Мэтью Вудринг Стовер
Star Wars: Уязвимая точка
Голодный Эвок Грызли https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=146918
«Мэттью Стовер. Star Wars: Уязвимая точка»: Эксмо; Москва; 2005
ISBN 5‑7921‑0663‑0, 5‑699‑11221‑9
Аннотация
Давным‑давно в далекой Галактике...
"Джедаи – хранители мира. Мы не солдаты".
Мейс Винду – живая легенда. Магистр, член Совета, умелый дипломат, тренированный воин. Многие утверждают, что среди живых он – самый смертоносный человек. Но он – человек мира, а сейчас, впервые за многие годы, Галактика охвачена войной...
...Знаменитая битва на Геонозисе положила начало войны клонов. И Мастеру Винду придется предпринять опасное путешествие на родную планету Харуун Кэл, чтобы предотвратить катастрофический кризис в Республике... Но здесь, в родном мире, он сталкивается со странной тайной.
И Винду вынужден оставить Республику, которой искренно служит, цивилизацию, в которую верит, отринуть все, кроме жажды мира и долга перед своим бывшим падаваном. И узнать цену, которую должны заплатить все хранители мира, вынужденные вести войну... Магистр Мейс Винду и его бывшая ученица Депа Биллаба, сопровождаемые войском клонов, во Вселенной Звездных Войн!
Мэтью Вудринг Стовер
Звездные войны: Уязвимая точка
Пролог
Опасная здравость
Из личных дневников Мейсa Винду
В своих снах я всегда все делаю правильно.
В своих снах я стою на балконе арены.
Джеонозис.
Ослепительный оранжевый свет изгоняет тень из моих глаз. На песке внизу – Оби‑Ван Кеноби, Анакин Скайуокер, сенатор Падме Амидала. На грубо отесанном камне на расстоянии вытянутой руки от меня – Нут Ганрей. В пределах досягаемости моего лезвия – Дженго Фетт.
И мастер Дуку.
Нет, Более не мастер. Граф Дуку.
Видимо, я никогда не привыкну так его называть. Даже во снах.
Дженго Фетт ощетинился оружием. Прирожденный убийца, самый смертоносный человек Галактики. Дженго может убить меня меньше, чем за секунду. Я знаю это. Знал бы, даже если бы не видел отчета Кеноби с Камино. Я сквозь Силу чувствую жестокость, которую излучает Дженго: он словно звезда, сотканная из смерти.
Но я все делаю правильно.
Мое лезвие не замирает под челюстью Фетта. Я не трачу время на слова. Я не сомневаюсь,
Я верю.
Во снах фиолетовая вспышка моего лезвия опаляет серые волоски бороды Дуку, и за те полсекунды, что требуются Джен‑го Фетту на прицеливание и выстрел, я сдвигаю лезвие и забираю Дуку с собой в небытие.
И спасаю Галактику от гражданской войны.
Я мог сделать это.
Я мог сделать это.
Потому что знал. Потому что чувствовал.
В потоке Силы вокруг меня я чувствовал связи, что создал Дуку с Феттом и Торговой Федерацией, с архигерцогом и со всем движением сепаратистов: связи жадности и страха, обмана и неприкрытого запугивания. Я не знал, чем были эти связи, не знал, как или зачем Дуку их создал, но я чувствовал их мощь – мощь той паутины предательства, которую, как я знаю теперь, он сплел для того, чтобы поймать в нее Галактику.
Я чувствовал, что, если он не будет поддерживать, чинить и укреплять эту сеть, паутина начнет гнить, ссыхаться и разлагаться до тех пор, пока чье‑нибудь легкое движение не разорвет ее и бесконечные межзвездные течения не унесут прочь ее нити.
Дуку был уязвимой точкой.
Я знал это.
Это мой дар.
Представьте себе драгоценный камень коруску, минерал, чьи взаимосвязанные кристаллические структуры делают его прочнее дюрастила. Вы можете ударить его пяти килограммовым молотом и лишь поцарапать поверхность самого молота. Но эта кристаллическая структура, что дает коруске его силу, создает и его уязвимые точки, места, по которым достаточно нанести один точный несильный удар для того, чтобы камень рассыпался на куски. На то, чтобы найти эти уязвимые точки, чтобы использовать их для превращения коруски в нечто прекрасное и полезное, требуются годы обучения, глубинное понимание кристаллических структур и усердная практика, дающая рукам идеальное сочетание силы и ловкости, необходимых для верного удара.
Если, конечно, у вас нет таланта сродни моему.
Я умею видеть уязвимые точки.
Это не зависит от зрения, но «видеть» – самое подходящее слово из общего: я воспринимаю, чувствую, каким именно образом то, на что я смотрю, входит в Силу и как Сила связывает это с собой и со всем остальным. Мне было шесть или семь лет, я учился в Храме джедаев, когда осознал, что другие ученики, полноправные рыцари‑джедаи и даже мудрые мастера могут почувствовать подобные связи только большим трудом: концентрируясь и постоянно тренируясь. Сила показывает мне достоинства и недостатки, скрытые слабости и непредвиденные варианты. Она показывает мне сжимающиеся и растягивающиеся, перекручивающиеся и разламывающиеся векторы напряженности. Она показывает мне узоры этих векторов, соединяющиеся для того, чтобы сформировать структуру реальности.
Скажу проще: когда я смотрю на вас сквозь Силу, я вижу, где вы сломаетесь.
Я посмотрел на Дженго Фетта, стоящего на песке арены Джеонозиса: идеальная комбинация оружия, навыков и желания воспользоваться ими – взаимосвязанный кристалл убийцы. Сила подсказала уязвимую точку, и я оставил тело без головы на песке. Самый смертоносный человек Галактики.
Теперь – просто мертвый человек.
Как и у драгоценностей, у ситуаций есть уязвимые точки. Но они переменчивы, призрачны, появляются лишь на мгновение и исчезают, не оставляя после себя никаких следов. Они всегда связаны со временем.
Вторых шансов не существует.
Если – когда – я вновь встречу Дуку, он более не будет уязвимой точкой войны. Я не смогу остановить эту войну од‑ной‑единственной смертью.
Но тогда, но арене Джеонозиса, я мог это сделать. Через несколько дней после битвы мастер Йода нашел меня в одной из комнат для медитаций в Храме. «Твоим другом он был, – сказал старый мастер с самого порога. – Уважение должен ты был ему. Любовь даже. Убить его не мог ты – не только из‑за предчувствия». Но я мог. Я должен был.
Именно по этой причине наш Орден запрещает личные привязанности. Если бы я не чтил его, если бы не любил, Галактика бы сейчас была в мире. «Не только из‑за предчувствия», – сказал Йода. Но я джедай.
Меня с детства обучают доверять своим предчувствиям. Но каким предчувствиям следует верить? Когда я встал перед выбором: убить бывшего мастера‑джедая или спасти Кеноби, юного Скайуокера и сенатора… я позволил Силе сделать выбор за меня. Я доверился своим инстинктам.
Я сделал выбор джедая.
Результат: Дуку сбежал. Результат: Галактика в пучине войны. Результат: многие мои друзья погибли. Вторых шансов не существует.
Странно: я джедай, но я сожалею о том, что не отнял жизнь. Многие из выживших на Джеонозисе мучаются кошмарами. Я слышу историю за историей от лекарей‑джедаев, дающих им советы. Кошмары неизбежны: подобной резни не было со времен Войн ситхов четыре тысячи лет назад. Никто из них и представить себе не мог, каково это будет: стоять на той арене в ослепительном оранжевом свете полудня, когда вокруг – тела друзей, вонь и пропитавшийся кровью песок. Я, возможно, единственный ветеран Джеонозиса, не мучающийся кошмарами.
Потому что в своих снах я все делаю правильно. В свой кошмар я попадаю, когда просыпаюсь. У джедаев тоже есть уязвимые точки…
Мейс Винду остановился в дверях, пытаясь немного успокоиться. Капюшон его робы пропитался потом, а туника липла к телу: он пришел прямо из тренировочных залов Храма, не успев принять душ. И тот быстрый шаг, почти бег, которым он шел сквозь лабиринты коридоров Галактического Сената, не дал ему возможности остыть.
Личный кабинет Палпатина, часть апартаментов Верховного канцлера, расположенных под Главным Залом Сената, предстал перед ним во всем своем великолепии: простор отполированного эбонитового пола, несколько простых мягких кресел, плоский широкий стол тоже из эбонита. Ни фотографий, ни картин – никаких украшений, кроме двух одиноких статуй. И го‑лографические проекторы от пола до потолка, показывающие в реальном времени картины Галактического города так, как их можно увидеть только с вершины купола Сената. Там, снаружи, орбитальные зеркала скоро отвернутся от солнца Корусканта и принесут в столицу сумерки.
В кабинете не было никого, кроме Йоды, торжественно восседающего в своем летающем кресле и сжимающего в руках набалдашник своей тросточки.
– Не опоздал ты, – заметил старый мастер. – Но лишь чуть; Садись, сконцентрироваться мы должны. Серьезное что‑то произошло, боюсь я.
– Я и не ждал вечеринки, – ботинки Мейса простучали каблуками по полированному полу. Он придвинул одно из мягких широких кресел поближе к Йоде и сел сбоку от мастера, лицом к столу. От напряжения Мейс все сильнее сжимал челюсти:
– Курьер сказал, что речь пойдет об операции на Харуун‑Кэле.
Тот факт, что из всех членов Совета джедаев и Республиканского высшего командования Верховным канцлером были приглашены лишь двое старших членов Совета, говорил о том, что новости хорошими не будут.
Трудно было бы найти двух существ, столь же не похожих друг на друга, как эти два джедая. Иода ростом не более двух третей метра, с кожей зеленой, как чади‑анские блуждающие водоросли, и огромными глазами навыкате, которые, казалось, иногда светились изнутри. И Мейс – высокий даже для человека, меньше чем на ширину ладони, не добирающий до двух метров, с широкими и мощными плечами, тяжелыми руками, темными глазами и постоянно изогнутыми, словно в усмешке, уголками губ. Череп Мейса цвета полированной ламмы был всегда гладко выбрит, тогда как у Йоды на голове остатки растительности вели себя, как им вздумается.
Но наибольшее различие между ними заключалось в тех ощущениях, что оставляли у других эти два масте‑ра‑джедая. Йода буквально воплощал собой мягкую мудрость, смешанную с острым чувством юмора, но его большой возраст и огромный опыт привели к некоей отстраненности, даже изолированности. Девять сотен лет жизни приучили его к неторопливости. Мейс же вступил в Совет джедаев еще до своего тридцатилетия. Его поведение было полной противоположностью поведению Йоды: четким, резким, активным. Он воплощал собой острый интеллект и несгибаемую волю.
К моменту битвы на Джеонозисе, положившей начало Войне клонов, Мейс был в Совете уже более двадцати стандартных лет. И уже более десяти лет никто его не видел улыбающимся.
Иногда в одиночестве он раздумывал над тем, сможет ли вообще когда‑нибудь улыбнуться.
– Но не планета Харуун‑Кэл заставила тебя бежать в этот кабинет со всех ног, – сказал Йода. Тон его речи был легким и понимающим, но взгляд оставался острым и изучающим. – О Депе беспокоишься ты.
Мейс опустил голову:
– Я знаю, Сила принесет что принесет. Но Республиканская разведка сообщила, что сепаратисты отступили, их база возле Пилек‑Боу покинута…
– Но не вернулась она.
Мейс свел безымянные пальцы вместе. Глубокий вдох вернул его голосу привычную глубокую, ровную монотонность.
– Харуун‑Кэл по‑прежнему числится планетой сепаратистов. И Депа в розыске. Ей будет сложно выбраться оттуда или хотя бы послать сигнал для того, чтобы ее оттуда забрали: местное ополчение глушит все сигналы, а те, что не глушит, обязательно прослушивает. Целые группы партизан были уничтожены из‑за неосторожных сеансов связи…
– Друг она тебе, – Йода слегка коснулся своей тростью руки Мейса. – Заботишься ты о ней.
Мейс избегал взгляда Йоды. Его чувства к Депе Бил‑лабе разгорались все сильнее.
Она была на планете четыре стандартных месяца. Она не могла выходить на связь регулярно, и Мейс отслеживал ее деятельность по периодическим донесениям
Республиканской разведки о саботажах на базе космических истребителей сепаратистов и о безрезультатных экспедициях балавайского ополчения, пытающихся уничтожить членов движения сопротивления, организованного Депой, или хотя бы просто помешать этому движению. Более месяца назад Республиканская разведка сообщила о том, что сепаратисты вследствие невозможности дальнейшей поддержки и зашиты своих баз отступили к звездной системе Джеварно. Успех Депы казался просто невероятным.
Но Мейс боялся узнать цену этому успеху.
– Но не может быть, что она просто пропала или… – пробормотал он. Тень скользнула по его лбу, когда он осознал, что размышляет вслух. Мейс почувствовал взгляд Йоды, по‑прежнему изучающего его, и пожал плечами, словно извиняясь:
– Я просто подумал, что, если бы ее схватили или… или убили, никто не стал бы делать из этого тайны…
Морщины вокруг рта Йоды стали немного глубже, и он издал тот самый тихий звук мягкого неодобрения, который сразу бы узнал любой джедай.
– Бессмысленны предположения, терпение же все откроет.
Мейс молча согласился. Никто не спорил с мастером Йодой: в Храме джедаев к этому привыкали еще в детстве. И ни один из джедаев не избавлялся от этой привычки.
– Это… злит, учитель. Если бы только… Я имею в виду, десять лет тому назад мы могли просто…
– Цепляться за прошлое джедаю не следует, – строго оборвал Иода Мейса. Взгляд его зеленых глаз напомнил джедаю о том, что не следует говорить о тени, застилающей джедайское восприятие Силы, Это не обсуждалось вне Храма. Даже здесь.
– Член Совета она. Могущественный джедай. Прекрасный воин…
– Лучше бы это действительно было так, – Мейс попытался улыбнуться. – Я ее обучал.
– Но беспокоишься ты. Слишком сильно. Не только о Депе, но и о других джедаях. Со времен Джеонозиса,
Улыбнуться никак не получалось. Мейс перестал пытаться:
– Я не хочу говорить о Джеонозисе.
– Это знаю я, – Йода снова дотронулся до него тростью, и Мейс поднял взгляд. Старый мастер наклонился к нему: уши изогнулись вперед, словно прислушиваясь, а огромные зеленые глаза, казалось, слегка светились изнутри.
– Но когда наконец поговорить об этом захочешь ты… выслушаю я.
Мейс лишь слегка качнул головой. Он никогда не сомневался в этом. Но пока что он предпочел бы обсудить что‑нибудь иное.
Что угодно.
– Посмотрите вокруг, – пробормотал Мейс, кивнув головой – в центр кабинета Верховного канцлера. – Даже после десяти лет разница между Палпатином и Вэлорумом… Каким офис был в те дни…
Йода покачал головой:
– Хорошо Финиса Вэлорума помню я. Последним из цепи великих он был, – его взгляд словно пытался охватить нечто огромное: возможно, он смотрел назад, на все те девятьсот лет, что прожил джедаем.
Было невероятно трудно осознавать то, что Республика, кажущаяся вечной в своем тысячелетнем правлении, была немногим старше самого Йоды. Иногда в рассказах Йоды о днях его юности джедаи слышали и о молодости самой Республики: нахальной, уверенной в себе, бурлящей жизнью. Она смело шла по Галактике, принося мир и справедливость одной звездной системе за другой: системе за системой, миру за миром.
Мейсу еще сложнее было осознать, какую разницу видит Йода между прошлым и настоящим.
– Связанным с прошлым Вэлорум был. Глубоко с традициями был связан, – движением руки Йода словно вновь вызвал к жизни античную мебель Финиса Вэлорума, блестящую экзотическими маслами, его произведения искусства, скульптуры и сокровища с тысяч миров, Наследие тридцати поколений Дома Вэлорум наполняло ранее этот офис. – Возможно, слишком глубоко. Человеком прошлого Вэлорум был. Палпатин… – закрытые веки Йоды подрагивали. – Человеком настоящего Палпатин является.
– Вы говорите это так, словно это ранит вас.
– Может быть, ранит. Но, быть может, моя боль идет от самих дней нынешних, а не от человека, их представляющего.
– Кабинет мне больше нравится таким, – Мейс мотнул головой, словно указывая на кабинет в целом. Строгий. Скромный и бескомпромиссный. Для Мейса это было окном в душу Палпатина: Верховный канцлер всего себя отдавал Республике. Простые одежды. Четкая речь. Отсутствие заботы о внешнем убранстве или физическом комфорте.
– Жаль, что он не может коснуться Силы. Из него, возможно, получился бы хороший джедаи.
– Но тогда нам понадобился бы другой Верховный канцлер, – Йода мягко улыбнулся. – Возможно, к лучшему, что все так, как оно есть.
Мейс принял этот аргумент, слегка кивнув в ответ.
– Восхищаешься им ты.
Мейс нахмурился. Он никогда не задумывался об этом. Его жизнь была посвящена исполнению приказов Верховного канцлера, но он служил титулу, а не конкретному человеку. Что он думал о Верховном канцлере как о личности? На что это могло повлиять?
– Возможно, – перед глазами Мейса промелькнуло воспоминание, картина того, что он сквозь Силу увидел в Палпатине, когда тот принимал пост Верховного канцлера десять лет назад: Палпатин был уязвимой точкой будущего Республики, а возможно, даже и всей Галактики. – Единственное живое существо, которое могло бы провести Республику сквозь эти темные времена, как мне кажется, – это… ну‑у… – Мейс разжал ладонь, – вы, мастер Йода.
Иода откинулся назад на летающем кресле и издал тот шуршащий звук, что заменял ему смех:
– Не политик я, глупенький.
Он по‑прежнему иногда говорил так, словно Мейс был учеником. Мейс не возражал. Это помогало чувствовать себя моложе. Все прочее в эти дни заставляло его чувствовать себя старше,
Смех Йоды прекратился:
– И неподходящим лидером для Республики был бы я, – его голос стал еще тише, лишь немногим громче шепота. – Тьмой покрыты мои глаза; Сила показывает мне лишь страдание и разрушение и грядущую долгую, долгую ночь. Без Силы лидерам проще, наверное: достаточно хорошо юный Палпатин умеет видеть.
– Юный? – Палпатин, который был лет на десять старше Мейса, а выглядел так, словно был старше в два раза, в этот момент вошел в комнату в сопровождении какого‑то человека. Йода спустился со своего летающего кресла. Мейс почтительно встал. Мастера‑джедаи поклонились, по традиции приветствуя Верховного канцлера, который движением руки показал, что формальности можно отбросить. Палпатин выглядел уставшим: казалось, плоть медленно усыхает под его обвисшей кожей, углубляя и без того впалые щеки.
Человек, сопровождавший Палпатина, размерами был не больше мальчика, хотя на вид ему было явно за сорок. Тонкие прилизанные коричневые волосы спадали на лицо так, что оно забывалось, стоило лишь отвести взгляд. Глаза мужчины были красными от усталости, возле носа он держал платок и всем своим видом настолько напоминал какого‑нибудь незначительного клерка из бессмысленного государственного департамента, что Мейс автоматически решил, что перед ним шпион.
– У нас есть новости о Депе Биллабе. Несмотря на всю предыдущую подготовку, грусть в голосе канцлера сразу же скрутила желудок Мейса в узел
– Этот человек только что прибыл с Харуун‑Кэла. Я боюсь… В общем, вам лучше изучить все самим.
– В чем дело? – во рту Мейса стало сухо, как в пустыне. – Ее схватили? – Джеонозис был прекрасной ил‑люстрацией того, что ожидало джедая, схваченного сепаратистами Дуку.
– Нет, мастер Винду, – ответил Палпатин. – Я боюсь… я боюсь, что все несколько хуже.
Агент открыл большой чемодан и достал какой‑то старый голопроектор. Несколько секунд он возился с управлением, а затем над полированной эбонитовой плитой стола Палпатина возникло изображение.
Уши Йоды выпрямились, а глаза сузились до двух маленьких щелок.
Палпатин отвел взгляд;
– Я уже достаточно видел, – сказал он.
Ладони Мейса сжались в кулаки. Ему никак не удалось выровнять дыхание.
Разбросанные тела были каждое размером с палец. Он насчитал девятнадцать. Люди или очень схожая раса. Вокруг валялись обгоревшие и разломанные остатки типовых домиков. Обломки того, что, видимо, было ранее частоколом, окольцовывали сцену. Джунгли, что окружали ее, были 40 сантиметров в высоту и покрывали полтора метра стола Палпатина.
Спустя пару секунд агент сконфуженно выдохнул:
– Это… ээ‑э… судя по всему, работа партизан лоялис‑тов под командованием мастера Биллабы.
Йода не дрогнул Мейс не дрогнул
– Здесь… вот эти раны, – Мейсу нужен был лучший обзор. Когда он дотронулся до джунглей, его рука осветилась яркими лучами сканирующих лазеров матрицы голопроектора. – Вот это.
Его рука прошла сквозь группу из трех тел с рваными ранами:
– Увеличьте.
Агент Республиканской разведки ответил, не отрывая платка от покрасневших глаз:
– Ну‑у… я, ээ‑э, мастер Винду, данная запись, ээ‑э, достаточно упрощенная, кх‑м, почти примитивная, – его голос потонул в чихании, бросившим его тело вперед, словно кто‑то ударил ему по спине. – Простите‑простите, я не могу… Мой организм не выдержит проти‑воаллергенов. Каждый раз, когда я прибываю на Корус‑кант…
Рука Мейса не сдвинулась с места. Он не поднял взгляд. Он ждал, пока причитания агента не утихли. Девятнадцать трупов. А этот человек жалуется на соб‑стветгую аллергию.
– Увеличьте, – повторил Мейс
– Я_ ээ‑э, есть, сэр, – агент что‑то переключил в управлении голопроектора, и руки его при этом даже не дрожали. Почти не дрожали. Джунгли исчезли и вновь появились мгновением позже, раскинувшись на десяти метрах пола кабинета. Переплетенные ветки голографических деревьев превратились в мерцающие узоры на потолке, тела теперь были лишь раза в два меньше своих реальных размеров.
Агент наклонил голову, яростно вытирая нос платком:
– Извините, мастер Винду. Извините. Но система… она примитивна. Вот.
Мейс прошел сквозь световое изображение и присел на корточки возле тел: локти – на коленях, пальцы сцеплены в замок перед лицом
Йода подошел ближе и наклонился, чтобы что‑то рассмотреть. Мгновение спустя Мейс посмотрел в его грустные зеленые глаза:
– Видите?
– Да… да… – пробурчал Йода. – Но из этого нельзя делать выводы.:
– О чем я и говорю…
– Для тех из нас, кто не является джедаем, – голос Верховною канцлера Палпатина был мягким и сильным одновременно: голосом настоящего политика. Он вышел из‑за стола, и на лице его блуждала улыбка слегка озадаченного хорошего человека, который столкнулся с ужасной ситуацией и все еще надеется, что все закончится хорошо, – быть может, вы объясните?
– Да, сэр. Другие тела немного могут нам сказать из‑за разложения и хищников. Но некоторые повреждения мягких тканей здесь, – ладонь Мейса прочертила несколько линий в голографическом изображении тела некоей женщины, – ведут свое происхождение не от зубов или когтей. И не от усиленного оружия. Видите зарубки на ее ребрах? Световой меч и даже виброклинок просто разрезали бы кость. Это было сделано обычным лезвием, сэр.
Отвращение сковало лицо Верховного канцлера:
– Обычным лезвием? Вы имеете в виду просто кусок металла? Просто острый кусок металла?
– Очень острый кусок металла, сэр, – Мейс наклонил голову на сантиметр вправо. – Или керамики. Или транспаристила. Или даже карбонита.
Палпатин сделал глубокий вдох, словно борясь с дрожью.
– Это звучит… ужасно жестоко. И болезненно.
– Чаще всего это и вправду болезненно, сэр. Не всегда, – Мейс не стал пояснять, откуда он это знает. – Но эти разрезы параллельны, и все приблизительно одной длины. Кажется, она была мертва до того, как надрезы были сделаны. Или, по крайней мере, была без сознания.
– Ну, – агент шумно выдохнул и прокашлялся, словно извиняясь, – просто, эээ, связана.
Мейс уставился на агента. Йода закрыл глаза. Палпатин опустил голову, словно ему внезапно стало больно.
– В конфликте на Харуун‑Кэле существует… ээ‑э… традиция… ну‑у… наверное, вы бы это назвали «пытками для развлечения». С обеих сторон, – лицо агента покраснело, будто ему стало стыдно от того, что он знает подобные вещи. – Иногда люди… люди ненавидят так сильно, что простого убийства врага им не достаточно.
Сердце Мейса словно сдавило обручем: то, что этот мягкий маленький человечек, гражданский, мог обвинить Депу Биллабу в подобном зверстве или, по крайней мере, в причастности к зверству, наполняло сердце Винду болезненной яростью. Долгий холодный взгляд изучил на теле этого хрупкого человека все точки, в которые можно было нанести всего один быстрый, точный удар, чтобы убить. Агент побледнел, словно прочел это в глазах мастера.
Но Мейс был джедаем слишком долго, чтобы позволить гневу отключить контроль над собой. Один или пара выдохов разжали обруч на сердце, и он выпрямился:
– Я не увидел ничего, что указывало бы на вовлеченность Депы.
– Мастер Винду… – начал Палпатин.
– Какова была военная ценность данного поселения?
– Военная ценность? – – агент выглядел озадаченно. – Ну, я думаю, нулевая. Это были балавайские исследователи джунглей. Их называют иджи. Некоторые иджи выполняют функцию нерегулярных частей ополчения, но такие группы почти всегда состоят из одцих мужчин. Здесь же было шесть женщин. И балавайское ополчение никогда., ээ‑э… никогда не приводит… ээ‑э… с собой детей,
– Детей, – повторил Мейс. Агент неохотно кивнул головой:
– Трое. Мм‑м, биосканнеры показали одну девочку лет двенадцати и еще двоих – вероятно, близнецов. Девочку и мальчика. Около девяти лет. Пришлось использовать биосканнеры… – одними глазами агент попросил Мейса не заставлять его заканчивать предложение.
Потому что несколько дней в джунглях не оставили иной возможности их опознать.
Мейс сказал:
– Я понимаю.
– Они не были ополчением, мастер Винду. Просто балавайские исследователи джунглей, оказавшиеся не в то время, не в том месте.
– Исследователи джунглей? – Палпатин, казалось, проявлял вежливый интерес. – А кто такие балаваи?
– Пришельцы, сэр, – ответил Мейс. – Джунгли Ха‑руун‑Кэла являются для Галактики единственным источником коры тисселей, листьев портаака, джинсола, тайрууна и ламмы. И многого другого.
– Пряности и экзотические деревья? Это достаточно ценно для того, чтобы завлечь эмигрантов? В зону военного конфликта?
– Знаете ли вы, сколько стоит кора тисселя?
– Я… – Палпатин улыбнулся с сожалением – Меня, на самом деле, это не интересует. Мои вкусы более прозаичны: вы можете забрать мальчика из Средних миров, но Средние миры из мальчика вам забрать не удастся.
Мейс покачал головой:
– Это не имеет значения, сэр. Я лишь хочу сказать, что это были мирные жители. Депа не стала бы совершать подобного. Не смогла бы совершить.
– Поспешно суждение твое, – рассудительно произнес Йода – Не все доказательства, боюсь я, мы видели.
Мейс посмотрел на агента. Агент вновь покраснел:
– Ну‑у, ээ‑э, да, мастер Йода прав. Эта, ээ‑э, запись, – он покачал головой в сторону призрачных тел, заполнивших офис, – была сделана с помощью оборудования самих исследователей, адаптированного для работы на Харуун‑Кэле, где более чувствительная электроника..
– Мне не нужен урок по Харуун‑Кэлу, – прервала его резкая фраза Мейса. – Мне нужны ваши доказательства.
– Да‑да, конечно, мастер Винду, – агент порылся пару секунд в своем чемодане, затем извлек из него информационный диск‑кристалл с устаревшим дизайном и протянул его Мейсу. – Здесь, ээ‑э, только звук, но мы сделали голосовой анализ. Все не идеально точно, там ведь… ээ‑э… много различных шумов, другие голоса, звуки джунглей и тому подобное, но совпадение где‑то в районе девяноста процентов.
Мейс взвесил диск‑кристалл на ладони. Посмотрел на него.
Здесь, прямо здесь: щелчок ногтя разломает его надвое. «Так и следует поступить, – подумал он. – Сломать эту штуку. Разломать ее напополам прямо сейчас. УНИЧТОЖИТЬ, не слушая».
Потому что он знал. Он чувствовал. В Силе линии напряжения разбегались от диска, словно трещины на переохлажденном транспаристиле. Он не мог прочесть структуру, но чувствовал ее мощь.;
Это будет ужасно.
– Где вы нашли это?
– Это было, ээ‑э, на месте события. На месте резни… Это было… в общем, на месте события.
– Где вы нашли это? Агент побледнел.
Вновь Мейс сделал глубокий вдох. И еще один. С третьим обруч на сердце вновь разжался:
– Прошу прощения.
Иногда он забывал, насколько пугающими для людей были его рост и голос. Не говоря уж о его репутации. Он не хотел,, чтобы его боялись.
По крайней мере, те, кто предан Республике.
– Пожалуйста, – сказал Мейс, – это может иметь большое значение.
Агент что‑то пробормотал.
– Простите?
– Я сказал, это было у нее во рту, – он махнул рукой куда‑то в сторону голографического тела у ног Мейса. – Кто‑то… намертво зафиксировал ей челюсть, чтобы падальщики не добрались до записи, когда… ну‑у, вы знаете, падальшики предпочитают, ээ‑э, языки…
На Мейса волнами накатывала тошнота. Кончики его пальцев дрожали. Он уставился на изображение женщины. Эти отметины на ее лице… Он думал, что это просто отметины. Или какой‑то грибок. Или колония плесени. Теперь он все рассмотрел и предпочел бы, чтобы глаза вовсе не увидели эти тупые золотистые выступы у нее под подбородком.
Шипы медной лозы.
Кто‑то использовал их для того, чтобы намертво зафиксировать ей челюсть.
Ему пришлось отвернуться. Он понял, что ему придется еще и сесть.
Агент продолжил:
– Начальник нашего штаба Разведки получил откуда‑то информацию и послал меня ее проверить. Я арендовал паровой краулер у каких‑то пропащих иджей, нанял несколько горожан из тех, что умеют обращаться с тяжелым вооружением, и отправился туда. То, что мы нашли… ну, вы сами видите. Этот информационный диск, когда я нашел его…
Мейс смотрел на мужчину так, словно только что увидел его в первый раз. И это было недалеко от правды: он, наконец‑то, увидел его по‑настоящему. Маленький незаметный человечек: мягкое лицо, неуверенный голос, дрожащие руки и аллергия. Маленький незаметный человечек, чей запас прочности Мейс мог представить себе лишь с большим трудом. Ходить по месту, на которое Мейс с трудом мог смотреть даже в виде светящегося лазерного изображения. Чувствовать запах вокруг, изучать тела, открыть рот мертвой женщины…
И затем привезти эти записи сюда, чтобы вновь все это пережить…
Мейс, наверное, смог был сделать подобное. Так ему казалось. Наверное, смог бы. Он побывал в разных местах и видел разные вещи.
Не такие.
Агент продолжал:
– Наши источники фактически убеждены, что наводка пришла из самого ОФВ.
Палпатин одним своим видом задал немой вопрос. Мейс ответил, не отрывая глаз от агента:
– Освободительный фронт высокогорья, сэр. Это группа партизан Депы. «Люди высокогорья» – это грубый перевод слова «корунаи», так горные племена сами себя называют.
– Корунаи? – Палпатин нахмурился. – Это, случаем, не ваш народ, мастер Винду?
– Мой… род… – Мейс заставил себя разжать челюсти. – Да, канцлер. У вас прекрасная память.
– Сноровка политика, – отмахнувшись, скромно улыбнулся Палпатин. – Пожалуйста, продолжайте.
Агент пожал плечами, словно больше особо рассказывать было нечего:
– К нам поступает немало… отчетов, вселяющих беспокойство. Расстрелы пленных. Засады, устраиваемые на мирное население. С обеих сторон. Обычно подобные вещи трудно проверить. Джунгли… все поглощают. Так что, когда мы получили эту наводку…
– … вы нашли это, потому что кто‑то хотел, чтобы вы это нашли, – закончил Мейс за него. – А теперь вы считаете… – Мейс без остановки крутил информационный диск в пальцах, разглядывая блики света на нем, – вы считаете, что этих людей убили просто для того, чтобы доставить это послание.
– Какой жестокий план! – Палпатин медленно сел за стол, затем обратился к агенту. – Это ведь не так, не правда ли?
Агент лишь опустил голову.
УШИ Йоды сдвинулись назад, и глаза вновь сузились:
– Некоторые послания… Важно, как оформлены они. Вторично содержание их.
Палпатин покачал головой, словно не веря.
– Эти партизаны ОФВ, они ведь наши союзники, разве нет? Они союзники джедаев? Что же они за чудовища?
– Я не знаю, – Мейс вернул диск агенту. – Давайте выясним это.
Агент вставил диск в порт на боку голопроектора и включил проигрывание записи.
Колонки голопроектора наполнили джунгли вокруг зрителей жизнью: шорох листвы, колышущейся на ветру, скрежет и щелчки насекомых, смутные нарастающие и исчезающие вскрики пролетающих мимо птиц, вой и рык хищников вдали. Сквозь кипение и бурление звука прорастал шепот, волнистый, словно речная змея: шепот человека или существа сходной расы, голос, бормочущий на общем; то там, то здесь можно уловить слово или фразу, выскальзывающие из разрываемого внешними звуками пространства. Мейс уловил слова: «джедай», «ночь» или «нож» и что‑то о «взгляде сквозь звезды». Винду хмуро обратился к агенту:
– Не могли бы вы сделать запись чище?
– Она очищена, – агент достал из чемодана карманный компьютер, включил его и протянул Мейсу. – Мы переписали все, что смогли понять. Это лучшее, что мы можем.
Расшифровка была рваной, но достаточной для того, чтобы заставить руки Мейса дрожать: «Храм джедаев… обучен (или изучен)… темный… враг. Но… джедай… под покровом ночи».
Одна фраза была полностью слышна. Винду прочел слова на экране и одновременно услышал шепот у себя за плечом: «Ночь принадлежит мне, и я принадлежу ночи».
Он перестал дышать. Ему уже было плохо.
Стало же еще хуже.
Шепот усилился, превратился в голос. Женский голос.
Голос Депы.
На экране компьютера в его руке и бормотанием за его плечом: «Я стала тьмой джунглей».
А запись продолжалась. И продолжалась,
Ее шепот опустошил, забрал из него все: эмоции, силы, даже мысли. Чем дольше она бормотала, тем опустошеннеи он становился. Но последние слова все равно вызвали резкую боль у него в груди.
Она обращалась к нему…
«Я знаю, ты придешь ко мне, Мейс Тебе не следовало посылать меня сюда. А мне не следовало приезжать. Но что сделано, не изменить. Я знаю, ты считаешь меня сумасшедшей. Но это не так. Со мной случилась вещь гораздо более страшная.
Я теперь в здравом уме.
Вот почему ты придешь, Мейс. Вот почему ты обязан будешь прийти.
Потому что нет ничего опаснее джедая в здравом уме.
Ее голос потонул в гомоне джунглей. Никто не пошевелился. Никто не заговорил. Мейс сидел со сплетенными пальцами, поддерживающими подбородок. Йода с закрытыми глазами и губами, изогнувшимися от внутренней боли, откинулся в кресле. Мрачный взгляд Палпатина был устремлен куда‑то сквозь голографические джунгли, словно за ними он видел нечто реальное.
– Это… ээ‑э… все, что там было, – агент неуверенно протянул руку к проектору и нажал какую‑то кнопку. Джунгли исчезли, как дурной сон.
Все зашевелились, приходя в себя, рефлекторно оправляя одежду. Кабинет Палпатина теперь выглядел нереально: будто чистый пол, прямые линии мебели, очищенный воздух и вид Корусканта сквозь огромные окна были лишь голографическими проекциями, а они все по‑прежнему сидели в джунглях.
Будто только джунгли и были реальными. Мейс заговорил первым:
– Она права, – он наконец, поднял свою голову. – Я должен отправиться за ней. Один.
Брови Палпатина изогнулись:
– Это кажется… немудрым.
– С Верховным канцлером я соглашусь, – медленно проговорил Йода. – Для тебя великой опасностью это будет. Слишком ценен ты. Кого‑нибудь другого нам следует послать.
– Никто более не сможет с этим справиться.
– Неужели, мастер Винду? – улыбка Палпатина была вежливо‑недоверчивой. – Отряд спецназа Республиканской разведки или даже группа джедаев…
– Нет, – Мейс встал и распрямил плечи. – Это должен быть я.
– Пожалуйста, мы все понимаем вашу озабоченность состоянием вашей бывшей ученицы, мастер Винду, но ведь…
|
| Поделиться: |
Поиск по сайту
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2021-01-31 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных