Семён Владимирович Узин
О чем молчит карта
Семен Владимирович Узин
О чем молчит карта
Художник Ю. Г. Макаров
От автора
Все люди любознательны от природы. И это замечательное качество рода человеческого побудило меня взяться за перо и попытаться облегчить в какой‑то степени возможность читателю удовлетворить свою любознательность в той отрасли знаний, которая мне наиболее близка.
География! Вряд ли есть более увлекательная наука, интересующая самые широкие, я бы сказал, безграничные круги читателей. Кто из вас не увлекался описанием путешествий широко известных и прославленных исследователей, отважных первооткрывателей неведомых доселе областей материков и океанов? У кого из вас не появлялось желание совершить подобные подвиги: открыть новые земли, исследовать неизведанные глубины морей, проникнуть через непреодолимые барьеры, созданные природой, раскрыть еще неразгаданные тайны земли?
Несметное множество страниц написано о путешественниках далекого и недавнего прошлого, о тех, усилиями которых поверхность Земли стала открытой книгой. Здесь и серьезные исторические работы, исследования и монографии, и художественные произведения, рисующие яркими красками жизнь и приключения многих и многих путешественников и исследователей.
Но не только книги повествуют нам об истории изучения нашей планеты. История открытий и исследований на земном шаре запечатлена на географической карте. Эта история скрыта в географических наименованиях: названиях материков, морей, островов, заливов, рек, стран, гор, проливов, озер.
Читая ту или иную книгу, газету, просматривая журнал, слушая радиопередачи и встречая какое‑либо географическое наименование, вы часто даже и не подозреваете, что с этим наименованием связан интереснейший эпизод истории географических открытий, быть может, драматический; что люди, открывшие этот пункт, остров, бухту или реку, терпели страшные лишения, находились на волоске от смерти, гибли, но не отступали от задуманного. А между тем это так. Многие географические названия, которые мы часто видим на карте, встречаем в книгах, слышим в разговоре, скрывают за собой яркие события прошлого, имена отважных путешественников, их радости, разочарования и заблуждения. Другие наименования подчас говорят о величайшей трагедии, постигшей целые народы вновь открытых земель. Ведь известно, что следом за первооткрывателями зачастую шло рабство, угнетение, а порой и физическое истребление десятков и сотен тысяч людей. Вся история путешествий и открытий сконцентрирована в этих географических наименованиях, но она остается для нас совершенно неизвестной.
И это тем более досадно, что читатели проявляют естественный интерес к происхождению географических названий.
Разве не приходилось вам задаваться вопросом при чтении какой‑либо книги, почему такой‑то остров, пролив или город именуется именно так? Почему, скажем, столица Бразилии, называется Рио‑де‑Жанейро, что в переводе с португальского означает Река Января, хотя никакой реки в окрестностях города нет и в помине. Почему архипелаг у южной оконечности американского материка именуется Огненной Землей, а мыс на юге Африки – мысом Доброй Надежды? Почему одна бухта именуется бухтой Разочарования, а другая – заливом Счастья? Почему самый большой на земном шаре остров носит название Гренландия, что означает Зеленая земля, хотя всем известно, что он лежит на крайнем севере и почти целиком покрыт снежным и ледяным покровом?
Почему Новый Свет называется Америкой, хотя открыл его Колумб, а Колумбией названа сравнительно небольшая республика в Южной Америке? Отчего самая полноводная река на Земле, протекающая в Южной Америке, именуется Амазонкой, а море, омывающее с востока берега Греции, Эгейским? Какое отношение имеет название архипелага в Тихом океане к библейскому царю Соломону? Почему самый большой из океанов земного шара именуется Тихим, в то время как ни для кого не секрет, что на его необозримых просторах очень часто бушуют сокрушительные штормы? Откуда произошло название страны – Венесуэла, пролива – Босфор, полуострова – Юкатан? Почему вторая по величине республика Южной Америки названа Аргентиной (по‑испански Серебристая), хотя она отнюдь не славится как обладательница крупных залежей серебра? Отчего…
Впрочем, эти «почему», «отчего» и «откуда» можно было бы продолжить до бесконечности. Сколько есть на земле географических наименований, столько может быть и вопросов. Чтобы дать ответ на все эти вопросы, потребуется не один год кропотливого труда.
Поэтому настоящую книгу следует рассматривать как начало, как первый опыт, за которым несомненно последует продолжение. И если в этот небольшой сборник были включены рассказы только о тех географических наименованиях (причем далеко не всех), появление которых непосредственно связано с эпохой великих географических открытий или с легендами и мифами, бытующими у различных народов, то в последующих изданиях будет дано объяснение происхождению географических названий в последующие периоды истории завоевания и освоения земли.
В предлагаемых вниманию читателя небольших этюдах, расположенных в хронологическом порядке, сделана попытка воскресить события прошлого, по разрозненным и подчас противоречивым фактам воспроизвести историю рождения некоторых географических наименований.
Крайняя скудость фактического материала в некоторых случаях вынуждала автора позволять себе известный домысел в целях оживления повествования, но не в ущерб исторической правде. При этом автор стремился изобразить по возможности правильно характеры действующих лиц, их манеру говорить, писать, мыслить, окружающую их обстановку – одним словом, передать колорит эпохи, о которой идет речь, эпохи, богатой открытиями и жестокостями первооткрывателей, завоевателей новых земель.
Море скорби
великую скорбь погружены Афины. Народ с болью в сердце прощается с семью юношами и семью девушками, своими сыновьями и дочерями. У берега тихо покачивается на волнах снаряженный в путь корабль. Он такой же, как и все другие его собратья. Только паруса на нем черные в знак траура. На этом корабле должны отправиться в свой последний путь на остров Крит невинные жертвы кровожадного царя Миноса. Уже в третий раз снаряжают афиняне этот корабль печали. Владыка Крита, грозный и неумолимый Минос, за убийство афинянами его сына наложил на несчастный город кровавую дань. Цвет и гордость Афин, семь девушек и семь юношей, еще недавно веселых и беззаботных, обречены на мучительную смерть. Тотчас же по прибытии корабля на Крит они будут введены в Лабиринт, сложное подземное сооружение, состоящее из бесчисленного множества извилистых коридоров и тупиков, настолько запутанных, что ни один человек не мог найти в нем правильную дорогу. Тот кто попадал в Лабиринт, оттуда уже не возвращался. Там, в Лабиринте, невинные жертвы будут растерзаны ужасным его обитателем – чудовищем Минотавром, получеловеком‑полубыком. Это существо, у которого на человеческое туловище водружена голова быка, отличалось исключительной свирепостью и питалось человеческим мясом жертв царя Миноса.
Царь Афин Эгей безутешен. Вместе со своим народом он скорбит об участи несчастных. Но еще сильнее его печаль, еще мучительнее его горе оттого, что в числе обреченных на смерть, бессмысленную и бесславную, вызвался плыть на остров Крит его юный сын Тесей, только что возвратившийся к отцу после долгих лет разлуки. Все детство и отрочество сын старого Эгея провел в ученье вдалеке от родного города, вдали от отца и матери. Его учитель мудрый Питфейр вырастил и воспитал своего ученика сильным, выносливым и отважным. И вот теперь, когда ненаглядный сын вернулся, наконец, в отчий дом, Эгей должен с ним расстаться и может быть навсегда. Никакие уговоры не помогли – смелый и благородный юноша настоял на своем.
– Не печалься, о мой великий отец, – отвечал он на все увещания, – я хочу быть достойным тебя. Я вступлю в бой с проклятым чудовищем и или погибну в битве с ним, или, с помощью бессмертных богов олимпийцев, возвращусь с победой и сделаю доброе дело – спасу жизнь моим несчастным спутникам. Если мне суждено погибнуть в борьбе с Минотавром и нить моей жизни прервется, ты узнаешь об этом по парусам нашего корабля – они останутся черными, как и сейчас. Если же всемогущие боги даруют мне победу, я прикажу сменить паруса на белые. Прощай, мой отец, и не теряй надежды.
С этими словами Тесей вступил на корабль и пустился в путь. Скорбными глазами провожали афиняне удаляющийся корабль. Женщины рыдали и рвали на себе волосы, мужчины гневно сжимали кулаки.
Подгоняемый попутным ветром корабль благополучно прибыл к острову Криту. Тесей и его спутники сошли на берег и направились во дворец, где предстали пред грозные очи могущественного Миноса. Жестокосердый царь не скрыл своей свирепой радости, когда узнал, что среди присланных афинянами юношей и девушек – сын царя Эгея, единственное его утешение в старости. С громким, леденящим душу смехом он воскликнул:
– Уж не вздумал ли ты, самонадеянный юноша, голыми руками победить моего Минотавра? Ты молод и силен и, как я слышал, несмотря на молодость, уже успел совершить немало подвигов, но никто еще, слышишь, никто, даже самые отважные и сильные, не смогли одолеть его, не в состоянии были выдержать его натиск. Да если ты и сумеешь с помощью какого‑нибудь волшебства справиться с Минотавром, все равно ты и все остальные погибнете в Лабиринте голодной смертью. Оттуда не возвращаются.
Жестоким словам Миноса с одобрением внимали его приближенные, окружавшие трон царя. Только его юная прекрасная дочь Ариадна с ужасом слушала эти речи. Мужественный облик Тесея, его красота и благородство, простота, с которой он держался, поразили ее воображение. Она с первого взгляда полюбила юного храбреца и твердо решила помочь ему.
«Неужели она допустит, чтобы он погиб в мрачном Лабиринте? Нет, она готова пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти этого прекрасного юношу».
И когда настал час Тесею и другим обреченным спускаться в Лабиринт, нежная Ариадна, презрев стыд, нашла способ встретиться с отважным сыном Эгея.
– Возьми, Тесей, этот острый меч и да поможет он тебе поразить кровожадного Минотавра, – обратилась к нему девушка, вся зардевшись и скромно опустив глаза. – А с помощью этого клубка ниток ты без труда сможешь найти выход из Лабиринта, размотанная нитка укажет тебе обратный путь после того, как ты убьешь страшное чудовище. Да поможет тебе златокудрая Афродита.
Поблагодарил Тесей благородную Ариадну и с любовью взглянул на ее разгоревшееся лицо. «Теперь я вижу, что боги не хотят моей смерти, – воскликнул он, радостно сжимая полученный меч, – я одержу победу над Минотавром, и все мы вернемся в наши родные Афины!»
Ласково простившись с самоотверженной девушкой, Тесей бесстрашно вступил в запутанный Лабиринт и пошел по его бесчисленным извилистым переходам, постепенно разматывая врученный ему Ариадной клубок ниток. Колеблющийся свет факелов освещал ему дорогу. Притихшие юноши и девушки молча следовали за ним. Они не разделяли уверенности сына афинского царя. Пугливо оглядываясь по сторонам, они со страхом ждали, что из темноты выскочит свирепый Минотавр и мгновенно растерзает их.
Долго бродили Тесей и его спутники по мрачным закоулкам Лабиринта, долго и тщетно искал Тесей Минотавра, с которым жаждал сразиться.
Наконец, вдали показалось логовище кровожадного зверя. С громоподобным ревом, наклонив вниз голову, вооруженную острыми рогами, бросился Минотавр навстречу Тесею. Начался кровопролитный бой. Трепещущие от ужаса юноши и девушки расширенными от страха глазами, забившись в отдаленный угол, наблюдали за тем, как ловко и бесстрашно отражал Тесей натиск разъяренного хозяина Лабиринта.
Долго длилось это беспримерное сражение, много раз с яростью кидался Минотавр на Тесея, стремясь поднять его на свои страшные рога и растерзать. Но не суждено было погибнуть отважному юноше во тьме Лабиринта. Иная судьба была уготована ему бессмертными богами.
Уже стал ослабевать натиск усталого и израненного мечом зверя – ослепленный яростью, все чаще он натыкался на острый меч Тесея.
Увидел Тесей, что чудовище теряет силы, изловчился и, схватив Минотавра одной рукой за рог, нанес смертельный удар, погрузив меч по рукоять ему в грудь. Радостные крики огласили сырые своды Лабиринта. Это радовались и ликовали афинские юноши и девушки, спасенные своим предводителем от неминуемой смерти.
Оставив издыхать смертельно раненного Минотавра, Тесей поспешил к выходу из Лабиринта, – путь ему указывала нитка размотанного клубка. Он торопился, потому что непременно хотел увидеть еще раз Ариадну, прежде чем покинуть Крит. После утомительных блужданий, наконец, вдали показался дневной свет – это был выход. Веселые и счастливые вышли афиняне из Лабиринта. Там их ждала Ариадна.
– Беги, храбрый Тесей! – взволнованно обратилась она к нему. – Я всю ночь ожидала тебя здесь, так как не сомневалась, что ты вернешься целый и невредимый. Мой грозный отец страшен в гневе, и не миновать тебе гибели за дерзкий поступок, если он узнает о том, что произошло, и успеет тебя схватить. Беги, не мешкай!
Еще раз поблагодарил Тесей девушку, оказавшую ему неоценимые услуги. Быстро снарядив свой корабль и пробив днища судов критян, чтобы они не смогли его преследовать в море, он покинул злополучный остров.
Вместе с афинянами на корабль взошла и Ариадна, страшившаяся гнева своего отца и не пожелавшая расставаться с Тесеем, которого нежно полюбила. Это чувство разделял и победитель Минотавра.
Но не долго длилось счастье влюбленных. Когда Тесей и его спутники отдыхали после долгого и утомительного плавания на острове Наксос, ему во сне явился бог вина Вакх и объявил, что по воле богов дочь Миноса Ариадна предназначена ему, Вакху, в жены. Он повелел Тесею тотчас же покинуть Наксос, оставив на острове спящую Ариадну.
Не осмелился Тесей ослушаться, идти против воли богов. Исполнил он повеление Вакха и полный печали оставил цветущий остров Наксос, бросив там ничего не подозревающую девушку. Крепко полюбилась ему нежная и самоотверженная Ариадна, грустно было Тесею расставаться с любимой.
Долго печалился Тесей, отказывался от пищи, равнодушно внимал словам утешения. Ничто не могло его отвлечь от горестных мыслей об утраченном счастье. Даже когда вдали показались берега родной Аттики, не повеселело его лицо. Безучастно смотрел он на радостные лица своих соплеменников, предвкушавших счастье встречи с родными, уже, наверно, потерявшими всякую надежду снова их увидеть.
Горе помрачило память безутешного юноши, забыл он об уговоре с отцом, не приказал сменить черные паруса на белые.
А тем временем Эгей стоял на высокой скале близ города и не сводил глаз с моря. Каждый день приходил он сюда и всматривался в даль с трепетом и надеждой. Спокойно и пустынно море, серебрящееся под лучами яркого солнца. Но вот что‑то мелькнуло на горизонте. Не корабль ли это? Вот точка растет и превращается в пятно. Пятно, приближаясь, увеличивается и приобретает очертания корабля. Уже видны паруса, но от волнения престарелый царь не может разобрать, какого они цвета. Еще ближе подплывает к берегу судно. Теперь Эгей явственно различает их цвет. Сомнения быть не может. Паруса на корабле черные.
Значит погиб его нежно любимый сын, не осилил он чудовища Минотавра. Нет у него больше сына, зачем же жить старому Эгею? И с горестным криком бросается царь со скалы в морскую пучину, как бы надеясь похоронить в ней свою скорбь об утраченном сыне.
А волны моря, отныне именующегося Эгейским, с мерным рокотом набегают на скалистые берега.
Здесь изложена версия происхождения названия Эгейского моря в соответствии с древнегреческим мифом о подвигах одного из великих героев древней Греции, Тесея. Эта версия получила наибольшее распространение, хотя имеется и другая. Согласно второй версии Эгейское море получило свое имя от греческого слова аίξ, что значит коза, вернее от корня этого слова αίγεςа, который означает в переводе на русский прыгающий – прыгающие волны.
Проход быка
онимая огромным оводом, жало которого беспрерывно язвит ее белоснежные бока, мчится красавица‑корова. Нет ей сна, нет ей отдыха. День за днем, ночь за ночью преследует ее неумолимый враг. Стонет и жалобно мычит бедное животное, испытывая невыносимые мучения. В глазах его застыли ужас и невысказанное страдание.
Через леса и горы, реки и долины, города и страны в неудержимом беге проносится, спасаясь от овода, корова.
Но вот обессилевшее животное замедляет бег. Вокруг теснятся мрачные скалы, угрюмые уступы громоздятся ввысь. Сурова и неприветлива здесь природа.
Это Скифия. Сюда, к этому пустынному месту на краю земли, куда не ступала нога человека, привела несчастную судьба. Здесь она узнает об участи, которая ее ожидает по воле всесильных богов.
На громадной скале, возвышающейся среди диких утесов, она видит Прометея, мудрейшего и могущественнейшего из титанов[1]. Руки и ноги его прикованы несокрушимыми цепями к скале, а сквозь грудь пробито железное острие. Так наказал непокорного гордого титана громовержец Зевс[2]за неповиновение, за то, что отказался Прометей подчиниться его воле. Страшен гнев всесильного Зевса. Каждый день прилетает сюда посланец грозного повелителя вселенной гигантский орел и терзает своим острым клювом и когтями печень несчастного титана.
– О, Прометей! – восклицает корова, обретая человеческий голос. – Взгляни на меня, я – Ио, несчастная дочь царя Арголиды[3]. Сурово наказала меня жена Зевса, божественная Гера, за то что полюбилась я ее могучему супругу. Зевс превратил меня в корову, чтобы уберечь от ее ревнивого гнева. Но не утаилось это от всевидящего ока Геры и коварно попросила она подарить ей красивую корову. Не посмел отказать Гере супруг, отдал меня в ее власть. Призвала тогда Гера своего верного слугу, всевидящего стоглазого Аргуса[4]и приказала ему не спускать с меня глаз, охранять меня денно и нощно.
Видя неимоверные мои страдания, сжалился надо мною Зевс и повелел сыну своему быстроногому Гермесу[5]усыпить Аргуса и вызволить меня из‑под его охраны.
Прилетел Гермес и сладкими речами принялся убаюкивать моего неусыпного стража. Один за другим закрылись все сто глаз Аргуса. Тогда хитроумный Гермес извлек свой острый меч и отсек спящему голову.
Но и это не спасло меня от гнева богини. Не скрылось от нее, что тот, кому она поручила меня сторожить, обезглавлен. Распалясь еще большим гневом, Гера придумала для меня новое наказание: она наслала на меня кровожадного овода, от которого нет мне спасения. С тех пор бегу я, спасаясь от его ядовитого жала, и нет конца моим страданиям.
О, Прометей, ты мудр и прозорлив. Тебе открыты тайны будущего. Скажи, доколе еще мне так невыносимо мучиться?
– Мужайся, о многострадальная дочь Инаха[6], – печально отвечал Прометей. – Ведома мне твоя несчастная судьба. Знаю, неисчислимы твои муки. Но, увы, еще не скоро придет им конец.
Мучениям твоим наступит предел лишь тогда, когда достигнешь ты реки Нила. Там, где воды Нила принимает в свои объятия океан[7], ты найдешь успокоение, обретешь человеческий образ и станешь матерью.
Много стран предстоит тебе пройти, прежде чем ты достигнешь Нила. Дорога твоя лежит через ледяные горы Кавказа, дикую Скифию, страну воинственных амазонок, азиатские земли.
Чтобы попасть в Азию, суждено тебе переплыть пролив, соединяющий Понт с Пропонтидой[8]. В память об этом люди впоследствии назовут его Босфором[9].
– О, как я несчастна, какие страшные муки ждут меня впереди! – и подгоняемая жалом ужасного овода, она возобновила свой безумный бег и скрылась в тумане меж черных скал.
Происхождение названия пролива Босфор связывается с приведенным выше древнегреческим мифом об Ио, превращенной в корову и переплывшей этот пролив, когда она спасалась от преследовавшего ее овода.
Турки называют пролив, о котором идет речь, гаванью быка.
Зеленая страна
олодный, неприветливый пустынный океан простирался вокруг. Над его необозримыми просторами нависли хмурые тучи, время от времени разражавшиеся мелким моросящим дождем. Дул холодный, пронизывающий ветер. Одинокий корабль, переваливаясь с волны на волну, медленно, но неуклонно продвигался вперед в западном направлении.
Далеко позади остались берега суровой Исландии, этого северного гористого острова, где покрытые вечным льдом вершины так причудливо сочетаются с огнедышащими вулканами. Норманны, которым принадлежал этот затерявшийся в неприютном океане корабль, покинули Исландию навсегда, чтобы более туда не возвращаться.
Найти какую‑нибудь землю, где можно было бы обосноваться, землю, которая должна стать новой родиной, – вот о чем думал каждый из них, исполняя свою работу, вот о чем думал их предводитель Эрик Рыжий.
В его памяти еще было свежо воспоминание о том, как по всей Норвегии, в городах и маленьких деревушках, во всеуслышание провозглашалось повеление короля:
«Бежавшего убийцу, Эрика, по прозвищу Рыжего, осквернившего свой меч невинной кровью, объявляю вне закона и изгоняю его из пределов моих владений. Это мое повеление останется в силе до тех пор, пока означенный Эрик Рыжий честной и праведной жизнью не искупит своей вины и не заслужит прощения всесильных богов.
Под страхом сурового наказания запрещаю давать убийце приют и оказывать ему какое‑либо снисхождение или помощь. Пусть изопьет на чужбине преступник горькую чашу изгнанника. Да будет так».
И вот Эрик Рыжий с немногочисленными своими соратниками, не захотевшими оставить его в одиночестве и разделившими вместе с ним изгнание из родной земли, бороздят северные воды Атлантического океана в поисках пристанища.
Изгнанный из Норвегии суровым указом короля, Эрик Рыжий бежал в Исландию. Но и здесь ему не удалось обосноваться надолго. Вспыльчивый, невоздержанный по натуре, он не в состоянии был сдерживать буйного своего характера и восстановил против себя жителей Исландии, как незадолго до этого вызвал враждебность норвежцев. Когда чаша терпения исландцев, наконец, переполнилась, Эрик Рыжий был изгнан и из Исландии.
Теперь ему надо искать новое пристанище, где можно было бы обосноваться прочно и надолго. Где она, эта его новая родина? Какая она? Быть может, на землю, которую он откроет, пожелают переселиться и другие его соотечественники, которым тесно у себя на родине?
Где‑то в этих краях должна находиться большая холодная земля. О ее существовании Эрик Рыжий не раз слышал от скальдов, воспевавших подвиги норманнов, его соотечественников. В одной из старинных песен рассказывалось, что корабли смелых норманнов в 920 году во время их победоносных походов под предводительством Гунбьерна были отброшены сильнейшей бурей далеко на северо‑запад от Исландии и оказались затертыми льдами в виду большой, покрытой снегами и льдом земли. Рискуя ежеминутно провалиться под окружающий корабли лед, отважные мореплаватели высадились на эту неожиданно появившуюся землю и осмотрели ее угрюмые берега, а спустя некоторое время, когда океан освободился от льда и корабли снова приобрели возможность двигаться, норманны возвратились на родину.
Вот бы найти эту землю! Кто знает, быть может, она и послужит изгнанникам новой отчизной.
Да, надо во что бы то ни стало найти эту землю…
«Земля!» раздался крик с носа корабля.
Эрик Рыжий провел тыльной стороной руки перед глазами, как бы отгоняя назойливые мысли, осаждавшие его, и устремил зоркий взгляд вперед. Там ничего не было видно, кроме серой пелены дождя, висевшей над океаном. Тогда он посмотрел направо и сквозь легкий туман увидел вздымающуюся громаду берега. Корабль двигался почти параллельно земле, медленно приближаясь к ней. Что это за земля? Велика ли она? Пригодна ли для жизни? Все эти вопросы проносились в голове Эрика Рыжего, пока корабль приближался к ней.
Вскоре норманны подошли к неизвестной земле настолько, что могли различить, несмотря на туман, отдельные подробности. Чем‑то родным повеяло на них от этих чужих, неведомых берегов. Как и берега их родины, Норвегии, они были изрезаны бесчисленными фьордами, по склонам которых то там, то здесь виднелись сползающие вниз, к морю, зеленовато‑белые языки мощных ледников.
Эрик Рыжий и его товарищи глядели во все глаза, высматривая место, где можно было бы высадиться на берег. Но мрачны и неприветливы были скалистые берега фьордов.
– Повернем туда, – отрывисто бросил Эрик Рыжий стоявшим рядом товарищам и ткнул пальцем в юго‑западном направлении, – надо искать место получше, здесь слишком голо.
В течение нескольких дней корабль норманнов плыл вдоль угрюмых берегов вновь открытой земли, но картина оставалась прежней. Фьорды, окруженные скалами, голыми и бесплодными, сменялись один другим, и не видно было им конца и края.
Стало теплее, в воздухе чувствовалось дыхание весны, чаще стало проглядывать солнце, пробивая толщу тумана.
В один из таких дней, когда норманны уже начинали отчаиваться, корабль поравнялся с заливом, окруженным высокими берегами. И тут глазам изумленных мореплавателей открылась поистине дивная картина. Береговые склоны были покрыты изумрудным ковром свежей травы. Со всех сторон возвышались скалы, отгораживая этот райский, по сравнению с тем, что видели норманны прежде, уголок от суровых и беспощадных северных ветров.
Грубые обветренные лица бездомных скитальцев осветились улыбками, глаза их заискрились радостью. Значит, не напрасными были их усилия и поиски.
Даже на лице их предводителя появилось некое подобие улыбки, и он буркнул:
– Это как раз то, что мы так долго искали. Клянусь Одином, это настоящая зеленая страна. Здесь великолепно можно будет расположиться и основать поселение!
Этот год мы проведем здесь, построим дома и обживемся, а затем вернемся в Исландию, расскажем, как здесь хорошо и удобно, и вы увидите, что люди просто повалят сюда. Ручаюсь, что у нас не будет недостатка в соседях. А теперь за дело, приготовьтесь к высадке.
В исландских хрониках тех времен (а произошли только что описанные события в восьмидесятых годах X века) есть упоминание, что Эрик Рыжий намеренно дал такое заманчивое наименование обнаруженной им земле, суровой и бесплодной, чтобы привлечь туда колонистов. (Гренландия в переводе с норвежского означает зеленая страна.) Так ли в действительности было или не так, трудно утверждать с полной достоверностью. Известно только, что спустя три года он вернулся в Исландию, получил прощение и вскоре вновь ее покинул в сопровождении многочисленных колонистов, которые выразили пожелание переселиться в Гренландию.
Гренландия – страна льда и снега. Только около шестой части ее территории освобождается от снега на несколько летних месяцев. Но название, данное первооткрывателями, осталось на всех картах мира.
Птичьи острова
мыса Сан‑Висенти, что на крайнем юго‑западе Пиренейского полуострова, в небольшом городке Сагриш, раскинувшемся у самого берега Атлантического океана, постоянно царит оживление. По улочкам снуют люди, на берегу стучат молотки и топоры, в синеве океана белеют паруса каравелл.
Здесь обосновался португальский принц Энрики, более известный в истории под именем принца Генриха Мореплавателя.
Возвратившись на родину после завоевания португальскими войсками в 1415 году мавританского порта Сеуты, принц Генрих возглавил португальский орден Христа (полувоенную, полумонашескую организацию) и все денежные средства этого ордена решил использовать для поисков земель, лежащих к югу от пустыни Сахары, где, как он слышал на марроканском берегу от мавров, есть в изобилии золото и черные рабы.
Перспектива завоевания таких земель была настолько заманчивой, что не оставляла места колебаниям. Путь же в эти богатые страны был один – по морю.
И первое, что предпринял принц, было создание в облюбованном им Сагрише обсерватории и мореходной школы для обучения португальцев искусству кораблевождения.
Его соотечественники в те времена еще толком не знали, как пользоваться морскими картами, и были совсем неопытными мореплавателями. Необходимо было пригласить знающего человека, который бы помог им в кратчайший срок овладеть как следует навигационным искусством, научил бы их составлению морских карт и обращению с ними, иначе планы принца Генриха остались бы неосуществленными.
Такой человек был вскоре найден. Это был каталонский картограф Ферера родом с Балеарских островов, человек ученый и опытный в делах навигации. Ему принц доверил обучение будущих завоевателей африканского побережья.
С тех пор почти каждый год ознаменовывался каким‑нибудь открытием. На первых порах еще неопытные в морском деле португальцы не рисковали заплывать далеко, но с каждым новым плаванием всё более смелели и решались выходить надолго в открытый океан.
Ведь там, где‑то на западе, на большом расстоянии от берегов Португалии должны находиться острова. Об этих островах принцу Генриху было известно из древних источников, в которых упоминалось, что еще норманны и арабы знали о их существовании и что арабы называли эти острова птичьими. Позднее, в середине XIV столетия, они появились на итальянских картах, но были нанесены очень неточно, и впоследствии этих островов обнаружить не удалось, и они считались как бы потерянными.
Принц Генрих в числе других предприятий уделял немаловажное место и этим неуловимым островам.
Были посланы корабли на их поиски. Тридцать лет понадобилось португальцам, чтобы открыть, теперь уже окончательно, весь архипелаг.
Начало было положено в 1431 году, когда португалец Кабрал, заплыв далеко на запад, обнаружил неприютные скалы. Дальше Кабрал плыть не рискнул, так как запасы провианта подходили к концу, а на открытых им скалах пополнить их было невозможно.
На следующий год он снова пустился в плавание и на этот раз достиг острова, который назвал Санта Мария. Открытый остров был невелик и почти необитаем. Португальцы не нашли здесь ни людей, ни животных. Единственными обитателями острова были птицы, доверчиво разгуливавшие у ног высадившихся на берег мореплавателей и без малейшего страха дававшиеся в руки.
Во время пребывания на острове Санта Мария произошел случай, который, может быть, прошел бы незамеченным, если бы впоследствии он не помог найти остальные острова архипелага. С корабля бежал невольник. Спрятавшись в укромном месте, он дождался, пока корабли покинули остров и отплыли обратно в Португалию. Долгое время он оставался на острове в полном одиночестве, питаясь кореньями и птицами, которых ловил руками.
Когда экспедиция Кабрала вновь посетила Санта Марию, он возвратился на корабль и рассказал, что однажды, бродя по острову, взобрался на одну из вершин и стал всматриваться в даль, в надежде увидеть паруса португальских кораблей. Но куда он ни смотрел, повсюду простирался пустынный океан. И только в северной стороне его острый взгляд разглядел что‑то черное. Он напряг свое зрение и с трудом разглядел контуры острова. Неясные очертания гор то четко вырисовывались на фоне лазурного неба, то вдруг исчезали в туманной дымке.
Пользуясь этими указаниями, Кабрал направил корабли на север и в 1444 году открыл увиденный невольником остров. Он его назвал Сан‑Мигел, поскольку открытие произошло в Михайлов день.
В последующие годы последовательно были открыты острова Терсейра (т. е. Третий), Пику, Грациоза, Файяль. Каждый вновь открытый остров отстоял все дальше от берегов Европы. Последними были обнаружены острова Корво и Флориш. Они составляли крайнюю северо‑западную группу архипелага.
Здесь, так же как и на Санта Марии, португальцев поразило обилие птиц, среди которых особенно много было ястребов. Вне всякого сомнения, пернатые хищники составляли большинство населения открытых островов. Португальские мореплаватели решили назвать архипелаг именем его коренных обитателей. Это название удачно согласовалось с именем, данным островам много лет назад арабами.
С тех пор острова, затерянные в просторах Атлантического океана на расстоянии более полутора тысяч километров от берегов Пиренейского полуострова, стали именоваться Азорскими, т. е. Ястребиными, потому что по‑португальски ястреб – azor.
Львиные горы
а эти берега высаживаться небезопасно, чернокожие здесь очень воинственны.
– Возможно ли! А разве кто‑нибудь уже бывал в этих местах? Признаться, мне думалось, что мы первые зашли так далеко.
– Как? Вы не слышали о гибели небезызвестного Нунью‑Триштана и большинства его спутников в этих краях? Об этом было много разговоров в свое время. Впрочем, чему я удивляюсь? Вы еще так молоды, что вряд ли могли об этом что‑либо знать!
Собеседники стояли на палубе корабля, медленно плывущего вдоль африканского побережья.
Это было небольшое португальское судно, одно из многих, отправлявшихся в середине XV столетия на поиски земель, богатых золотом, пряностями и даровой рабочей силой. Чернокожих обитателей африканских берегов португальские мореплаватели насильно увозили с собой и по возвращении на родину продавали в рабство, получая на этом большой барыш.
Один из разговаривающих, пожилой человек с суровым лицом, изборожденным морщинами, был начальник экспедиции по имени Перру да Синтра. Его собеседника звали да Кошта. Он был молод и, видимо, только начинал свою самостоятельную жизнь, пустившись в это рискованное, полное опасностей плавание.
Синтра равнодушно взирал на проплывавшие мимо корабля берега, зато его молодой спутник не отрывал восхищенного взгляда от сменявших друг друга картин пышного великолепия тропической природы. Его приводило в восторг все – и густая зелень спускающихся почти к самой воде тропических зарослей, и внезапно открывающиеся уютные бухточки, окаймленные желтым песком пляжей, и виднеющиеся впереди в легкой дымке вершины невысоких гор.
– Извольте, если хотите, я расскажу вам историю Нунью‑Триштана, – продолжал Синтра, снисходительно посматривая на оживленное лицо своего собеседника. – Она очень поучительна для тех, кто решил посвятить свою жизнь морскому промыслу. Слушайте же внимательно.
Несколько лет назад (если мне не изменяет память, было это в 1443 году) Нунью‑Триштан, слывший опытным мореходом, отправился в плавание на юг вдоль побережья Африки, как мы сейчас с вами, на поиски новых земель и благодаря упорству и настойчивости сумел не только достигнуть мыса Бранку, но и проникнуть южнее его. Оставив позади этот мыс, Нунью‑Триштан продолжал плыть дальше и вскоре увидел группу островов. Оказалось, что острова обитаемы, на них там и здесь виднелись селения, а на берегу одного из островов, к которому подошел близко его корабль, стояли чернокожие, разбившись на несколько групп. При ближайшем рассмотрении островитяне произвели на мореплавателя самое благоприятное впечатление. Они были прекрасно сложены и казались сильными и выносливыми.