Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 18 глава

Промокший до нитки, с синими пальцами и губа­ми, сопровождаемый целым букетом ароматов – от запаха хлорки до кошачьей мочи, – Кэгни толкает дверь «Королевы экрана» и видит перед собой самое ужасное зрелище, какое только можно представить. Санни Уэстон собственной персоной. Ну почему из всех видеомагазинов во всем районе она выбрала имен­но этот, а не какой-то другой? Особенно теперь, когда Кэгни насквозь вымок. И вдобавок когда на нем нет штанов...

Отвратительная песня, игравшая, когда Кэгни воз­ник в дверях, закончилась. Санни и Кристиан, которые несколько секунд назад почему-то танцевали посреди магазина, застыли на месте и с совершенно идиотски­ми лицами смотрят на Кэгни. В гробовой тишине слыш­но, как с рукавов шерстяного свитера на выложенный плитками пол капает вода.

– Что, опять бегал по лужам? – спрашивает Крис­тиан.

– Скорее купался в дерьме, – отвечает Кэгни, хо­лодно посмотрев на друга, а затем поворачивается к Санни.

Мисс Уэстон стоит, широко раскрыв рот и глаза, и смотрит на мокрые трусы Кэгни. Ей все-таки не удает­ся сдержать улыбку, хотя приступ гомерического хо­хота Санни подавить сумела.

– Что такое? – требовательно спрашивает Кэгни.

Санни наконец отрывает взгляд от его трусов.

– На вас нет брюк! – говорит она таким тоном, словно не верит собственным глазам.

Кэгни замечает, что Кристиан бросает на Санни вы­разительный взгляд. Она засовывает в рот кулак и, при­кусив его, отворачивается в сторону, к картонным «Ти­танику» и «Гиганту» – Леонардо Ди Каприо и Джейм­су Дину.

– Между прочим, – говорит Кэгни, – я очень за­мерз. На улице не больше десяти градусов. Я запросто могу заболеть воспалением легких.

Он демонстрирует рукава промокшего насквозь сви­тера, чтобы подчеркнуть серьезность ситуации.

Кристиан смотрит на друга, выпучив глаза. Его лицо напоминает физиономию мультипликационного пер­сонажа, у которого вот-вот вылезут из орбит глазные яблоки, а челюсть отвалится до самого пояса. Санни не издает ни звука, но ее плечи заметно подрагивают от смеха.

– Могу я поинтересоваться, что с тобой произошло?

Кристиан внимательно рассматривает свой мани­кюр, чтобы, не дай Бог, не расхохотаться во весь голос.

Санни тактично поворачивается к ним спиной. Кэгни открывает рот, чтобы объясниться, однако тут же закрывает его, не издав ни звука. Ему совсем не хочется рассказывать свою историю перед этой осо­бой.

– Нет, правда, Кэгни, – говорит она вдруг с непод­дельной заботой, – с вами все в порядке?

Ну и наглость! Кто она вообще такая, эта Санни Уэстон, чтобы стоять рядом с его самым лучшим дру­гом и смеяться? И с какой стати она так разоделась? Черное обтягивающее платье с двумя полосками тка­ни, перекрещивающимися на груди, выгодно подчер­кивает фигуру. На ногах довольно уродливые, но мод­ные сапоги. Кэгни не раз видел такие на других девуш­ках, хотя надо признать, что на них они смотрелись хуже. Вокруг шеи у мисс Уэстон повязан серый шар­фик с серебристыми нитями, бегущими по всей его длине, а в ушах – серьги в виде двух сердечек на се­ребряных цепочках. Еще у Санни очень темные воло­сы. Действительно, Кэгни и не замечал, что у нее такие темные волосы. Когда они впервые встретились, воло­сы у нее были стянуты в конский хвост, а на ужине было слишком темно – горели только свечи. Глаза большие и круглые, по цвету напоминающие горький шоколад с вкраплениями меда, а кожа очень гладкая и смуглая, как будто Санни только что вернулась из Мадрида, Рима или какого-нибудь другого европейского города на берегу Средиземного моря.

– Вы можете сосчитать, сколько я показываю паль­цев? – совершенно серьезно спрашивает она. – У вас пальцы на ногах не онемели? А заканчивать стриптиз вы собираетесь?

После короткой паузы Санни и Кристиан вместе разражаются гомерическим хохотом. Кэгни раздра­женно отворачивается.

– Что вы здесь делаете? – спрашивает он Сан­ни, чувствуя, как от ярости закипает кровь. – При­шли специально для того, чтобы надо мной поизде­ваться?

– Честно говоря, я пришла совсем по другому по­воду, но раз уж вы устроили такое представление...

– Чудесно. Смейтесь, если угодно. А вам не прихо­дило в голову, что я мог серьезно пострадать?

– Вы пострадали?

– Не в этом дело.

– А в чем же тогда? Выглядите вы очень смешно. Если вы не пострадали, то я буду над вами смеяться. Или над великим Кэгни Джеймсом смеяться не разре­шается? Господи прости! Неужели вы никогда не иро­низируете над самим собой? Что же у вас в голове тво­рится?

– Что бы ни творилось у Кэгни в голове, это никак не хуже того, что творится у него в трусах, – бормочет Кристиан себе под нос и идет к дверям, чтобы сменить табличку «открыто» на «закрыто».

– Ну замечательно! А я-то думаю, что это у нас так давно не было сеанса психоанализа? Обожаю, когда вы, мисс Уэстон, рассуждаете о моих комплексах и о том, что я собой представляю. И не важно, что вы со мной ни разу толком не разговаривали! С вами же не­возможно вставить слово!

Кэгни ждет ответного возмущения, но Санни на провокацию не поддается.

– Знаете, Кэгни, у меня не так много свободного времени. Приходится выбирать, что стоит моего вни­мания, а что нет. Я предпочитаю заниматься чем-нибудь интересным, приятным, поучительным или про­сто забавным. Я стараюсь не тратить время на старо­модных, пустых и ограниченных типов, страдающих комплексом крутого самца. Поэтому вы, мистер Джеймс, мне малоинтересны.

– Это я-то пустой и ограниченный?.. По крайней мере я не морю себя голодом, чтобы выглядеть как ка­кая-нибудь кукла с обложки модного журнала!

– Первый раз в жизни встречаю человека, кото­рый так сильно озабочен тем, что я ем! У вас в конторе, случайно, не развешаны по стенам мои фотографии? Может, вы давно следите за мной? Прячетесь за дере­вьями и машинами со своим подленьким фотоаппара­том и тайком меня снимаете?

Санни прикусывает нижнюю губу и вызывающе подбоченивается. Кэгни показалось, что она даже вы­пятила на него грудь.

– Вам будет трудно себе представить, дорогая Сан­ни, насколько мало вы меня интересуете! Не больше, чем тайская девушка двухметрового роста с адамовым яблоком и волосатыми руками! Я к вам настолько хо­лоден, что во мне в июле можно хранить мясо. Как в холодильнике!

– Какое облегчение, – замечает Санни с милой улыбкой.

– Облегчение? Тогда зачем вы, милая, с таким лю­бопытством разглядывали мои трусы? У вас в глазах прямо фейерверк сверкал!

– Фейерверк? Скорее бенгальский огонь! Медлен­ное тление вместо яркого взрыва, если можно так вы­разиться. К тому же вы так промокли, что вам и бен­гальский огонь зажечь не удастся. Про фейерверк во­обще умолчим.

Кэгни вынужден признать, что выдержка у мисс Уэстон достойна всяческих похвал.

– Я и не пытаюсь зажечь все, что попадается на пути, дорогая Санни. Мне не нравятся болтливые и мужеподобные особы. Я предпочитаю женщин, кото­рые выглядят и ведут себя, как женщины.

– Ну разумеется! Я слышала, что у вас уже три та­ких на счету. Кстати, на днях видела вашего адвоката по бракоразводным процессам. Он парковал «феррари». Просил передать вам самые лучшие пожелания...

–А я на днях видел чемпиона мира по армрестлин­гу, так он настоятельно просил, чтобы вы вернули его бицепсы.

– Вы считаете, я слишком накачана? Ну не знаю. В любом случае всей моей мускулатуры не хватит на то, чтобы удержать кочан, который сидит у вас на плечах.

Кэгни делает шаг по направлению к Санни. Она тоже шагает к нему. Лица у обоих разгневанно крас­неют, а дыхание учащается.

Кристиан облокачивается на прилавок, чтобы удоб­нее было наблюдать, но тут же отвлекается на посто­ронний шум. Из боковой двери, ведущей в коридор, показывается загипсованная нога. Следом за ногой появляется Айан, одетый в длинный полупрозрачный халат. Под халатом у него только трусы. Опираясь на костыли, он осторожно протискивается в дверной про­ем и ковыляет по направлению к Кристиану.

– Я услышал какие-то голоса и решил спуститься. Мне тут целый день заняться было нечем. Тоска зеле­ная. Решил узнать, что здесь происходит. Ну и что здесь происходит?

Говорит Айан с Кристианом, а сам не спускает глаз с Кэгни и Санни, которые топчутся друг перед другом, хмурятся и злобно фыркают, как пара быков на испан­ской корриде.

– Что происходит? – переспрашивает Кристиан, тоже не отрывая взгляда от Санни и Кэгни. – Малень­кое чудо.

Кэгни фыркает.

– Если бы у меня на плечах и был кочан, вы бы дав­но его съели!

Кружась, они медленно сближаются. Сделай они еще по шагу, и уперлись бы друг в друга лбами.

– Я бы не рискнула взять в рот ни одну из принад­лежащих вам вещей, дорогой Кэгни. Побоялась бы, что вы заставите меня выйти за вас замуж!

– Не волнуйтесь, я бы не позволил вам взять в рот принадлежащую мне вещь. Побоялся бы не получить ее обратно. Кстати, милая, вы так прицепились ко мне, потому что боитесь никогда больше не увидеть меня в трусах? Вижу, вы покраснели, значит, мое предполо­жение недалеко от истины. Неужели тот тип, которого вы называете своим парнем, вас не удовлетворяет? Или он бережет силы для девушки, которую любит на са­мом деле?

– Прошу великодушно меня простить, если я вас задерживаю. Рекомендую спокойно отправляться туда, куда шли. Любой другой мужчина, одетый в одни мок­рые трусы, давно бы так и сделал. Осмелюсь предполо­жить, что вы сами от меня оторваться не можете. Вас удивляет, что на свете есть женщины, способные дать вам отпор?

– Нет, я просто жду, когда зайдет солнце. Хочу по­смотреть, во что вы превратитесь с наступлением ночи.

– А я жду, когда вы меня поцелуете. Тогда у меня появится предлог, чтобы как следует дать вам по физи­ономии и проверить, что это за пятна у вас под волоса ми – возрастные или от кожной болезни.

– Я же говорил, милая, что не рискну приблизить­ся к вашему рту ближе, чем на три фута. Боюсь, вы от­кусите мой язык, съедите его, а затем потребуете до­бавки!

Санни замирает на месте. Ее лицо, только что пы­лавшее от возбуждения, уныло вытягивается. Оцепе­нение, охватившее всех присутствующих, внезапно спадает. Айан и Кристиан переводят дух и наконец-то расслабляются.

– Вы что, умеете шутить только над толстяками? – спрашивает Санни.

Кэгни смотрит на нее молча, на его лице не написа­но ни смущения, ни раскаяния, ни какого-то другого чувства.

– Вы ведь не знали меня раньше, а сейчас я совсем не толстая, – продолжает Санни. – Значит, вы просто пытаетесь уколоть меня побольнее? Смеетесь над тем, какой я была прежде...

Санни прикусывает нижнюю губу и судорожно сглатывает.

– Здесь не я один бросался ехидными замечания­ми, – бесстрастно отвечает Кэгни.

– Хотите как можно больнее меня обидеть, – го­ворит Санни и резко поворачивается к Кристиану.

Кристиан и Айан стоят, облокотившись на при­лавок, и выглядят изрядно утомленными. Вероятно, они устали крутить головами от одного спорщика к другому, как зрители во время ожесточенной игры в теннис.

– Кристиан, у тебя есть фильм «Семь невест для семи братьев»?

– Сейчас посмотрю, – отвечает Кристиан, берет­ся за компьютерную мышку и набирает что-то на кла­виатуре.

Пока он внимательно смотрит на дисплей мони­тора, Санни разглядывает свои ноги, покусывая верх­нюю губу. Она решила, что уйдет сразу, как только Кристиан даст ей кассету. Кэгни стоит, не двигаясь, и смотрит на Санни, которая не желает встречаться с ним глазами.

– Прости, дорогая, – говорит Кристиан после па­узы. – Этот фильм на руках. И уже давно. Все сроки прошли...

– Ясно. А ты не знаешь, когда его вернут?

– Э-э... нет, не знаю... Кэгни?

Кэгни поворачивается к Кристиану:

– Что?

– Когда собираешься вернуть «Семь невест для семи братьев»? Ты задержал его почти на две недели...

Санни стискивает зубы. Кэгни, не отрываясь, смот­рит на Кристиана. Айан выглядит смущенным. На лице Кристиана медленно расплывается улыбка.

– Завтра верну, – отвечает Кэгни и, исполненный достоинства, выходит из комнаты.

Кристиан бросается вслед за ним.

Я смотрю себе под ноги и из последних сил стара­юсь не разреветься. Не понимаю, почему каждое сло­во, которое я говорю Кэгни, напоено таким ядом? И почему он с такой злостью отвечает? Он ведь мне нра­вится. Надо просто признать это как факт. Здесь нече­го стыдиться и не за что извиняться. Сейчас поднимусь по лестнице на второй этаж, распахну дверь в офис Кэгни и, изящно опершись о косяк, скажу:

– Ты нравишься мне, Кэгни. Поцелуй меня, пожа­луйста.

Яркий свет, льющийся из коридора, будет эффект­но очерчивать мой силуэт. Конечно, Кэгни не рассме­ется и не выгонит меня вон...

За прилавком стоит какой-то сумасшедший в чер­ном полупрозрачном халате и смотрит на меня с ши­рокой улыбкой. Волосы рыжие, под мышками – два костыля. Смотрит на меня как завороженный. Навер­ное, у него случился малый эпилептический припа­док – такой, при котором человек застывает на не­сколько минут, а потом, очнувшись, не может понять, что случилось.

– Меня зовут Санни, – говорю я с улыбкой.

– Знаю, – отвечает сумасшедший. – Я видел.

Понятия не имею, что это значит, но голос у него очень приятный. Он не столько говорит, сколько поет.

– А меня зовут Айан, – признается парень. – Я работаю вместе с Кэгни.

– Вот как? Жаль.

Я заранее разочарована во всех, кто работает с ми­стером Кэгни Джеймсом. Не представляю, какую ра­боту может выполнять для него Айан. Может, он адми­нистратор или даже юрист? Или соблазняет женщин прямо по телефону... Пожалуй, Айан с успехом нашеп­тывал бы в телефонную трубку разные неприличнос­ти. Недаром у него такой приятный баритон!

Он по-прежнему смотрит на меня и улыбается.

– Ты на обезболивающих?

– Еще бы! – отвечает Айан с улыбкой.

Я понимающе киваю в ответ и спрашиваю, показав рукой на гипс:

– Что случилось?

– Ногу сломал.

– Как?

– Показывал Кэгни позу «полная луна».

– Ясно.

– Значит, ты Санни?

– Да, а что? Ты обо мне где-то слышал?

– Говард рассказывал. Он тоже работает на Кэг­ни. Говард, он... в общем, он считает, что Кэгни в тебя влюбился. Правда, Кэгни говорит, что ни за какие ков­рижки и все такое... Кстати, у меня в следующую суб­боту день рождения.

– Ясно, – отвечаю я, подумав, что мне непремен­но надо поговорить с этим Говардом, кем бы он ни был.

– Хочешь прийти ко мне на вечеринку?

– А где она будет?

– Прямо здесь. Кристиан уберет полки с кассета­ми, и мы устроим костюмированный вечер.

– А тема какая?

– Уэльс.

– Ясно, – говорю я снова.

– Только в костюме лука-порея не приходи. У нас уже двое решили в порей нарядиться.

– Ладно.

В самом деле, почему бы не пойти? Наверное, бу­дет весело. Судя по внешности, Айан знаком с самыми необычными людьми. В крайнем случае нарядиться в маскарадный костюм само по себе интересно.

– Ты не подумай, я тебя приглашаю не для того, чтобы вы ссорились. В смысле вы с Кэгни.

– Можно я приведу своего парня?

– Нет, нельзя, – отвечает Айан совершенно серь­езно.

– Ладно, пора идти.

– Отлично. Увидимся в субботу вечером. Начало в восемь часов. Мне исполняется тридцать три года.

– Пока. До встречи в субботу.

Я иду домой быстрым шагом. Проходя мимо злосча­стного переулка, замечаю, что на стене возле арки кто-то написал большими, по-детски корявыми буквами: «Дорога любви». Мне хочется всю оставшуюся дорогу до дома бежать без оглядки, но я пересиливаю страх и иду быстро, но с высоко поднятой головой. Жалко, что сейчас рядом нет никого, кто взял бы меня за руку.

Кристиан едва успел отшатнуться, когда Кэгни за­хлопнул дверь кабинета прямо у него перед носом. Кри­стиан распахивает ее, не постучавшись, и входит в офис. Кэгни уже стоит возле рабочего стола; свет от уличных фонарей льется из окна в комнату и создает вокруг фигуры Кэгни мерцающий ореол.

– Святой Кэгни, – спокойно говорит Кристиан и закрывает за собой дверь. – Покровитель всех, кто отрицает очевидное.

Прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, он смотрит на друга так, как будто требует не­медленных объяснений. Кэгни, не обращая на него никакого внимания, достает из стола бутылку виски и наливает изрядную порцию в высокий стакан. Резко запрокидывает голову, одним глотком выпивает все, что было в стакане, и быстро наливает еще порцию.

– Почему ты так ведешь себя? – спрашивает Кри­стиан.

– А почему бы и нет?

Кэгни выпивает вторую порцию и наливает третью.

– Потому что она тебе нравится! Ты хочешь быть милым с ней, просто не помнишь, как это делается!

–Ах вот ты о чем. А я-то думал, мы просто играем в слова.

Кэгни подходит к шкафу и достает из нижнего ящи­ка новую рубашку. Распаковывая ее, вытащенные бу­лавки бросает прямо на пол.

– Почему ты так груб с ней? – спрашивает Крис­тиан.

– С кем?

Кэгни с силой встряхивает рубашку, чтобы распра­вить складки.

– Тебе скоро сорок исполнится, а ты ведешь себя как ребенок.

Кэгни стягивает мокрый свитер, который уже на­чинает садиться.

– Только сухая чистка, – печально произносит он и бросает свитер в мусорную корзину, то есть остает­ся в трусах, носках и ботинках.

– Кэгни!

– Ты имеешь в виду солнышко? Не мой тип. – Кэгни надевает темно-серую рубашку и, застегивая ее на ходу, направляется к своему письменному столу. – Ты же знаешь, Кристиан, мне нравятся блондинки.

Он поднимает стакан виски, глядя на своего друга, но выпивает только половину той порции, которую так щедро себе налил.

 

– В последнее время ты сильно изменился, – го­ворит Кристиан. – Мне кажется, Санни тебя серьез­но зацепила! Зацепила как-то совсем по-новому. И это здорово! Поэтому ты так бесишься? Тебе кажется, что в сорок лет влюбляются только дураки?

– Ты останешься? – спрашивает Кэгни.

– Ненадолго.

Кэгни достает из нижнего ящика второй стакан.

– В приличной компании я веду себя прилично. – Он наливает двойную порцию виски и передает ее Кри­стиану. Тот, в свою очередь, изящно принимает стакан и опустошает его одним огромным глотком. – Кроме того, я неплохо лажу с такими ребятами, как ты.

Кристиан вытаскивает из угла какой-то ящик и са­дится на него прямо посреди комнаты. Кэгни с усмеш­кой наливает другу еще виски, устраивается поудоб­нее в кресле и откидывается на спинку.

– Я уже понял, что самообладание к тебе вернулось, Кэгни. Я понял, не переживай. Только имей в виду, тебе все равно не удастся меня одурачить. Я слишком хоро­шо тебя знаю! В тебе говорит твоя унылая гетеросек­суальная ординарность. Просто Санни сводит тебя с ума, а ты не знаешь, что с этим делать! Ну признайся!

– Я влюбляюсь совсем иначе, Кристиан. Ты вооб­ще никогда не видел, как я влюбляюсь, почему же ты берешься судить? Эта твоя Санни – настоящая меге­ра, ее дрессировать надо. Что я и попытался сделать.

– Никого ты не дрессировал, – возражает Крис­тиан. – От вас обоих сыпались искры! Какая тебе во­обще разница, блондинка она или нет?

– Если она тебе так сильно нравится, сам на ней и женись! Лично меня она утомляет. Мне по вкусу жен­щины красивые и спокойные, как пруд в солнечный день.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты и не лю­бил-то по-настоящему тех женщин, которых выбирал. То есть тебе казалось, что ты их любил, а на самом деле... Все твои возлюбленные предавали тебя самыми разными способами. Разве не так?

– Ну и что?

После слов Кристиана улыбка Кэгни гаснет. Они уже не играют, а говорят серьезно.

– Насколько мне известно, настоящая любовь не бывает скоротечной. Подумай сам. Может, существу­ет хотя бы крохотная вероятность того, что ты не лю­бил тех трех кукол? Может, на самом деле ты влюбля­ешься именно так, как это происходит сейчас! Может, ты влюбляешься первый раз в жизни...

Кристиан с улыбкой смотрит на друга сквозь гус­тые сумерки и отстукивает ритм популярной песенки у себя на груди.

– Мне сорок лет, Кристиан, и я три раза был же­нат. Я знаю, что такое любовь, и могу ее распознать.

– Ну уж нет, Кэгни. Учитывая все твои разводы, я бы сказал, что ты многое знаешь про НЕлюбовь. Ко­нечно, еще ты знаешь, что такое похоть, но это далеко не одно и то же. Любовь живет в сердце и в голове. Она не душит человека, а придает ему сил и открывает вто­рое дыхание. – Кристиан взмахивает рукой с видом фокусника, который представил на суд публики что- то экстраординарное.

– Господи Боже! – восклицает Кэгни. – У меня такое чувство, будто ты выступаешь в каком-нибудь идиотском ток-шоу!

– А что тут плохого? По-моему, сегодня как раз тот день, когда пришло время поговорить по душам. У нас с тобой такие дни выпадают примерно раз в десять лет. Помнишь, когда такое было в последний раз? Не за­был, кто тогда нуждался в помощи?

– Нет, не забыл.

– Мне было очень плохо, Кэгни. По-настоящему плохо. Я набрасывался на людей похлеще тебя. Я был совершенно несчастен, а ты мне помог. Помнишь, что ты сказал мне в тот день?

Кэгни сидит молча и смотрит в свой стакан, покру­чивая его так, что жидкость внутри образовывает ма­ленький водоворот. Он не отвечает на вопрос Кристи­ана и даже не поднимает на друга глаза, однако слуша­ет его очень внимательно. Повернувшись к окну, Кэг­ни выглядывает на улицу. Луны на небе нет, видны толь­ко тяжелые тучи, закрывающие все небо до горизонта. В самом конце дороги одиноко маячит фигурка Санни. Секунду спустя она сворачивает за угол и пропадает из виду. Издали она кажется такой юной, маленькой и беззащитной – легкая добыча для какого-нибудь мер­завца, притаившегося в подворотне.

Кэгни залпом выпивает остатки виски.

– Я посоветовал тебе не бояться быть самим собой и сказал, что только тогда люди станут тебя уважать.

– Теперь у меня есть возможность отплатить тебе за услугу. Перестань прятаться! Перестань прятаться и притворяться вечно злым и раздраженным. И сними, Бога ради, свои долбаные розовые очки! Мир не стал хуже, чем он был пятьдесят лет назад. Он просто-на­просто стал другим. Нам всем приходится жить в этом мире и мириться с ним. С чего ты взял, что ты какой-то особенный? Не хочешь открываться перед л5одьми, не открывайся, но зачем постоянно жаловаться, что люди лезут к тебе в душу? Просто скажи «нет» и все! Хватит ворчать всякий раз, когда кто-то спрашивает, как дела. Ты не доволен, что тебя расспрашивают о том, о чем ты говорить не хочешь, и одновременно рассказыва­ешь всем и каждому о своем недовольстве!

– Мне лучше, когда я один.

– В каком смысле «лучше»? Ты очень счастлив? Что у тебя есть, кроме мечты пойти на яхте по Кариб­скому морю? И нет никакой гарантии, что это действи­тельно сделает тебя счастливым. Люди могут сколько угодно красить волосы и исправлять форму носа, а что толку, если проблема у нас в головах? У человека дол­жен быть кто-то, на кого можно положиться, кто при­давал бы смысл жизни. Нельзя получать удовольствие от собственного общества! Если не страдаешь манией величия, конечно... Ну а что ты делаешь сейчас? Оттал­киваешь уникальный шанс, вместо того чтобы набрать­ся храбрости, ухватиться за него обеими руками и дер­жать изо всех сил!

– Не знаю. Может быть.

Кэгни открывает нижний ящик стола и достает па­кетик с орешками.

– Пощелкаешь?

– Нет, спасибо, – с улыбкой отвечает Кристиан.

– Кстати, когда это вы двое успели так крепко под­ружиться? Прямо-таки стали товарищи –не разлей вода.

– Ревнуешь?

Кристиан протягивает пустой стакан за дополни­тельной порцией виски. Кэгни охотно его наполняет. Кристиан делает глоток и морщится, глотая обжигаю­щий горло напиток.

–Ты сам отправил меня провожать Санни. Помнишь? В пятницу вечером.

– Помню, – со вздохом говорит Кэгни. Он допи­вает остатки виски и наливает себе еще порцию. – Она мне нравится, – признается он наконец. – У нее есть характер.

– Точно, – соглашается Кристиан и закидывает ногу на ногу. – Что-что, а характер у нее есть.

– Самое смешное, что мне вообще все равно, полная она или худая. Понимаешь? Мне кажется, я бы на ее вес и внимания не обратил. Толстая, стройная – какая раз­ница? В ней главное совсем не эта Мне больше всего нравится огонь в ее глазах. У нее в глазах горит огонь.

Кристиан поднимает руку и делает вид, что смахива­ет с левой щеки внезапно набежавшую слезу.

– Хватит дурачиться, паразит чертов! Я имел в виду, что считаю ее милой. Только и всего.

– Нет, ты имел в виду не только это. В следующий раз постарайся не грубить ей, сделай одолжение.

– He собираюсь я стараться. Все равно это ни к чему не приведет.

Кэгни опускает голову, кладет руки на стол ладоня­ми вниз и внимательно их разглядывает.

– Почему, черт побери, ни к чему не приведет?! Ты ей нравишься! Точно тебе говорю! Я готов голову дать на отсечение, что Санни к тебе неравнодушна!

Кристиан снимает ногу с ноги и взволнованно по­дается вперед.

– У нее есть парень! – отвечает Кэгни. – Не по­мнишь? Придурок, который весь ужин провел за теле­фоном.

–Ах, ты про очаровательного Эдриана? Нуда. Офи­циально она встречается с Эдрианом, но ты ей гораздо ближе. Клянусь тебе, Кэгни! Главное, не отталкивай ее от себя. Покажи, что она тебе нравится.

– Пока она с другим мужчиной, я ничего делать не собираюсь.

Кэгни закрывает бутылку виски, в которой осталась всего одна десятая содержимого, и кладет ее в нижний ящик стола.

– Почему, Кэгни? Я понимаю, что это не очень кра­сиво, но выбора-то у тебя нет. Если человек видит пе­ред собой то, что ему хочется получить, он должен хва­тать это, а не ждать, когда кто-то принесет желаемое на блюдечке. Кроме того, Санни бросит своего парня только в том случае, если сама этого захочет. Ты же не собираешься приставлять к ее голове пистолет и тре­бовать, чтобы она ушла от Эдриана. Во всяком случае, я надеюсь, – иногда ты бываешь чересчур настойчив... Шучу, конечно. Если серьезно, то предоставь ей выбор. Она сама решит, с кем остаться.

– Санни такая девушка, что возненавидит себя, если предаст одного мужчину ради другого. Ну а потом станет презирать и меня.

– Эдриан ей вообще не нравится! Бедная девочка просто-напросто запуталась. Она не будет ненавидеть себя! Она в тебя влюбится! Эдриан останется в прош­лом. Тебе надо протянуть ей руку и повести в будущее.

– Ей не нужна моя рука, Кристиан. Санни Уэстон – большая девочка. Естественно, в переносном смысле. Она сумеет пойти в будущее без моей помощи. По крайней мере до сих пор она как-то справлялась сама.

Кэгни улыбается другу с самым невинным видом. Кристиан тяжело вздыхает:

– Ах, если бы в жизни все было так просто. Пожа­луйста, признайся ей в своих чувствах. Не заставляй меня становиться перед тобой на колени.

Кэгни грустно улыбается:

– Нет, Кристиан. Я буду держаться от нее в сторо­не. Во всяком случае, до тех пор, пока она встречается с другим мужчиной. Для меня здесь все совершенно ясно. Нехорошо уводить женщину у другого мужчины, и не имеет значения, заслуживает он ее или нет. Про­сто так поступать неправильно.

Кэгни устало опускает голову на руки.

– Ну что ж, – говорит Кристиан. – Тогда давай выпьем по последней. Выпьем за Кэгни, который не хочет брать собственную судьбу в свои руки, а предпо­читает сидеть и ждать, когда кто-нибудь другой прожи­вет за него жизнь.

– Я прожил достаточно. Пора немного отдохнуть.

 

ЗАГОРОДНАЯ ПОЕЗДКА И СТИМУЛЯТОРЫСОСКОВ

 

Мы с Лайзой сидим в стильном итальянском ресто­ранчике под названием «Прицци» и потягиваем содо­вую с лаймом. Ресторан оформлен фонариками в виде маленьких перчиков синего цвета. Я никогда в жизни не видела настоящий перец синего цвета. Может, это очень редкий сорт, отличающийся особой остротой, и растет на одной-единственной ферме, затерянной где-то в деб­рях Перу? Я представляю себе хозяина фермы – се­мидесятилетнего крестьянина ростом чуть больше по­лутора метров, в ковбойских сапогах и шляпе, с мачете за ремнем; его кожа напоминает старую автомобиль­ную покрышку.

Напротив ресторана «Прицци» расположился один регби-клуб, направо наискосок – второй и за углом – третий. Входные двери в «Прицци» двустворчатые, что­бы пропускать широкоплечих спортсменов. Наш с Лай­зой тренажерный зал тоже всего в двадцати метрах от­сюда. Мы с ней потягиваем содовую с лаймом и одно­временно думаем о том, о чем категорически не хотим говорить вслух. Мы обе знаем, что в эту самую минуту должны не сидеть в ресторане за обедом, а находиться на занятиях – тренироваться на беговой дорожке, по­теть, сжигать калории, полученные с завтраком. В качестве наказания мы жуем пластиковые соломинки в наших напитках, а не угощаемся сырными палочками, которые стоят в корзинке посреди стола. Только что завершился обстоятельный разговор о преимуществах того или иного способа похудения. Я даже устала, про­странно рассуждая о зонах сжигания жира, о калори­ях, о способах развития и поддержания в тонусе мус­кулатуры.

Разговаривая, я все время понижала голос и огля­дывалась по сторонам, стараясь убедиться, что нас ник­то не слышит, словно мы обсуждали нечто постыдное, и если управляющий рестораном узнает об этом, то больше не пустит нас на порог своего заведения. У меня было такое чувство, будто я закурила огромную кубин­скую сигару в зале для некурящих и своим антиобще­ственным поведением испортила всем обед.

Посреди разговора я в очередной раз вспомнила, что Лайза совершенно не умеет беседовать, она умеет только спорить и каждое мнение, отличающееся от ее собственного, каждый факт или аргумент воспринима­ет как личную обиду. Она использует фразы типа «При­дется согласиться, что к согласию мы не придем», а ког­да не может убедительно опровергнуть какой-то довод, с укором качает головой и заявляет: «Именно это я и имела в виду». Меня такое ее поведение всегда раздра­жало. Если человек не в силах толком выразить то, о чем думает, значит, он думает не то, о чем говорит.