2.12
Домашняя работа
Анна Андреевна Ахматова (1889-1966)
Ранняя лирика Ахматовой. Темы любви к родной земле, к Родине, к России
ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛ
ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОГО ИЗУЧЕНИЯ
Поэзия Ахматовой – сложный лирический роман.
Б. Эйхенбаум
…Стих Ахматовой… останавливает внимание на том, мимо чего мы в обычном состоянии способны пройти равнодушно, не оценить, не почувствовать.
Н. Скатов
Портрет А. А. Ахматовой. Художник К.Петров-Водкин
Год создания: 1922. Материал: Холст, масло. Размер: 54,5 x 43,5.
Государственный Русский музей.
Сегодня на занятии вы
познакомитесь с основными этапами жизни и творчества Ахматовой;
научитесь определять особенности поэтического мастерства Ахматовой;
научитесь посредством анализа стихов определять их тематику и проблематику.
Начало ХХ века в русской литературе ознаменовалось появлением двух женских имен: А.Ахматова и М.Цветаева – поэты в высшем смысле этого слова. Именно они доказали, что «женская поэзия» – это не только «стишки в альбом», но и пророческое, великое слово, способное вместить в себя весь мир. Именно в поэзии Ахматовой женщина стала выше, чище, мудрее. Ее стихи научили женщин быть достойными любви, равными в любви, быть щедрыми и жертвенными. В рамках этого занятия мы будем говорить только о раннем творчестве поэтессы. К раннему периоду творчества ее относились сборники "Вечер", "Четки", "Белая стая". О них сегодня нам и предстоит разговор.
Семья Горенко Н.Гумилёв и А.Ахматова с сыном
11 июня 1889 года в дачном предместье Одессы у инженер-капитана 2-го ранга Андрея Антоновича Горенко и его жены Инны Эразмовны (в девичестве Стоговой) родилась дочь Анна, ставшая уже шестым ребенком в семье.
В 1891 году семья Горенко переехала в Царское Село, ныне город Пушкин, близ Царскосельского лицея, в местах, где витал пушкинский дух и величавость позапрошлого и начала прошлого века выражена в архитектуре и воспитана в природе. Там и прошли детство и отрочество Анны.
Из автобиографии: "...Годовалым ребенком я была перевезена на север – в Царское село. Там я прожила до 16 лет.
Мои первые воспоминания – царскосельские: зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки, старый вокзал и нечто другое, что вошло впоследствии в "Царскосельскую оду".
Каждое лето я проводила под Севастополем, на берегу Стрелецкой бухты, и там подружилась с морем. Самое сильное впечатление этих лет - древний Херсонес, около которого мы жили.
Читать я научилась по азбуке Льва Толстого. В 5 лет, слушая, как учительница занималась со старшими детьми, я тоже начала говорить по-французски".
Первое стихотворение Ахматова написала в 11 лет. "Стихи начались для меня не с Пушкина и Лермонтова, а с Державина ("На рождение порфирородного отрока") и Некрасова ("Мороз Красный нос"). Эти вещи знала наизусть моя мама, – вспоминала она. – Эти вещи знала наизусть моя мама. Училась я в Царскосельской женской гимназии. Сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно. В 1905 году мои родители расстались, и мама с детьми уехала на юг.
Мы целый год прожили в Евпатории, где я дома проходила курс предпоследнего класса гимназии, тосковала по Царскому Селу и писала великое множество беспомощных стихов... Последний класс проходила в Киеве, в Фундуклеевской гимназии, которую и окончила в 1907 году. Я поступила на юридический факультет Высших женских курсов в Киеве. Пока приходилось изучать историю права и особенно латынь, я была довольна; когда же пошли чисто юридические предметы, я к курсам охладела. В 1910-м (25 апреля ст. ст.) я вышла замуж за Н.С. Гумилева, и мы поехали на месяц в Париж.
Прокладка новых бульваров по живому телу Парижа (которую описал Золя) была еще не совсем закончена (бульвар Raspail). Вернер, друг Эдисона, показал мне в «Taverne de Panteon» два стола и сказал: «А это ваши социал-демократы, тут — большевики, а там — меньшевики». Женщины с переменным успехом пытались носить то штаны (Jupes-culotes), то почти пеленали ноги (Jupes-entravees). Стихи были в полном запустении, и их покупали только из-за виньеток более или менее известных художников.
Я уже тогда понимала, что парижская живопись съела французскую поэзию. Переехав в Петербург, я училась на Высших историко-литературных курсах Раева.
В это время я уже писала стихи, вошедшие в мою первую книгу. Когда мне показали корректуру «Кипарисового ларца» Иннокентия Анненского, я была поражена и читала ее, забыв все на свете.
В 1910 году явно обозначился кризис символизма, и начинающие поэты уже не примыкали к этому течению. Одни шли в футуризм, другие — в акмеизм. Вместе с моими товарищами по Первому Цеху поэтов — Мандельштамом, Зенкевичем и Нарбутом — я сделалась акмеисткой - Весну 1911 года я провела в Париже, где была свидетельницей первых триумфов русского балета. В 1912 году проехала по Северной Италии ( Генуя, Пиза, Флоренция, Волонья, Падуя, Венеция). Впечатление от итальянской живописи и архитектуры было огромно: оно похоже на сновидение, которое помнишь всю жизнь. В 1912 году вышел мой первый сборник стихов — «Вечер». Напечатано было всего триста экземпляров.
Критика отнеслась к нему благосклонно. Первого октября 1912 года родился мой единственный сын Лев. В марте 1914 года вышла вторая книга — «Четки ». Жизни ей был 6 отпущено примерно шесть недель.
В начале мая петербургский сезон начинал замирать, все понемногу разъезжались. На этот раз расставание с Петербургом оказалось вечным. Мы вернулись не в Петербург, а в Петроград, из XIX века сразу попали в XX, все стало иным, начиная с облика города. Казалось маленькая книга любовной лирики начинающего автора должна была потонуть в мировых событиях.
Время распорядилось иначе. Каждое лето я проводила в бывшей Тверской губернии, в пятнадцати верстах от Бежецка. Это не живописное место: распаханные ровными квадратами на холмистой местности поля, мельницы, трясины, осушенные болота, «воротца», хлеба, хлеба...
Там я написала очень многие стихи «Четок» и «Белой стаи». «Белая стая» вышла в сентябре 1917 года. К этой книге читатели и критика несправедливы. Почему-то считается, что она имела меньше успеха, чем «Четки». Этот сборник появился при еще более грозных обстоятельствах. Транспорт замирал — книгу нельзя было послать даже в Москву, она вся разошлась в Петрограде.
Журналы закрывались, газеты тоже. Поэтому в отличие от «Четок» у «Белой стаи» не было шумной прессы. Голод и разруха росли с каждым днем. Как ни странно, ныне все эти обстоятельства не учитываются. После Октябрьской революции я работала в библиотеке Агрономического института. В 1921 году вышел сборник моих стихов «Подорожник», в 1922 году— книга «Anno Domini».
Примерно с середины 20-х годов я начала очень усердно и с большим интересом заниматься архитектурой старого Петербурга и изучением жизни и творчества Пушкина. Результатом моих пушкинских штудий были три работы — о «Золотом петушке», об «Адольфе» Бенжамена Констана и о «Каменном госте». Все они в свое время были напечатаны. Работы «Александрина», «Пушкин и Невское взморье», «Пушкин в 1828 году», которыми я занимаюсь почти двадцать последних лет, по-видимому, войдут в книгу «Гибель Пушкина».Отечественная война 1941 года застала меня в Ленинграде. С середины двадцатых годов мои новые стихи почти перестали печатать, а старые — перепечатывать. В конце сентября, уже во время блокады, я вылетела на самолете в Москву.
До мая 1944 года я жила в Ташкенте, жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте. Как и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам. В Ташкенте я впервые узнала, что такое в палящий жар древесная тень и звук воды. А еще я узнала, что такое человеческая доброта: в Ташкенте я много и тяжело болела. В мае 1944 года я прилетела в весеннюю Москву, уже полную радостных надежд и ожидания близкой победы.
В июне вернулась в Ленинград. Страшный призрак, притворяющийся моим городом, так поразил меня, что я описала эту мою с ним встречу в прозе. Тогда же возникли очерки «Три сирени» и «В гостях у смерти» — последнее о чтении стихов на фронте в Тери-оках. Проза всегда казалась мне и тайной и соблазном. Я с самого начала все знала про стихи — я никогда ничего не знала о прозе. Первый мой опыт все очень хвалили, но я, конечно, не верила. Позвала Зощенку. Он велел кое-что убрать и сказал» что с остальным согласен. Я была рада. Потом, после ареста сына, сожгла вместе со всем архивом. Меня давно интересовали вопросы художественного перевода. В послевоенные годы я много переводила. Перевожу и сейчас.
В 1962 году я закончила «Поэму без героя», которую писала двадцать два года. Прошлой зимой, накануне дантовского года, я снова услышала звуки итальянской речи — побывала в Риме и на Сицилии. Весной 1965 года я поехала на родину Шекспира, увидела британское небо и Атлантику, повидалась со старыми друзьями и познакомилась с новыми, еще раз посетила Париж. Я не переставала писать стихи.
Для меня в них — связь моя с временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных." 1965 г.
Анализ стихотворений.
Песня последней встречи
Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.Показалось, что много ступеней,
А я знала — их только три!
Между кленов шепот осенний
Попросил: «Со мною умри!Я обманут моей унылой
Переменчивой, злой судьбой».
Я ответила: «Милый, милый —
И я тоже. Умру с тобой!»Это песня последней встречи.
Я взглянула на темный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-желтым огнем.
1911 г.
Стихотворение, вошедшее в ее первый поэтический сборник «Вечер», написано в 1911 году. Поэтесса сама определяет жанр своего произведения, называя стихотворение «Песней последней встречи». Действительно, в рамках небольшого поэтического текста переданы все оттенки чувства лирической героини, это грустная песня об одиночестве, тоске, безысходности.
Хотя мы не знаем предысторию этой ситуации, драматизм ощущается уже в самом названии стихотворения: встреча «последняя».
Сюжетом поэтического повествования служит движение мысли и чувства лирической героини, характер которой проявляется с первых строк. Используя прием контраста (антитезы), поэтесса подчеркивает горделивость её натуры.
Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Тяжесть душевной боли не меняет легкости походки героини.
Душевное состояние Ахматова передает с помощью своего излюбленного приема «говорящей детали»:
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Чувства героини обострены, она вся напряжена до предела, отрешена от реального мира, поэтому «на правую руку надела перчатку с левой руки», поэтому ей «показалось, что много ступеней», но «их только три».
Используемые в лирическом произведении художественные детали — перчатка, ступени — играют важную идейно композиционную роль: они передают переживания героини, ее волнение. Западая в память, детали становятся «знаками» разыгравшейся перед читателями личной драмы. И даже противопоставление «темного дома» и огня свечей лишь подчеркивает настроение героев, ведь огонь «равнодушно-желтый» не способный ни осветить, ни согреть. Этот точный эпитет вдвойне убедителен: равнодушие говорит об остывших чувствах, а желтый цвет – признанный символ разлуки. Через внутренний монолог передается неповторимость чувств лирической героини. Её душевному состоянию созвучна «одушевленная» природа. Героине от того, что она оказывается не единственной жертвой «переменчивой, злой судьбы», на мгновение как будто становится легче, и она с нежностью произносит: «Милый, милый!»
Впечатление подлинности происходящей драмы усиливает появление диалога. Диалог в лирике А.А. Ахматовой не столько форма, сколько содержание, первый признак конфликтности, драматизма ситуации. Обращение «милый», использование восклицательных предложений, парцелляции «Умру с тобой» говорят об эмоциональном накале. Это почти крик, надрыв. Тёмный дом видится немым свидетелем ушедшей любви. Настроение безысходной, давящей грусти создается прежде всего на лексическом уровне: «грудь холодела», «шепот осенний», «умри», «унылой … злой судьбой», «последней встречи», «темный дом», «равнодушно-желтым огнем». На фонетическом уровне на протяжении всего текста поэтического повествования слышится ассонирующий звук «у», усиливающий ощущения уныния, печали. Мотив утраты подчеркивается и тем, что в стихотворении все глаголы используются исключительно в прошедшем времени.
Следует отметить, что поэтическая речь Ахматовой не отличается богатством изобразительных средств. Эта простота вместе с искренностью интонации, создающейся благодаря частому использованию местоимения «я», делает стихотворение особенно близким и понятным. Оттенок задушевности, доверительности придает интонации и выбранный поэтессой стихотворный размер анапест, известный своей певучестью. Ритмический сбой в последней строке первой строфы («Перчатку с левой руки»), инверсия («шёпот осенний») подчеркивают душевное смятение лирической героини. Перекрёстная рифма придаёт стихотворению лёгкость.
Второй сборник «Четки» (1914) укрепил успех ахматовской поэзии. Давайте прочитаем и прокомментируем стихотворения из этого сборника.
В последний раз мы встретились тогда…
В последний раз мы встретились тогда
На набережной, где всегда встречались.
Была в Неве высокая вода,
И наводненья в городе боялись.
Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине – нелепость.
Как я запомнила высокий царский дом
И Петропавловскую крепость! –
Затем что воздух был совсем не наш,
А как подарок божий – так чудесен.
И в этот час была мне отдана
Последняя из всех безумных песен.
Здесь «роман» развивается, часто переплетаясь с урбанистической темой. Героем лирики Ахматовой становится Петербург, «город, горькой любовью любимый». Для акмеистов северная столица не только тема, образ, но и стилеобразующее начало: строгость Петербурга, его «классичность» требовали и соответствующей поэтики. Углубляется мотив непонимания, отчужденности:
Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине — нелепость.
Как я запомнила высокий царский дом
И Петропавловскую крепость!
(«В последний раз мы встретились тогда...», 1914)
Глубина психологизма достигается с помощью высвеченной памятью детали, которая становится знаком обостренного чувства. Соединение обыденной детали петербургского пейзажа с глубиной переживаний придает стихам необычайную художественную и психологическую убедительность.
Приметы Петербурга здесь — знак разлуки. В стихотворении, посвященном Александру Блоку, — рассказ о встрече с ним в петербургской квартире:
Но запомнится беседа,
Дымный полдень, воскресенье
В доме сером и высоком
У морских ворот Невы.
Образы героя и города неразрывно слиты, затянуты бережной дымкой восторженного и почтительного воспоминания.
Война 1914 года отозвалась прямо или косвенно во многих стихотворениях Ахматовой (мотивы мужа-воина, битвы, разлуки). Уже в «Четках», а особенно в третьем сборнике, «Белая стая» (1917) меняется манера поэтессы. «Голос отречения крепнет все более и более в стихах Ахматовой», — писал О. Э. Мандельштам: мотивы отрешенности, смирения, отказа от мира, высокая, торжественно-замедленная речь, классичность, все чаще имя Господне:
Слаб голос мой, но воля не слабеет,
Мне даже легче стало без любви.
Высоко небо, горный ветер веет,
И непорочны помыслы мои.
Подготавливается переход к поздней лирике, включенной в широкий исторический контекст, заметнее становятся философские размышления. Определяется тема поэта и поэзии, ее назначения. В стихотворении «Уединение» (1914) появляется образ героини, близкой «Пророку» Лермонтова:
Уединение
Так много камней брошено в меня,
Что ни один из них уже не страшен,
И стройной башней стала западня,
Высокою среди высоких башен.
Строителей ее благодарю,
Пусть их забота и печаль минует.
Отсюда раньше вижу я зарю,
Здесь солнца луч последний торжествует.
И часто в окна комнаты моей
Влетают ветры северных морей,
И голубь ест из рук моих пшеницу…
А не дописанную мной страницу —
Божественно спокойна и легка,
Допишет Музы смуглая рука.
Лирическая героиня не жалуется, не ропщет, а спокойно и мужественно принимает возложенную на нее миссию. Божественный дар позволяет видеть мир с высоты: и зарю, и последний луч солнца, и ветры северных морей. Возникает образ Музы, созданный с помощью синекдохи:
А не дописанную мной страницу —
Божественно спокойна и легка,
Допишет Музы смуглая рука.
Синекдоха — частный случай метонимии, когда часть обозначает целое.
В стихотворении 1915 года тема предназначения поэта углубляется, восходит к пушкинской традиции:
Нам свежесть слов и чувства простоту
Терять не то ль, что живописцу — зренье
Или актеру — голос и движенье,
А женщине прекрасной — красоту?
Но не пытайся для себя хранить
Тебе дарованное небесами:
Осуждены — и это знаем сами —
Мы расточать, а не копить.
Иди один и исцеляй слепых,
Чтобы узнать в тяжелый час сомненья
Учеников злорадное глумленье
И равнодушие толпы.
Вывод: Именно с пушкинской традицией связана свойственная Ахматовой масштабность поэтической мысли, гармоническая точность стиха, многообразие лирических тем, возможность выявить всеобщее значение неповторимого душевного движения, соотнести чувство истории с чувством современности.
Есть ещё одна поразительная особенность стихов Ахматовой. Они удивительно близки к другим литературным жанрам и даже к жанрам искусства. Это обстоятельство отмечали многие литературные деятели. Мы располагаем некоторыми воспоминаниями современников Ахматовой, отрывками из критических статей о близости творчества Ахматовой к другим литературным жанрам.
Б. Эйхенбаум: «К стихам Ахматовой отнеслись как к лирическому дневнику, тем более, что формальные особенности её поэзии как бы оправдывали возможность такого к ней подхода».
О. Мандельштам: «Стихи её близки к народной песне не только по структуре, но и по существу, являясь всегда неизменно причитаниями».
К. Чуковский: «Кроме дара музыкально-лирического, у Ахматовой редкостный дар беллетриста. Её стихи не только песни, но и повести. Возьмите рассказ Мопассана, сожмите его до предельной сгущённости, и вы получите стихотворение А. Ахматовой».
Е. Эткинс: «Даже ранние её лирические миниатюры постоянно устремлены в сторону эпоса: любовное признание, крик ревности, плач об утрате – всё это хочет стать новеллой, отделиться от субъекта, приобрести самостоятельную сюжетность».