недолго. В 1880 г. она была разгромлена полицией; ее руководители эмигрировали, а оставшиеся на свободе уже после 1 марта 1881 г. воссоединились с «Народной волей». Деятельность другой — “Народной воли” — оставила глубокий след в истории России.
Возглавлял “Народную волю” Исполнительный комитет из 10 человек, (ИК), в который вошли А.И. Желябов, А.Д. Михайлов, Н.А. Морозов, С.Л. Перовская, В.Н. Фигнер и др. ИК взял на себя организацию террористической деятельности, которая стала для “Народной воли” определяющей.
“Народная воля” отнюдь не отказывалась от других средств борьбы. Она продолжила пропаганду, создала несколько подпольных типографий в России и одну за границей, где печатались газеты, прокламации, брошюры. В результате организация заметно
расширила свои ряды. По некоторым данным, в ее состав входило до 250 кружков — гимназических, студенческих, рабочих. Была создана военная группа из офицеров. И всё-таки на первом плане у руководителей “Народной воли” был политический террор и, прежде всего, убийство царя.
Народовольцам удалось добиться высочайшей степени конспирации в своей деятельности; вездесущие органы политического сыска долгое время не могли выйти на их след. Определенную роль в организации этой стороны дела сыграл А.Д. Михайлов, который не зря получил в подполье прозвище “Дворник”. Михайлов уделял много времени отработке конспиративных приемов и настаивал на том, чтобы ими овладевали его товарищи. Он добивался, чтобы народовольцы проявляли максимум осторожности при конспиративных встречах, учились освобождаться от слежки, передавать секретную информацию. Михайлов, в частности, устраивал проверки, незаметно “провожая” своих соратников по секретным маршрутам, а затем жестко выговаривал им за потерю бдительности. Именно благодаря Михайлову, организация получила такого незаменимого агента, как Н.В. Клеточников. Этому скромному, незаметному человеку удалось при помощи Михайлова устроиться письмоводителем в святая святых политического сыска —
III отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии. Благодаря Клеточникову, народовольцы многое знали о действиях жандармов, в то время, как жандармы об их действиях долгое время узнавали задним числом, после очередного покушения.
“Охота на царя” началась с осени 1879 г. Был организован ряд покушений, которые, хотя и не удались, произвели чрезвычайно сильное впечатление и на правительство, и на общество. Так, в ноябре 1879 г. народовольцы подвели подкоп под железную дорогу недалеко от Москвы, заложили мину и взорвали царский поезд (царь проехал раньше в другом поезде). В феврале 1880 г. зал в Зимнем дворце, где царь собирался
принять иностранных гостей, был взорван. Однако погибли и были ранены в основном солдаты охраны. Этот страшный взрыв был подготовлен и произведен членом “Народной
воли” С.Н. Халтуриным, который на протяжении нескольких месяцев работал во дворце столяром-краснодеревщиком и, понемногу принося динамит, складывал его в подвале, чтобы, выбрав удобный момент, уничтожить Александра II, а по возможности и всю его семью. Арестовать Халтурина тогда не удалось.
Народовольцы искренне ненавидели Александра II, ставя ему в вину тяжелое положение крестьян, преследование общественных деятелей и своих товарищей. Заслуги царя-реформатора совершенно не принимались во внимание. Руководители “Народной воли” были убеждены, что убийство царя откроет им путь к достижению вожделенных целей: потрясет правительство и заставит его пойти на уступки.
Главным требованием к власти был созыв Учредительного собрания на основе всеобщего избирательного права. Народовольцы были убеждены, что если этот орган, представляющий интересы всего народа, будет созван, то он легко и быстро решит
все основные проблемы. Самодержавие исчезнет, его заменит народная республика, крестьяне получат землю и таким образом откроется путь к торжеству социализма.
Народовольцев так же, как и всех других революционных народников, на борьбу с существующим положением вещей заставлял подниматься тот факт, что это положение было несправедливо для подавляющего большинства населения страны. Они искренне хотели добиться перемен к лучшему, искали для этого самые различные пути — но российская действительность с железной необходимостью привела самую решительную часть из них к террору, заставила уйти в глухое подполье. А подполье, очевидно, искажает восприятие окружающего даже у самых незаурядных, настроенных на борьбу за справедливость людей, заставляя их идти на авантюрные, безнадежные предприятия. И сейчас нам трудно понять и тем более принять логику народников, искренне уверенных, что убийство одного человека (пусть и стоящего во главе государства) неизбежно приведет к крушению этого государства.
6. М.Т. Лорис-Меликов и его “конституция”
Правда, народовольцам все же удалось заставить власть пойти на определенные уступки. Первое время власть отвечала на деятельность “Народной воли” облавами, арестами, массовыми ссылками. Однако в борьбе против прекрасно законспирированной организации все эти меры приводили не к тем результатам, которые ожидала власть, а к диаметрально противоположным. Будучи не в силах выследить своих реальных противников, органы политического сыска, как всегда, хватали и высылали тех, кто попадал под горячую руку: возбуждал подозрение своими радикальными взглядами, был объектом случайного доноса и так далее. В подавляющем большинстве своем жертвы политической полиции не имели никакого отношения к деятельности “Народной воли”.
В результате покушения на царя продолжались, а в обществе нарастало негодование тем произволом, который ему приходилось испытывать со стороны правительства. Народовольцы, напротив, вызывали все большее сочувствие. Таким образом, беспомощность и произвол власти привели к резкому обострению ее отношений со значительной частью русского общества. В конце 1870-х гг. заметно оживляется либеральное движение. На страницах самых умеренных изданий появлялись
все более смелые призывы к совершенствованию государственного строя, к продолжению преобразований. О том же говорилось и в целом ряде “адресов”, которые подавали императору земские либералы.
С февраля 1880 г., под свежим впечатлением от взрыва в Зимнем дворце, Александр II создал Верховную распорядительную комиссию по охране государственного порядка и общественного спокойствия во главе с М.Т. Лорис-Меликовым, который имел, по существу, диктаторские полномочия. Лорис-Меликов, талантливый военачальник и незаурядный государственный деятель, был представителем либерального чиновничества, которое, сыграв важную роль в проведении реформ, было затем оттеснено от высшей власти. Лорис-Меликов сохранил твёрдую уверенность, что единственное спасение для России — это возвращение на путь постепенных, но последовательных преобразований, проводимых твердой рукой сверху.
В обществе, где сразу ощутили, насколько новый глава правительства, обладавший огромной властью, не похож на своих реакционно-прямолинейных предшественников, его окрестили “бархатным диктатором”. Лорис-Меликов действовал в двух направлениях. Он продолжал беспощадн