Нацистские главари намеревались проводить это разграничение повсюду, где только могли, расширяя сферу его применения и увеличивая число лиц, по отношению к которым оно должно быть применено. Помимо этого, они проявили чудовищное честолюбие в стремлении навязать эти взгляды своим жертвам и внедрить их в сознание, в требовании от своих жертв, наряду с прочими лишениями, отказа от убеждений. Нацистская война — это фанатическая религиозная война, в которой можно и уничтожить неверного и обратить его в свою веру. Следует также отметить, что нацисты усугубили эксцессы тех ужасных времен, так как в религиозной войне противник, который был обращен в другую веру, рассматривался как брат. Нацисты же не предоставляли своим несчастным жертвам возможности спасения даже после предельного самоотречения последних.
Именно в соответствии с этими взглядами немцы предпринимали германизацию оккупированных территорий и, несомненно, намеревались германизировать весь мир. Эта германизация отлична от пангерманизма с его конечными целями, так как она является одновременно и нацификацией — по существу возвращением к варварству.
Расизм делил народы оккупированных стран на две значительные категории. В отношении одной германизация означала приобщение к национал-социализму, в отношении же другой — истребление и обращение в рабство. Создание привилегированных условий для людей так называемой высшей расы влекло за собой подчинение их новым понятиям германского общества. В обращении с людьми так называемой низшей расы предполагалось либо полностью лишить их прав до или в период подготовки их физического уничтожения, либо создать для них рабские условия.
|
|
В соответствии с нацистским учением и той и другой категории навязывались нацистские мифы.
Эта двойная программа полной германизации не была осуществлена во всей своей полноте ни в одной из оккупированных стран. Немцы задумали эту программу как длительное мероприятие, которое они намеревались последовательно осуществлять путем применения ряда мер в определенном порядке. Это последовательное осуществление характерно для способа применения нацистских методов. По-видимому, оно соответствовало разнообразию возникавших препятствий, а также лицемерному желанию нацистов не затрагивать общественное мнение и какому-то ужасному их стремлению к показным научным экспериментам.
После освобождения степень германизации оказалась весьма различной в разных странах, в зависимости от страны, в которой она проводилась. Она была различной и в отношении разных категорий населения. В отдельных случаях метод германизации достигал максимальных результатов, в других же лишь были намечены подготовительные мероприятия. Но в каждом случае легко установить кривую одного и того же зла, которая остановилась на том или ином этапе своей эволюции. И в каждом случае это зло имело место в результате неумолимого движения по этой кривой.
Что же касается создания условий для существования наций, то немцы откровенно аннексировали Люксембург, бельгийские округа Эйпен и Мальмеди и французские департаменты Эльзас и Лотарингию. В этом случае преступное действие заключалось и в уничтожении суверенности государства, которое, естественно, является покровителем своих подданных, и в уничтожении условий для существования последних как граждан своего государства, что обеспечивалось им внутренним и международным правом.
|
|
Таким образом, население этих категорий утратило связь с национальностями, к которым оно принадлежало ранее, и перестало быть люксембургским, бельгийским и французским. Также оно и не приобрело в полной мере прав германской национальности. Эта особая милость могла быть ему предоставлена постепенно лишь при условии, если оно ее оправдает в какой-либо мере. Немцы стремились искоренить в нем даже воспоминание о его бывшем гражданстве. В Эльзасе и Мозеле был запрещен французский язык, а названия местностей и фамилий граждан были германизированы.
Лица, переведенные в новое гражданство, как и все германские подданные, явились жертвами мероприятий, осуществлявшихся при нацистском режиме; они несли трудовую повинность и в скором времени стали проходить мобилизацию в армию. В том случае, если они оказывали неповиновение в отношении этих приказов, несправедливых и гнусных, ибо это было равносильно тому, что французы должны были выступить против их союзников, а в действительности и против собственной страны, — принимались карательные меры не только в отношении лиц, оказывавших сопротивление, но и в отношении членов их семей, в соответствии с положением нацистского права, утверждавшего репрессирование, перед которым отступают основные и наиболее гарантированные принципы.
Лица, оказывавшие неподчинение при нацификации или же просто приносившие мало пользы в проведении нацистских мероприятий, подвергались массовой высылке: их вынуждали, дав в их распоряжение несколько часов, покинуть родной очаг, взяв с собой лишь мелкий багаж. Их лишали принадлежавшей им собственности.
|
|
Однако эти бесчеловечные высылки значительной части населения, которые сохраняются в воспоминании как один из величайших ужасов нашего века, окажутся милостивым обращением в сравнении с высылками в концентрационные лагери, как, например, в лагерь Штрутгоф в Эльзасе. Наряду с применением силы для подавления населения, вопреки каким бы то ни было правам, нацисты, в соответствии со своими методами, пытались убедить это население в превосходстве своего режима. Например, они воспитывали молодежь в духе национал-социализма.
Кроме уже указанных, немцы не осуществляли иных аннексий в собственном смысле этого слова. Но несомненно — и это подтверждается многочисленными фактами, — нацисты предполагали аннексировать гораздо более важные территории, распространив и на них тот же режим, если бы война закончилась их победой. Но везде они подготовили устранение или ослабили возможности существования наций путем ликвидации или понижения суверенности государств и тем, что старались искоренить патриотизм населения этих государств.
Во всех оккупированных странах, вне зависимости от наличия или отсутствия видимой государственной власти, немцы систематически игнорировали правила проведения оккупации. Они облекли себя законодательной властью, осуществляли управление и администрацию. Наряду с подвергнутыми аннексии территориями другие оккупированные территории также были поставлены в положение, которое можно назвать преданнексионным.
Это подводит к другой области, которая затрагивает духовную сферу. Повсюду, хотя и не везде и не всегда одинаково, немцы стремились упразднить социальные свободы, в особенности свободу союзов, печати. Они прилагали усилия также к тому, чтобы ограничить важнейшую свободу — свободу духовную.
Германские власти подвергли строжайшей цензуре литературу, даже не связанную с военными вопросами, всю печать, многие из органов которой были, помимо всего прочего, непосредственно инспирированы ими. Многочисленные ограничения были введены в области кинопроизводства и проката фильмов. Значительное число книг, лишенных какого бы то ни было политического характера, вплоть до школьных учебников, было запрещено. Даже духовные власти были поставлены в затруднительное положение в отношении выполнения своих обязанностей, и их свобода слова была ограничена.
После предельного ограничения свободы выражения мнения, которое могло быть оправдано состоянием войны и оккупацией, немцы методично проводили национал-социалистскую пропаганду на собраниях, в прессе, радио, кино, книгах и плакатах. Все их усилия привели к столь незначительным результатам, что в настоящее время многие были бы склонны преуменьшать значение этих результатов. Тем не менее пропаганда, которая велась средствами, полностью противоречившими уважению человеческого сознания, велась в целях распространения преступной доктрины, должна остаться в истории как одна из позорных черт национал-социалистского режима.
Германизация не в меньшей мере затронула человеческие условия существования и в других сферах, которые уже нами были указаны: права семьи, права на профессиональную и экономическую деятельность, обеспечение юридических гарантий — эти права были затронуты, эти гарантии были ослаблены.
Принудительный труд и угон населения затрагивают семейное право, а также и право на труд. Произвольными арестами попирались самые элементарные юридические гарантии. Немцы стремились также навязать их собственные методы административным властям оккупированных стран. Иногда, к сожалению, им это удавалось.
Известно также, что проведение расовой дискриминации в отношении граждан оккупированных стран было связано с проведением ряда мероприятий, которые в отношении лиц, относимых к категории евреев, были особенно гнусными и агрессивными и касались как их личностей, так и их человеческого достоинства.
Все эти преступные деяния были совершены в нарушение правовых норм международного права, а именно, Гаагской конвенции, ограничивающей права армии, которая оккупирует какую-либо территорию.
Борьба нацистов против человеческих условий существования дополняет трагическую и чудовищную картину военных преступлений нацистской Германии, превращая Германию в символ подавления человеческой личности, подавления, к которому умышленно стремилась национал-социалистская доктрина. Она определила подлинный характер этого подавления как методическое осуществление возврата к варварству.
Таковы преступления, совершенные национал-социалистской Германией в ходе агрессивной войны, которую она развивала. Народы-мученики взывают к суду цивилизованных наций и призывают ваш Высокий Суд покарать национал-социалистскую империю в лице ее руководителей, которые остались в живых.
Пусть не удивляет подсудимых серьезность предъявленных им обвинений, и пусть они не возражают, ссылаясь на то, что их преступления отошли в прошлое, так как их преступления еще не забыты, и это гарантировано, помимо воли подсудимых, демократическими законодательствами. Военные преступления были предусмотрены международным и внутренним правом всех современных цивилизованных народов. Подсудимым было известно, что покушение на физическую неприкосновенность, собственность и человеческие условия существования граждан противной стороны является преступлением, за которое им придется в дальнейшем ответить перед международным правосудием.
После начала военных действий правительства государств Объединенных Наций неоднократно обращались к ним с предупреждениями.
25 октября 1941 г. президент США г-н Франклин Рузвельт и премьер-министр Великобритании г-н Уинстон Черчилль заявили, что военные преступники не избегнут справедливого наказания. «Массовые убийства во Франции, — заявил г-н Черчилль, — являются примером тех преступлений, которые нацисты совершают во многих других странах, находящихся под их игом. Зверства, совершенные в Польше, Югославии, Норвегии, Голландии, Бельгии и прежде всего в тылу немецких войск в России, превосходят все то, что было известно в наиболее мрачные и жестокие годы истории человечества. Одной из главных целей этой войны является в настоящее время наказание лиц, совершивших эти преступления».
Осенью 1941 года по инициативе польского и чехословацкого правительств в Лондоне собрались представители правительств оккупированных стран. Они выработали декларацию союзников, которая была подписана 13 января 1942 г.
Я позволю себе напомнить Трибуналу ее содержание:
«Нижеподписавшиеся представители Национального Комитета свободной Франции и правительств Бельгии, Чехословакии, Греции, Люксембурга, Нидерландов, Польши и Югославии;
Принимая во внимание, что Германия с самого начала настоящего конфликта, спровоцированного ее агрессивной политикой, установила в оккупированных странах режим террора, который характеризуется, помимо всего прочего, арестами, массовыми выселениями, убийствами, казнями заложников;
Принимая во внимание, что эти акты насилия также совершены союзниками Германии — странами, сотрудничавшими с Германией, а в некоторых странах гражданами, являющимися сообщниками оккупационных властей;
Принимая во внимание, что международная солидарность необходима для того, чтобы эти преступления не повлекли за собой акта индивидуальной и коллективной мести, и для того, чтобы удовлетворить желание цивилизованного мира совершить правосудие;
Напоминая, что международное право и, в частности, Конвенция о законах и обычаях сухопутной войны, подписанная в Гааге в 1907 году, не позволяют воюющим сторонам совершать в оккупированных странах акты насилия по отношению к гражданскому населению, нарушать находящиеся в действии законы или уничтожать национальные институты;
1) Подтверждая, что акты насилия, совершенные по отношению к гражданскому населению, не имеют ничего общего с понятием «военные действия и политическое преступление» в том виде, как они понимаются цивилизованными нациями;
2) Принимая во внимание заявления, сделанные по этому поводу 25 октября 1941 г. президентом Соединенных Штатов Америки, премьер-министром Великобритании, и
3) Намечая в качестве одной из своих главных целей войны наказание с помощью правосудия лиц виновных и лиц, несущих ответственность, которые отдавали приказы о совершении преступлений, совершали их или в них участвовали,
4) Решают, что, действуя в духе международной солидарности, необходимо обеспечить, чтобы: а) виновные или ответственные, какова бы ни была степень их ответственности, были разысканы, переданы в руки правосудия и судимы, б) чтобы вынесенные приговоры были приведены в исполнение.
В силу чего нижеподписавшиеся, надлежащим образом на то уполномоченные, подписали настоящую декларацию».
Руководители национал-социалистской Германии уже неоднократно получали ряд других предупреждений. Я упомяну речь генерала де Голля от 13 января 1942 г., речь г-на Черчилля от 8 сентября 1942 г., ноту г-на Молотова, Народного Комиссара Иностранных Дел Советского Союза, от 14 октября 1942 г. и 2-ю декларацию союзников от 18 декабря 1942 г. Эта декларация была принята одновременно в Лондоне, Москве и Вашингтоне. Она была вызвана наличием сведений о том, что немецкие власти истребляют в Европе еврейские меньшинства. В этой декларации правительства Бельгии, Чехословакии, Греции, Люксембурга, Нидерландов, Норвегии, Польши, Соединенных Штатов Америки, Соединенного Королевства, Советского Союза, Югославии и Французский национальный комитет, который представлял подлинную Францию, снова торжественно подтвердили свою волю наказать преступников войны, несущих ответственность за эти уничтожения.
Предпосылки для справедливого наказания таким образом созданы. В то время, когда обвиняемые совершали преступления, им было известно твердое намерение Объединенных Наций покарать за эти преступления.
Сделанные предупреждения свидетельствуют о том, что квалификация преступления предшествует наказанию за эти преступления.
Подсудимые не могли не знать о преступном характере своих действий. Действительно, предупреждения союзных правительств, сделанные в форме политических деклараций, выражали основные принципы международного и внутреннего права, позволяющие вынести наказание на основании несомненно установленного порядка и опираясь на прецеденты.
Определение понятия «военное преступление» было подготовлено основателями международного права, в частности Гроцием, который подчеркнул преступный характер действий, не вызванных военной необходимостью. Позднее Гаагские конвенции установили впервые элементарные нормы правил ведения войны. Они определили порядок ведения военных действий и методы оккупации. В них сформулированы правила в целях ограничения применения силы и в целях согласования военной необходимости с требованиями человеческой совести. Так военное преступление впервые было определено, и в свете этого определения военные преступления и следует рассматривать; преступления стали нарушением правил и обычаев ведения войны, узаконенных Гаагской конвенцией.
Наступила война 1914 года. Германская империя вела первую мировую войну с жестокостью, быть может, менее методичной, чем вел войну национал-социалистский рейх, но и тогда эта жестокость носила преднамеренный характер. Угон рабочих, разграбление государственной и частной собственности, взятие заложников и их убийства, деморализация населения оккупированных территорий в 1914 году, как и в 1939 году, являлись политическими методами немецкой войны.
Версальский договор, основываясь на Гаагских конвенциях, определил, что военные преступления должны быть наказаны. В VII главе Версальского договора под заголовком «Санкции» говорится об уголовной ответственности за развязывание и проведение конфликта, которым была первая мировая война. В ст. 227 Вильгельм Гогенцоллерн, бывший германский император, обвинялся в высшем оскорблении международной морали и священной силы договоров. В ст. 228 было признано право союзных и присоединившихся держав предать суду Военного Трибунала лиц, виновных в действиях в нарушение законов и обычаев войны.
В ст. 229 предусматривалось, что преступники, действия которых не ограничивались каким-либо определенным географическим местом, предстанут перед лицом правосудия союзных держав.
Положения Версальского договора были включены в подписанные в 1919—1920 гг. договоры с союзными с Германией державами, в частности, в Сен-Жерменский и в Нейиский договоры. Таким образом, понятие о военных преступлениях заняло прочное место в международном праве. Мирные договоры 1919 года не только дали определение преступности, они установили виды наказания. Обвиняемые не могли этого не знать точно так же, как они не могли не знать о предупреждениях правительств Объединенных Наций. Без сомнения, они надеялись избежать заслуженного наказания в результате возникновения той же обстановки, которая помешала осуществить наказание военных преступников 1914 года. Тот факт, что их судит Трибунал, является символом постоянного прогресса, который осуществляет, вопреки всем препятствиям, международное право.
Международный закон еще более точно определил военное преступление. Это определение было сформулировано комиссией, назначенной 25 января 1919 г. на предварительном совещании по выработке мирных условий, с целью определения различной степени уголовной ответственности за действия, совершенные в ходе войны.
Комиссия 15-ти составила отчет от 29 марта 1919 г., послуживший историческим обоснованием статьи 227 и последующих статей Версальского договора. Комиссия 15-ти обосновала свои соображения по вопросу об ответственности за совершенные преступления с помощью анализа самих преступлений, которые повлекли за собой несение ответственности. Юридическое содержание всех преступлений включает вещественные элементы. Определение преступления тем более точно, поскольку оно содержит перечисление действий, которые охватываются понятием «преступление». Вот почему комиссия 15-ти составила перечень военных преступлений.
Этот перечень включает 32 нарушения, в том числе:
Убийства, массовые убийства, систематический террор.
Казни заложников.
Истязание гражданского населения.
Погребение гражданских лиц в условиях, противоречащих человечности.
Принудительный труд лиц гражданского населения, имеющий отношение к военным операциям противника.
Уничтожение суверенитета в период оккупации территорий, которые подверглись оккупации.
Принудительная вербовка в армию жителей оккупированных территорий.
Попытки денационализации жителей оккупированных территорий.
Грабеж.
Конфискация собственности.
Наложение коллективных штрафов.
Разграбление и преднамеренное уничтожение собственности.
Нарушение других правил, имеющих отношение к деятельности Красного Креста.
Жестокое обращение с ранеными и военнопленными.
Использование военнопленных на работах, помимо тех, к которым они могут быть допущены.
Приведенный список, в который входят также предъявляемые подсудимым в обвинительном заключении обвинения, показателен в силу того, что в перечисление включенных в него военных преступлений входит и описание состава преступления. Эти преступления являются одновременно нарушениями как международного, так и внутреннего права.
Некоторые из этих преступлений составляют посягательства на основные свободы и на конституционные права народов и отдельных лиц. Их сущность состоит в нарушении общественных гарантий, признанных конституционными хартиями наций, территории которых были оккупированы: нарушение принципов свободы, равенства и братства, провозглашенные Францией в 1789 году и принятые в качестве незыблемой основы всеми цивилизованными государствами.
Эти военные преступления являются нарушением международного публичного права, так как они являются систематическим игнорированием соответствующих прав оккупирующих и оккупируемых держав. Но они могут в одинаковой мере рассматриваться как нарушения внутреннего и публичного права, так как они являются нарушением устоев конституционных институтов оккупированных территорий и правового положения населения этих территорий.
Более многочисленными являются преступления, состоящие в посягательстве на неприкосновенность личности и на собственность.
Эти преступления относятся к определению правил ведения войны и являются нарушением международных законов и обычаев.
Следует отметить, что международные конвенции определяют, помимо всего прочего, составные элементы нарушения, которые, собственно говоря, сами по себе не определяют состава преступления. Это определение существовало и ранее в совокупности всех внутренних законодательств и являлось своего рода частью юридических традиций каждой нации; правительства договаривались между собой по вопросу о сформулировании международного характера этих преступлений и уточнении их состава. Международное уголовное право совпадает, таким образом, с внутренним правом, которое сохраняет свою репрессивную основу, потому что военное преступление остается в конечном итоге преступлением из области уголовного права. Внутреннее уголовное право квалифицирует такое преступление.
Все действия, предусмотренные статьей 6 Устава от 8 августа 1945 г., и все действия, указанные в разделе III обвинительного заключения от 18 октября 1945 г., являются нарушениями уголовного права, предусмотренными и наказуемыми согласно внутренним уголовным законодательствам.
Казнь военнопленных, заложников и жителей оккупированных территорий карается согласно ст. 295 французского Уголовного кодекса и согласно уголовным кодексам других государств, предусматривающим убийства. Зверское обращение, на которое указывает обвинительное заключение, относится к области телесных повреждений, караемых согласно ст. 309 и следующим за ней. Угон населения, взятый независимо от убийств, которыми он сопровождается, рассматривается как произвольное лишение свободы, которое квалифицируется ст.ст. 341 и 344. Разграбление общественной и частной собственности и обложение коллективными штрафами караются согласно статье 221 и следующими за ней в Военном кодексе. Статья 434 Уголовного кодекса карает за преднамеренное разрушение и угон рабочих из числа лиц гражданского населения, который соответствует принудительной вербовке, предусмотренной статьей 92. Приведение к присяге на верность равносильно к понуждению к лжеприсяге, что предусмотрено ст. 366; германизация оккупированных территорий относится к числу преступлений, из которых наиболее очевидным является принудительное включение в состав германских вооруженных сил в нарушение статьи 92.
Те же эквиваленты могут быть найдены и во всех других современных законодательствах, например и в германском законодательстве.
Преступления против личности и собственности, в которых виновны подсудимые, были предусмотрены всеми внутренними законодательствами. Эти преступления носят международный характер потому, что они совершались в самых различных странах. Отсюда возникает вопрос о праве на совершение правосудия, который Устав от 8 августа 1945 г. разрешил изложенным нами ранее образом, но вопрос о способе квалификации этих преступлений не был затронут.
Являясь преступлением уголовным, военное преступление, однако, не есть обычное правонарушение; оно носит особый, весьма существенный характер, — это преступление, совершенное в связи с войной и под предлогом войны. За совершение его следует наложить кару, так как даже в военное время покушение на физическую неприкосновенность личности и на собственность является преступлением, если оно не опирается на закон и обычай войны. Солдат, убивающий противника на поле сражения, совершает преступление, но это преступление оправдано правами войны.
Международное право, таким образом, определяет военное преступление не для того, чтобы квалифицировать его сущность, а для установления границ этого преступления. Другими словами, всякое правонарушение, совершенное в связи с войной или под предлогом военных действий, является преступным, если оно не оправдано законами и обычаями войны.
Международное право применяет теорию внутреннего законодательства о законной защите, относящуюся ко всем уголовным законодательствам. На поле боя солдат находится в состоянии необходимой обороны, и совершаемые им на поле сражения убийства являются оправданными законом. Без этого оправдания правонарушение, будь то обычное преступление или военное преступление, является в полной мере преступлением. Для наличия этого оправдания надо, чтобы преступное действие было вызвано необходимостью и было пропорционально угрозе тем действием, по отношению к которому оно является ответным. Подсудимые, в связи с обвинением которых мы обращаемся к вам за совершением правосудия, не могут опираться на подобное оправдание.
Они не могут также освободить себя от ответственности под предлогом того, что они не были физическими исполнителями этих преступлений. Военное преступление влечет за собой два отличающихся друг от друга и взаимно дополняющих вида ответственности: ответственность за непосредственное совершение преступления и подстрекательство на совершение преступления. В этом положении нет ничего неправомерного. Оно точно истолковывает учение уголовного права о соучастии в преступлении путем выполнения инструкций. Ответственность соучастника, независимо от ответственности виновника или в дополнение к ней, неоспорима. Подсудимые несут полную ответственность за преступления, совершенные по их указаниям или под их контролем.
Наконец, эти преступления не могут быть оправданы ссылкой на приказ сверху, который подсудимым был отдан Гитлером. Учение об оправдании при наличии приказа сверху существует во внутреннем праве, но ограничивается определенными пределами; оно не охватывает выполнения заведомо незаконных приказов. К тому же и германское право отводит лишь незначительное место оправданию из-за наличия приказа сверху.
Основываясь на мысли о том, что в принципе наличие преступного приказа начальника снимает ответственность с лица, выполняющего этот приказ, статья 47 Германского военного кодекса 1940 года карает исполнителя как соучастника, если он превысил данный ему приказ или если он действовал, сознавая преступный характер этого приказа. Геббельс использовал однажды это юридическое положение как материал для своей пропаганды. Так, 28 мая 1944 года в статье в «Фелькишер беобахтер» — газете, которая была вам предъявлена американским обвинением, статье, имевшей своей целью оправдание расправы, учиненной толпой немцев над союзными летчиками, он писал:
«Летчики не могут сослаться на то, что они, будучи солдатами, подчинялись приказу. Ни один военный закон не предусматривает безнаказанности солдата за гнусное преступление, совершенное им под предлогом выполнения приказа начальника, в случае, если этот приказ находится в полнейшем противоречии со всеми нормами гуманности и всеми международными обычаями ведения войны».
Приказ сверху не снимает ответственности с лица, совершившего явное преступление. Всякое иное решение было бы неприемлемым, поскольку оно явилось бы свидетельством бессилия какой бы то ни было репрессивной политики.
Тем более приказ сверху не может явиться оправданием для преступлений, совершенных подсудимыми. Сэр Хартли Шоукросс красноречиво изложил вам, что подсудимые не могут ссылаться на то, что преступление против мира явилось делом рук одного Гитлера и что они ограничивались передачей его общих директив. В этом заключается и уголовное военное преступление и стремление к агрессии. Это является общим делом всех подсудимых. Все они, вместе взятые, несут ответственность за преступную политику, которая вытекает из национал-социалистской доктрины.
Германские военные преступления влекут за собой ответственность всех подсудимых, руководивших в политической и военной областях, а также ответственность высших чиновников национал-социалистской Германии и руководителей нацистской партии. Эти преступления были надуманы и подготовлены до начала военных действий и беспрерывно совершались между 1940 и 1945 годами.
Однако некоторые подсудимые в большей мере непосредственно связаны с несением ответственности за совокупность деяний, подлежащих компетенции именно французского обвинения, то есть за преступления, совершенные в оккупированных странах Запада или в отношении граждан этих стран.
Мы укажем:
подсудимого Геринга, уполномоченного по четырехлетнему плану и председателя совета министров по обороне империи,
подсудимого Риббентропа, министра иностранных дел, от которого зависело управление оккупированными странами,
подсудимого Фрика, директора центрального управления по делам оккупированных территорий,
подсудимого Функа, имперского министра экономики,
подсудимого Кейтеля, осуществлявшего верховное командование оккупационными войсками,