В начале своей книги он заявляет, что в основании валеологии среди прочего находятся психоаналитические теории Фрейда, Юнга и Адлера. В дальнейшем он пишет:
"...в 20м веке в европейской культуре возникает и развивается точка зрения,ставшая после работ З.Фрейда почти азбучной,о том,что нравственность - нередко фальшивая поза, имидж, маска на истинном лице человека. Мораль начинают понимать, как социальную форму внешнего давления и культурного насилия, как навязывание стереотипов мысли и поведения, как цензуру». (6) Ясно, что Кулиниченко против этого. Я тоже. Но я могу доказать, доказать так, как это доказывается в рациональной науке, что Фрейд не прав, и что его теория далека от научной обоснованности. А если бы я не мог этого доказать и не привёл бы тут же этих доказательств, то я не имел бы права голословно отвергать выводы теории, до сего дня считающейся научной. Это классическая норма научной этики и нет сомнения, что научная этика должна быть
частью биоэтики и важной частью, учитывая исключительную роль науки в жизни современного общества. Кулиниченко же не только и здесь ничего не доказывает, он вообще не приводит никаких аргументов в пользу своего разгрома фрейдизма. Вот он так считает и всё. Ну а немало других учённых и философов до сих пор считают прямо противоположно Кулиниченко и вполне согласны с Фрейдом. Несколько лет назад, например, в Израиле обсуждалась на телевидении проблема проституции. Учавствовавшая в обсуждении профессор-сексолог заявила что наука, в частности Фрейд, доказали общественную полезность проституции. После чего ведущему ничего не осталось как только развести руками и резюмировать: "С наукой спорить нельзя". Спрашивается, а какому из профессоров должен верить рядовой член общества? И какая мораль может быть в нём воспитана зомбированим ему мозгов с противоположных направлений с использованием авторитета науки и разглагольствований о плюрализме. И как можно вводить в основание науки (научность которой ты доказываешь) теории, которые сам же признаешь неверными?
И наконец, свойственная биоэтике манера исходить из всех мыслимых и немыслимых теорий и учений, в том числе религий, и из чем большего числа, тем лучше. И при этом называть себя наукой. Намерение опереться на всю человеческую мудрость - похвально, но благими намерениями, как известно, дорога в ад вымощена. В принципе можно строить научную теорию, базируясь на нескольких уже существующих. Можно и религию сочетать с наукой. Но ведь это нужно делать, а не только декларивовать намерение это сделать. Ведь между не только религиями, но даже между конфессиями одной религии, скажем христианства, существуют противоречия, которые они уже много столетий не могут утрясти.
Рациональная наука может быть построена на нескольких противоречащих друг другу теориях - гипотезах. Но она при этом переделывает теории - гипотезы, уточняя их понятия и таким образом устраняет противоречия между ними и достигает синтеза. Так, например, произошло, когда квантовая теория синтезировала волновую и корпускулярную теории света. Но я пока что не видил в биоэтике (также как в валеологии) синтеза с устранением противоречий, ни между католицизмом и православием или протестатизмом, ни между Фрейдом и Адлерем, ни тем более между христианством в целом и психоанализом в целом.
К сожалению эта подмена науки благими намерениями в сочитании с её релятивизацией в философии и вытекающим из неё отсутствием четких критериев научности приводит не только к падению авторитета науки в
обществе. Она приводит к очень опасному явлению внутри самой науки, особенно гуманитарной. А именно к зашлаковыванию науки огромным количеством людей, которым в науке места не должно быть. Которые, не обладая соответствующими способностями, обладают лишь непомерными амбициями и жаждой власти и, благодаря упомянутому отсутствию критериев, весьма успешно делают карьеру, а украсившись желанными степенями и званиями, вплоть до академиков, начинают душить и не пускать всех тех, кто способен делать науку. В результате возникает ситуация, которую я считаю едва ли не главной из глобальных проблем, стоящих сегодня перед человечеством: с одной стороны человечество как никогда нуждается в новых учениях глобального характера, причем не в благостных утопиях, а в научно обоснованных теориях, с другой стороны, на пути таких теорий стоит пробковый слой философского истэблишмента, не способного и не желающего принимать настоящих теорий. Как я уже сказал, эта ситуация глобальна, но в Украине и России она усуглубляеться ещё недавним 70 летним господством "единственного и непогрешимого" марксизма и доходит временами до маразма, до наукообразных словоизвержений, начисто лишённых смысла. Вот пример:
"Информация - это фундаментальный генерализационно-единый,безначально-бесконечный,законо-процесс автоосцилляционного,резонансно-сотового,частотно-квантового и волнового отношения,взаимодействия,взаимопревращения и взаимосохранения(в пространстве и времени) энергии, движения, массы и антимассы на основе материализации и дематериализации в микро- и макроструктурах Вселенной. (7)
Как можно пользоваться таким определением информации, известно одному лишь автору, который, кстати, является не гумманитарием, а доктором технических наук, профессором, зав. кафедры МИРЭА и президентом Международной Академии Информатизации. Что свидетельствует о том, что процесс не просто пошёл, как говаривал Горбачёв, а зашёл слишком далеко.
Выход из этой ситуации дает единый метод обоснованиянаучных теорий и вытекающие из него критерии научности. Как уже сказано, этот метод может применяться с соотетствующей адаптацией и в гуманитарной сфере. В связи с его применением в биоэтике уместно разъяснить один из аспектов этой адаптации. Прежде всего, нужно уточнить, в чём состоит разница между науками естественными и гумманитарными. Я вижу три основных отличия. О двух из них я уже писал выше, но напомню и здесь.
Во-первых, широкое применение количественных методов в сфере естественных наук возможно благодаря тому, что свойства объектов и
явлений, изучаемых этими науками обладают не только принципиальной измеримостью (допускают введение отношения больше - меньше, но и позволяют введение единиц измерения (килограммов, метров и,т.п.) Многие полагают, что объекты и явления, изучаемые гуманитарными науками, не обладают ни тем, ни другим. На самом деле невозможно только установление единиц измерения в этой сфере, не существует килограмов любви и метров справедливости. Но принципиальная соизмеримость, установление отношения больше-меньше возможна и здесь. В болшинстве случаев мы отлично знаем для себя,что эту женщину мы любили лишь слегка,а ту - до глубины души или "больше жизни», что эти стихи неплохи, а те – гениальны и т.п. Мы не можем только точно сказать,во сколько раз эти стихи талантливее тех. Но нужно заметить, что и физика не измеряет свои объекты с абсолютной точностью. Существует погрешность измерения, которая по мере развития науки и техники становиться всё меньше, но принципиально никогда не станет равной нулю. Таким образом разница в этом отношении между гуманитарными и естественными науками лишь количественная. Поэтому мы не можем в гуманитарных науках применять количественные расчёты (как правило, хотя в социологии, скажем, ещё как применяем). Но эта разница не мешает нам применять методы естественных наук и в частности единый метод обоснования в гуманитарной сфере на качественном уровне. Как это делается, я показал в (8).
Есть ещё одна сторона в вопросе соизмеримости в естественных и гуманитарных науках. Физические и прочие естественнонаучные соизмерения (измерения) объективированы настолько, что почти не зависят от субъективного фактора, от личности измеряющего. В то время как оценки разными людьми тех или иных стихов или справедливости в том или ином случае являются откровенно субъективными. На уровне индивидума разница здесь действительно принципиальна. Но наука, как естественная так и гуманитарная, занимается не частным, а общим. Комитеты по биоэтике вырабатывают этические нормы не для каждого врача в отдельности, а для врача вообще. И вопрос о том, клонировать или не клонировать людей решается не для каждого генетика в отдельности, а для всей генетики, а точнее для всего человечества. При осреднении же оценок отношения по всем индивидам некого общества или его части, мы получаем уже некую объективную оценку, характеризующую данное общество, его состояние на данный момент. Характеристика, которая объективно влияет на протекание в обществе тех или иных процессов. Таким образом, как я уже сказал, соизмеримость объектов по степеням их свойств не являются принципиальным водоразделом между естественными и гуманитарными науками (хотя и требует адаптации методов при их переносе из одной сферы в другую).
Второе отличие состоит в том, что естественные науки развили методы однозначного определения своих понятий, однозначной привязки этих понятий к опыту, однозначности постулатов, выводов и их верификации. Требования всех этих однозначностей являются требованиями единого метода обоснования (9, 10, 11). Гумманитарным наукам эта однозначность не только не известна, но она в них принципиально недостижима, поскольку она связана с возможностью введения количественной меры свойств. Однако, в связи с существованием принципиальной (неколичественной) соизмеримости свойств в гуманитарной сфере существует своя мера однозначности, которая может быть в ней достигнута. Эта мера опять же не может быть количественно выражена, зато всегда можно показать, что в такой-то конкретной теории можно сформулировать понятия (или постулаты или выводы) более однозначно, чем они сформулированы и таким образом осуществить оценку степени научности данной теории по этому признаку. Т. е. и это отличие не мешает применению метода естественных наук, в частности единго метода обоснования, в гуманитарную сферу, хотя опять только на качественном уровне.
Но есть и ещё одно важное различие между естественными науками и гуманитарными. Это так называемая аксиология, ценности, от которых рациональная наука отвлекается (хотя постпозитивисты пытались доказать, что выводы естественных наук влияемы со стороны аксиологических установок, но я это опроверг), а в гуманитарных науках это - та печка, от которой танцуют. Ценности же, как мы знаем, в истории человечества менялись от эпохи к эпохе и от общества к обществу. А тогда спрашивается какой тут может быть единый метод обоснования и какой вообще рационализм, если, поменяв ценности, мы можем поменять выводы на прямо противоположные. Скажем, Маркс обосновал свой социализм на главной ценности, именуемой равенство. Россиянам эта ценность на определённом этапе их истории пришлась очень по душе и они вчинили революцию (отвлечёмся пока от того, получили ли они при этом обещанное равенство). Но американцев эта ценность никогда особенно не волновала. Их гораздо больше всегда волновала индивидуальная свобода и возможность каждому разбогатеть и тем самым добиться неравенства в свою пользу. Поэтому идеи социализма в Америке никогда особенно не распространялись.
На первый взгляд кажется, что аксеология создаёт непреодолимое препятствие на пути применения не только единого метода обоснования, но и вообще какого-бы то ни было рационализма в гуманитарной сфере. На самом деле это не так и элементы рационализма присутствуют в
любом даже самом гуманитарном из гуманитарных учений, в религии. Возьмём любую богословскую полемику, например, полемику Кальвина с его католическими оппонентами. И мы увидим, что аргументация каждой из сторон, хоть и начинается от неких ценностных по своей природе постулатов, кстати, общих для обеих сторон, но далее делается по тем же правилам дедуктивного построения выводов, по которым и физика извлекает свои выводы из своих постулатов. Только качество дедуктивных построений у отцов церкви похуже, чем у физиков. Но это не от того, что они пользуются другой логикой или другой дедукцией, чем физики, а оттого, что владеют ею хуже в общем, чем физики. Но и физики не владеют ею в совершенстве. Один пишет: отсюда следует то-то, а другой возражает: нет, вы тут допустили логическую ошибку и отсюда это не следует. И Кальвин тоже не оспаривает изречений Иисуса Христа и апостола Павла, от которых танцуют его оппоненты. Он только доказывает, что у его оппонентов хромает логика и дедукция и из этих же самых изречений Иисуса Христа и Павла следует нечто другое. Таким образом одна часть рационализма (дедуктивное построение выводов) обязательно присутствует в любом гуманитарном учении и теории (пусть и в неявном виде) и мне не нужно её туда привносить. Хотя сознательное применение дедуктивного метода причём в полном его объёме (кроме количественных расчётов) в гуманитарной сфере позволит улучшить общий уровень её построений и уменьшить количество пустоговорения.
Но то, что в гуманитарной сфере применяется явно или неявно, сознательно или несознательно дедуктивное извлечение выводов из исходных посылок, ещё не делает её теории вполне рациональной наукой и не подтверждает возможности применения единого метода обоснования хотя бы на качественном уровне, поскольку вышесказанное об аксиологии гуманитарных постулатов пока остаётся в силе. Поэтому зададимся вопросом: чем отличаются постулаты-аксиомы естественных наук от аксеологических постулатов религии или любого гуманитарного учения. Релятивизаторы - постпозитивисты утверждают, что ничем не отличаются. Но не потому, что гуманитарные постулаты не связаны с аксиологией, а потому, якобы, что постулаты физики (и прочих естественных наук) не вытекают из опыта и поэтому тоже имеют аксеологическую нагруженность. Я показал (9, 10, 11), что наука, только тогда вполне наука, когда её постулаты полностью определяются опытом. Нарушая это требование, наука изменяет своему собственному методу -единному методу обоснования и это ведёт её, как правило, к парадоксам и противоречиям. Это всё ещё иногда случается в физике, несмотря на то, что естественная наука, и прежде всего физика, породила в своём развитии этот метод. Но до сих пор он существовал лишь на уровне стереотипа естественно научного мышления. А связаны.ли постулаты
гуманитарных учений, включая религию, с опытом? Ну, конечно, нет, воскликнет читатель. Ведь они же от Бога. А может всё таки да? Я не собираюсь в очередной раз столкнуть лбами религию и науку. Я не покушаюсь на утверждение иудаизма и христианства, что 10 заповедей даны еврейскому народу Богом через Моисея на горе в Синае. Но ведь выше я уже упомянул, что заповеди "не убий" и "не укради" были известны человечеству задолго до Моисея и известны они были, именно, из опыта. Я позволю себе высказать такую парадоксальную на первый взгляд мысль: постулаты религии имеют божественное происхождение, но это вовсе не исключает их связи с опытом. Только связь эта отличается от связи постулатов физики с опытом тем, что в физике речь идёт об уже имеющемся опыте, а постулаты религии связаны не только с уже имеющимся опытом, но и с потенциально возможным опытом человечества.
Если стать на эту точку зрения, то может показаться, что задача переноса методов естественных наук в гуманитарную сферу уже решена (я отвлекаюсь от того, что не все верят в Бога и готовы принять исходные постулаты религии). Но на эту точку зрения не так то просто стать.
Мало того, что я пока никак не обосновал предположение о связи постулатов религии с опытом, но сразу возникает возражение. Дело в том, что привязанные к опыту (если привязка сделана по правилам единого метода) постулаты естественных наук - не противоречат друг лругу (т. к., выражаясь языком формальной логики, имеют область существования своих предикатов). И выводы, извлекаемые из них дедуктивно, если нет ошибок выведения, также обязаны быть непротиворечивыми. Но постулаты религии, скажем христианской, содержат много видимых противоречий, а выводы из них - тем более. И именно это является главной причиной бесконечного ветвления христианства на конфессии и секты, гораздо больше, чем не совершенное владение методом дедукции. Каждая из конфессий выбирает себе, акцентирует, делает упор на постулаты, которые ей больше по душе, отвлекаясь от постулатов, также имеющихся в Писании, но противоречащих этим. Например, знаменитое "Не судите, да не судимы будете» по видимости противоречит заявлению Христа "Я не пришёл отменить закон и пророков". Мало того, Иисус пришёл исполнить волю Отца Своего, но Бог Отец как раз и дал закон и повелел судить. Таких противоречий можно указывать ещё много. И для того чтобы сделать биоэтику (которая пытается синтезировать религию с рациональной наукой) рациональной науке эти противоречия надо устранить. Кстати, отцы церкви утверждают, что Бог и есть истина, а поскольку истина не может быть противоречивой, то, следовательно, все упомянутые противоречия - лишь видимые. И церковь, сколько она
существует, пыталась эти противоречия устранить и в некоторых случаях даже успешно. Так достигнут более менее консензус по поводу понимания "Не мир, но меч принёс Я вам". Принято, что здесь имеется в виду духовный меч и это устраняет видимое противоречие этого утверждения Иисуса Христа с Его призывами к миру и любви. Но в большинстве случаев мы имеем разную трактовку таких противоречий не только разными конфессиями, но и разными трактователями внутри одной конфессии и даже у одного и того же трактователя. Такова судьба вышеупомянутого "Не судите, да не судимы будете, по поводу которого исписаны тонны бумаги, начиная с апостола Павла и до наших дней и тем не менее, что имел в виду Иисус Христос, говоря "не судите", остаётся практически столь же неясным, как это было для простых рыбаков с Кинерета, будущих апостолов.
Кроме того даже достижение консензуса не гарантирует нам истинности трактовки. Привязка же к опыту, если бы она была достижима, обеспечивала бы и консензус и подводила бы под него обоснование. Но невозможно же привязываться к будущему опыту. Мало того и привязывание к прошлому опыту здесь далеко не тривиальная задача. Это же не то, что в физике, где мы сами делаем опыты и именно те, которые должны прояснить интересующий нас вопрос. Здесь опытом является история, которую нельзя ни повторить, ни переделать, ни тем более прокрутить в ней какой-нибудь интересующий нас вариант. Может быть именно поэтому никто до сих пор (насколько мне известно) и не пытался осуществить эту привязку. Я попытался это сделать (13). Замысел работы такой: отслеживать духовную эволюцию, приведущую к современной западной цивиллизации, начиная от иудаизма, через христианство и далее через нерелигиозные духовные (и антидуховные) идеи и их ветвление, а также влияние этих духовных идей на состояние общества. При этом выяснилось, что привязка гуманитарных постулатов к опыту в принципе осуществима. Естественно, только на качественном уровне. Но в гуманитарной сфере количественные методы и не нужны Более того, я бы сказал, что если бы применение количественных методов было возможным в гуманитарной сфере, то это просто обеднило бы жизнь. Примером тому – компьютерное сочинение музыки и стихов и попытки компьютеризированной оценки поэзии. Естественно также, что поскольку привязка идёт только к прошлому опыту, то о полном и окончательном раскрытии премудрости Божьей не может быть и речи. Да было бы кощунственно ставить такую задачу. Но задача людей - продвигаться в познании настолько, насколько это возможно на каждом этапе. И самое главное, мне кажется, эта работа позволит получить ответ на насущные вопросы современности, в частности те, которые ставит биоэтика. Ведь биоэтика, как и прочие гумманитарные науки, исходит из постулатов
(посылок), которые, с одной стороны, не освящены авторитетом Бога, а с другой, не привязаны и к опыту. Так откуда же они берутся?
Ницше сказал, "...но тихо вращается мир вокруг создателей новых ценностей». Создаваться то эти постулаты - ценности создаются и мир вокруг них таки двжетя. Весь вопрос только куда он движется. Вот, Маркс объявил наивысшей и абсолютной ценностью равенство и пол мира пришло к тоталитарному социализму. Вот, Ницше объявил наивысшей ценностью волю к власти и приключился фашизм. Вот, экзистенциализм с фрейдизмом объявили наивысшими ценностями свободу и чувственные наслаждения и произошла сексуальная революция. А почему вдруг равенство или свобода или воля к власти -наивысшие ценности? А потому что в природе человека есть потребность во всём этом и во многом другом. И в определённых обстоятельствах, сложившихся в ту или иную эпоху, можно одну из этих потребностей раздуть непропорционально другим. Т. е. есть возможность убедить людей в этом, внушить им, но это не значит, что это истина, что это пойдёт людям на пользу.
Биоэтика провозгласила наивысшей ценностью жизнь. Это звучит красиво и это соответствует моменту и порождаемым им настроениям. Ведь впервые в истории человечества жизнь всего человечества и даже всего живого на Земле оказалась под угрозой. Но ведь и равенство и свобода и воля к власти в своё время звучали красиво, соответствовали моменту и тем убеждали. И опять, как и тогда, постулат "жизнь - наивысшая ценность" не привязан к опыту. Нет сомнения, что жизнь - это ценность, но наивысшая ли, абсолютная? Нет нужды перелопачивать всю человеческую историю, чтобы показать, что это не совсем так. Одна только проблема эвтаназии ставит это под сомнение. А если не воспринимать сотворение мира, описанное в Писании, буквально, а видеть в эволюции (направленной, как доказывают многие учённые эволюционисты, начиная с Берга) сотворение Богом мира и человека и соотносить с этим опытом постулат об абсолютной ценности жизни, то мы увидим, что он этому опыту противоречит. Эволюция, хоть и направленная, осуществлялась всё таки в немалой степени через истребление и индивидов и даже видов. Провозглашая в биоэтике святость жизни не только человека, но и животных и даже растений, мы надмеваемся превзойти самого Творца, что кощунственно с точки зрения религии и является благоглупостью и утопией с рациональной точки зрения. Да не сделают отсюда вывод, что я призываю мучить животных, разрушать естественную сферу обитания и тем более убивать по чём зря людей. Стремясь душой в небо, мы должны твёрдо стоять ногами на земле, а это значит соотносить знание, даже полученное из Писания, с
опытом. Иначе мы будем приходить к результатам, подобным тем, когда абсолютизировали равенство, или свободу, или волю к власти.
Упомянутая моя работа показывает, что наивысшей ценностью является приближение Человека, всего человечества к образу и подобию Божию. Все остальные ценности подчинены этой, а по отношению друг к другу выстраиваются в определённую иерархию.
После всего возникает вопрос, а что это такое "образ и подобие Божие" и можем ли мы найти на него ответ на том пути, который я предлагаю. "Образ и подобие Божие" - это оптимальная иерархия ценностей духовных и моральных, котоую человек должен принять в идеале. На основании сказаного выше ясно, что мы не можем получить исчерпывающий ответ на этот вопрос. Но мы можем на него ответить в степени, достаточной для разрешения проблем, стоящих перед человечеством сегодня.
Литература:
1) Feyerabend P. "Science in free society, London N.Y/ 1978
) "В Штатах Господь Бог наступает на Дарвина Вечерние Вести, Киев 6. 3. 2002
) Кун Т. "Структура научных революций, М. 1975
) Кулиниченко В. "Современная медицина: трансформация парадигм теории и практики, Киев, 2001
) I bid, c. 76
) I bid, c. 102
Глава 10
Проблема толкования Священных
Писаний и конфликт исламского
фундаментализма с Западом
Проблема толкования Священных Писаний имеет отношение не только к конфликту исламского фундаментализма с Западом, но гораздо шире - к взаимопониманию между представителями разных религий, разных конфессий и даже верующих и атеистов. Но, конечно, конфликт между исламским фундаментализмом и Западом, сопровождаемый террором и угрозой мировой атомной войны наиболее важен. И в силу его важности и опасности для человечества в СМИ и научных трудах потрачено уже немало слов на объяснение его причин с рекомендациями по их устранению. И неправильное толкование Корана исламскими фундаменталистами и террористами объявлено многими причиной этого конфликта, а правильным объявлено его толкование умеренными исламскими богословами, а еще лучше западными религиеведами. И в качестве доказательства правильности умеренного толкования приводятся цитаты из Корана. Но фундаменталисты в ответ приводят другие цитаты из Корана, подтверждающие их точку зрения и таких цитат гораздо больше. И тогда начинают раздаваться голоса, что Коран – это зловредная книга. Но, ясно, что при таком подходе, ни о каком мирном разрешении конфликта не может быть и речи. И это возвращает нас к вопросу, что есть правильное толкование Корана и, вообще, Священных Писаний.
Исследование этой проблемы удобнее начать с Библии, а не с Корана, поскольку Библия, а тем более Ветхий Завет, написаны намного раньше Корана и здесь накоплен гораздо больший опыт толкования. Мало того, толкования Библии со временем превратились в науку, которой занимаются не только богословы, но и ученые атеисты. И эта наука называется герменевтикой. Это – герменевтика в классическом понимании ее. Есть еще расширенное понимание и тогда речь идет о толковании любых текстов. Я ограничусь рассмотрением только классической.
Потребность в правильном толковании Библии появилась не только раньше герменевтики, но и раньше самой Библии в ее нынешнем виде. Едва только евреи заключили завет с Богом в Синае, приняв на себя исполнение Заповедей и Закона, как возник практический, жизненный вопрос, как их понимать и применять в каждой конкретной ситуации, которых жизнь обеспечивает бесконечное разнообразие.
Вот, например, одно из племен – колен израилевых, вениаминово, погрязло в содомском грехе и прочем разврате, что запрещено Законом.
Остальные, узнав об этом и желая исполнить Завет наилучшим образом, пошли против вениамитян войной и истребили их почти полностью, включая женщин и детей (осталось 400 человек). Потом они схватились за голову. Что ж мы наделали? Ведь в законе не сказано, как именно надо наказывать за этот грех, а мы, похоже, перегнули, истребили целое племя, да еще и невинных детей. Пожалуй, Бог накажет нас за это. Надо как-то исправить положение и самим наказать виновных в содеянном. И нашли как, и наказали. Истребили еще целый город Иавис Гилаадский, жители которого как раз отказались принять участие в походе против вениамитян. Да,– вздыхает летописец – «в те дни…каждый делал то, что ему казалось справедливым».
Этот пример сразу вырисовывает нам всю проблему толкования Библии и любых Священных Писаний: Закон (ветхозаветный) требует справедливости (ну и разных других вещей), но что такое справедливость в каждом конкретном случае, он не устанавливает. И, добавим, он принципиально не может этого сделать, ибо число различных возможных случаев бесконечно - непрерывно и всегда изменяющаяся жизнь подбрасывает, как уже сказано, все новые и новые. Выход может быть только один – установить правила, с помощью которых мы могли бы извлекать из писаного Закона, вообще из Библии, выводы для всех случаев жизни. А это как раз и будет герменевтика по определению.
Но до герменевтики, как науки, пока еще далеко. Пока что идут непрекращающиеся попытки толкования того, что уже дано Богом и что потом станет частью Библии, попытки, которые, по сути, являются занятием герменевтикой, но которые, как таковые, еще не осознаются, да и сам этот термин на это занятие еще не навешен.
Заметим, что с самого начала толкованию поддаются не только Заповеди и Закон, но и другие аспекты Писания. Так, например, на всем этапе истории, описанном в Ветхом Завете, евреев волнует и ими осмысливается и переосмысливается вопрос о том, как нужно понимать сам их Завет с Богом. В Завете сказано, что, если евреи будут следовать Заповедям и Закону, то им будет хорошо. Сначала евреи воспринимают это, как обещание Бога вознаграждать каждого праведного еще в этой жизни. Но действительность быстро опровергает такое их толкование Завета. Жизнь показывает, что и хорошо и плохо бывает и праведным и неправедным и чаще неправедным бывает хорошо, а праведным плохо. И через весь Ветхий Завет проходит вопль евреев к Богу по поводу этой несправедливости.
И только в самом конце ветхозаветного периода истории евреев Исайя и Иеремия догадываются до другого возможного толкования Завета, а именно, что не каждому еврею воздастся при жизни за его праведность, а только всему народу, за праведность его в целом.
Толкования продолжаются и после окончания времен Ветхого Завета и
возникновения Христианства. Причем продолжаются они и у евреев, оставшихся при Ветхом Завете и продолжающих толковать его, и у христиан, толкующих и Ветхий и Новый Заветы вместе. И там и там эти толкования вырастают в горы книг высотой с Монблан. Что касается христиан, то Учение Иисуса Христа, как таковое, уже есть ни что иное, как толкование, причем революционное толкование Учения, данного Богом евреям в Ветхом Завете. Ведь Иисус Христос говорит, что Он «не пришел отменить закон и пророков», и в то же время Он формулирует положения этого закона иначе, чем они были сформулированы в Ветхом Завете и понимались до этого евреями.
"Вы слышали, что сказано: "люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего".
А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас….
(Мат. 5. 43-48)
И таких толкований – изменений закона у Иисуса еще много.
Революционно новое толкование, в частности, дает Иисус Христос смыслу Завета людей с Богом, вопросу, который так волновал евреев весь предыдущий период. Теперь оказывается, что вознаграждение за праведность получит опять не народ, а каждый сам за себя, но не в этой жизни, как сначала думали евреи, а в той, которая наступит после воскресения и Страшного Суда, т. е. в Царстве Небесном. Еще одним революционно новым толкованием у Иисуса Христа является утверждение, что и неправедные, но раскаявшиеся и поверившие в Него, будут прощены и тоже попадут в Царство Небесное. В этом, в общем, и есть главный смысл Благой Вести, которую принес Иисус людям.
Толкования же слов самого Иисуса начинаются Его учениками немедленно по их произнесении и еще до того, как они будут записаны. Ученики - Апостолы, как правило, не понимают своего Учителя и перекручивают смысл его слов. Об этом свидетельствуют Евангелия, как словами Евангелистов, так и словами самого Иисуса Христа:
"Переправившись на другую сторону, ученики Его забыли взять хлебов.
Иисус сказал им: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской.
Они же помышляли в себе и говорили: это значит, что хлебов мы не взяли...
Как не разумеете, что не о хлебах сказал Я вам, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской?
Тогда они поняли, что он говорил им беречься не закваски хлебной, но учения фарисейского и саддукейского". (Мат. 16, 5-7, 11,12) И т. п.
Толкования вкривь и вкось продолжаются и Евангелистами в процессе написания Евангелий. Нет сомнения, что Евангелисты, когда записывали