Раздел
Дискуссионные вопросы истории Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.
В современном российском обществе наблюдается острый интерес к темам, связанным с историей Великой Отечественной войны. Число публикаций, посвященных этому периоду советской истории, значительно превосходит количество работ о любом другом этапе российской истории ХХ века. Многие вопросы вызывают ожесточенные дискуссии, как в научной среде, так и вне её. Идут споры о причинах потерь и поражений на первом этапе войны, об эффективности методов партизанского движения, о блокаде Ленинграда, о причинах и масштабах коллаборационизма, о государственной политике по отношению к некоторым группам населения и о многом другом. Безусловно, это болезненные вопросы, вызывающие эмоциональную реакцию самого широкого спектра, однако представляется, что замалчивание существующих споров – путь непродуктивный. Травматический опыт должен быть осмыслен и проработан, утверждают психологи, и для социума это утверждение так же справедливо, как и для отдельно взятой личности. Предлагаемый раздел не претендует на полное и всестороннее раскрытие обозначенных вопросов и призван скорее дать обзор некоторых работ, привлечь к ним внимание студентов, сподвигнуть их прочесть оригинальные исследования, разобраться в аргументации, изучить источники и сформировать собственную точку зрения. Каждый параграф раздела сопровождается списком литературы, с которой студентам следует ознакомиться. Ссылки на работы даны в квадратных скобках по тексту параграфов.
Поражения и потери Красной Армии в первые месяцы войны.
Одной из тем в истории Великой Отечественной войны, вызывающей большое число дискуссий, является совокупность вопросов, связанных с потерями и отступлениями Красной Армии в первые месяцы после начала Великой Отечественной войны. Прежде чем говорить о причинах, напомним, о каких потерях и поражениях идет речь.
С первого дня войны советские войска оказывали захватчикам сопротивление, однако отступление было катастрофическим. За месяц боев были оставлены почти вся Прибалтика, Белоруссия, Молдавия, значительная часть Украины. Потери составили около 1 млн. бойцов, причем значительное число – пленными. К концу июля были разгромлены почти все армии Западного фронта, на который пришелся основной удар немецких войск. С 10 июля по 10 сентября продолжалось сражение под Смоленском, где немецкие войска перешли к временной обороне. Длительное время продолжалась оборона Киева, где сложилась угрожающая обстановка для советских войск. Приказ об оставлении Киева был отдан, когда пять армий Юго-Западного фронта уже были окружены. 8 сентября был блокирован Ленинград. 30 сентября немецкие войска начали наступление на Москву. С 16 октября Москва находилась на осадном положении, силы противника подошли к столице очень близко. Только успешная контрнаступательная операция, начавшаяся 5 декабря 1941 года, отбросила немецкие группировки от Москвы. Военные действия лета-осени 1941 года имели итогом около 3 миллионов безвозвратных потерь бойцов, большое пространство оккупированных противником территорий с 70 миллионами гражданского населения, огромные потери в экономике.
А.В. Короленков, делая обзор трансформации взглядов на причины поражений 1941 года в отечественной историографии, выделил несколько этапов. Он указал, что «во время войны и в первые годы после неё неудачи первого периода объясняли внезапностью и вероломством нападения, численным перевесом неприятеля, на которого работала "вся покорённая Европа", долгим отсутствием второго фронта и т.д. Позднее, особенно после XXII съезда КПСС, не отказываясь от этих тезисов, много внимания стали уделять отрицательной роли Сталина и созданного им режима личной власти ("культа личности"), что выразилось в серьёзных ошибках при подготовке страны к войне, репрессиях среди командного состава, отсутствии реакции на предупреждения разведки, неудачных решениях в первые недели войны и др. Особенно много писалось об обезглавливании Красной армии и неприведении войск накануне войны в полную боевую готовность. Указывалось на то, что армия не готовилась к обороне. В послехрущёвские времена от этих тезисов отказываться не стали, однако о репрессиях говорили лишь одной строкой, не вдаваясь в детали и цифры, просчёты Сталина подавались лишь как его личные ошибки, т.е. о его системе власти речи уже не шло. С началом перестройки вновь стал активно обсуждаться вопрос об ответственности Сталина за поражения первого периода войны, о порочности созданной им системы власти (хотя признавались и определённые её достоинства), подавлявшей инициативу и стоившей жизни многим тысячам специалистов, которые могли бы немало сделать для отпора врагу. Были, наконец, обнародованы данные о численности советских самолетов и танков в приграничных округах накануне гитлеровского нападения - она оказалась в несколько раз большей, чем у неприятеля. Кроме того, встал вопрос и о целесообразности внешней политики СССР предвоенного периода, которая, по мнению многих учёных, привела в 1941 г. к изоляции нашей страны. Проблема секретных протоколов к советско-германскому пакту рассматривалась и с военно-политической точки зрения - высказывалось мнение, что присоединение западных областей Украины и Белоруссии привело не к укреплению, а к ослаблению безопасности Советского Союза, у которого образовалась общая граница с Германией - противником, несомненно, куда более опасным, чем Польша. С выходом в свет известных книг В. Б. Резуна (В. Суворова) "Ледокол" и "День "М"" разгорелась дискуссия вокруг вопроса о том, не собирался ли Сталин первым напасть на Германию, чем автор книг и объяснял подготовку армии только к наступлению и соответствующую конфигурацию расположения войск на границе. Сам этот тезис, основанный на передержках, игнорировании и просто искажении фактов, в чистом виде почти никем из историков не принимается, однако породил плодотворную дискуссию, в ходе которой выяснилось немало важных обстоятельств. Шло также обсуждение вопросов об уровне подготовки войск, характере сообщений разведки, влиянии репрессий на боеспособность армии и т.д.»[9].
В последнее десятилетие, дискутируя о причинах крайне неблагоприятного для Красной Армии развития событий летом 1941 года, историки чаще всего заостряют свое внимание на ряде вопросов.
Вопрос о внезапности нападения: почему нападение Германии на СССР было неожиданным, и войска не успели подготовиться, должным образом оказать сопротивление? Очевидно, что в целом страна к войне готовилась, и все понимали, что она рано или поздно начнется, так что вопрос следует ставить скорее о том, почему нападение именно 22 июня (или вообще в июне) 1941 года оказалось неожиданностью.
В своих воспоминаниях, опубликованных в 1985 году, А. Микоян упоминал, что даже накануне нападения, 21 июня 1941 года, поступали сведения о точном времени перехода границы немецкой армией. Однако, по словам Микояна, «Сталин усомнился в правдивости информации, сказав: а не перебросили ли перебежчика специально, чтобы спровоцировать нас?» [2]. Следует принимать во внимание, что одновременно с сообщениями о неминуемом нападении приходила информация, что оно в 1941 году не состоится. Советские руководители опасались, что их втянут в войну раньше времени, что было бы выгодно Великобритании, поэтому сообщения о готовящемся в июне 1941 года нападении воспринимались как дезинформация британских спецслужб.
О.В. Вишлев в своей монографии «Накануне 22 июня 1941 года. Документальные очерки», изданной в 2001 году, также указывал на недостаток информации у советского руководства: «Говоря о факторах, порождавших у правительства СССР какое-то время надежды на то, что войны с Германией может и не быть, нельзя не сказать об ошибочной оценке Кремлем ситуации в правящих верхах рейха… сообщения из Берлина, которые в мае-июне 1941 г. получала Москва, были весьма противоречивыми. В одних донесениях указывалось на непоколебимую решимость Гитлера начать войну против СССР, в других говорилось о его намерении предложить Советскому Союзу более тесное сотрудничество, в третьих отмечалось, что в "русском вопросе" он занимает неопределенную, колеблющуюся позицию… Анализ германских документов позволяет сделать вывод: неверная оценка Кремлем ситуации в нацистском руководстве являлась результатом дезинформационной акции, которую проводили германские спецслужбы с целью маскировки агрессивных планов в отношении СССР. Версии о предстоявшей якобы высадке вермахта в Великобритании, о возможности германского удара на Ближнем Востоке, равно как о противоборстве в германском руководстве, активно распространялись нацистами вплоть до 22 июня 1941 г.» [5]. Далее он продолжает: «Сталин очень боялся допустить ошибку и поэтому не сбрасывал со счетов ни ту, ни другую информацию. Надеясь, что шанс предотвратить войну еще остается, он опасался, что этот шанс может быть упущен в результате нелепой случайности или провокации, которую могли организовать "оппозиционные" Гитлеру и Риббентропу армейские круги Германии. Этими опасениями, видимо, и объясняется категорическое требование Сталина "не поддаваться на провокации" и его недоверчивое отношение к сообщениям о возможных сроках начала войны. Последние тоже могли иметь провокационный характер. Что значило принять в расчет определенную дату начала войны? Это значило, что к этому дню надо было осуществить мероприятия в соответствии с планами мобилизационного и оперативного развертывания. А если бы информация оказалась ложной? Тем самым к радости германской военщины (да и Лондона, не оставлявшего попыток втянуть СССР в войну против немцев) советское правительство собственными руками уничтожило бы шанс на сохранение мира, а Германия получила бы повод не только для объявления войны, но и для того, чтобы представить ее в качестве меры защиты от готовившейся якобы советской агрессии. Да и была ли стопроцентная гарантия, что германское нападение произойдет именно 22 июня? Информация о возможных сроках начала войны поступала в Москву самая разная. Сначала назывался март, затем 14-15 мая, 20 мая, конец мая, начало июня, середина июня, июль-август, 21 или 22 июня, 24 июня, 29 июня, наконец, 22 июня. Многие сроки прошли, предсказания не сбылись, и это несколько успокаивало советское руководство. Дата 22 июня 1941 г. тоже могла оказаться очередным ложным прогнозом» [5].
Любопытную версию событий выдвигает белорусский историк И.А. Басюк. В своей работе, посвященной первой военной зиме 1941-1942 гг., он следующим образом объясняет поведение Сталина в 1941 г.: «Накануне войны он поставил перед военной разведкой вопрос: готова ли немецкая армия к боевым действиям в условиях надвигающийся зимы? Руководители разведки доложили Сталину, что вермахт не располагал ни запасами теплой одежды, ни горюче-смазочными материалами для боевой техники, пригодными для использования при низких температурах. По оценке советских специалистов, немецкая армия в 1941 г. располагала лишь летне-осенней одеждой, поэтому не могла вести успешные военные действия в условиях русской зимы. Выход для Германии был один: срочный пошив для Восточной армии утепленной формы, возможно, аналогичной советской: полушубков, ватных брюк, шапок-ушанок и т.д., на что пришлось бы закупить более 20 млн. овчин, большие объемы шерсти и хлопка и потратить на пошив зимней амуниции не менее 1.5 - 2 лет. Если даже этот срок уменьшить вдвое (принимая во внимание немецкую организованность), то и тогда Германия смогла бы подготовиться к войне против СССР не раньше лета 1942 г. Сталин справедливо полагал, что столь огромные закупки овчин и хлопка невозможно будет скрыть от советской разведки, поэтому надо уметь выжидать и не поддаваться на провокации. Как только советская разведка установит такие факты, в СССР будут приняты ответные меры, будет включен своеобразный "стратегический счетчик" - отсчет времени до начала войны. На взгляд Сталина, за это время (не менее года) Советский Союз успеет осуществить передислокацию своих войск, привести в боеготовность приграничные округа, создать адекватные немецким советские приграничные группировки, провести мобилизацию и т.д. … Предвоенные события сложились так, что Гитлер не дал повода Сталину для включения "стратегического счетчика". Сделав ставку на "молниеносную" войну, он в 1941 г. начал боевые действия без запасов зимней одежды, надеясь до наступления холодов разбить Красную армию и разместить в захваченных советских городах свои войска» [1].
О попытках предугадать планы и расчеты германского командования вспоминал и Г.К. Жуков: «Я хорошо помню слова Сталина, когда мы ему докладывали о подозрительных действиях германских войск: "... Гитлер и его генералитет не такие дураки, чтобы воевать одновременно на два фронта, на чем немцы сломали себе шею в первую мировую войну", и далее - "... у Гитлера не хватит сил, чтобы воевать на два фронта, а на авантюру Гитлер не пойдет" [6].
По мнению Л.Н. Лопуховского и Б.К. Кавалерчика, крупнейшим недостатком предвоенных планов было то, что их разработчики исходили из возможности "угрожаемого периода". Были мнения, что война начнётся без предупреждения, однако к ним не прислушались, хотя пример Польши, Бельгии, Голландии и других стран был в этом отношении поучительным. Ошибочной оказалась и уверенность в том, что противник нанесёт основной удар на юго-западе, чтобы захватить хлеб Украины и нефть Кавказа. Ведь это имело для Германии смысл лишь при затяжной войне, а не при блицкриге [7].
А.Ф. Васильев полагает серьезной ошибкой стремление Сталина не дать Гитлеру повода для нападения на Советский Союз. «Сталин, - указывает он, - проигнорировал тот факт, что Гитлер, если требовалось, сам создавал подобные поводы. Так он поступил в отношении Польши, организовав "захват" группой уголовников, переодетых в польскую военную форму, немецкой радиостанции в городе Глейвиц. Более того, Гитлер нападал на другие страны и без всякого повода. Игнорируя все это, Сталин старался буквально ублажить фюрера». В своей статье Васильев перечисляет как факторы готовности СССР к войне, так и негативные обстоятельства, повлекшие за собой большие проблемы. Резюмируя, он делает и такой вывод: «Что касается роли Сталина и укреплении обороны страны, которого одни считают творцом победы, другие - виновником всех неудач и поражений, то эту роль можно определить так: в тридцатые годы прошлого века в Советском Союзе никто столько не сделал для укрепления Красной армии, сколько Сталин, и в то же время никто столько не натворил для ее ослабления» [4].
Некоторые авторы считают внезапность нападения не главной причиной поражений лета 1941 года, и полагают, что даже если бы советские войска были приведены в боевую готовность, им все равно пришлось бы отступать под натиском немецких армий. Так Л.Н. Лопуховский и Б.К. Кавалерчик указывают на следующее: «Вероятно, Сталин (во многом из-за немецкой дезинформационной кампании) всерьёз верил, что сначала ему будет предъявлен ультиматум, а потому опоздал с приведением войск в боевую готовность… Но даже если бы это произошло раньше, поражения вряд ли удалось бы избежать. Так, многие части Прибалтийского военного округа перед войной заняли боевые позиции, а не были застигнуты врасплох, но всё равно оказались разбиты. Главная причина заключалась в низком уровне подготовки армии - как командного, так и рядового состава» [7]. В то же время И.А. Басюк пишет: «Современные исследования показывают, что Западный особый военный округ, войска которого дислоцировались на территории Белоруссии, к началу боевых действий имел достаточно сил и средств, чтобы оказать достойное противодействие противнику» [1].
Активно обсуждается вопрос о репрессиях командного состава 1937-1938 гг. как одной из причин неудачного начала военных действий для Красной Армии. Во многих работах этот тезис воспроизводится как давно доказанный и неоспоримый, однако ряд авторов подвергают его сомнениям.
Л.Н. Лопуховский и Б.К. Кавалерчик, основываясь на выведенной О.Ф. Сувенировым [16] цифре в 10 тысяч погибших во время репрессий командиров, указывают, что особенно тяжело террор, окончательно подорвавший преемственность между дореволюционной армией и РККА, отразился на высшем комсоставе, командирах, которые могли в борьбе с вермахтом показать себя лучше, чем их преемники. Репрессии, по мнению указанных авторов, снизили не только боеспособность армии и флота, но и отрицательно сказались на их репутации за рубежом. Врагов это поощряло на агрессивные действия, потенциальные же друзья утрачивали интерес к союзу с СССР, более не считая его сильной военной державой [7].
М.Ю. Мягков придерживается схожей точки зрения: «Важнейшей причиной поражений Красной Армии на начальном этапе войны стала неготовность советских командиров старшего и среднего звена встретиться с таким искушенным и опытным противником, каким являлся вермахт. Репрессии 1930-х годов подорвали не только организационную основу войсковых соединений, но и моральную составляющую управления личным составом. Офицеры, число которых по мере нарастания военной угрозы всё более увеличивалось, просто боялись принять ответственное и самостоятельное решение, не согласованное с вышестоящей инстанцией… в большинстве своем новоиспеченный военачальник РККА сомневался в своих способностях, терялся в оценке обстановки и, в конце концов, проигрывал единоборство с противником. Исключения из этого правила, безусловно, были - Брест, Лиепая, Дубно, но они лишь подтверждали горькую правду начала войны. К такому "блицкригу", который обрушился на страну, армия была не готова» [11].
Вопросу о воздействии репрессий в Красной армии на её боеспособность посвящена книга А.Д. Смирнова [14]. Он отмечает, что понижение уровня образования командиров было связано не столько с репрессиями, сколько с трёхкратным ростом численности армии, из-за чего уменьшился срок их подготовки. Смирнов приводит примеры, иллюстрирующие слабость командования и подготовки бойцов, проявившуюся еще до начала массовых репрессий во время различных учений. Кроме того, он считает, что в конфликтах, происшедших после репрессий 1937-1938 гг., удачные маневры и правильные решения командиров можно увидеть даже чаще, нежели ранее. В целом, автор делает вывод, что состояние армии после репрессий почти не изменилось, в чём-то даже немного улучшилось, и говорить о влиянии "чистки" на её боеспособность не приходится. А.В. Короленков считает, что свой основной тезис автор доказал, и роль массовых репрессий в поражениях 1941 г. серьёзно преувеличивается, однако не является нулевой или близкой к нулю. «Маловероятно, – пишет он, – что те, кто погиб в результате "чистки", переломили бы ход приграничных сражений, однако потери и вообще масштабы поражений могли быть меньше. К тому же автор, ограничиваясь первым годом войны, исключает из рассмотрения вопрос о профессиональном росте командиров, ведь те, кто плохо руководил в 1941-м, позднее во многих случаях действовали лучше. Вряд ли не было шансов "вырасти" в профессиональном отношении у многих из тех, кто не дожил до войны или провёл её в лагерях. О том, что за решёткой оказались многие отнюдь не бесталанные командиры, свидетельствуют примеры арестованных, но позднее освобождённых К. К. Рокоссовского, К. А. Мерецкова и других» [9]. Более подробно этот вопрос А.В. Короленков рассмотрел в своей статье, опубликованной в 2005 году [8].
На вопрос о том, собирался ли Сталин в 1941 г. нападать на Германию, Л.Н. Лопуховский и Б.К. Кавалерчик отвечают отрицательно. "Соображения по плану стратегического развёртывания..." от 15 мая 1941 г., на который часто ссылаются как на "итоговый оперативный план советского Генштаба", - это именно соображения, и даже если они получили одобрение, чему нет доказательств, на их основе должно было лишь начаться планирование наступательных операций нескольких фронтов, однако следов их разработки не обнаружено. Возражают авторы и сторонникам версии об эффективности упреждающего удара, который привёл бы к разгрому Германии (например, М.И. Мельтюхову, который считает, что "утверждения о якобы низкой боеспособности Красной армии в 1941 г. представляются недостаточно обоснованными" и "что вопрос о реальной её боеспособности накануне войны ещё ждёт своего исследователя" [10], принимая точку зрения В. Б. Резуна, согласно которой в случае превентивного удара советские войска быстро разгромили бы немцев. А вот Б. В. Соколов, разделяющий тезис В. Б. Резуна о подготовке Сталиным нападения на Германию в 1941 г., в отличие от него полагает, что Красная армия в любом случае в 1941 г. потерпела бы поражение [15].
В научной и популярной литературе дискутируется еще немало вопросов, связанных с поражениями Красной Армии в начале Великой Отечественной войны: о боеспособности армии и качествах отдельных военачальников, о количестве и качестве вооружения Красной армии и т.д. Думается, следует ожидать выхода новых публикаций по данной тематике.
Литература:
1. Басюк И.А. «Гнать немцев на мороз!» приказ Ставки № 0428 // Российская история. – 2010. - № 3. – С. 19-26.
2. Басюк И. А. Положение советских мирных жителей в тылу немецких войск зимой 1941- 1942 гг. // Вопросы истории. – 2009. - № 11.
3. Басюк И. А. Генерал армии Д. Г. Павлов и трагедия июня 1941 г. // Вопросы истории. – 2010. - № 5.
4. Васильев А.Ф. Был ли в 1941 г. Советский Союз готов к войне? // Вопросы истории. – 2005. - № 1.
5. Вишлёв О.В. Накануне 22 июня 1941 года. Документальные очерки. – М.: Наука, 2001. – 230 с.
6. Из неопубликованных воспоминаний маршала Советского Союза Г.К. Жукова // Интернет-проект «Архив Александра Н. Яковлева». Адрес: https://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1012133
7. Лопуховский Л. Н., Кавалерчик Б. К. Июнь 1941. Запрограммированное поражение. – М.: Яуза, Эксмо, 2010.
8. Короленков А. В. Ещё раз о репрессиях в РККА в предвоенные годы // Отечественная история. – 2005. – № 2. – С. 15
9. Короленков А.В. Причины военной катастрофы 1941-го: из новейшей литературы // Российская история. - 2015. - № 4. – С. 17-30.
10. Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. Схватка за Европу: 1939 - 1941 (документы, факты, суждения). Изд. 3, испр. и доп. – М., 2008.
11. Мягков М.Ю. Грозное лето 1941 года // Новая и новейшая история. – 2011. - № 2, 3.
12. Начало войны. Из воспоминаний А.И. Микояна // Интернет-проект «Архив Александра Н. Яковлева». Адрес: https://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1012130
13. Павленко Н. Лето 1941-го. Военно-политические причины катастрофы // Свободная мысль. – 2011. - № 7.
14. Смирнов А. Д. Крах 1941 - репрессии ни при чём! "Обезглавил" ли Сталин Красную Армию? – М.: Яуза, Эксмо, 2011.
15. Соколов Б. В. Собирался ли Сталин напасть на Гитлера? // Война и политика, 1939-1941. – М., 1999. – С. 305-330.
16. Сувениров О. Ф. Сопротивление личного состава РККА партийно-государственному истреблению военных кадров (1937 - июнь 1941) // Военно-исторический архив. – Вып. 11. – М., 2007.