ИНТ. КУХНЯ В КВАРТИРЕ БАБУШКИ АНДРЕЯ — ВЕЧЕР




ВОСПОМИНАНИЕ #428

Автор сценария

Антон Кухаринский

 

ИНТ. КУХНЯ В КВАРТИРЕ РОДИТЕЛЕЙ АНДРЕЯ — УТРО

 

АНДРЕЙ (8) сидит за столом и размешивает чай в кружке.

 

Входит ОТЕЦ (38), останавливается и смотрит на АНДРЕЯ.

 

ОТЕЦ

Почему ты по часовой чай-то

размешиваешь? Против часовой

нужно, так удобнее.

 

АНДРЕЙ начинает размешивать чай против часовой стрелки. ОТЕЦ уходит.

 

Входит МАТЬ (33), останавливается и смотрит на АНДРЕЯ.

 

МАТЬ

Кто тебя научил так размешивать?

По часовой все люди размешивают,

так сахар быстрее растворяется.

 

АНДРЕЙ начинает размешивать чай по часовой стрелке.

 

Вбегает ОТЕЦ и начинает ссору с МАТЕРЬЮ. Их крики неразборчивы. ОТЕЦ несколько раз бьёт ладонью по холодильнику. ОТЕЦ и МАТЬ продолжают ссору на ещё более высоких тонах, поочередно указывая рукой на АНДРЕЯ.

 

ЭКСТ. ПУСТОТА — НОЧЬ

 

АНДРЕЙ (9) думает, что ОТЕЦ (39) и МАТЬ (34) развелись из-за него.

 

«Внимание, перерыв. Внимание, перерыв…»

Сотрудник колл-центра Смирнов А.Ф. предпочитал пить чай без сахара и как можно реже о чем-либо вспоминать. Держать в голове следовало лишь то, что половина рабочего дня под номером три подошла к концу. Андрей встал с кресла и влился в ряды белых рубашек, направляющихся к выходу.

 

«Внимание, просьба сотрудникам отдела сохранять спокойствие и не создавать давку. Внимание, просьба сотрудникам отдела сохранять спокойствие и не создавать давку…»

 

4. КАРКАСНО-ПАНЕЛЬНАЯ АГОРАФОБИЯ

 

Андрей вышел на улицу с оравой других сотрудников, те синхронно достали сигареты и так же одновременно закурили. Ни одного из них Смирнов не знал по имени, поэтому он спустился с крыльца и встал поодаль от остальных.

Через минуту рядом с Андреем появилась рыжеволосая девушка с ярко накрашенными губами, в облегающей юбке чуть выше колен. Она улыбалась и держала в руках небольшую бумажку, изредка на нее поглядывая, девушка, словно стесняясь, сказала:

«Смирнов Андрей Федорович?»

Коллеги Андрея улыбались и с высокого крыльца следили за дальнейшим развитием событий. На предплечье незнакомки Андрей заметил полицейскую нашивку, а звезды на погонах девушки приветливо поблескивали в лучах послеполуденного солнца. Форма была ей к лицу: под темно-синим жакетом рубашка с галстуком, на стройных ногах черные туфли с невысоким каблуком. Рыжие волосы были аккуратно уложены, зеленые глаза блестели и с любопытством смотрели на Андрея. Девушка в полицейской в форме была обворожительна и прекрасна — что-то отдаленно похожее в полголоса говорили друг другу сотрудники колл-центра на крыльце.

Андрей не сдвинулся с места, он внимательно оглядывал незнакомку и часто моргал, словно пытаясь сфокусировать зрение. Девушка подошла ближе и показала Андрею своё удостоверение: «Меня зовут Светлана». Она убрала документ во внутренний карман, вплотную приблизилась к недвижимому Андрею и полушепотом предложила погулять в парке: «Сегодня хорошая погода, Андрей Федорович».

По сравнению с грузной походкой Смирнова, Светлана словно порхала — она обгоняла своего спутника, несколько раз оббегала вокруг, смеялась, хватала за руку и утягивала за собой так, что Андрею невольно приходилось переходить на легкий бег.

«Андрей Федорович, а можно называть вас просто Андрей?»

Светлана и Андрей медленно прогуливались по парку, она взяла его под руку, а он не мог оторвать взгляд от небольшого листка бумаги, которым Светлана иногда весело махала. Порой она отвлекалась и убегала куда-то в сторону — например, видела тележку с мороженым или начерченные на асфальте «классики».

«А вы любите миндальное, Андрей?» — Светлана угостила своего нового знакомого миндальным мороженым, себе же взяла шоколадное.

«Давайте меняться! Попробуйте шоколадное!»

Молодые люди несколько раз обменивались мороженым, сидели на скамейке, — Светлана закидывала ногу на ногу и звонко смеялась. Затем они вставали и снова продолжали прогулку. Светлана смущенно призналась, что она без ума от вафельных стаканчиков и, пока доедала мороженое, рассказала короткую, но трогательную историю из детства.

Наконец Светлана остановилась, посмотрела Андрею в глаза, немного нервно поправила жакет и призналась: «Андрюша, я вас очень, очень-очень давно ищу!» — она, прикрыв глаза, медленно выдохнула, словно пытаясь не быть слишком эмоциональной.

«Я правда очень рада, — Светлана протянула Андрею листочек. — Вот».

Андрей пробежал глазами по напечатанному тексту, заметил несколько синих печатей, какие-то даты, а затем непроизвольно обернулся через плечо. В десяти метрах от него стояли две тёмные фигуры. Заметив взгляд Андрея, мужчины медленно двинулись в его сторону.

«За повесточку нужно будет расписаться, а сейчас — пройдемте, Андрей Федорович», — и Светлана указала рукой на стоящую у дороги полицейскую машину.

 

«Внимание, перерыв окончен. Внимание, перерыв окончен…»

 

Пётр Алексеевич уверенно смотрел на старые обои сквозь стекло фоторамки. Раиса Николаевна притронулась жёлтой тряпочкой к лицу мужа и аккуратными круговыми движениями приступила к протиранию портрета. Этот обряд консьержка совершала ежедневно; обычно это происходило в то время, когда её любимый сосед Виктор Александрович Пленов неуверенной походкой брёл в магазин.

«Витюша, на-ка, — Рая протягивала заспанному мужчине купюру, — сходи за чем-нибудь сладеньким».

«На стекляшечку тоже хватит, бери».

Затем, налюбовавшись черно-белой фотографией, Раиса Николаевна пускалась по этажам. Этот дневной оздоровительный promenade, как называла эту своеобразную прогулку сама консьержка, заключался в методичном обстукивании каждой квартиры образцового подъезда №2.

«Ну я же теперь рантье, Людочка!»

«Хватит с меня этих трудовых доходов, теперь, чай, как во Франции заживу. Что ты, Гриша, смеешься?»

«В Союзе наработалась я, Ниночка, а теперь — посижу, денежки посчитаю».

Раиса Николаевна с восторгом рассказывала о своём заработке: консьерж, рантье, а ещё и гордый пенсионер. Каждый раз она упоминала имя своего прилежного квартиранта по имени Андрей, указывая на то, что молодой человек платит вовремя, не шумит и вообще — вылитый Пётр Алексеевич в молодости. Некоторые соседи в подобные моменты смущались, бросали странный взгляд на разговорившуюся консьержку и, ссылаясь на срочные дела, поспешно закрывали входную дверь.

«Андрюша умница! Но в комнате у него, конечно…»

Витюша возвращался, побрякивая небольшим пакетиком с алкоголем. Консьержке же он протягивал другую упаковку — толстый свёрток с вафлями, пряниками и печеньем. В тёплое время года Раиса Николаевна выглядывала из окна и следила за тем, как Пленов идёт от подъезда к небольшому продуктовому магазинчику. Ещё более внимательно консьержка следила за тем, как Витюша идёт на почту — забирать белоснежный конверт с пенсией.

«Пройди на кухню, Витенька, — чаю попьём».

Виктор Пленов сидел за столом в своём привычном облачении: порванный в некоторых местах зелёный свитер, истёртые синие джинсы и поношенные кожаные сандалии на босу ногу. Когда-то юный Витя жил в этом доме с матерью, учился в авиационном институте и мечтал стать инженером. Юноша подавал большие надежды, но в какой-то момент «проникся метилкарбинолом и всю свою жизнь позабыл…».

Из каморки в подъезд, затем в лифт — лететь до верхнего этажа, прогуливаться по коридорам, спускаться по лестнице, заходить в квартиру, осматриваться, залезать в кряхтящую кабинку снова, возвращаться в каморку: «Золотая цепочка плетения «Бисмарк» для мужчины, знающего толк в моде. Звоните прямо сейчас и получите скидку в двадцать процентов! Ни одна женщина…»

Раиса Николаевна зажгла конфорку, поставила воду, открыла упаковку с печеньем и встала к окну, дожидаясь свистка чайника. Витя открутил пробку у своей долгожданной стекляшки и, сделав резкий выдох, отпил от неё половину.

Консьержка упёрлась лбом в тонкое стекло: деревья наконец приобрели свой ярко-зелёный окрас, по двору сновали дотошные голуби, у скамейки оживленно спорили между собой женщины с колясками, сутуло брели домой школьники с рюкзаками наперевес, автомобилисты бросали свои машины у обочины и стремительно забегали в подъезд, на детской площадке курили подростки, через цветочные клумбы перепрыгивал бездомный кот, неся в зубах ещё живую мышь, молодой участковый стоял у крыльца и что-то записывал. Раиса Николаевна с интересом наблюдала за обыденным течением жизни, с огромной силой прислоняясь к холодному окну.

«Чувствуешь, Витюша? Продувает».

«…Дешёвым металлоломом он рёв бензопил заглушил», — вспомнил Пленов, сидя у входа в продуктовый магазин. Виктор любил свежий воздух, рифмоплетение и крепкий алкоголь. Он пристроился на бетонных ступеньках и демонстрировал выпрямленные купюры весеннему солнцу, проверяя их на подлинность. Наличные просвечивались и обнажали перед жадным взором Пленова свои скрытые доселе водяные знаки. Несколько коричневатые и мятые купюры были получены с помощью экономии на пряниках и вафлях для Веры Николаевны, гладкие банкноты голубого цвета Виктор украдкой вытащил из пенсионного конверта невнимательной консьержки.

Раиса Николаевна допила чай, убрала со стола приконченную Витюшей бутылку спиртного и напоследок выглянула в окно: Пленов уже сидел на своём привычном месте, вокруг него бегали две неугомонные собаки, из магазина выходили безразличные покупатели, которых тут же останавливал Витюша в попытке завести диалог. Пожилые женщины из соседних подъездов сидели на лавочке и кормили голубей. Из-за проезжающих мимо велосипедистов птицы испуганно взмывали в воздух, а затем снова облепляли ноги воркующих старушек. Над пятиэтажкой пронёсся истребитель, сопроводив преодоление звукового барьера характерным хлопком, от которого на некоторых автомобилях включилась сигнализация. Стекло на окне задребезжало, и Раиса Николаевна, словно очнувшись, поспешно вернулась в каморку — смотреть телевизор, решать крестословицы во время рекламных пауз и пить сладкий чай.

«Дорогая моя, подай на пропитание! — жалобно выл Пленов. — Из дома вытурили, податься некуда. Ну посмотри же ты мне в глаза, в очи мои горестные. Хлебушка бы только купить!»

Женщина средних лет вытащила из кармана несколько десятирублевых монет и отдала их сидящему на ступеньках бедняку.

«А хотите…хотите стихотворение прочту?»

И нараспев Виктор начал:

 

Трепала жизнь меня,

Но одарила даром!

Теперь живу я веря,

Что всё это не даром!

 

Реактивный двигатель самолёта подорвал воздух и Виктор Пленов поднял вверх указательный палец.

 

И пил бы я метилгидрат,

Да если б доучился,

И инженером стать бы рад,

Вот только заблуди-и-ил-ся!

 

На безоблачном майском небе истребитель оставил тонкий конденсационный след, тянущийся вдоль всей видимой части голубого полотна. Пленов проводил взглядом смущенную женщину, достал из-за пазухи непочатую чекушку водки и, подобно человеку, страдающему от жажды, залпом выпил целебный водно-спиртовой раствор.

«Про-ник-ся-ме-тил-кар-би-но-лом-и-всю-сво-ю-жизнь-по-за-был…»

 

5. ЭСКУЛАПИИ

 

Полицейский автомобиль остановился у высокого бетонного забора с колючей проволокой. Светлана вывела Андрея из машины и, довольно улыбнувшись, помахала водителю, который тут же включил сирену и скрылся за углом.

Этот искажённый звук, который всё время то отдалялся, то приближался, (будто полицейская машина объезжала огражденную территорию по кругу), по-особому давил на Андрея, идущего под руку с полицейским в юбке. Теперь она держала его по-другому: в локоть Смирнова впивались длинные ногти, а наручники на короткой цепочке заставляли Светлану постоянно толкать Андрея плечом. Оковы сдавливали ему запястье, вторая часть наручников лишь слегка облегала кисть полицейского, подобно браслету.

Но шаг всё же оставался прогулочным. Овчарки прыгали на решётку вольера, всем своим видом показывая решимость разорвать в клочья человека в штатском. Огромные сине-белые автобусы с решётками на окнах ехидно смотрели на Смирнова своими круглыми фарами. Люди в фуражках, завидев идущую к главному зданию пару, снимали свои головные уборы и с каким-то особым вдохновением кричали: «Здравствуйте, Светлана Борисовна! Примите наши поздравления!»

Светлана сняла наручники с Андрея и оставила его перед высокой красной дверью, которая в несколько слоёв была обита дермантином. По центру зиял неправдоподобно крупный глазок, в который могло смотреть только гигантское циклопоподобное существо. Оказавшись внутри, Андрей не увидел никакого мифического чудовища, хотя вдали слышались громкие тяжелые шаги. Перед Смирновым распростерся неравномерно освещенный коридор, через каждые десять метров он был разделен другим коридором. Между проходами выстроились деревянные двери с номерными знаками. Коридор с зеленоватыми стенами напоминал бесконечную вереницу перекрёстков.

Где-то вдали моргала лампочка, из-за дверей доносился редкий кашель и тихие переговоры. Номера кабинетов были расставлены хаотично: некоторые двери имели трехзначный номер, другие состояли всего из одной цифры, а на определенных табличках и вовсе не было обозначения.

«Ну где он там?!» — послышался грубый мужской голос. Гулкое эхо трижды повторила конец фразы: «Где он там?! Он там..! Там..!». Андрей огляделся и вошёл в ближайший кабинет с пустым номерным знаком.

Помещение за дверью освещалось множеством нервно потрескивающих люминесцентных ламп, на синеватых стенах выделялись крупные серые прямоугольники расположенные по три в ряд.

«Ну что, юноша, давайте анкеточку заполнять. Вредные привычки есть?»

За школьной партой сидела полная женщина в белом халате, она достала из-под себя стопку бумаг и жестом предложила Андрею сесть напротив. Смирнов занял место на миниатюрном стуле, оказавшись на голову ниже врача, в это время она неразборчивым почерком что-то быстро вписывала в бланк. Иногда доктор отвлекалась и пристально смотрела в лицо растерянному молодому человеку.

«Ясно. Значит, пишу — вредных привычек нет».

Женщина сделала несколько пометок на отдельном листочке и звонко цокнула языком.

«Службу нести желание имеете? Пишу — имеет».

Она взяла штамп в обе руки, с трудом подняла его, а затем с облегчением опустила на бланк. Врач вытянула анкету из-под увесистого инструмента и протянула бумагу Андрею.

«Вот тебе справка, иди теперь в следующий кабинет».

Андрей быстрым шагом направился к двери, но женщина окликнула его:

«Мальчик, мальчик мой! За спиной у меня следующий кабинет, за спиной».

Смирнов слегка отклонился влево и увидел позади врача точно такую же деревянную дверь без номерного обозначения.

Следующий кабинет ни чем не отличался от предыдущего: те же лампы, те же стены, те же серые прямоугольники. За партой сидел пожилой мужчина в синей рубашке с закатанными рукавами, одной рукой он приглаживал свои седые волосы, а другой поправлял очки.

«Получил рекомендацию на вас, — медленно хриплым голосом заговорил старик. — Пишут, что вы спокоен, покладист, неконфликтен. Это похвально. Ну, это по вам и так видно», — он убрал бумагу и сложил руки в замок.

«Ах, вы всё на стены смотрите. Был тут один, вылез из окна, перелез через забор и — ищи-свищи. Теперь у нас, — он взглянул на серые бетонные прямоугольники, — такой вот очаровательный интерьер. Приняли меры, как говорится!»

Доктор сипло рассмеялся.

«Ну, давайте приступим. Как вы объясните следующие пословицы и поговорки: “Слово — серебро, молчание — золото”, “Жить — Родине служить”, “Слово не воробей, вылетит — не поймаешь”, “И человек, и обезьяна”?»

Старик нахмурил брови, а затем вкрадчиво покивал головой. Он снял очки и озадаченно погрыз душку, после недолгого раздумья убрал в чехол свои хрупкие окуляры и закинул ногу на ногу.

«Последнее — необязательно. Странный кроссворд попался. “И человек, и обезьяна” — девять букв. Мы с коллегами сошлись на питекантропе, но совершенно ведь не подходит по буквам. Да и если я правильно написал слово по горизонтали, то предпоследняя здесь — “И”».

Он хмыкнул и почесал щетинистый подбородок.

«“Лучше горькая правда, чем сладкая ложь”, — добавил доктор. — Ладно уж, показывайте руки».

Андрей дрожащими пальцами расстегнул манжеты на рубашке и закатал рукава. Врач вытащил из-под стола бумагу и размашисто подписался.

«Дальше через коридор, третий поворот налево», — лениво сказал старик и безымянным пальцем пододвинул справку ближе к пациенту.

Коридор, в котором оказался Андрей, лишь отдаленно напоминал предыдущий: стены окрасились в бежевый, а двери были выполнены из тонких листов алюминия. Смирнов отсчитывал повороты и двигался вперед. За спиной Андрея распахнулась одна из серебристых дверей, вытянувшаяся оттуда волосатая мужская рука схватила одиноко идущего человека за воротник и уволокла внутрь. Алюминиевая дверь с грохотом захлопнулась.

Через мгновение Смирнов вышел из кабинета с двумя дополнительными бумагами. Следуя указаниям доктора в очках, Андрей дошёл до нужной двери, но та оказалась заперта. Смирнов робко постучал — из-под двери вылетели пять справок разных размеров. Андрей поймал их в воздухе и аккуратно сложил разномастные документы.

Смирнов двигался вглубь коридора. То и дело из-под серебристых дверок вылетали десятки бумаг на имя Андрея Фёдоровича. Он прилежно собирал справки с пола и продолжал идти, держа под мышкой стопку бумаг.

«Ну и где ты ходишь? — послышалось за дверью с правой стороны. — Кому это надо: мне или тебе? Справки посчитай…» — в голосе человека по ту сторону чувствовались усталость и безразличие, из-за двери доносились недовольные вздохи.

«Да тридцать девять их…тридцать девять…»

«Раздевайся в коридоре и заходи», — дверь трижды щёлкнула и приоткрылась.

«До трусов».

Андрей вошёл в кабинет и, переминаясь с ноги на ногу, остановился у входа. Молодой врач настраивал измерительный прибор ростом с человека, железный постамент гремел и шатался от действий мужчины в халате.

«Ни черта не понимаю, — доктор возился с железными грузиками. — Ладно, подойди».

«Подними руки».

«Присядь».

«Опусти руки к полу».

«Встань, а руки вперёд вытяни».

Андрей беспрекословно выполнял задания врача: садился и вставал, выпрямлялся и сгибался, прыгал и делал кувырок.

«И зачем я это делаю? — врач горько усмехнулся. — Повернись спиной».

Мужчина прислонил к спине Андрея листок бумаги и записал значения: «Вес в норме, рост средний, спина кривая — последнее писать не будем. Подпись».

Врач развернул Смирнова за плечи и вручил последнюю справку.

«Теперь — самое сложное. По прямой. До конца».

Смирнов Андрей Фёдорович, миновав пронумерованные кабинеты и бесконечные повороты, наконец оказался перед тяжелой дверью с позолоченной ручкой. Он внимательно рассматривал прибитую на гвоздь деревянную вывеску:

 

«ТОВАРИЩ КОМАНДУЮЩИЙ ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВОЕННОЙ ПРИЗЫВНОЙ КОМИССИИ ВОСТОЧНОГО ОКРУГА

ПРИЗЫВНИК ИМЯФАМИЛИЯ ПРИБЫЛ НА МЕДИЦИНСКО-ПРИЗЫВНУЮ КОМИССИЮ В СОСТАВЕ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА ИМЕЯ ПРИ СЕБЕ ВСЕ ДОКУМЕНТЫПОДТВЕРЖДАЮЩИЕ ЛИЧНОСТЬ И МЕДИЦИНСКИЕ СПРАВКИ ВЫДАННЫЕ МЕДИЦИНСКОЙ КОМИССИЕЙ ВОЕННОГО КОМИССАРИАТА ГОТОВ НЕСТИ СЛУЖБУ И УМЕРЕТЬ ЗА РОДИНУ».

 

6. C’EST LA VIE, ANDRE

 

Дверь со скрипом приоткрылась, и из кабинета донёсся голос:

«Вы готовы? Текст выучили?»

К удивлению Андрея за толстой железной дверью скрывалась ещё одна, в неё также была вбита деревянная вывеска. В спину Андрея из длинного коридора со свистом ударил резкий порыв ветра, первая дверь с грохотом захлопнулась, заперев Андрея в тесном пространстве. Смирнов дёрнул ручку вновь, но наткнулся на очередную железную преграду. Раз за разом Андрей открывал одинаковые двери. Смирнов сбился со счёта и бежал во весь опор от проёма до проёма, пока его не ослепил яркий свет.

«Вы только посмотрите на это, — раздался зычный мужской голос, — как же он устал. Дышит тяжело, пот градом. Красота!»

Андрей жмурился и не мог разглядеть ничего, кроме бьющего в глаза света. Кто-то проворно выхватил у Смирнова стопку справок, и тут же зашуршали страницы, повсюду слышались голоса: кто-то смеялся, кто-то выражал недовольство, а кто-то монотонно читал вслух заключение одного из врачей.

«Отвыкли, молодой человек? Это просто солнечный свет, чего же вы так скуксились?»

Зрение медленно приходило в норму. Андрей увидел широкое окно, свет из которого освещал всё помещение, и длинный, покрытый белой скатертью обеденный стол. В центре восседал круглолицый человек с форме, с его плеч выпирали погоны, служившие ему чем-то вроде предкрылков, раздутая фуражка плотно сидела на голове, а в самом лице проглядывались черты старого борова. Человек в форме довольно похрюкивал и вглядывался в Андрея своими тёмными маленькими глазками. По обе стороны от него сидели люди в белых халатах, они уткнулись в медицинские справки, одновременно поднимая головы, когда их начальник начинал говорить или смеяться; во втором случае члены комиссии дружно подхватывали веселье и заливались смехом до тех пор, пока военный комиссар не прекращал своё гоготанье.

Расположение комиссии за столом казалось до боли знакомым: двенадцать бесполых, похожих друг на друга существ в халатах были поделены по шесть человек, в центре же восседало существо высшее — тринадцатое. Наставник ударил перстнем по столу и врачи-апостолы в один момент перестали перебирать бесконечные бумаги, прекратили разговоры и, как один, подняли головы.

«Ну-с, мы ждём, молодой человек», — довольно проговорила голова в фуражке.

Белые халаты смотрели на Андрея и поочередно хлопали глазами. Лицо комиссара медленно багровело. Смирнов смотрел в пол и тяжело дышал, он так и не успел оправиться от короткой пробежки по кротовьей норе военкомата.

«Тебя что, здороваться не учили? Памятка для кого висит?» — на лбу начальника вздулась толстая червеобразная вена, каждый член комиссии недовольно помотал головой.

«Смотри в глаза, когда с тобой старший разговаривает!» — брызнула слюной красная голова. Один из врачей записал что-то в журнал. Андрей очнулся, поднял глаза и встал ровнее.

«Ты посмотри на себя, какой тощий. И как ты Родину собрался защищать?»

«Действительно, как вы Родину будете защищать, товарищ призывник?» — повторил один из врачей, на что комиссар одобрительно кивнул.

«Наша страна находится на пороге войны! — комиссар театрально вскинул руку. — Вас тут сотни должны стоять, и каждый — готов к обороне рубежей! Ты новости смотришь? Как там тебя...?»

С левой стороны стола шла передача информации от халата к халату. Наконец ближайший к комиссару врач шепнул тому что-то на ухо.

«Андрюша…», — пробормотал начальник.

«Рядовой Смирнов! Вы Отчизну свою любите?»

С правой стороны до начальника дошли несколько справок, которые он бегло осмотрел. Затем комиссар поднял свои чёрные блестящие глаза и внимательно вгляделся в сутулого призывника.

«Годен. Пехота. Свободен», — каждое громовое слово комиссара кто-то из комиссии отмечал ударом штампа, проставляя печати на подшитых документах.

Один из белый халатов провёл Андрея сквозь вереницу одинаковых железных преград, а после без особого труда показал призывнику ближайший выход. Это была деревянная двухстворчатая дверь, над которой горела зелёная спасительная надпись: «EXIT». Андрей в очередной раз дёрнул за ручку и покинул злосчастный коридор.

«Bonjour, monsieur! Comment ça va?»

Вокруг не было ничего кроме темноты. Андрей оборачивался, пытался нащупать дверь, но лишь натыкался на пустоту. Глаза бегали по чёрному полотну, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь.

«Monsieur! Monsieur! Идите на мой голос!»

Андрей выставил руки вперёд и медленным шагом, как лишённый трости слепец, стал продвигаться в сторону зовущего незнакомца.

«Я здесь! De près! Сюда!»

Голос звучал очень близко, Андрей ускорил шаг и уже почти в метре от себя слышал благозвучное, но лишенное какого-либо смысла французское de près.

«Bien! Très bien! Ещё немного!»

Смирнову казалось, что он вплотную приближается к голосу, и всё же каждый новый выкрик звучал более отдаленно, чем предыдущие. Андрей прибавил шаг, споткнулся обо что-то и потерял равновесие. После падения Смирнов обнаружил себя не на полу, а в удобном крутящемся кресле.

«C'est moi! C'est moi, mon cher!»

Тусклый свет зажегся над Андреем. Он увидел собственное отражение в большом зеркале, а затем в нём же приближающегося со спины незнакомца.

«Не пугайтесь, Андрей Фёдорович», — сказал молодой человек в камуфляжной форме и лёгким движением застегнул на шее Смирнова парикмахерский пеньюар.

«Un moment! Я включу музыку».

Солдат был на несколько лет младше Андрея, в нём ощущалась безудержная энергия и юношеское озорство. Казалось, что он по-детски наивен, будто само его естество было лишено сомнения. Мальчишка в форме мог прекрасно отличить хорошее от плохого, а вопросы об истиной природе добродетели и порока никогда не терзали его душу. В нём присутствовала неограниченная вера в собственную правду, он ориентировался с помощью проверенной системы координат и ни разу не ошибался. Это был идеальный молодой солдат.

Юноша ушёл в тень, и через какое-то время оттуда заиграла известная французская песня. Солдат вернулся к Андрею, держа в руках машинку для бритья, — он снимал с неё насадку и тихо подпевал:

«Non, rien de rien, non, je ne regrette rien…»

Андрей пытался услышать доносящуюся музыку, старался донести до своего слуха голос певицы, но в его ушах звучал только болезненный скрежет. Смирнов сидел в парикмахерском кресле и всем телом ощущал, как грампластинка царапалась об иглу звукоснимателя.

«Так внимательно вслушиваетесь! Нравится? Вы не подумайте, во мне французской крови ни капли, это всё только для усыпления бдительности. Mon cher! Mon cher! Parlez-vous français? Признайтесь, на вас это тоже подействовало».

Машинка для бритья зажужжала, и на плечи Андрея медленно начали падать крупные пряди волос, а на голове появлялись выбритые продольные полосы. В глазах потемнело, отражение в зеркале поблекло и исчезло.

«Ni le bien qu'on m'a fait, ni le mal…»

Темнота вокруг пришла в медленное движение, гладко выбритая голова Андрея выполняла роль крепкой центральной оси, игла с шипением разрезала чёрное пространство, медленно подбираясь к беззвучному центру. Перед собой Андрей увидел лицо знакомого человека, будто эти черты лица являлись ему в давнем забытом сне, или он ранним утром случайно запомнил, как этот незнакомец курил на остановке, это вполне мог быть его коллега или бывший одноклассник, сосед или дальний родственник, может в один из дней он видел это лицо по телевизору или в учебнике истории, это мог быть политический деятель, фоторобот с такими чертами вполне мог висеть в зале ожидания на вокзале. Андрей мог видеть это лицо где угодно, но только не в отражении.

«Voila!», — с манерностью заправского фокусника солдат скинул с преобразившегося призывника пеньюар и включил в помещении свет. Вокруг оси старого проигрывателя беззвучно раскручивалась пластинка. Молодой парень стряхнул остатки волос с клиента и изящным жестом указал тому на дверь.

Андрей вышел на улицу и глубоко вдохнул. Во дворе военкомата его уже ждала Светлана, она улыбалась и указывала рукой на небольшой пассажирский автобус.

«Андрей Фёдорович, какой же вы все-таки молодец!»

Смирнов не двигался и смотрел прямо перед собой. Тогда Светлана схватила его за руку и повела к автомобилю. Она тянула молодого человека за собой и снова звонко и раскатисто смеялась. Наконец Андрей вошёл в пустой салон и занял место у окна. Водитель автобуса докурил, сел за руль и несколько раз просигналил. Из военкомата гурьбой высыпали люди: медицинская комиссия во главе с растроганным комиссаром, психиатр, хирург и прочие. Последним с доброй улыбкой на лице вышел военный парикмахер, за его спиной даже показались две тёмные фигуры из парка.

 

«Внимание, рабочий день окончен. Внимание, рабочий день окончен…»

 

Водитель просигналил во второй раз и медленно тронулся. Все провожающие ринулись к автобусу, Светлана бежала первая — она достала из кармана белый платочек и со слезами радости на глазах махала им вслед уезжающему автобусу. Уже покидая территорию военкомата, Андрей слышал, как военный парикмахер громко заряжал: «Гип-гип ура!»

 

7. АБОНЕНТ ВРЕМЕННО НЕДОСТУПЕН

 

Раиса Николаевна в серьезном раздумье восседала на старом кресле в своей каморке. Она щурилась, облизывала сухие губы и — считала: загибала пальцы, один за другим, в надежде понять: «Куда же закралась ошибочка-то?». Андрюша не платил уже седьмой месяц. На дворе ранняя зима, а куда запропастился ответственный квартирант, Раиса понять не могла. И будто только утром прошлого дня она видела, как Андрей крепко спал на своем диване. «Нет, ну не могла же я запамятовать. Вы куда, к кому, в какую квартиру?».

Консьержка навещала своего любимца — Витюшу с восьмого этажа. Давала ему различные поручения: купить свежие кроссворды, сканворды, судоку. И для Витюши в этом не было никакой проблемы, ведь это намного лучше, чем донимать прохожих на улице с просьбой подать немного мелочи: «Честно признаюсь, на выпивку! Храни вас Бог, и передайте своему мужу, что у него самая прекрасная жена на всем белом свете! Спасибо! Спасибо». Раиса Николаевна всегда давала Витюше «на стекляшечку», словно то было каким-то лакомством. Затем она возвращалась в свою квартиру, смотрела в окошко и звонила Андрюше, но квартирант не отвечал.

В один из дней Витенька вернулся с письмом, что бывало довольно редко; не с какими-то квитанциями, которые он прихватывал из почтового ящика, хотя и их Раиса ужасно любила: можно было посчитать и подумать, достать счеты и долго метать двуцветные колечки. На этот раз он прибыл с заказным письмом, — почтовые работники давно знали Витюшу и позволяли ему ставить подпись вместо Раисы. Консьержка отбросила в сторону все кроссворды и распечатала письмо — в нем она нашла фотографию Андрюши в военной форме и какой-то черный флаг:

 

«МОТОСТРЕЛКОВЫЕ ВОЙСКА МОБИЛЬНОСТЬ МАНЕВРЕННОСТЬ».

 

Две скрещенные штурмовые винтовки, лавровый веночек. Раиса Николаевна устроила фотографию Андрюши рядом с портретом Петра Алексеевича, флаг убрала в шкаф, а Витюше доплатила — заказное письмо стоило денег.

Консьержка закрыла на ключ комнату Андрея, затем всю квартиру на два замка и, держа под мышкой пачку кроссвордов, спустилась на лифте к своей каморке.

Андрей быстро привык к новому распорядку дня: просыпался без пяти шесть, совершал пробежку, делал зарядку, умывался, выполнял поставленные руководством задачи — беспрекословно и точно. Андрей работал, как отлаженный механизм. Летом — косил траву, зимой — убирал снег, весной — красил заборы, осенью — немного грустил, нападал осенний сплин. Несмотря на легкую хандру, рядовой Смирнов все равно занимался ответственным делом — выметал с плаца опавшую листву. «Квадратное — кати, круглое — неси», — часто повторял Андрею старшина.

Фотографию, которую получила Раиса Николаевна, сделали еще в распределительном пункте. По коридорам ходили высокие офицеры и набирали в свои войска юных бойцов. В какой-то момент перед лицом Андрея вспыхнул фотоаппарат: «Следующий». В том же пункте один из военных указал на Смирнова пальцем и молодого человека увезли в часть. По приезду Андрей поставил подпись рядом со своей фамилией. Мужчина на пропускном пункте запустил таймер, через 8 760 часов служба окончится, и демобилизованный солдат подпишется снова.

В воинской части все началось с досмотра личных вещей. У Андрея в кармане обнаружилась отвертка, которую старшина внимательно изучил: «А это ведь опасное орудие, рядовой. Почему в распределителе не забрали? Знаешь, что с такой отверткой сделать можно?» — он с громким выдохом сделал резкий выпад в сторону Андрея, поднеся к его шее острый конец отвертки. «Это мы заберем в сейф, на сохранение, и телефончик — тоже».

После этого все дни слиплись в один, превратившись во что-то наподобие тех макарон, что подавали в военной столовой.

На утренних построениях солдаты дружно пели гимн, хотя первые попытки были весьма неудачными — бойцы не помнили текст, сбивались, мешали друг другу. Старшину такое положение дел не устраивало, после очередного провального запева он вскрикнул: «Да что вы как мямли? Давайте, дружно!

 

Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надежный оплот!
Предками данная мудрость народная!
Нас к торжеству коммунизма ведет!

 

«Старшина, но в тексте ведь по-другому!» — вскрикнул кто-то из стройного ряда.

«А вы сначала дух прочувствуйте, а потом о словах думать будете».

Наконец, спустя пару недель, хор стал дружным, даже внушал некую уверенность, заряжал на целый день вперед, заставлял испытывать гордость, по крайней мере так говорил сам старшина. Андрея это хоровое пение лишь убаюкивало.

Иногда серые будни скрашивали кинопоказы — демонстрировали странные фильмы, содержание которых солдатам описывали как строго конфиденциальное. После таких показов сослуживцы Андрея постоянно говорили о каких-то «внешних угрозах» и непрерывном «окружении врага».

На учениях рядовой Смирнов не мог взять в руки винтовку. Он притрагивался к ней, но тут же отскакивал, словно ошпарившись. С разобранным орудием было иначе — Андрей спокойно осматривал пружину, затвор, возвратный механизм.

«Этим не убьешь, — говорил старшина, — только если по голове шарахнуть. А вот если собрать…». Но попытки заставить солдата выйти со штурмовой винтовкой на стрельбище оказались провальными, поэтому перед присягой Андрей подписал документ, который позволял ему не держать оружие во время церемонии.

 

8. ЛАЗАРЬ

 

На плаце собрался народ, солдат нарядили в парадную форму, они по очереди восходили на трибуну: в одной руке — красная папка, в другой — винтовка. За несколько минут до начала перед принимавшими присягу прошелся священнослужитель — он читал молитву и окроплял солдат святой водой. Андрея допустили к трибуне последним, пришедшие на церемонию внимательно наблюдали за безоружным рядовым.

Поначалу все чего-то ждали: толпа стихла, усатые мужчины в форме нервно покашливали. «...Исполнять обязанности гражданина…быть верным…» — шептал старшина. Андрей смотрел прямо перед собой и языком пытался достать кусочек мяса, застрявший между зубов. Гречневая каша тем утром показалась слегка недоваренной. Сизый голубь пролетел над головами солдат и уселся на флагшток. Андрея взяли под руки и увели с плаца, а место на трибуне занял мужчина с разноцветными орденами на груди: «Клянусь!» — выкрикнул он.

«Товарищ-майор ожидает», — сказал человек в коридоре главвоендома, куда Смирнова привели двое солдат. Андрей так и не смог запомнить названия всех должностей и званий, но когда рядовой приоткрыл дверь в кабинет некоего И.А. Плоскогубцева, то увидел, что у того на погонах были и полосы, и звезды. Напротив товарища-майора сидел уже знакомый священнослужитель.

«Можем освятить гранаты, если есть такое желание. С ручными противотанковыми гранатометами тоже работаем, по цене — как за два калашникова».

Товарищ-майор сжал свои тонкие губы и сквозь них проговорил: «Дороговато».

«Всё по прейскуранту, Иван Артемьевич. Вы позвоните Егорову, мы в его части работали с новыми танками, — священник обернулся. — Юноша! Закройте дверь, дайте взрослым людям поговорить».

Через минуту бородатый мужчина в рясе вышел из кабинета, смерил Андрея взглядом, трижды перекрестил и хотел что-то сказать, но его отвлек звонок: «Отец Никодим. Да, слушаю! Нет, после самострелов освящаем по договорной цене. Вы из какой части з<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-06-03 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: