Клиника психиатрии им С.С. Корсакова
ФИО: К
Дата рождения: 29.02.1976 г.
Место жительства:
Место работы: временно не работает
Поступила: 8.12.2003
Выписана: 13.02.2004
Диагноз: Шизофрения приступообразно-прогредиентная. Галлюцинаторно-бредовый синдром. F.
Анамнез (со слов больной и родных): Матери больной 65 лет, по характеру властная, авторитарная, активная, деятельная, импульсивная, не терпит возражений. По профессии химик-технолог, работала начальником цеха много лет, к детям относилась строго, требовала беспрекословного послушания, соблюдения порядка в доме, при этом уделяла им мало времени, каждый день допоздна задерживалась на работе. С 45 лет отмечаются эпизоды повышения АД, несколько раз падала в обмороки, отмечала снижение работоспособности, ухудшение памяти, внимания, по совету невролога принимала ноотропы. С 2003 года на пенсии, много внимания уделяет своему здоровью, уверяет врача, что «у нее– опухоль мозга и кислородное голодание мозга». Считает, что состояние дочери вызвано «плохим питанием, недостатком кислорода и чрезмерной умственной нагрузкой во время учебы в институте».
Отцу больной 62 года, по профессии инженер, сейчас работает столяром, по характеру ответственный, замкнутый, скрытный, необщительный, относился к детям без особой теплоты, по словам больной «никогда не замечал их». Страдает язвенной болезнью желудка. Родители отца погибли во время войны, он вместе с двумя сестрами воспитывался теткой по линии матери, учительницей, которая своих детей не имела, тяготилась воспитанием племянников, постоянно повторяла детям, что хочет отдать их в детский дом. Примерно с 30 лет стала говорить, что «ее хотят отравить», подозревала в этом ближайших родственников, никому не разрешала готовить для нее пищу, ни с кем не общалась, скрывала свой возраст, в старости отказывалась выходить из дома, никого не пускала к себе, наглухо заколотила все окна. К психиатрам не обращалась. Умерла в возрасте около 70 лет.
Старшая сестра больной по характеру целеустремленная, активная, ответственная, рациональная, в школьные годы занималась карате и парашютным спортом; успешно закончила мединститут, работала кардиологом, замужем, имеет ребенка, отношения в семье хорошие. Сама считает себя достаточно замкнутой и малообщительной.
Больная родилась от нормально протекавшей беременности, с однократным обвитием пуповины. Ходить начала в 11 месяцев, фразовая речь с 1 года и 8 месяцев. До 1 года с больной сидела няня, с 1 года пошла в ясли, затем с 3 лет – в детский сад. В детстве по характеру была веселая, общительная, активная, подвижная, часто придумывала игры, много фантазировала: представляла себя на месте героев книг и мультфильмов. Охотно общалась со сверстниками, но с взрослыми, по словам больной, общаться было всегда интересней. В 6 лет сильно ушибла голову, пришлось накладывать швы, сознания не теряла, тошноты, рвоты не было. В школу пошла в 7 лет, тогда же научилась читать и писать. Училась на 4 и 5, учиться нравилось, дома самостоятельно занималась дополнительно. Всегда отличалась честностью, сердилась, когда другие обманывали, когда видела несправедливость. В 1-м классе была записана в музыкальную школу, но после нескольких занятий просила больше ее туда не водить, так как считала, что нет абсолютного слуха. В младших классах была общительной, имела много друзей, была заводилой среди сверстников. После уроков любила поиграть на улице в подвижные игры, предпочитала общение с мальчиками, «потому что с ними можно было побегать». Много читала приключенческой литературы, любила сказки. В 3-м классе обнаружила хорошие способности к рисованию, поступила в художественную школу сразу в 3-й класс, но после нескольких занятий прекратила обучение, мотивировала тем, что «не хватает времени для основных школьных занятий». Продолжала рисовать для себя, в основном срисовывала фотографии из журналов, чаще всего на рисунках изображала лица.
Менархе в 12 лет, месячные установились сразу, регулярные, безболезненные. В этом возрасте изменилась по характеру, по словам родных: стала своевольной, упрямой, никого не хотела слушать, стремилась поступать так, как считала нужным, требовала от окружающих, чтобы к ней относились как к взрослой, часто спорила с учителями, с родными, особенно с матерью. По словам сестры, больной все же можно было объяснить справедливость тех или иных требований, и тогда она соглашалась. Стала «еще более принципиальной», сразу прекращала общение с человеком, который совершил неправильный, по ее мнению, поступок; например, узнав что ее одноклассница курит, резко изменила отношение к ней, стала относиться сугубо формально. По словам матери, дочь стала вести себя с ней холодно, отчужденно, без особой теплоты, что выражалось в непозволительных, по мнению матери, требованиях, например больная настаивала, чтобы в семье все говорили правду, конфликтовала с матерью, когда та обманывала страдающего язвой супруга и убеждала его есть запрещенные врачами продукты, обвиняла родственников в том, что они мало читают, не занимаются самообразованием.
Стала менее общительной, относилась к сверстникам свысока, считала себя интеллектуально гораздо выше их, говорила им об этом в лицо. Стала больше времени проводить дома, много читала, включала в круг чтения литературу философского и оккультно-мистического направления, интересовалась психологией, антропологией. Размышляла на темы: «что такое человек», «для чего он живет», «в чем смысл и цель жизни», «какова роль каждого человека в мире». По инициативе матери была проконсультирована психотерапевтом, который порекомендовал родным «придерживаться стратегии невмешательства и предоставить пациентке следовать избранной линии поведения.» Сестра больной, которая в то время проходила цикл психиатрии в мединституте, по просьбе матери «поискать в литературе подходящий диагноз», высказала предположение, что у ее сестры шизоидная психопатия. В 13 – 14 лет стала предпочитать общению с родственниками уединение, часто оставалась дома одна. Тогда же стал бояться темноты, не могла подолгу заснуть, казалось, что кто-то посторонний присутствует в комнате. В старших классах продолжала отлично учиться, особенно нравилась физика, математика занималась общественной работой. Почти все свободное время посвящала чтению и дополнительным занятиям по школьным предметам. Могла сделать замечание учительнице, одергивала одноклассников, если те, по мнению больной, вели себя неподобающе. Несмотря на это, в классе пользовалась уважением, сама себя характеризует, как «теневого лидера». Говорила родным, что собирается стать врачом, но узнав, что в институте предстоят опыты с животными, отказалась от этой мысли, так как считала это жестоким. В 9-м классе, никого не предупредив, подала документы в колледж с гуманитарным уклоном, где готовили будущих филологов. На вопросы родных отвечала что ей интересна литература, особенно глубокий критический анализ произведений, который по ее мнению, может научить ее более четко, логически мыслить. В новой школе нагрузка возросла, больная стала жаловаться на головные боли, повышенную утомляемость, однако вернуться в прежнюю школу отказалась. Очень много занималась, старалась по знаниям опередить одноклассников, считала, что «должна знать все досконально», «быть впереди всех». В 10 и 11 классах стала посещать вечернюю школу при институте тонких химических технологий. Объясняет свой интерес к химии тем, что нравилась четкость, логичность, последовательность химических процессов и технологий. Окончила школу с отличными отметками, поступила в институт тонких химических технологий им. Ломоносова. В институте также отлично училась, много занималась дополнительно. В институте общалась с однокурсниками мало, только при необходимости. Поддерживала дружеские отношения с бывшей одноклассницей, встречалась с ней примерно раз в месяц по инициативе подруги, но рассказывала о себе мало, больше слушала. С красным дипломом закончила институт, была предложена аспирантура, больная рассказала об этом родственникам, мать больной заметила что скоро собирается выходить на пенсию и поинтересовалась кто будет обеспечивать семью, больная больше на эту тему не говорила, на следующий день отказалась от аспирантуры, устроилась работать на производство; впоследствии неоднократно обвиняла мать, что та не дала ей возможности заняться научной работой. В августе 1999 года устроилась работать технологом на химический завод, где в то время продолжала работать ее мать. Начала работу в условиях почти полного прекращения производства, неоднократной смены руководства, завод выполнял, в основном, мелких коммерческих заказов. Очень ответственно отнеслась к выполнению своих обязанностей, старалась максимально соблюдать требования технологического процесса, правил техники безопасности, сообщала руководству о кражах на предприятии, боролась с приписками. При необходимости задерживалась на работе, без дополнительной оплаты подменяла заболевших сотрудников
В 2001 году, летом больной была предложена должность главного технолога, по сути, чисто номинальная – в новой должности больная должна была по распоряжению руководства подписывать те или иные документы. Больная отнеслась к назначению со всей серьезностью, считала, что ей нужно расширять и углублять свои знания, стала изучать особенности производства всех цехов предприятия, много читала дополнительно, ездила в командировки, проводила на заводе почти все время, поздно возвращалась домой. Тогда же стала быстрее уставать, появилась постоянная сонливость, больная моментально засыпала в транспорте, настроение часто менялось по незначительным поводам. Отметила, что снижается способность к концентрации внимания, ухудшается память, стала хуже усваивать новую информацию. Примерно в середине 2002 года больная стала замечать, что практически все ее коллеги нарушают закон, воруют, ведут себя некорректно. Вступала с ними в споры, отстаивала свое мнение, шла на открытые конфликты, отказывалась подписывать фальсифицированные, по ее мнению, документы. Особо переживала, что на заводе, как на режимном предприятии, не соблюдались правила секретности, настаивала на строгом их выполнении. Однажды к больной подошел один из руководителей предприятия и сообщил, что является сотрудником ФСБ и попросил дать ему сведения о фактах нарушения правил на заводе, а также дать характеристику других руководителей. Больная подробно изложила ему все, что знала, испытала удовлетворение что «наконец-то наведут порядок». Спустя несколько дней больной стало ясно, что и она находится под наблюдением спецслужб, заметила, что все события вокруг подтверждают это: около ее дома подолгу стоят определенные машины, коллеги особым образом разговаривают в ее присутствии «как будто что-то скрывают». Стала переживать, что «сболтнула лишнего», появился страх, что ей могут отомстить те люди, о которых она сообщила сведения. Больная стала ощущать себя в центре проводимого спецслужбами эксперимента «над психикой». Продолжала ходить на работу. В ноябре 2002 года по инициативе руководства были проведены поставки для украинской авиапромышленности, некачественных по мнению больной материалов. Больная переживала по этому поводу, постоянно повторяла руководству, что материалы не соответствуют ГОСТу, испытывала смутное чувство надвигающейся беды. После просмотра телепередачи о причинах авиакатастроф последних лет, появились мысли, что эти материалы послужат причиной авиакатастрофы, представляла себе в деталях эту картину, чувствовала свою ответственность и вину за жизни людей. Эти мысли мешали заснуть, больная испытывала подавленность, тревогу, иногда плакала. В январе 2003 года уволилась с завода, т.к. по ее словам «за спиной постоянно шли разговоры, сплетни», «порочащие сведения о ней сообщали руководству и в ФСБ». Первые две недели после увольнения, по словам больной, сопровождались чувством облегчения от того, что больше не нужно нести ответственность. Очень много спала. При этом сохранялся страх за свою жизнь, тревога, в,происходящих вокруг событиях видела признаки преследования, повышенного внимания со стороны спецслужб: проехавшая слишком близко машина должна была сбить ее; случайно услышав в разговоре, что «кого-то избили», поняла, что «с ней поступят так же». Считала, что, даже уволившись с завода, не может быть в безопасности, т.к. «владеет секретной информацией», боялась выходить на улицу, опасалась проезжающих машин. Спустя две недели вновь нарушился сон, больная подолгу не могла заснуть, похудела, чувствовала слабость, во время ходьбы боялась упасть, чувствовала, что ее «шатает». Объясняла это стрессовой ситуацией, сохраняющейся угрозой жизни. К врачам не обращалась. Примерно в течение месяца ощущения соматического неблагополучия прошли. Решила сменить специальность, чтобы не быть связанной с производством, где «в наше время руководят военные», пошла на курсы кадрового агентства «Фрегат», где приобрела специальность «кадровый менеджер». Параллельно поступила на курсы английского языка и на курсы быстрого чтения. В этот период подолгу не могла заснуть, продолжительность сна сократилась до 5 – 5,5 часов в сутки, несмотря на это практически не уставала, очень много занималась, но материал усваивала плохо, так как мысли разбегались, перескакивали с одного на другое. Без видимой причины часто менялось настроение, была раздражительной. По словам сестры, изменилось отношение больной к родным, в частности к племяннику, с которым ранее больная подолгу охотно общалась, рисовала или читала вслух, теперь же она не терпела его присутствия, повышала голос, выгоняла из своей комнаты; грубила матери, требовала оставить ее в покое. Тогда же стала требовала объяснений: «почему она не записана в паспорте матери», спрашивала: «может меня удочерили?». Пройдя на курсах менеджеров психологический тренинг, поняла, что это продолжение «эксперимента над психикой». С этого момента стала чувствовать, что «ее мысли открыты окружающим», часто окружающие «повторяли мысли» больной. Совершенно не могла сосредоточиться на чтении – мысли «разбегались», приходилось все перечитывать по несколько раз. Принялась переосмысливать свою жизнь, постоянно чертила схемы, которые последовательно объясняли бы влияние на нее ФСБ, начиная с детства. События повседневной и школьной жизни (экзамены, темы сочинений, отношения с окружающими, многие житейские и бытовые ситуации) расценивала, как этапы тестирования и отбора ее для некой миссии, ей неизвестной (тест на креативность, на коммуникабельность, на адаптацию и др.). Поняла, что название кадрового агентства – «Фрегат» - означает «большому кораблю – большое плавание», что говорит о глобальности предстоящей миссии, (считала, что ее готовят на руководящую должность в масштабах страны), а также исключительных способностях больной. Также в этих схемах присутствовал мотив «происхождения из детдома» и «чужих родителей», о чем больная неоднократно заявляла матери. Примерно в это время по ночам стала слышать какой-то гул, однажды выбежала из своей комнаты ночью, закричала на родителей «хватит меня гипнотизировать». Стала ощущать на себе воздействие гипнозом. Обвиняла в этом родителей, а также мужа сестры, которого считала «скрытым работником спецслужб, который уже прошел отбор и тестирование, и приставлен к ней для наблюдения». Объясняла свое состояние возможным «воздействием психотропных средств, которыми мать лечила свое заболевание мозга». Стала отмечать, что «действует, как будто не по своей воле», например, ехала в автобусе, и контролер попросил выйти безбилетников, больная вышла, хотя билет у нее был. Был эпизод, когда больная стала видеть на улице «людей без головы» - как бы «не замечала» у них верхнюю часть тела, а когда приглядывалась повнимательнее, видела голову. Когда смотрела на себя в зеркало, ощущала, что сильно изменилась, «стали другими глаза, их выражение, и как будто в зеркале чужой незнакомый человек». В тот период «перед глазами проносилась вся жизнь», «особенно детально картины из детства», которым больная придавала особый смысл, связанный с ситуацией в настоящем, например, больная «вспоминала», что «отец ее школьной подруги работал на режимном засекреченном предприятии», и, следовательно, «уже в детстве ею заинтересовались спецслужбы». Замечала множество совпадений в своей жизни, в передачах по телевизору находила «особый смысл, лично для нее». Летом 2003 года стала видеть цветные сновидения с тревожным содержанием, с фабулой погони, преследования, хотя до этого снов никогда не отмечала. Считала, что все происходящее связано с «продолжающимися экспериментами на ее психике и тестированием», ощущала подавленность, тревогу, боязнь «сойти с ума», ночью подолгу не могла уснуть. Во время смены паспорта больной ошибочно проставили в бланке незаполненный штамп ЗАГСа о замужестве. Больная расценила это как очередной этап тестирования, вступила в конфликт с работниками паспортного стола. Буквально поняла их слова о том, что «таким нужно на учете в психдиспансере стоять» и отправилась в районный психоневрологический диспансер, просила поставить ее на учет, а отказ расценила как «нежелание врачей вступать в конфликт со спецслужбами». В сентябре 2003 года устроилась работать на Шинный завод в аналитический отдел на испытательный срок. По словам больной «не влилась в коллектив», поняла что «начальство боялось, что она метит на их место», «все чинили препятствия, не хотели помогать войти в курс дела». На новой работе все раздражало, речь людей казалась слишком «резкой, громкой», «свет казался слишком ярким», «раздражала излишне оживленная мимика, которая была неуместной». Тяжело было справиться с работой, однако когда самостоятельно вошла в курс дела, заметила, что «в работе окружающие специально делали грубые ошибки, что делало всю их работу бессмысленной», и, проработав неделю, больная уволилась. Пыталась по объявлению устроиться приемщицей в химчистку, считала, что такая малозначащая должность позволит «быть в тени», «может ее прекратят гипнотизировать и следить за ней», но, уступив уговорам родных, отказалась от такой работы. Однако «тестирование продолжалось», больная написала три письма: в Военную Прокуратуру РФ, в МВД, в ФСБ. В своих письмах просила ознакомить ее с целью и результатами тестирования, выслать ей копию ее личного дела, а также просила прекратить эксперименты над ней, так как «своего согласия на это не давала». Больной дали ответ, что «компрометирующих данных на Вас нет», однако формулировка ответа еще больше убедила больную в том, что «есть другие данные, не компрометирующие», что «ее тестируют, но данные не могут разгласить». Родные, увидев копию письма, предложили больной проконсультироваться у психиатра в августе 2003 года. Больной порекомендовали принимать рисполепт, 1 мл в сутки. Больная некоторое время принимала рисполепт самостоятельно, однако, опасаясь побочных симптомов, отказалась пить лекарство. На фоне лечения, по словам матери, больная стала мягче, уменьшилась тревога, нормализовался сон, больная больше не говорила, что «ее мать – не ее мать, а чужая женщина». Мать больной, чтобы уговорить ее, принимала рисполепт вместе с ней, затем стала добавлять его в пищу. Больная заметила это, наотрез отказалась принимать препарат, обвиняла мать, что та «нечестно с ней поступает», «не зная дозировки, может отравить», «действует на нее психотропными средствами». Стала принимать пищу отдельно, следила за ее приготовлением. Продолжала слышать гул при засыпании, подолгу не могла уснуть. Была тревожна, подавлена, иногда плакала. По настоянию сестры в декабре 2003 года обратилась в нашу клинику и была госпитализирована.
Соматический статус: больная астенического типа телосложения, несколько пониженного питания. Кожные покровы чистые, нормальной окраски и влажности. Видимые слизистые чистые, бледно-розовые. Периферические лимфоузлы при пальпации безболезненные, подвижные, не увеличенные. Дыхание везикулярное, хрипы не выслушиваются. Тоны сердца ясные, ритмичные, патологических шумов нет. ЧСС 78 в минуту. АД 120/70 мм.рт.ст. Живот мягкий, безболезненный. Печень не увеличена, безболезненная. Симптомы поколачивания отрицательные с обеих сторон. Периферических отеков нет. Физиологические отправления в норме.
Неврологический статус:: глазные щели Д=S, правильной формы. Движения глазных яблок в полном объеме. Зрачки правильной, округлой формы, равномерные Д=S, реакция на свет живая, содружественная, конвергенция в норме. Сухожильные рефлексы живые, равномерные Д=S. Нарушений чувствительности не определяется. В позе Ромберга устойчива, координаторные пробы выполняет удовлетворительно. Менингеальные и очаговые симптомы не определяются. Мышечная сила сохранена, мышечный тонус не изменен.
Психический статус: больная опрятно одета, аккуратно причесана. Поза во время беседы несколько напряженная, спина выпрямлена, руки сцеплены в замок, неестественно вывернуты локти. Мимика бедная. Голос монотонный, эмоциональная модуляция мало выражена, не соответствует описываемым событиям. Словарный запас богатый, свободно оперирует специальными терминами как техническими, так и из области психологии. Речь по типу монолога. На вопросы отвечает по существу, однако начинает ответ издалека, говорит с большим числом подробностей, при попытке уточнить, продолжает монолог, поясняя: «я к этому все и веду». Основной своей проблемой считает «асоциальность», которую понимает, как «полную невозможность найти компромисс с окружающим миром». В начале беседы подозрительна, напряжена, говорит «вы мне все равно наверное не поверите», затем постепенно, все более подробно, детально, обстоятельно рассказывает о ситуации на работе, что «ее хотели убить», т. к. «разгласила секретные сведения сотруднику ФСБ». Рассказывает, что «на работе возникла конфликтная ситуация, все руководство ворует, она пыталась с этим бороться», на работе «к ней относятся по-особому, «все за спиной шепчутся, распускают сплетни». Дома смотрела телевизор – «были передачи специально для нее, ей передавали определенную информацию». Когда проходила летом курс обучения на менеджера, казалось, что «окружающим известны ее мысли». Считает, что «подвергалась гипнотическому воздействию», «возможно родственники подмешали в пищу некие галлюциногены», т. к. в последнее время изменилось восприятие окружающего мира – «все стало другим, неправильным». В беседе постоянно возвращается к ситуации на заводе. Рассказывает, что последнее время плохо засыпает, мало спит, испытывает подавленность, бывает раздражительной. Свое состояние и причины его развития оценивает неоднозначно: с одной стороны считает, что повышенное внимание к ней со стороны спецслужб и связанная с этим ситуация на прежней работе действительно имели место и повредили ее здоровью; с другой стороны допускает, что, возможно неадекватно оценивала происходящие вокруг нее события. Соглашается на госпитализацию с целью более полного обследования, просит «полечить ее гипнозом, вложить в голову правильные мысли».