Пример 2. Социальные сети.




Социальные сети заменили, прежде всего, будничную коммуникацию. До этого люди в «живом» общении обменивались своими будничными переживаниями. Муж приходил домой и что-то говорил жене, мать приходила в детсад, чтобы забрать детей, и общалась с воспитательницей.

На сегодняшний день в социальных сетях в преобладающих большинстве случаев происходит будничная коммуникация, которая до этого осуществлялось в устной беседе: люди интересуются делами друг друга, выказывают участие в жизни Другого. Если общение в социальных сетях происходит между близкими, то такое общение имеет большое сходство с устной коммуникацией. Коммуникация между знакомыми, т.е. людьми, которые испытывают и должны сохранять друг к другу симпатию, имеет ту особенность, что между близкими говорится скорее приятное, чем неприятное. Но на этом, по всей видимости, все сходства между «живым» общением и социальными сетями заканчиваются.

Первое отличие состоит в том, что социальные сети значительно расширили горизонт общения, сделали возможным общаться с друзьями десятилетней давности, с прошлыми партнерами, равно как и с совершенно посторонними людьми. Такое расширение горизонта общения делает нас более терпимым к чужим идеям и к чужому образу жизни.

Второе отличие социальных сетей и устной коммуникации состоит в том, что общающиеся в чате люди находятся в разных местах и друг друга визуально не видят. Это обстоятельство наделяет социальные сети тем положительным моментом, который характерен для письменности - это возможность предлагать невероятные, отклоняющиеся, критические суждения. Однако этот момент остаётся во-многом неиспользованным.

Однако и сама будничная коммуникация протекает несколько иначе в социальных сетях. И это отличие, на мой взгляд, необходимо проследить в силу того, что в преобладающем большинстве случаев через социальные сети осуществляется именно будничная коммуникация. До социальных сетей будничная коммуникация осуществлялась между присутствующими: жена встречала мужа с работы и могла спросить, как дела на работе. Однако такой вопрос был в какой-то степени излишним: жена, и не спрашивая, могла видеть по тому, в каком расположении духа пришел муж, как у последнего обстоят дела на работе. Также и муж мог видеть по самочувствию жены насколько легко или наоборот нелегко дается ей воспитание детей. В устной коммуникации оба собеседника присутствуют в одном месте «здесь и сейчас» и воспринимают происходящее вместе, вследствие этого у них нет особых стимулов вообще начинать разговор: слова оказываются излишними, когда описываемое событие можно видеть, слова оказываются излишними и в том случае, когда о чем-то можно просто сопереживать вместе с другим человеком.

Общаясь в социальных сетях, мы не видим собеседника, и именно поэтому вынуждены задавать вопросы, говорить о повседневных вещах, которые были бы излишними при «живом» общении. Именно непредставленностью собеседника можно объяснить повальное помешательство (или болезненную увлеченность) разговорами о повседневности, когда мы говорим о каждом своём шаге, каждой своей мыслью. Подобно тому, с какой болезненной увлеченностью мы хотим фото или видео-зафиксировать первые шаги новорожденного, с такой же болезненной увлеченностью мы делимся каждым мимолётным ощущением.

Такая болезная увлеченность разговорами о повседневности, по всей видимости, обусловлена сокращением числа личных контактов. Когда частота «живого» общения снижается, человек не получает достаточно признания в «живом» общении, вследствие чего вынужден болезненно-увлеченно рассказывать о повседневных делах, боясь того, что другие решат, а сам человек подумает о себе, что он никому не интересен, или что в его жизни не происходит ничего интересного. Он-лайн - это самый простой ответ на вопрос: "Нужен ли я вообще кому-то в этой жизни?", в условиях, когда частота и интенсивность «живого» общения сократилась[2]. А болезненная увлеченность разговорами о повседневности оказывается значимым средством поддержания своей он-лайновости человеком.

Здесь необходимо сделать некоторое отступление[3]. Однако в данной момент мне больше интересно проследить, в чем состоит привлекательность социальных сетей.

Часто можно слышать, что привлекательность социальных сетей состоит в анонимности пользователей. Но вряд ли это правда. Верно как раз обратное: безличной была письменная коммуникация, а социальные сети делают её вновь неанонимной. Письменный текст, в отличии от личного письма, ориентирован на безличную читательскую публику, которой, как предполагается, не интересна личная жизнь автора. Вследствие этого безличный автор – автор, который не мог писать о себе, старался предложить некоторые новые, незнакомые читательской публике суждения по определенной теме. В той степени, в какой авторы избегали говорить о себе, в этой степени им удавалось развивать коммуникацию об окружающим их мире. В конечном степени, именно в этой степени развивалась наука, религия и искусство. Социальные сети, в свою очередь, вновь делают коммуникацию не безличной: люди вновь отдают приоритет не познанию окружающего мира, а нескончаемому позиционированию себя.

Еще чаще говорят о том, что социальными сетями пользователям предоставлена такая свобода в позиционировании себя, что пользователи частенько создают образы, которые не соответствуют реальности, что якобы мы пользуемся возможностью позиционировать себя настолько превратно, что наши страницы становятся фейками.

Разгадка привлекательности социальных сетей будет состоять в этой возможности позиционировать себя. Однако прежде, чем я возьмусь за то, чтобы отстаивать собственную позицию, я хочу обратить внимание на то, что в вышеприведенном утверждении лежит сомнительное, малоубедительное допущение о том, что реальное "Я", соответствующее природе человека, может быть отличено от тех образов, которые человек переживает или разделяет в настоящем. Попробуем мыслить логично, есть некое реальное «Я» – такое которое соответствует «природе» человека (как его можно пощупать – это вопрос), есть представление о реальном «Я». Ни одна наука не берется утверждать, что представление о реальном «Я» и само «Я» являются тождественными. Их тождественность является иллюзией, которую в той или иной степени разделяют все люди. Помимо реального «Я» и представления о реальном «Я» есть вымышленные образы, далекие от реального «Я» как и представление о реальном «Я». В таком случае возникает вопрос: если и представление о реальном «Я», и вымышленные образы суть иллюзии (далекие от реального «Я»), зачем отдавать предпочтение иллюзиям первого рода?

Я не вижу необходимости отдавать предпочтение иллюзорному представлению о реальном «Я». Воображаемым образам, по моему мнению, должна быть предоставлена то же право на существование, что и иллюзорному представлению о реальном «Я». И социальные сети предоставляют такую возможность. Позиционируя себя в социальных сетях, человек способен создавать множество образов: быть одновременно любознательным, любвеобильным, харизматичным, трусливым, общительным, замкнутым, самим себе на уме или душой компании. То, что некоторые из этих образов сложно реализовать в непосредственном взаимодействии с другими людьми, - это другая проблема. Проблема того, что не всё, что мы смогли вообразить может быть легко реализовано на практике, или проблема того, что утверждению одних образов препятствуют другие (старые) образы.

Но не в этом суть. Меня поразила мысль о том, что с утверждением социальных сетей, с предоставлением пользователям свободы в позиционировании себя, с предоставлением возможности бесконечное количество раз экспериментировать со своими образами, становится очевидным, что человека характеризует постоянный импульс к новому, к чему-то неожиданному. Именно этот импульс должен быть положен в основании представления о человеке.

Кому-то может показаться, что этот вывод банален или не заслуживает внимания. В действительности, за этим суждением кроется отказ от столь лелеемого всеми представления о некоторой «природе» человека. Религии, искусства, идеологии, политики, нравственные императивы, науки о душе, гуманитарные, социальные, психологические науки – все они цеплялись за понятие «природа человека», «естественные права человека», «человекосообразность». С помощью этих понятий социальные философы, психологи, педагоги при поддержки всех тех, кто занимается социальной инженерией, - политиков, пытались (и у них это удавалось) ограничить человека, лишить его волюнтаризма.

С утверждением социальных сетей всё сложнее оказывается внедрять в сознание людей представление о том, что человек обладает некоторое предзаданной природой. Здесь начинаются множество проблем, в том числе, для социальных наук. Во-первых, если человек не обладает некоторой изначально-данной природой, то человек не может более выступать в качестве первокирпичика социальной реальности. Во-вторых, если от поведения людей более не стоит ожидать некоторой предзаданности, если людей более нельзя рассматривать как социальных агентов, то что будет являться объектом социологического исследования? Логика развития дискурсов, воображаемых образов? В-третьих, должны ли социальные науки в качестве реакции на «исчезновение» «природы» человека породить некоторый дискурс, а затем авторитарно «познакомить» с ним людей? Или же предоставить людям свободу самим справляться с «исчезновением» «природы» человека?

Вывод. В преобладающих большинстве случаев в социальных сетях происходит будничная коммуникация. Это обстоятельство объединяет социальные сети с «живым» общением. Отличает же их то, что социальные сети значительно расширили горизонт общения. Второе отличие социальных сетей и устной коммуникации состоит в том, что общающиеся в чате люди находятся в разных местах и друг друга визуально не видят.

Коммуникация, осуществляемая через социальные сети, отличает болезненная увлеченность разговорами о повеседневности. С помощью таких разговоров люди поддерживают свою он-лайновость. Он-лайн - это самый простой ответ на вопрос: "Нужен ли я вообще кому-то в этой жизни?", в условиях, когда частота и интенсивность «живого» общения сократилась.

С утверждением социальных сетей, с предоставлением пользователям свободы в позиционировании себя, с предоставлением возможности бесконечное количество раз экспериментировать со своими образами, становится очевидным, что человека характеризует постоянный импульс к новому, к чему-то неожиданному. Именно этот импульс должен быть положен в основание представления о человеке.

Забегая вперед скажу, что отличительной чертой социальных сетей наших дней стала использование аудиовизуальных средств (инстраграм). Вывод, к которому я приду в примере с инстаграмом будет состоять в том, что в таких социальных сетях (инстаграм) люди теряют способность к выражению себя, к порождению новой коммуникации не только об окружающем мире, но даже о самих себя.

 

Пример 3. Ютуб.

Ютуб является гибридом, который совмещает в себе черты кинематографа и социальных сетей, с преобладающим значением первого компонента.

Ютуб чаще всего противопоставляет себя телевидению (и можно добавить, фильмам в кинотеатрах). Посмотрим же, насколько обоснованно такое противопоставление! Телевидение является наглядным примером односторонней коммуникации. За счёт аудиовизуальной передачи сообщения вещатель авторитарно навязывает собственное понимание, восприятие мира; у получателей информации не остаётся времени для критического восприятия информации. Проблема с телевидением состоит не в том, что некто подвергается манипуляции (тогда надо было бы задаться вопросом: «Возможно ли вообще создание какого-то не-манипулятивного образа действительности?»), а в том, что зритель не способен остановить трансляцию, не способен замереть на миг и усомниться в коммуникации. Проблема (как было показано ранее в параграфе о кинематографе), в конечном счете, в том, что авторитаризм аудиовизуальной дорожки, диктатура текущей секунды ведут к некритическому восприятию фильма или передачи.

К сожалению, ютуб не устраняет недостатки кинематографа и телевидения. Ютуб, как и кинематограф, аудиовизуальным способом производит действительность. Ютубу также, как и кинематографу, присущ авторитаризм аудиовизуальной дорожки, когда у зрителя нет возможности остановиться и усомниться в чем-то.

На это можно было возразить, что, просматривая видео на ютубе, человек всегда может нажать на паузу; однако, как было сказано в параграфе о кинематографе, зрители пользуются этой возможностью крайне редко: один – два раза за время трансляции. Такие остановки не могут сравниться с теми остановками, которые делает читатель при чтении книг, где ему приходиться спотыкаться чуть ли не на каждом предложении, или, по крайней мере, воспринимать текст гораздо более критично. В целом, коммуникация, осуществляемая в ютубе, не предоставляет возможность усомниться в трансляции, осуществить отказ, после которой можно было бы предложить собственную новую коммуникацию.

Ютуб очень схож с кинематографом в том плане, что создаёт во всех отношениях самостоятельные и независимые образы, не нуждающиеся в каком-либо сопереживании со стороны сознания. Ютуб, как и кинематограф, делает зрителя безмолвствующим; ожидать от такого зрителя какой-либо содержательной обратной связи не приходится. Действительно, ютуб предоставляет возможность для обратной связи. Однако ею не пользуются или пользуются в совершенно иных целях. Возможность оставлять комментарии вовсе не делает зритель вновь говорящими, они все также остаются безмолвствующими, они не предлагают совершенно иной коммуникации, они не вступают с автором контента в более или менее содержательную дискуссию.

Если просмотреть повнимательнее комментарии, то здесь мы не обнаружим жаркую перепалку "по существу". Часто в комментариях мы обнаруживаем желчь некомпетентных людей (необходимо заметить, что в большинстве случаев авторы определенного контента и рассчитывают на такую реакцию, когда предлагают на обсуждение, скажем, тему инфляции). В такой коммуникации, где обозреватели контента высказывают свои обывательские представления (которые чаще всего сводятся к хаянию власти), они не способны предложить никакой содержательной дискуссии.

Необходимо заметить, что помимо хаяния власти в комментариях ведется троллинг. Действия троллера ведут к срачу в комментариях, такой срач может быть не только в отношении автора, на также и в отношении других комментаторов. Троллер выступает раздражителем, возбудительным; цель троллинга заключается в том, чтобы за счет нанесения ударов в слабые места, доходящего до личной критики, вызвать у автора или другого комментатора эмоциональную реакцию. Очевидно, что троллинг далек от того, чтобы дискуссия велась сколько-нибудь содержательно.

Может показаться, что проблема Ютуба - это проблема недостаточно компетентной аудитории, что, если аудитория не была бы настолько несведующей, то можно было бы ожидать гораздо более содержательное продолжение контента. Такой вывод представляется мне недостаточно обоснованным.

Практика показывает, что в тех случаях, когда контент просматривают люди, увлекающие и разбирающиеся в данной теме, они чаще всего ограничиваются выражением поддержки, солидарности с автором контента или с такими же зрителями, как он сам. Такой зритель ограничивается тем, что говорит, какой классный контент, в каком направлении, по его мнению, развиваться дальше, ставит лайк (репостит) и смотрит, сколько других людей ставят лайк (репостят). Ставя лайк человек выражает свою поддержку, репостя человек способствует распространению данного материала. Однако в содержательном плане (в интенсивном ключе) контент не развивается.

Таким образом, наличие обратной связи никак не стимулирует развитие контента в содержательном плане. Положительный момент ютуба также не может состоять в отсутствии рекламы. Так словно в случае с телевидением зритель со строгой периодичностью подвергается рекламе, а в случае с ютубом такой рекламы нет. Наоборот, при просмотре ТВ-передачи мы имеем возможность переключить взгляд на посторонний предмет или начать разговор с домочадцами. Поскольку ютуб-передача всегда просматривается личностно либо через смартфон, либо через ноутбук, включенность зрителя в просматриваемую рекламу оказывается гораздо более существенной. Помимо этого, поскольку аудитория ютуб-передач гораздо менее разношерстная, чем аудитория ТВ-передач, к ютуб-передачам можно разрабатывать гораздо более ориентированную рекламу. Таким образом, погруженность ютуб-зрителя в рекламу оказывается более глубокой, чем погруженность телезрителя.

Говорят, что в случае с ютубом человек выбирает контент, который ему интересен, в то время как в случае с телевидением человек якобы принуждается смотреть строго определенную передачу, так словно у него нет возможности переключить канал. Возможность выбирать контент, бесспорно, является позитивным моментом ютуба. Однако необходимо иметь в виду, что при просмотре ТВ-передач человек также может выбирать контент, просто переключая канал (особенно, если телевидение кабельное). Таким образом, возможность переключаться с одного контента на другой не является отличительной чертой ютуба.

В качестве положительного момента ютуба также называют то, что ютуб предоставляет возможность выложить видеоматериал до нескончаемых времен, в то время как в телевидении материал передается лишь в режиме прямой трансляции. Иными словами, важной особенностью ютуба становится возможность создавать видеохронику, что значительно сближает ютуб с кинематографом, где снятый фильм не исчезает также бесследно как сожжённая рукопись, а создает множество своих записей. Насколько не была бы существенной функция видеохроники, необходимо иметь в виду, что ютубом движут блогеры (авторы контента), которые воспринимают ютуб как социальную сеть, с помощью которой поддерживают свою он-лайновость.

Ютуб принципиальным образом отличает от телевидения то, что она выступает площадкой, в границах которой создаются группы, объединенные общностью интересов. Только здесь становится очевидным то, что ютуб является социальной сетью. Автора контента и подписчиков нельзя рассматривать как независимых участников (а именно такими независимыми участниками является автор и читательская публика при письменной коммуникации). Блогер (автор контента) высказывает интересные подписчикам идеи, выражает установки, близкие его целевой аудитории. Все вместе они говорят о том, что им интересно, о том, чем они являются. Ютуб в этом смысле представляет собой некоторое собрание людей, которые стремятся создать общность. Они не заинтересованы, по большому счету, в познании (даже если контент познавательный), в развитии личности (даже если контент по саморазвитию), в провозглашении и утверждении красоты (даже если контент о моде) – они просто утверждают самих себя, делают свой способ мышления, образ действия легальным.

С достижением общности интересов блогера и его подписчиков пропадает возможность индивидуального творчества, возможность одного человека провозглашать и продавливать собственное видение. Отныне утверждение тех или иных истин, ценностей, моделей поведения в качестве обязательных становится результатом коллективной работы, коллективного мышления, что и позволяет нам говорить о новой оральности, когда не отдельный человек – титан мысли, говорит о том, как другим поступать или действовать; а когда некоторый коллектив в желании самоутвердиться провозглашает образ действия, способ мировосприятия, актуальный только для этой группы.

Последнее суждение будет касаться отношения ютуба с другими функциональными системами. Провозглашение некоторого знания в качестве истинного, образа одежды в качестве модного, картины в качестве прекрасного осуществляется не через ЮТУБ, а в таких функциональных системах, как наука, мода, искусство. Ютуб в таком случае оказывается всецело площадкой для популяризаторства, культур-просветительства, где днями и часами авторы контента совместно со своей аудиторией жуют одну и ту же жвачку.

Авторы контента не являются открывателями, а лишь распространителями. Поскольку они не получили или не получают признания в науке, в высоких домах или среди профессиональных историков, они радеют не за продвижение некоторых идей в качестве «истинных», «модных», «исторически-достоверных», а лишь за увеличение числа своей аудитории и создания у них чувства общности. Блогер не выступает как деятель, стремящийся продвинуть науку, искусство. Блогер является популяризатором, который стремится заключить потенциальных подписчиков в своего рода мыльный интеллектуальный пузырь с тем, чтобы создать у них общность на базе его собственного контента.

Неудивителен в этом свете и способ критики, с которой один блогер обрушивается на другого – эта критика сводится к обвинениям в некомпететности, заимствованиях, отсутствии оригинальности. После этого критика переходит к хаянию личности самого блогера – и такая логика вовсе не случайна. Когда начинают поливать грязью личность блогера, блогер не может заручиться поддержкой «науки» или «искусства», поскольку никогда не был ни деятелем науки, ни деятелем искусства, его пузырь оказывается «лопнутым». В такие моменты он оказывается неспособным обосновать, почему аудитория должна конструироваться как общность вокруг его контента.

 

Пример 4. Инстаграм.

Для инстаграма, как социальной сети, характерны все те признаки, что были определены мною ранее («Пример 3»). В инстаграме мы также обнаруживаем то, что пользователи принуждаются поддерживать свою он-лайновость с помощью чрезмерной (излишней) коммуникации о повседневности. Кроме этого, инстаграм предоставляет пользователям возможность экспериментировать с новыми идентичностями.

Отличает инстаграм от прочих социальных сетей то, что делиться моментами своей жизни стало проще. До этого людям приходилось ломать голову над содержанием поста, кроме того, необходимо было помнить, что запись в любой момент времени могла быть отвергнута или подвергнута критике. В наши дни с помощью инстаграма достаточно просто выложить фотографию.

Пост о том, что некто закончил ВУЗ, в котором приобрел много знаний, много друзей, может быть раскритиковано, принято с прохладой или недоумением, ведь всегда можно спросить, сколько из этих знаний понадобится в будущем, насколько дружба, скрепленная студенческой партой или студенческой пьянкой, останется крепкой? Выкладывая же фотографию с выпускного с дипломом в руке – человек не имеет никаких претензий сказать что-либо. Выкладывая фотографию, человек просто заявляет о том, что он существует, а также о том, что не считаться с ним нельзя. В отношении выложенной фотографии невозможно осуществить никакую критику; нельзя сказать, что образ, запечатленной на фотографии, не тот, неправильный, вредный. Критика образа, запечатленного на фотографии, сразу приобретет черты желчной критики самой личности отправителя фотографии.

Инстаграм (коммуникация посредством выкладывания фотографии) не способна породить коммуникацию, к которой могла бы подключиться другая (критическая) коммуникация. С точки зрения содержательности инстаграм, по всей видимости, является наименее конструктивной социальной сетью в плане продолжения коммуникации. Однако в этом и кроется популярность данной сети: пользователям больше не требуется декларировать какие-то идеи, отныне им достаточно просто выложить фотографию. Фотография просто констатирует факт существования некоторого человека. Инстаграм выступает местом бегства от критики, неприятия и отвержения. Если бы человек в другой социальной сети что-нибудь захотел бы письменно выразить, то он непременно столкнулся бы с критикой. Выкладывая фотографию в инстаграме, человек заявляет: «Здравствуйте, это я. Я не имею претензий утверждать что-либо. Я и вовсе не высказываю никаких суждений, я просто не хочу, чтобы мои слова были отвергнуты. Я – хороший парень / девушка. То, как Вы воспринимаете меня, отражает лишь Вашу способность видеть в человеке что-то хорошее или наоборот плохое. Я не имею конкретно против Вас ничего плохого. Если Вам вздумается сказать что-то плохое обо мне (об образе, запечатленном на фотографии), то это будет в высшей степени бестактностью. Я не давал/а Вам повода плохо говорить обо мне: ни одной мыслей, ни одним суждением, ни одним дуновением. Будьте добры воспринять меня в моей собственной неповторимости».

Инстаграм, конечно же, выдвигает требование к фотогеничности. Однако фотогеничность и красота – это две разные вещи. Идеалы красоты утверждаются высокими домами моды или изобразительным искусством. Фотогеничность утверждается в инстаграме. Фотогеничность в инстаграме – это не идеал красоты, это некоторый, приятный сердцу подписчиков, образ. Автор контента (пользователь собственной страницы) собирает вокруг себя некоторую аудиторию, которая начинает воспринимать лицо (личность) автора как символическое, близкое им, как характерное для типичного представителя данного сообщества. Лицо, образ (личность) больше не принадлежат автору контента, что можно видеть по тому, насколько снижается число подписчиков, когда автору приходит мысль изменить лицо или поменять образ (изменить личность). Изменение автором контента своего лица (личности) воспринимается подписчиками как покушение, неуважение к сообществу. Инстаграм создает сообщества (автор контента – подписчики), основанные на иллюзорной общности. Такая иллюзорная общность состоит в том, что люди получают удовольствие от того, что другие люди в режиме он-лайн воспринимают их собственную он-лайновость.

Вывод. Образ, запечатленный на фотографии, является настолько самодостаточным, что к нему в подавляющем большинстве случаях не требуется дополнения в качестве письменного текста. Пользователь, выкладывая фотографию, соглашается с тем, что никакую новую коммуникацию он породить не сможет, более того в уме он держит то, что в отношении его фотографии никакая критика произведена не будет. Это ведет не только к тому, что люди перестают что-либо рассказать о себе. В конечном счете, это ведет к тому, что у них и вовсе теряется навык говорить о себе с тем, позиционировать себя коммуникативно.

 

Выводы

а) Возникновение языка было эволюционным достижением в сравнении с предшествующей языку аудиовизуальным способом восприятия мира. Язык первоначально развивался в устной речи, которая накладывала на развитие языка некоторые ограничения. Присутствие собеседников в одном месте, непосредственная представленность мира делала, во-первых, саму устную коммуникацию, по большому счету, излишней, а во-вторых, отклоняющуюся коммуникацию почти невозможной, и в-третьих, устная коммуникация заставляет собеседников говорить скорее о приятном, чем о неприятном.

б) Ограничения устной коммуникации были преодолены письменностью. При письменности нет необходимости автору и читателю присутствовать в одном месте, знать друг друга лично, для письменности также характерна возможность отложить коммуникацию «на потом». Под непредставленностью мира я понимаю то, что на всем протяжении осуществления письменной коммуникации ее не сопровождает мир, который можно аудиовизуально воспринимать. Именно в непредставленности мира кроется революционный потенциал письменности.

Непредставленность мира «здесь и сейчас» делает возможным возникновение противоречащих, сомнительных, ошибочных и просто лживых утверждений о мире, но именно такая разноплановость делает коммуникацию менее догматичной, более смелой и решительной. Поскольку отправитель и получатель письменной коммуникации воспринимают друг друга безлично, то становится возможна критика. Возможность критики поощряет авторов высказываться предметно, а саму коммуникацию делать столь изощренной, чтобы стрелы критики, как можно дольше, пролетали мимо.

в) Книгопечатание способствовало раскрытию революционного потенциала письменности. С изобретением печатного станка неопределенному числу анонимных читателей противостоит такое же неопределенное число безличных писателей. При письменной коммуникации не имеет значения личность автора: в том плане, что выявление подлинного авторства шекспировских произведений не за Шекспиром, а за кем-нибудь другим, не делает "шекспировские" произведения менее гениальными. Безличность автора и читательской публики ориентирует коммуникацию на большую предметность. В том случае, когда письменная коммуникация ведётся о сознании или о психике; в этом случае мы также в праве говорить о том, что эта коммуникация не о сознании автора, а о "сознании", как теоретической, психологической, социальной или какой-либо иной конструкции.

Безличность и вместе с тем желание славы толкает авторов к тому, чтобы исключать из текстов всё известное и высказывать что-то новое, неизвестное читателям, к тому, чтобы предлагать новые интерпретации. Отсутствие личного знакомства автора и читателей позволяет последним осуществлять предметную критику; а тем самым давать продолжение (не важно в положительном или негативном ключе) коммуникации, предложенной автором.

г) Современные электронные средства коммуникации: и телевидение (кинематограф), и социальные сети, скорее, нейтрализовали революционный потенциал письменности (книгопечатания). Электронные средства коммуникации подкупают не тем, что высказывают невероятно правдоподобные суждения, а тем, что таких суждений вовсе не высказывают, заменяя смелые суждения демонстрацией картинок. Мир, сам по себе являющийся безмолвствующим, остаётся безмолвствующим и в коммуникации (осуществляемой с помощью электронных масс-медиа), и в нашем сознании.

д) Авторитаризм, с которым воспроизводится аудиовизуальная дорожка при просмотре ТВ-передач или фильмов в кинотеатрах, делает восприятие просматриваемого некритичным. Проблема даже не в том, что кто-то нами манипулирует, а в том, что зритель просто хлопает глазами, просматривая кадр за кадром. Возможность остановить аудиовизуальную дорожку при просмотре фильма на видеомагнитофоне, за компьютером или на ютубе освобождает восприятие фильма от диктата текущей секунды, от авторитаризма прямой трансляции. Однако, из-за того, что количество таких остановок и промоток назад бывает крайне малым, восприятие фильмов с помощью видеомагнитофона, компьютера или ютуба остается таким же некритичным, как и при просмотре ТВ-передач.

е) Литературный герой - есть в полной мере достижение сознания, воображения и памяти читателя, вследствие этого и князь Мышкин, и Дон Жуан у каждого оказывается своим собственным. В противоположность князю Мышкину или Дон Жуану Джеймс Бонд - у всех один и тот же, поскольку кино делает возможным его независимое от воображения зрителей существование. Киногероев мы воспринимаем как людей с собственной историей (и в этом не приходится сомневаться в связи с тем, что они каждый раз доказывают это аудиовизуально, они ведут диалоги, у них текут сентиментальные слезы или они плюются от бешенства). Киногерои обладают независимым от сознания, переживания зрителей существованием, поскольку они обладают телесностью, которую мы воспринимаем визуально, голосом, который мы слышим в каждом их монологе, диалоге. Зрители становятся излишними, поскольку для того, чтобы существовал киногерой они не нужны. Киногерои не говорят в сознании зрителя, киногерои общаются друг с другом. Поскольку киногерой не присутствует в сознании зрителя, а присутствует лишь на киноленте, то зритель не может вести с киногероем или режиссером диалог в собственном сознании. Зритель оказывается неспособным вести монолог даже с самим собой - всё это делает зрителя окончательно безмолствующим.

ж) В преобладающих большинстве случаев в социальных сетях происходит будничная коммуникация. Такая коммуникация осуществляется между знакомыми, т.е. людьми, которые испытывают и должны сохранять друг к другу симпатию, вследствие этого между ними говорится, скорее, нечто приятное, чем неприятное. Это обстоятельство объединяет социальные сети с «живым» общением. Отличает же их то, что социальные сети значительно расширили горизонт общения, сделали возможным общаться с друзьями десятилетней давности, с прошлыми партнерами, равно как и с совершенно посторонними людьми. Такое расширение горизонта общения делает нас более терпимым к чужим идеям и к чужому образу жизни. Второе отличие социальных сетей и устной коммуникации состоит в том, что общающиеся в чате люди находятся в разных местах и друг друга визуально не видят. Это обстоятельство наделяет социальные сети тем положительным моментом, который характерен для письменности - это возможность предлагать критические суждения. Однако этот момент остаётся во-многом неиспользованным.

з) Общаясь в социальных сетях, мы не видим собеседника, и именно поэтому вынуждены задавать вопросы, говорить о повседневных вещах, которые были бы излишними при «живом» общении. Именно непредставленностью собеседника можно объяснить повальное помешательство (или болезненную увлеченность) разговорами о повседневности, когда мы говорим о каждом своём шаге, каждой своей мыслью. Подобно тому, с какой болезненной увлеченностью мы хотим фото или видео-зафиксировать первые шаги новорожденного, с такой же болезненной увлеченностью мы делимся каждым мимолётным ощущением.

Такая болезная увлеченность разговорами о повседневности, по всей видимости, обусловлена сокращением числа личных контактов. Когда частота «живого» общения снижается, человек не получает достаточно признания в «живом» общении, вследствие чего вынужден болезненно-увлеченно рассказывать о повседневных делах, боясь того, что другие решат, а сам человек подумает о себе, что он никому не интересен, или что в его жизни не происходит ничего интересного. Он-лайн - это самый простой ответ на вопрос: "Нужен ли я вообще кому-то в этой жизни?", в условиях, когда частота и интенсивность «живого» общения сократилась. А болезненная увлеченность разговорами о повседневности оказывается значимым средством поддержания своей он-лайновости человеком.

и) Часто можно слышать, что привлекательность социальных сетей состоит в анонимности пользователей. Но вряд ли это правда. Верно как раз обратное: безличной была письменная коммуникация, а социальные сети делают её вновь неанонимной. В социальных сетях люди вновь отдают приоритет не безличному познанию окружающего мира, а нескончаемому позиционированию себя.

к) С утверждением социальных сетей, с предоставлением пользователям свободы в позиционировании себя, с предоставлением возможности бесконечное количество раз экспериментировать со своими образами, становится очевидным, что человека характеризует постоянный импульс к новому, к чему-то неожиданному. Именно этот импульс должен быть положен в основание представления о человеке.

За этим суждением, в действительности, кроется отказ от столь лелеемого всеми представления о некоторой «природе» человека. С помощью понятия «природа человека» социальные философы, педагоги при поддержки социальных политиков пытались (и у них это удавалось) ограничить человека, лишить его волюнтаризма. С утверждением социальных сетей всё сложнее оказывается внедрять в сознание людей представление о том, что человек обладает некоторое предзаданной «природой». Импульс к новому должен быть положен в основание представления о человеке.

л) Ютуб очень схож с кинематографом в том плане, что создаёт во всех отношениях самостоятельные и независимые образы, не нуждающиеся в каком-либо сопереживании со стороны сознания. Ютуб, как и кинематограф, делает зрителя безмолвствующим. Действит



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-06-26 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: