В ней никого нет, все мои канатики срезаны. В 99, когда людей из камеры забирают, происходит шмон, - выкидывают все бумажки, обертки. Заводят туда потом баландеров, и они срезают все ниточки, наклеечки, смотрят, чтобы не было нигде ничего написано, все затирают, простукивают, чтобы не осталось никаких никому посланий, записок, сообщений, - вообще ничего. Приехал туда, хожу один. Не понятно - то ли на этап отправят, то ли вещи раскладывать. Хожу-хожу, хожу-хожу. Нажал клопа, подходит продольный, спрашиваю его:
- Ну, чего я здесь остаюсь, или я сейчас на зону еду? Мне раскладываться или нет?
- На какую зону едешь?! Раскладывайся!
Разложился, занял свой любимый шконарь - напротив телевизора на втором ярусе, пальме. Зимой лучше всего спать на пальме, потому как внизу холодно, что самое главное. Во-вторых, внизу не так удобно смотреть телевизор - все ходят мимо тебя, загораживают его. Плюс наверху удобнее читать, - лег, книжку повернул к лампочке, положил под голову подушку, читаешь. Никто шмотками ничего не завесит, на твой шконарь никто жопой не садиться. В общем, устроился. Жду, кто приедет.
Дверь открывается, смотрю, заходит Леша Солдат, Рома из группировки «Спруты», заходят два нерусских, один из них таджик Музафар и второй дагестанец Расул. Хату забили, нас шестеро. Все нормально, разложились, сидим, общаемся. Музафар оказался, естественно, таджикским наркоторговцем, у него нашли 10 килограммов героина. Виноват, конечно, не он, виноват его брат, который возил героин! Музафар очень колоритный персонаж, его надо в «Нашей Раше» снимать. Очень не любит Мишу Галустяна. Как-то показывали по телевизору Галустяна, он его увидел:
- Ух, ты сука! Ух, таджиков не любишь! Ух, я тебя как ишака загну!
- Чего, Музафар, а ты как ишаков, загибаешь?
- А, это я так. Я просто так сказал. Я ишаков никогда не ебал.
- Да, ладно, не ври мне.
Музафар — настоящий таджик, толстый, в тюбетейке, молится. Глуповат, конечно, но не гондон. Все время хотел похудеть. При этом жрал все подряд и вырастил себе пузо. Он где-то моего возраста.
- Музафрар, а чем на воле занимался-то? - спрашиваю я.
- Вот, на рынке работал, там работал, сям работал. Ди-джеем работал.
- Как ди-джеем?
- Так. В городе Щелково дискотека. Я там был ди-джей Музафар.
- И какую музыку ставил?
- Нормальную. Ремиксы, скрэчи делал.
У меня истерика, - «ди-джей Музафар» скрэчи микшировал. Сильно!
Он мне объяснял схему таджикской наркоторговли, потому как меня это очень интересовало, - я же выступал за то, что бы повесить каждого таджикского наркоторговца. А тут вот передо мной наркоторговец, которого я и призывал вешать. Его брат, если поверить его версии, который привез наркотики, не мог отказаться их вести, потому что ему сказал старший в тейпе, в Таджикистане. Если говорит старший в тейпе, никто не может запретить, даже отец - значит надо везти наркоту. Это уже не то, что он решил нажиться на этом, это просто приказ. Такого человека убивать не совсем справедливо, если честно. А кого убивать надо? Естественно, на таможне это найти могут, но не хотят. В какой-то момент могут закрыть глаза. Кого убивать? Таможенника, который закрыл глаза и пропустил 10-20-100 килограмм героина, ведь, по сути, он убил столько же людей, сколько и эти наркоторговцы. Но у него система, если он откажется закрывать глаза, то он не прослужит больше месяца-двух. Поставят другого, у кого глаза слушаются. Там все построено на круговой поруке. Если человек даст сбой и скажет, что не пропустит этот товар, начальник не повысит его в звании, его не поставят на ответственную должность, потому что он испортит всю налаженную систему. Смотрим дальше. Кто виноват, что система такая? Дальше идет Правительство. Вроде, оно виновато, надо менять, расстреливать, свергать. Но если просто заменить людей, ничего не изменится, система останется та же. В этом ее сила, что один человек ничего в ней не решает, каким бы честным и искренним ни был. Если он поднимется до самого верха, он уже сгниет по дороге. Если он не захочет притворяться нечестным и неискренним и будет с открытым забралом воевать с системой, то он сломается еще на самом нижнем уровне. Менять надо всю систему целиком, - систему моральных ценностей, систему ответственности, менять все законы, систему отбора.
Музафар очень любил курдюк. Ему присылали баранье сало, и он постоянно ел его. Но не гнушался и свинячьего.
- Музафар, ты же мусульманин, тебе нельзя сало.
- Э, нет, в тюрьме Аллах не видит. В тюрьме сало можно есть.
И ел постоянно. Один раз в хате началась эпидемия гриппа, кто-то из ментов притащил на следственные действия и почти вся камера заболела. Музафар начал варить курдюк с молоком, с маслом и медом:
- Макс, пей! Будешь лечиться.
- Блин, отстань! Не буду я, не могу я пить это.
Лёху Солдата они заставили это выпить, потому что он тоже заболел. Я лежу:
- Не буду курдюк пить!
На меня напали всей камерой:
- Макс, пей курдюк! Мы все пили, все выздоровели.
- Если не выпьешь курдюк, будешь сильно долго болеть!- Настаивал Музафар.
«Хрен с ним!» Сделал над собой усилие, выпил курдюк этот плавленый. Лег спать. Наутро просыпаюсь, - почти выздоровел. «Ни фига себе! Может правда целебный курдюк?!» А может просто болезнь к концу подходила, - не знаю.
Настоящий Солдат.
В этой камере мы с Солдатом смогли нормально пообщаться, потому что у меня был вынесен приговор, у него был вынесен приговор. Следствие закончилось, маски, так или иначе надетые, сняты. Он ждал касатку - один из его подельников написал кассационную жалобу, поэтому Лёша тоже написал на снижение сроков.
Я-то не стал писать касатку вообще, потому что мне добавили всего полгода, не имело смысла обжаловать. А рисковать, писать на отмену не стал, потому что у подельника условка была. А если бы приговор отменили, то другая инстанция могла дать ему общего режима или поселок, а там два маленьких ребенка, - не хотелось ему жизнь портить. Поэтому сразу на УДО написал.
Итак, я ждал УДО, Лёха ждал касатку. Мы могли более менее общаться, потому что человек до суда это не тот же самый человек, который получил на руки приговор. Это в принципе разные люди. Я понимаю, что Лёха совершенно правый человек. Даже не в том дело, кого по национальности он убивал. Он выступает за Россию как русское государство, за жесткую диктатуру закона, то есть не какая-то сопливая демократия, а конкретная диктатура. Мы с ним обсуждали программу разделения людей на граждан, не граждан и поданных, обсуждали методы воздействия, политические программы разного рода.
- Лёха, ты на самом деле молодец. Если бы не твое излишнее христианство, то тебя вообще можно в лидеры организации записывать. Ты же супер-звезда!
- Да-нет, как же без христианства. Я же христианин, я русский. Понимаешь, нельзя быть русским и не христианином. Кто-то сказал, что ты настолько русский, насколько ты православный.
- Я русский, но я не православный вообще ни на копейку.
Тут Лёха начинал сильно эмоционально беседовать, потому что религиозная тема была единственной, которая могла его вывести из себя. В итоге мы договорились, что религиозные темы мы просто не будем трогать и стали обсуждать политику и мораль.
Но как-то раз я занимался пропагандой социал-тутовизма в камере, циничного отношения к жизни, и к обществу вообще. И сделал заявление, что не люблю уступать в транспорте место старухам. Леха говорит:
- Как? Ты не уважаешь стариков?
- Так за что мне уважать их. Я же уважаю людей за их конкретные поступки, а не за то, что кто-то небо коптил дольше, чем я. За что мне уважать эту старуху? Она всю жизнь работала на стройке какой-нибудь, еблась с прорабами в душевой кабинке. Когда состарилась, надела косынку, начала ходить в церковь и будет теперь читать мне мораль и просить уступить ей место. Мне за что ее уважать? Я изначально не уважаю людей a priori, чтобы начать уважать персонально, я должен узнать, что он сделал хорошего. Я знаю про тебя, я тебя уважаю. Я не уважаю каких-то людей с улицы. Понимаешь мою позицию?
- Нет. Старый человек заслуживает уважение полюбому.
- Так как тема спора интересная, в него включаются практически все наши сокамерники. Естественно, на стороне Лёхи. Он занял позицию хорошего правильного гражданина, который уступает место старушкам, помогает бездомным, переживает за погибших детей Осетии, - обывательская добродетель. Техничный ход. А я же эту показную гнилую мораль презираю. Меня спрашивает Рома Чуб.
- Ты, наверное, еще и милостыню из принципа не подаешь?!
- Конечно, не подаю. Ни разу в жизни не давал милостыню.
- Рома, ты же по любому не помогал нищим.
- Нет, я жертвовал деньги на церковь.
Ах, ты! Человек, у которого 210-ая статья, «коммерсант» Рома тоже очень колоритный. Похож на мужчину, который подходит к Никулину в фильме «Бриллиантовая рука» и спрашивает, зачем Володька сбрил усы и приглашает к нам на Калыму. Сибирский простой парень. По жизни он все время выпивал. Заехал в тюрьму, ему стало очень тяжело и плохо без бухла. У него даже был сердечный приступ. Откачали. Начал немножко заниматься спортом. Похудел. Но алкоголь-то очень хочется, а так как он сотрудничает со следствием, ему подзакрыли глаза на некоторые спиртосодержащие лекарства. Пропускали по тюбику в день жидкого Новопассита, это успокоительное средство, но спиртовое. И он каждый день выпивал по сто грамм на ночь. Иногда он выписывал пузырек Новопассита, переливал его в баночку, на следующий день опять выписывал, потом еще выписывал, и выпивал оптом, то есть там уже вставляло. Это была его коронная примочка. Вообще мужик хороший, веселый, с ним приятно сидеть. Они с подельниками изымали на Северной таможне Москвы у коммерсантов товар, сразу его арестовывали, передавали в фонд федерального имущества и распродавали в течение нескольких часов, пока коммерсант не успевал почесаться. Рома говорит:
- Блин, я всегда жертвовал на церкви. Макс, какой же ты негодяй. Нельзя так к людям относиться! Я всегда уступал места старушкам.- Привирает Рома.
- Ты когда последний раз в метро-то ездил.
- Ну, когда ездил в метро, тогда уступал.
Все то же самое запели:
- Да, уступали. Макс, ты старух не уважаешь!
- Да, не должен я уважать старух!
Спор этот нечеловеческий развивается-развивается:
- Так ты еще не христианин, ты деньги на церковь не жертвуешь?
- Нет, не жертвую. Бомжам не помогаю.
- Нищим не помогаешь?
- Нет, принципиально не помогаю.
Накаляется-накаляется атмосфера.
- Так ты никого кроме себя не любишь.
- Ну-да, только себя одного и люблю.- Перегибаю я.
- Так у тебя Бог - это деньги. Ты, наверное, все ради денег делаешь! Ради себя!
- Ну-да... Понятно, что я-то как раз всё делаю ради денег!
- А может ты еще и пидорас?- Понесло Леху.
- Нет, тут стопэ.- С этим соглашаться я никак не готов, даже для приема дискуссионного айкидо. Но и так уже все сработало.
Они так «чик» - остановились. Это как в айкидо - поймать за руку противника и дернуть его мимо себя. Они понимают, что у всех в хате, кроме меня, мотив совершения преступления — это корысть. И чего-то они все заговорились в выставлении себя лучше, чем они есть на самом деле. Все посмеялись. Валера Разбойник с нами в хате был:
- О, Макс, я тоже старух не люблю.
- Ладно, Валера, старух никто не любит. Все притворяются. Особенно их не любят люди, которые пришли в поликлинику. Отпросились с утра с работы на два часа, чтобы сделать анализ, а тут сидит толпа старух, которым нечего делать и они просто пришли поразвлечься.
- Да, действительно.
Все засмеялись, и на этом дискуссия закончилась.