Пролог
Кадия. Площадки замковых стен Каср Беллок
Последний оборот Ветра Года.
999.М41
Один только Всеотец знал, что именно восстало из праха. Но что бы там не приближалось, оно сотрясало землю внизу своими тысячекратно повторёнными шагами.
Орда. Прилив. Армия.
Неважно.
Он уже встречал лицом к лицу армии. Он вставал перед ними, потрошил их и отбрасывал обратно, в те ямы, откуда они посмели вылезти.
Рагнар облокотился на камень укреплений, скрежетнув перчаткой по рокриту зубчатых стен. Он хотел рассмотреть, что именно пришло и попытается убить его на сей раз. Снаружи, у подножья стен, не было ничего, кроме праха и пепла, окружавших павший город облаком, слишком плотным для того, чтобы взгляд любого Эйнхерия мог проникнуть сквозь него.
— Поверхность потеряна, — произнёс голос в воксе.
Голос говорил правду.
— Я сказал, что удержу эту стену до захода солнца, — ответил Рагнар, — и я буду удерживать её до захода.
— Не смею спорить с вами, ярл Чёрная Грива. Потому просто говорю то, что вижу.
Рагнар тоже это видел. Только дурак отрицал бы очевидное.
— Что-то ещё?
— Да, лорд. Ночной Клинок докладывают об авангарде сил Архиврага в туннелях Лавок. Если враг получит подкрепления, последует убийственная схватка. Они попытаются прорваться.
— Закат, — сказал снова. — Обещание есть обещание.
Он будет удерживать последний бастион города до того мига, как сядет солнце. Выигрывая время, столь необходимое арьергарду Кадианского Пятьдесят Седьмого для перегруппировки и отхода к Каср Лавок, нуждавшемуся в усилении охраны. Если воксу можно доверять — а Рагнар хорошо знал, что доверять нельзя никому— то войска Империума смогут продержаться в Лавок ещё две недели. Может быть.
|
Две недели дыхания, оплаченного жизнями Космических Волков. Давным-давно в его собственном прошлом, когда он жил в племени Громовых Кулаков, он испытал бы отвращение при мысли о подобной жертве. Это не было ничем иным, кроме как бессмысленной тратой жизней многих героев.
Но сейчас он не испытывал отвращения. И тем более раскаяния. Если ему суждено умереть здесь, значит, он умрёт здесь.
Слева и справа от него вдоль стены ожидали его братья, затерявшиеся в пыли, как и неведомые пока враги, которых они собирались встретить лицом к лицу. Рагнар ощущал своих родичей. Биение их сердец было биоритмическим громом, непохожим на звуки постоянного артобстрела и взрыва снарядов, выбрасывающих фонтаны земли. Их топоры и мечи мурлыкали, ожидая момента, когда скорость вращения их цепных полотен будет резко увеличена. Собратья по стае ворчали и переругивались друг с другом, всегда зная о присутствии рядом других братьев, вне зависимости от того, слепил песок их глаза, или нет.
Их лорд стоял в сердце мёртвого города, с непокрытой головой, наполовину ослепший и потерявший большую часть своих способностей восприятия из-за грязи, отравившей воздух. Здесь битвой стало даже дыхание, напоминавшее скорее втягивание носом плотный дым, имевший вкус горелого камня и расплавленной стали. Те немногие живые люди, которых он видел в последние несколько часов, вынуждены были фильтровать воздух через дыхательные маски. Он сам и его братья не нуждались в таких игрушках, но даже космический десантник чувствовал, как напряжённо работают все три его лёгких, стараясь отфильтровать скверну.
|
Рагнар обратил свой взгляд к небу. Или, точнее, туда, где оно должно было находиться. Там двигались неясные тени, сквозь туманный слой взвеси песка и пыли перемещались, словно призраки, нечёткие силуэты. Время от времени он слышал сдавленный визг двигателей, далёкий и искажённый, некогда не совпадающий с тенями, мелькавшими в задушенных песком небесах. Силуэты, плававшие там, не совершали виражей и манёвров, как истребители и катера; они пикировали вниз и пронзительно кричали, словно живые твари.
Кадия была непоправимо искалечена, и уже не было разницы, победят ли они в этой войне, или нет. Каждый город на её поверхности был охвачен пламенем, наполняя небеса дымом и прахом миллиона павших зданий. Понадобится по меньшей мере десяток лет только чтобы вычистить скверну из атмосферы. Так умирал этот мир.
Из пыли слева от него появилась чья-то фигура. Рагнар распознал темп шагов и узнал, кто приближается к нему, по звукам, издаваемым суставами боевой брони. Духи каждого доспеха Великой Роты издавали свои собственные уникальные звуки, и Волчий Лорд знал их лучше, чем сами воины. Механизмы этой боевой брони звучали сухо и хрипло, резко и раздражающе.
— Жрец, — приветствовал другого Волка Рагнар, показывая, что его не удалось застать врасплох.
— Ярл, — Ульрик ответил сквозь свой украшенный волчьим черепом шлем. Его голос звучал с лёгким потрескиванием.
Волчий Жрец встал рядом со своим лордом, озирая то место, которое когда-то было городом, а теперь — ничем иным, как скопищем обломков. Самое большое в мире количество размолотого в порошок рокрита от разбитых зданий, превратившее воздух в пепел. «Кое-что никогда не упоминают в сагах, — подумал Рагнар. — Например, прах, поднимающийся над умирающим городом, когда сотни зданий рушатся наземь».
|
— Ты слышишь? — Рагнар обнажил свои клыки в неприветливой улыбке. — Поступь тех, кто желает похоронить нас в безымянных могилах.
— Я слышу, — сказал Волчий Жрец, всматриваясь в пылевую завесу, словно его глазные линзы могли пронзить эту муть. — Грехи человечества приходят, чтобы в конце концов разрушить его.
Рагнар сплюнул, чтобы отогнать неудачу:
— Это всё, что можно сказать о сегодняшнем дне, Убийца?
— Нет, ярл. Никогда в жизни. Саги расскажут, что в этот день самый молодой Волчий Лорд, прозванный родными и близкими Чёрной Гривой, повёл своих окровавленных охотников прямо в пасть зимы.
Смех Рагнара разорвал воздух, словно выстрел болтера:
— Так вот к чему мы пришли — жрецы лгут, словно барды. Является ли моя храбрость настолько ранимой, что ты скрываешь от меня холодную правду, Старый Отец?
Ульрик не смеялся, хотя на сей раз Рагнар был уверен, что расслышал намёк на весёлость в тоне голоса древнего воина.
— Ты спросил, что скажут про сегодняшний день, Молодой Король. В моих словах нет лжи.
— Ты знаешь, какая судьба нас ждёт, или ты прочёл будущее по броскам костяшек пальцев грешников?
Вой, поднявшийся вдоль укреплений, несущийся от глотки к глотке, взлетел к затуманенным небесам, словно плач. Для человеческого уха это был бы всего лишь зов зверя; для Рагнара — песня со значением и множеством оттенков, эмоциями и предупреждением в той истории, что она рассказывала.
Тени — и намёки на тени — вырвались из нескончаемой пыли. Слишком большие, чтобы принадлежать людям, многие казались даже больше боевых танков. Твари с горбатыми панцирями и трепещущими усиками из кроваво-красного железа, рассекающими грязный воздух. Твари с головами зверей и чудовищными крыльями, машины войны, испускающие нефтехимические выхлопы одновременно с выдохами фиолетового пламени, сияющего призрачным ореолом меж их керамитовых зубов.
Первая линия наступающих сгустилась из теней, обретя плоть, и подползая все ближе к крепостным стенам. За ними последовала вторая линия. Третья. Четвертая. Все больше, больше и больше.
— Им нет числа, — сказал Рагнар, и в его словах не было ни трепета, ни страха. В последний раз он проверил механизм рукояти Морозного Когтя, чтобы убедиться, что клинок начнёт вращение. — По крайней мере, они уважают нас достаточно, чтобы послать настоящий вызов.
— Вдохновляющая речь, моя ярл?
— Ха! Не думай, что я не слышу ухмылку в твоём голосе, Убийца. В этот раз — никаких речей. Я покончил с ними, и нашим братьям они тоже больше не нужны.
Он взлетел на верх зубчатой стены, широко раскрыв объятья, и завыл в невидимое небо. В отличие от предупредительного зова, прозвучавшего немногим ранее, вой ярла завершился хриплым смехом. Волки, расслышавшие очевидное веселье своего молодого лорда, восприняли его с энтузиазмом.
— Больше никаких речей, родичи! — проревел Рагнар в облака пыли. — Что ещё можно сказать, если мы уже всё сказали? Посмотрите вниз, на эти ржавые кучи металлолома, которые собираются взять наши стены. Отбросьте их! Убейте их! Взломайте их!
Когда далеко разнёсшиеся одобрительные вопли достигли своего крещендо, Рагнар нажал пусковой рычаг своего цепного меча, словно курок. Визг его бесценных зубов кракена, перемалывающих наполненный песком воздух, добавил дикую ноту к завываниям Волков.
— Придите к нам! — проревел Рагнар, обращаясь к орде захватчиков. — Наши клинки жаждут вкусить порченой крови!
— Это была почти вдохновляющая речь, мой ярл, — сказал Ульрик, когда смех Рагнара затих.
Волчий Лорд вернул усмешку своему наставнику.
— Я всего лишь поддался порыву, ничего более.
Зубчатые стены сотряслись, когда боевые махины вонзили свои когти в рокрит укреплений, начав своё неотвратимое восхождение. Рагнар выхватил свой пистолет, целясь вниз, в искажённые тени. «Слишком большая дистанция для стрельбы, — подумал он, — но это скоро пройдёт».
— Ты готов умереть, Старый Отец?
Ульрик занял положенное ему место рядом с лордом, достав собственное оружие. Пистолет задрожал в руке, когда магнитные катушки, расположенные вдоль ствола, накапливали полный заряд.
— Сегодня хороший день. Как и любой другой.
— Мой мрачный жрец, — сказал Рагнар, покачав головой. Ярл окунулся в окружающую тишину, закрыв глаза и ожидая, отгородившись от дрожи измученного пыткой мира. Он тихо шептал имя за именем в такт своему дыханию.
Волчий Жрец слушал, как слушал всегда, сохраняя торжественность во время погребальной молитвы своего ярла. Рагнар произносил имена всех воинов, умерших под его знаменем, поднимая воспоминания о каждом из них на поверхность памяти, и сохраняя их жертвы и доблесть в своих мыслях. «Если бы каждый ярл ценил жизни своих людей так дорого, — подумал Ульрик, — и помнил их с таким благоговением…»
— … Ловец Солнца, — произнёс последнее имя Рагнар. Он неглубоко вздохнул и открыл глаза.
Ниже по стене разнёсся одиночный треск выстрела болтера.
— Кто стрелял? — крикнул налево от себя Рагнар. В ответ ему вернулось эхо смеха десятка воинов. — Ответьте мне! Какой нетерпеливый дурак потратил зря болт за минуту до того, как враг войдёт в радиус стрельбы?
— Камнелом из Дважды Испытанных! — пришёл ответ. — Я видел, как он стрелял, мой ярл!
Имя Камнелома сразу же превратилось в протяжный распев, передаваемый с добродушными насмешками от одного десантника к другому.
— Когда мы придём к Всеотцу, — ответил Рагнар, — первыми моими словами, которые я скажу Императору, будут: «Камнелом, твоя стрельба не стоит потраченных болтов!»
Раздался смех. Рагнар чувствовал, как боевой дух его людей растёт с каждым звуком. Умереть рядом с такими истинными бойцами, прекрасными родичами… Обречённый не мог бы пожелать большего.
— Твой ритуал, — сказал Ульрик. — Я никогда раньше не говорил, как сильно я уважаю тебя за это.
Рагнар сузил глаза.
— Я делаю так не ради уважения.
— Я знаю, Молодой Король.
Волчий Лорд отхаркался и сплюнул, посылая сгустки кровавой слюны вниз.
— Ты же знаешь, как я ненавижу это имя.
— Тем не менее, другие произносят его с благоговением. Каждый из твоих людей знает об обряде. Они любят тебя за это. Твоё почитание убитых воинов говорит о тебе с лучшей стороны, показывая, как сильно ты ценишь их жизни. Каждый воин, сражающийся под твоим штандартом, знает, что его имя никогда не забудут — не только за деяния, высеченные на камне в Родном Мире, но и за то, что его вспомнит Лорд в проникновенном ритуале перед каждой битвой. Это важно для них, Чёрная Грива.
Молодой командир почувствовал себя неуютно от такого пристального взгляда.
— Твои слова приобретают мрачный оборот, Старый Отец.
— Ответь мне что-нибудь, Чёрная Грива. О ком из павших ты скорбишь больше всего? — Ульрик кивнул вниз, где боевые махины карабкались на стены. — Кого из поверженных воинов хотел бы видеть стоящим рядом с тобой в эти последние часы?
Взгляд незащищённых синих глаз Рагнара встретился с немигающим красным отблеском линз Ульрика.
— Острый Язык, — сказал Чёрная Грива наконец.
Ульрик смотрел на своего Лорда через окрашивающее мир в красные тона устройство прицеливания линз шлема. Нескончаемый поток биоданных летел с обоих сторон его ретинального дисплея. Волчий Жрец ничего не сказал, зная, что Рагнар сейчас продолжит, рассказав подробности.
— За то, как он смотрел на мир, — ярл улыбнулся, и его улыбка была темна. — И за то, что он учил меня не тем способом, каким учился сам. «Удача заканчивается, Чёрная Грива». Я слышу, как он говорит это, прямо сейчас.
— Я бы тоже выбрал его, — кивнул Ульрик. — Я оплакивал его потерю тогда, и оплакиваю до сих пор. Думаю, это достаточный довод.
ЧАСТЬ 1. БЕЗУМИЕ АНГЕЛОВ, ТЬМА И СВЕТ.
Внешние границы варп-шторма Мальстрим, Сегментум Ультима.
Борт эсминца «Верегелт»
Год Серого Зарока
960.М41
I
Краснота.
Краснота гнева, алой позорной боли, биение багровой крови в его глазах.
Голоса.
Голоса его братьев, голоса его врагов. Отзвуки слов тех, кто сражался на его стороне, и тех, кто желает его смерти.
— Чёрная Грива?
— Брат?
— Поднимите его.
— Не стрелять!
— Только скажи, Убийца. Мы порвём их в клочья!
— Это прегрешение не будет забыто.
— И не будет прощено.
— Поднимите его, проклятье…
— Кровь взывает к крови.
— Прекратить сраную стрельбу!
— Не стрелять! Только ответный огонь!
В этом шторме противоречивых голосов Рагнар пришёл в себя.
— Всё, — он сказал собравшимся вокруг воинам двух Орденов. Молчание упало на обе стороны впервые с того момента, как они столкнулись друг с другом в ангаре «Верегелта»
Перед ним стояли Темные Ангелы, числом шестьдесят один, в израненных доспехах цвета глубоких лесов их уничтоженной родины. Они ждали в чётких рядах, взвод за взводом, отмеченные знаками и штандартами, которые гордо несли знаменосцы. Их рясы и стихари носили отметины прошлых битв — где-то обгоревшие, где-то окровавленные. И каждый воин держал оружие, нацеленное точно на Рагнара.
А за его спиной стояли его братья-Волки. Тридцать под его знаменем и под его командованием с той поры, как Ярл Берек объявил его боевым вождём кампании на краю Мальстрима.
— Возьми «Верегелт», — сказал Волчий Лорд месяцы назад, на борту флагмана «Хольмганг». — Я отдам тебе треть стай роты. Вернись ко мне с победой, Чёрная Грива.
Победа была достигнута, в тяжёлых сражениях, но взята тем не менее честно, несмотря на холодное безразличие союзников, Темных Ангелов.
Но теперь случилось это. Цепные мечи подрагивали в руках на холостом ходу, остро желая пробудиться к жизни. Рагнар посмотрел вниз, на тело, лежащее у своих ног. Павший Чемпион. Обезглавленный труп. Голова Тёмного Ангела, все ещё находящаяся в шлеме, лежала на палубе в десятке метров от них.
Морозный Коготь мурлыкал на низких оборотах, капая кровью со своих зубцов.
— Всё, — повторил Рагнар. — Дуэль окончена.
Это заявление встретила только тишина. Всё оставалось по-прежнему, даже кибернетические ангарные прислужники, стремившиеся было к пристыкованным боевым катерам Тёмных Ангелов, сейчас неподвижно наблюдали за происходящим.
Удар, разбивший его лицо, разорвал щеку до кости и сорвал клок кожи, но кровь уже свернулась в жалящем многократно профильтрованном воздухе. Относительная невинность раны только ухудшила восприятие момента. Чтобы скрыть свою сиюминутную слабость гнева и стыда, Рагнару пришлось приложить все усилия, чтобы стиснуть зубы.
Он указал на тело у своих ног.
— Заберите своих мертвецов, — сказал Рагнар, обращаясь к строю Темных Ангелов, — и убирайтесь прочь с нашего корабля.
Шесть Космических Десантников шагнули вперёд. Четверо из них в почтительном молчании подняли тело, и понесли его обратно к шеренгам. Другие несли отрубленную голову с таким же самым чувством почтения и религиозного уважения. Капитан Тёмных Ангелов пал в бою за несколько недель до этого момента, оставив тяжесть командования Четвертой Боевой Ротой на плечах Чемпиона. Теперь Ангелы были снова лишены руководства.
Один из Тёмных Ангелов приблизился к Рагнару, оставшись, пока остальные убирали тело. Его лицо было обнажено и лишено растительности, черты его были слегка туповаты, а манеры поведения отдавали холодным презрительным спокойствием. Доспехи Ангела имели только инсигнию сержанта, но на броне были нанесены лавровые венки и церемониальные подвески в виде болтов, означавшие доблесть и меткость их носителя.
— Это преступление не должно остаться неотмщённым, — сказал он.
— Чего ты хочешь от меня? Извинений? — боль, паутиной расползшаяся по лицу Рагнара, стремительно увядала под действием его усиленной физиологии и выплеска боевых наркотиков, впрыснутых внутренними регуляторами боевой брони. — Ваш Чемпион мёртв. Будь он чуть поопытнее, был бы жив. Это начало и это конец истории, Тёмный Ангел.
Тёмный Ангел склонил голову, принимая во внимание, но, казалось, не согласившись с этим.
— Дуэль проводилась до первой крови, — с холодной разумной злобой сказал он.
— Разве это важно? Всё кончилось.
— На самом деле, да, — согласился сержант. — И вы проиграли, Боевой Вождь Чёрная Грива.
От беспорядочно смешавшихся рядов Волков донёсся поток насмешек и выкрикиваемых оскорблений, но Тёмный Ангел остался неумолим. Он кивнул на рану Рагнара, где кусок свисавшей со скулы кожи открывал обнажённую кость.
— Дуэль была до первой крови, — повторил сержант. — Вас ранили первым.
Рагнар оглянулся через плечо на своих воинов, издевавшихся над Темными Ангелами, и изливавших на них всю свою способность к насмешкам. Темные Ангелы, наоборот, были совершенно безмолвны и недвижны, считая себя выше таких примитивных оскорблений.
— Послушай, — сказал Рагнар. Его голос был чуть больше, чем шёпотом мольбы. — Я сожалею о гибели вашего Чемпиона. Правда. Но — отведите людей, сержант. Иначе эта и так отвратительная сцена станет ещё более дурно пахнущей.
— Нет, Волчий Страж.
— Ты настолько слеп, чтобы рассуждать? Мы сражались, и выиграли войну вместе, кузен. С гордостью! Уходи, и мы можем избежать окрашивания этой славы кровью и ещё большими сожалениями.
Сержант, стоявший, как на плацу, со шлемом, зажатым под одной рукой, впервые с момента прибытия на борт «Верегелта» проявил эмоции. Его губы искривились, но не в зверином оскале, а в простом человеческом отвращении.
— Вы думаете, мы боимся укусов ваших клинков? Теперь у вас нет права просить о пощаде. Теперь, когда вы свершили преступление, которое требует воздаяния. Кровь требует крови. Это традиция.
— Ты… Хочешь сразиться с нами?
— Чего я хочу, не важно, Волчий Страж. Не во мне дело. Вы проиграли поединок, и бесчестно сразили воина, победившего вас. Вы нарушили единственную традицию, связывавшую нас воедино в отголосках братства. Вы разозлились, как новоиспечённый кандидат, опозорив ритуал примархов грязным убийством.
Ответ Рагнара был полон горячего шипящего дыхания.
— Следи за своими словами, Тёмный Ангел. Я вырезал языки и за гораздо меньшие оскорбления.
— Я верю вам, — отвращение сержанта добралось до его глаз, поразив строгий взгляд воина снисходительным светом. — Но кровь всегда тянет за собой кровь, Боевой Лидер Чёрная Грива.
Ярость Рагнара рассеялась. Всё, что он мог — не рассмеяться в неверии, особенно в свете серьёзности текущего момента. Особенно с грехом, лёгшим тяжким свежим грузом на его плечи.
— Ты угрожаешь нам на нашем корабле? Кости Всеотца, Тёмный Ангел, да мои люди порвут твою роту на куски. Они уже жаждут услышать твой предсмертный всхлип. Забери назад свои угрозы, и уходи, пока можешь. Я не гарантирую вам выживания в противном случае.
— Я не угрожаю, — сказал сержант. — Вы — да, вы угрожаете нам, и это может быть признано опасным, несмотря на то, что мы превосходим вас вдвое по численности. Вы нарушили границы Дуэллум Хонестас. И потому я вызываю вас на Дуэллум Долор.
— Битва до смерти? — Рагнар не смог сдержать удивление от слов Ангела. «Линейный сержант против фенрисийского Боевого Лидера, в сражении насмерть?» Волки позади него уже выли от смеха.
— До смерти, Боевой Лидер Чёрная Грива. В соответствии с нашими обрядами войны, у вас есть тридцать часов — один калибанский день — для того, чтобы принять вызов и заплатить кровавую цену.
— А если я откажусь?
— Тогда вы потеряете всю честь. Если вы не заплатите долг крови, Тёмные Ангелы взыщут его с Волков, так или иначе.
Болеутоляющие не могли снять жара гнева. Он позволил своей вспыльчивости одолеть себя, но ещё не поздно было отодвинуть две силы прочь от края пропасти.
«Не может быть слишком поздно. Контроль. Контроль, — подумал он. — Спокойствие».
— Я не стану сражаться с тобой, сержант, как бы ты мне не угрожал. В последний раз прошу — покиньте борт моего корабля.
Тёмный Ангел надел свой шлем с шипением закрывшихся печатей на бронированном горжете, и отсалютовал Рагнару знаком аквилы, сложенным двумя руками, перекрещёнными на груди. Его голос, исходивший из решётки на шлеме, казался нечеловеческим и металлическим, но все же и каким-то безмятежным.
— Тридцать часов, Лорд Волков.
II
На краю Мальстрима, где сама реальность была отравлена завесой бурной энергии варпа, поразившей реальный космос, пробудился к жизни эсминец «Верегелт». Ряд за рядом стволы пушек двигались в своих бронированных гнёздах вдоль спинальных укреплений, их чёрные пасти щерились в пустоту. Турели, усеявшие корпус подобно ракушкам моллюсков, разворачивались в огневые позиции, подчиняясь ограниченным разумам сервиторов. Туманно-серый «Верегелт» развернулся к своей добыче, такому же суровому и намного превышающему его по размерам ударному крейсеру «Меч Калибана», окрашенному в тёмно-зелёный.
Вожаки стай Волков встретились на мостике «Верегелта», собравшись перед командным троном, на котором сгорбился их боевой вождь. Настроение вожаков было приподнятым и ликующим, за двумя исключениями.
Первым исключением стал Ульрик, но это не явилось неожиданностью для всех собравшихся братьев. Волчий Жрец почти всегда казался мрачным и крайне серьёзным. Одетый в чёрное и распространявший вокруг себя ощущение ледяного спокойствия, он стоял со своим боевым крозиусом, покоящимся на плече. Лицо Жреца закрывал шлем из кости ручной работы, который, согласно легендам, когда-то носил сам Леман из племени Руссов. Одним-единственным словом он мог бы выразить огромную усталость и разочарование в действиях своего молодого командира, но это был не путь Ульрика. Вместо этого, единственной эмоцией в его голосе было простое любопытство.
— Это было мудро, Чёрная Грива?
Рагнар не нашёлся, что ответить на вопрос Жреца. Остальным его братьям было всё равно, вожаки стай собрались вокруг Рагнара, поздравляя его с победой.
Валькиен, прозванный своими родичами «Повергателем Врагов», в порыве чувств хлопнул молодого воина по спине.
— Снёс его башку одним ударом. Достойно упоминания в саге. Все остальные Великие Роты будут радоваться, услышав это на следующем празднике.
— А ты уверен, что это повод для радости? — спросил Нальфир Острый Язык.
— Срубить голову Тёмного Ангела с плеч — всегда повод для радости, Острый Язык.
Нальфир был вторым из собравшихся вокруг Чёрной Гривы Волков, кто не испытывал радости. Рагнар ожидал насмешки и неодобрения со стороны барда Великой Роты. Возможно, даже поучений. Но тот выказал самую настоящую, не наигранную ярость. Нальфир сорвал с шеи гривну, и позволил ей упасть с громыханием на палубу. Гривна приземлилась рядом с окровавленными ботинками Рагнара.
— Услышь меня, Военачальник.
— Я слушаю, — кивнул Рагнар.
— Так, как и должно после этого патетического дела сегодняшнего дня.
Все отступили прочь от Нальфира, как сделали бы настоящие волки, когда поражённый безумием хищник направляет свои клыки на вожака стаи.
— Если долг крови объявлен, Темные Ангелы могут прийти и попытаться взыскать его, — сказал он, обнажив длинные клыки. — Ты должен сражаться.
Хрольф, прозванный родными и близкими Длинным Копьём в честь оружия, которое он однажды вонзил в глаз морского дракона, с сомнением заворчал.
— Убить их Чемпиона — дело, достойное похвальбы. Убийство сержанта с ушибленной гордостью содержит в себе намного меньше чести. Мы уже выиграли ритуальную дуэль — давайте оставим этих дураков исцелять их раненные сердца.
— Что будет, когда сержант падёт? — спросил Валькиен. — Должен ли Чёрная Грива потом зарубить следующего Тёмного Ангела в строю, и следующего, и следующего? Когда закончится их упрямая придурь?
Нальфир выдохнул проклятие.
— Всё гораздо серьёзнее, чем кажется вам. Иногда, братья мои, можно плевать на законы и обряды наших кузенов. Много раз. Но сейчас — не тот случай.
Ульрик, старейший из всех собравшихся воинов, жестом приказал молодому барду продолжать.
— Чёрная Грива нарушил кодекс, принятый между нашими Орденами, — сказал Нальфир. — Жизнь за жизнь, кровь за кровь, честь за честь. Ярл должен сражаться. И мне грустно видеть, что вы считаете по-другому.
Рагнар покачал головой.
— Разговор не о доблести, Острый Язык. Но о здравомыслии. Я не могу хладнокровно убить одного из них. Мы — Волки. Мы выше таких мелочей.
Нальфир продолжил надсмехаться над ярлом.
— Ты уже убийца, Чёрная Грива. Не приплетай сюда свою кипящую кровь, гнев, или ярость боя. Он ранил тебя, а ты его за это убил. Ты не имеешь права проповедовать разницу между доблестью и здравомыслием, стоя с кровью мёртвого воина на сапогах. Ты мог бы уступить, конечно. Сдаться им, отдать свою жизнь в их руки. Я уверен, они убьют тебя быстро. Казнят ударом рыцарского клинка. Но ты не пожертвуешь собой… не так ли?
Губы Рагнара дрогнули.
— Ты судишь меня, певец?
— Таково моё право. Я из Первой Стаи — Волчьей Стражи Ярла Громового Кулака, как и ты. Больше того, это моя обязанность и мой долг — судить тебя и вынести приговор. Сначала ты убиваешь Тёмного Ангела, повинуясь детской ярости, теперь ты хочешь убежать от ответственности за свои действия. У них есть полное право воткнуть нож в спину «Верегелта», когда мы попытаемся сбежать, веселясь.
— Бежать? — глаза Хрольфа сузились. — Это не бегство. Мы уже победили. Ярл призывает нас к себе, он рядом с боевым кораблём Расчленителей. Лучше ответить Громовому Кулаку и вернуться к продолжению военной кампании, чем продолжать тянуть волка за хвост и играть здесь в игры чести с Тёмными Ангелами. Мы ждали достаточно долго!
— Ты мудрее своих слов, Длинное Копьё. Это не просто какой-то там ритуал, исполняемый безымянным и незначительным Орденом без истории. Это же Сыновья Льва! Как ты думаешь, что такое Священная Дуэль? Она сплетена из нашего чувства чести и такого же ощущения Тёмных Ангелов, как традиция, предохраняющая два наших Ордена от взаимной войны на уничтожение. Это — освобождение. Кровопускание, сбрасывающее напряжение. Каждые несколько лет она спускает накопившийся пар и вымывает яд вражды.
— И Чёрная Грива победил, — с нажимом произнёс Хрольф. — Тёмный Ангел погиб, да? Воины умирают в дуэлях. Кровь Всеотца, Чёрная Грива даже извинился!
При этих словах среди волков пронёсся недовольный ропот. Рагнар сжал челюсти. Извинения, согласно традиции Фенриса, приносились крайне редко, и считались среди племён чем-то непристойным и ненужным. Только слабаки решали словами то, что следовало разрешать окровавленными топорами на красном снегу. Все воины Адептус Астартес старались быть выше таких примитивных отношений, особенно на театре войны, но Фенрис навсегда оставил свой холодный след в крови Космических Волков. Культура всегда накладывает свой отпечаток на всех мужчин, женщин и детей в пределах своих границ, и влияет даже на пост-людей, оставивших свои родные миры далеко позади.
— Довольно твоих трусливых шептаний, — огрызнулся Нальфир. — Снаружи корпуса корабля пылает Мальстрим. Тёмные Ангелы и Волки одинаково лили кровь, очищая границы вращения этой бури. Пять месяцев сражений! Теперь же вы хотите испортить сагу, испугавшись ярости Темных Ангелов?
— Острый Язык, — предупредил его Рагнар.
— Что, родич? Тебе не нравится мой нрав?
— Переведи дыхание, брат. Твоя кровь кипит, и это отравляет твои слова.
Улыбка Нальфира походила на медленно обнажаемый клинок.
— Моя кровь кипит? Но я ведь не стал одним из тех, кто зарезал Рыцаря Льва, поскольку не смог контролировать себя в почётной дуэли.
Нальфир заметил, как по лицу Рагнара разлилось напряжение, искажая черты молодого ярла. Остальные воины схватились за рукояти оружия, но бард лишь засмеялся.
— Так что, и впрямь полыхнуло? Ну, что же, у правды всегда найдётся жало в хвосте.
— Следи. За. Своим. Языком.
— Ярл Громовой Кулак ценит меня за мою честность. Он послал меня с тобой, чтобы и ты научился. И я не писаюсь от радости, когда моя правда тебя ранит, или когда не ранит. Старшие Великой Роты предупреждали об опасности твоего характера, и не раз. Теперь мы все видим, почему.
Он с отвращением указал на остальных.
— Взгляните на себя. Вы, подбивавшие своего лорда на то, чтобы он убил этого дурацкого рыцаря. Как будто то, что Чёрная Грива вышел из себя и нарушил один из старейших кодексов чести Ордена — повод для праздника! Мы теперь почитаем убийство и поклоняемся ему? Ты проиграл, Чёрная Грива! Твою кровь пустили первой. Мы все это видели. Почему ты поверг Тёмного Ангела?
Рагнар заговорил сквозь стиснутые зубы.
— Ты хочешь правды? Я не знаю. У меня нет ответа, чтобы разгладить твоё смеющееся лицо. Он ударил меня. Пришла боль… и краснота. Я помню только ярость, и ничего больше. Когда помутнение прошло, Чемпион мёртвым лежал у моих ног, — он сплюнул на палубу, по фенрисийскому обычаю отгоняя неудачу. — Это утолило твой голод к ответам, Осуждающий?
— О, к сожалению, да. И ты оказался не более чем неконтролируемым Кровавым Когтём, продвинувшимся намного выше, чем должен был.
После этих слов все словно онемели. Взгляд Валькиена быстро обежал собравшихся Волков, но встретил только их оглушённое молчание. Слова лились через его мысли, не встречая сопротивления языка.
Но Нальфир всё ещё не закончил говорить.
— Действия имеют последствия. Мы видели, как ты убиваешь, словно кровавый убийца. Теперь достань свой красивенький меч, и сражайся как воин. Если бы здесь был Ярл Громовой Кулак, таков был бы его приговор.
Бард отвесил Рагнару пощёчину тыльной стороной ладони, двигаясь быстрее, чем человеческий глаз мог бы заметить. Голова молодого командира мотнулась в сторону от резкого удара, и вожаки стай, как один, рванулись с мест — одни, чтобы схватить Нальфира за его преступление, а вторая половина — чтобы удержать своего военачальника от стремления вбить свой кулак в лицо Волчьего Стража.
Но взрыва ярости не последовало. Рагнар не двинулся с места. Он словно бы и не заметил братьев, удерживающих его за плечи и руки, также, как проигнорировал остальных, силой поставивших Нальфира на колени и с почтением ожидавших приговора. Глаза Рагнара оставались холодными и неподвижными. Когда он моргнул, это скорее показалось снисхождением, чем необходимостью.
Нальфир, продолжавший держаться гордо, словно его не держали за вывернутые руки братья, посмотрел прямо в глаза Рагнару.
— Осталось двадцать пять часов. Время не на твоей стороне.
Рагнар тяжело вдохнул сквозь сжатые зубы. Сражение между благоразумием и честью было отвратительно, и верных ответов не существовало. Остальные разделяли его напряжение, хотя и по различным причинам. Он видел дикий блеск в их глазах, и слышал тяжёлые удары их сердец. Слова Острого Языка взволновали их, разумеется. Они хотели этого. Фенрисийцы до мозга костей, воины хотели видеть, как один из них повергает в бою ненавистного союзника, возвеличив славу Великой Роты этой победой.
Правильное действие, но причина ошибочная.
Рагнар тоже хотел этого. Лёд Фенриса бежал по его венам так же, как и по венам его людей.
«Мы должны быть лучше этого, — подумал он. — Выше. Возвести высшие идеалы над базовыми потребностями и инстинктами».
Сейчас он находился в ловушке, запертый между честью и разумом. Честь призывала к бессмысленному кровопусканию, а разум предлагал трусливый выход из ситуации.
Его воины смотрели на вождя, ожидая его суда. Его первое настоящее испытание в роли командира, назначенного ярлом. И он стоял на самом краю обрыва, готовясь усугубить большую ошибку ещё сильнее. Отдавать приказы в разгар битвы — это одно. У него был дар к тому, и все происходило интуитивно, крайне редко приводя к необходимости размышлять или пересматривать своё решение. Но так? Волки и Тёмные Ангелы. Непоколебимое препятствие, встретившееся с неостановимой силой. И обе стороны вдобавок подпитывала нерушимая традиция.
Даже если Империум никогда не услышит об этой дуэли, и оба Ордена объявят себя в ней победителями, факт останется фактом. Рагнар хладнокровно убил своего кузена.
Он знал, что бы сделал лорд Берек на его месте. Берек бы принял вызов, рассмеявшись: «Ещё один глупый воин», и вернулся в Клык со шлемом Тёмного Ангела на своём поясе и с историей о горькой чести на устах — для рассказа в пиршественной зале.
Но как бы поступил Высокий Король Гримнар? Сразился бы он, пусть и с тяжёлым сердцем, или отступил, вознеся предусмотрительность над пустой славой?
Истина была в том, что Рагнар не имел ни малейшего понятия, как бы вёл себя Гримнар. Его собственное возвышение было настолько быстрым и беспрецедентным… И в такие тихие моменты Рагнару иногда сильно не хватало примера старших, чтобы выбрать свой путь. Берек был далеко, и доверил Рагнару вести эту войну в одиночестве. Ульрик был духовным наставником, но не командиром. Великий Волк, любимый и уважаемый Орденом, был далёким королём, чей путь редко пересекался с младшими родичами.
Оставались инстинкты. Они хорошо служили Рагнару, но это был дар зверя, пылавший жаром или утихавший в крови. Чаще всего этот дар оказывался благословением, но иногда… Иногда он был проклятием.
Если Волки уйдут, они принесут в жертву все претензии на честь, обрушив хрупкий мир между Орденами. Если они останутся, Рагнар усугубит своё неуважение настоящим убийством, вызвав ещё большее негодование.
— Чёрная Грива, — сказал Седой Охотник Валькиен, — возможно, Острый Язык прав. Это всего лишь ещё один воин. Всего один сержант.
— Ты уже убил их Чемпиона, — добавил Хрольф. — Ещё один боец ничего не изменит.
«И именно потому человечество гибнет, пока его избранные защитники пожирают друг друга». — Ульрик смотрел на него в своём бессловесном бдении, непроницаемый, и не выказывающий ни одобрения, ни порицания.
Рагнар практически огрызнулся на него:
— Говори, будь ты проклят!
— И что сказать тебе, детёныш?
— Ты — душа Великой Роты. Говори, Старый Отец. Направь нас.
— Нечего сказать. Ты знаешь ставки, знаешь цену. Теперь ты ищешь правильный ответ там, где его нет. Тебя выбрали, чтобы вести нас, Чёрная Грива. Делай свой выбор. Веди.
Боевой вождь был тихим сердцем безмолвного мостика, его усталые глаза не хотели встречаться с наполненными жадным ожиданием взглядами родичей. Наконец, его ладонь сомкнулась вокруг рукояти Морозного Когтя.
И расслабилась. Он вздохнул.
Рагнар взглянул в глаза своих братьев, и протянул руку, помогая Острому Языку встать.
— Я буду сражаться.
III