Одеяние директора Хогвартса больше не слепило глаз изумрудным и оранжевым, а стало куда более тёмным и приличным. Профессор Макгонагалл теперь была облачена в скромное серое платье из шотландки с небольшим шлейфом. А Снейп…
На Снейпе был непривычный ансамбль из сюртука, жилета и брюк – всё, разумеется, чёрное. Несмотря на странноватую одежду, он выглядел совершенно нормально – насколько это возможно для Снейпа. Отбросив с лица тяжёлые волосы, он пристально смотрел на неё.
Что же досталось ей? Она опустила глаза и…
Никаких джинсов больше не было, было длинное белое платье, как раз в её вкусе, простое, без украшений. И, как удар в солнечное сплетение, на неё снизошло понимание: это не кто, а что! Это устроила сама Выручай-комната!
На плечо легла рука Дамблдора.
- Милая, нам надо спешить. А нужен ещё один свидетель. Кто?
Гермиона переводила невидящий взгляд с одного выжидательного лица на другое. Что она должна сделать? Просто подумать о ком-то?
Усилием воли она подавила вспыхнувшие в мозгу воспоминания о всех тех дорогих и любимых, кого она не хотела бы видеть и в пяти милях отсюда, и ухватилась за первого же безопасного знакомого.
С громким треском среди присутствующих появился Хагрид и тут же наклонился, чтобы не стукнуться головой о свод.
- О, Гермиона… - Он шмыгнул носом и достал носовой платок величиной со скатерть. – Всегда плачу на свадьбах!
Взгляд Снейпа был способен иссушить на корню любимые тыквы великана, но Гермиона воинственно вздёрнула подбородок. Хагрид – её друг, чёрт побери! И, пожалуй, единственный из друзей, кто не попытается сейчас её остановить.
Профессор Дамблдор шагнул к отцу Гэдбери.
- Полагаю, мы все готовы.
- Возлюбленные чада мои! – начал священник, и в тот же самый миг Дамблдор начал совершенно другой ритуал на языке, который Гермиона даже не смогла распознать. Слова вились вокруг неё, звучные, прекрасные, древние, непрошеные слёзы подступали к глазам, она вдыхала волны запаха ладана, слушала старинные молитвы пилигримов и ощущала во рту металлический привкус магии.
Мерцающие, шёлковые нити колдовства волшебного мира сплетались со звуками святых псалмов, и она почти видела собственными глазами узы, которыми сейчас её связывали воедино с этим суровым мужчиной, одетым в чёрное.
Гермиона осторожно посмотрела на Снейпа и тут же испугалась его острого профиля, жёстко выделенного игрой теней. Он тоже повернулся, чёрные глаза его были непроницаемы, но смотрели только на неё.
И с её губ сами собой сорвались нужные ответы, частью на родном, частью на том, неведомом языке. Их голоса вплелись в почти ощутимую чувствами узорчатую ткань, что ткалась в эти минуты, не прерываясь, невзирая на громкие всхлипы Хагрида.
Неизвестно откуда вдруг появились кольца. Скользнувшее ей на палец было слишком велико, но две холодные, литые змеи вдруг обвились вокруг пальца так туго, что обе их головы встретились, соединились, сплавились друг с другом, и змеи исчезли, оставив по себе лишь сплошной золотой круг.
Гермиона, сама не зная зачем, поднесла кольцо к губам и коснулась его языком. И этот вкус, вкус грозы, молний и чар, ей захотелось сохранить в памяти до конца своих дней. Подняв глаза, она снова увидела устремленный на неё горящий, чёрный взор Снейпа и его кольцо, застывающее на руке под прощальный шорох львиных грив в такой же гладкий, золотой круг, только чуть тяжелее.
А потом отец Гэдбери покрыл епитрахилью их соединённые руки, и снова побежали, заструились серебристые, колдовские нити, сплетая всё воедино в то, чего ни человек, ни волшебник да не разлучают…
Она посмотрела на своего волшебника, незнакомца, магическое существо, с которым теперь была накрепко связана. И увидела, что лоб Снейпа покрыт каплями пота, а челюсти сжаты от гнева.
- А теперь можете поцеловать…
Снейп резко наклонился к ней застывшим лицом. Но губы задели её губы, словно удар молнии. Едва коснулись, но обожгли так, что Гермиона в полной мере ощутила его боль и ярость в поцелуе, который кончился, даже не начавшись.
Глоток крови и тела.
Песнопения из огромной, древней книги.
И всё было кончено.
* * *
Чёрт, чёрт, чёрт! Да провались всё к чёрту!
Он боролся с жёлчью, что подступала к горлу, с болью, что резала левое предплечье, с трудом выстоял смирно до конца этого проклятого действа, заставил себя взять её руку, её нежную, сволочную ручку, и тут же потащил к камину… где тут камин?! Он вертелся по кругу, не заботясь о том, что выворачивает ей кисть и почти сбивает её с ног.
Со всех сторон его окружала крипта – стены, арки, тени – и никаких каминов!
Навстречу шёл улыбающийся священник.
Альбус вёл себя так, словно ничего странного не происходит.
- …и, надеюсь, вы не против небольшого сюрприза… - говорил, тем временем, священник, направляясь к каменным ступеням, ведущим наверх, в собор.
Но он не хотел идти в этот проклятый собор! Он искал камин, чтобы вернуться к себе в спальню!
Снейп задыхался, потому что Метка жгла всё сильней. Наверх по ступеням, таща за собой…
Туристы! Богом проклятые туристы в ожидании экскурсии в крипту! Аплодисменты, летящий вверх рис! Повезло им сегодня на развлечения…
Всплеск магии – и они оба прорвались в коридор перед Выручай-комнатой. Но едва Снейп бросился прочь, волоча за собой Гермиону, прошла ещё одна магическая волна – и вот они снова, задыхаясь, тяжело бегут по собору, по боковому приделу, мимо могильного камня Джейн Остин. В отчаянии он выхватил палочку – «Фините инкантатем!» - бросился прямо на стену…
И они вывалились в вестибюль Хогвартса.
- Как?! Что вы…
Она тоже задыхалась где-то там сзади, но он не мог останавливаться, не мог объяснять, не сейчас, когда Тёмный лорд требует его к себе, а он не может – не должен! – там быть, пока не будут наложены самые последние узы и приложены последние, чёрт бы их побрал, печати, пусть все они горят в самом глубоком аду!
Снейп тащил её по ступеням вниз, в подземелья, глубже и глубже, пока за ними не захлопнулась дверь его спальни. Он наложил чары, отделившие их от всего остального мира, потом зачаровал камин и повернулся. На него смотрели широко открытые, настороженные и виноватые глаза.
О чёрт!
Чтоб оно всё провалилось!
У него нет времени нянчится с девственницами!
Снейп зажмурил глаза, сглотнул едкую кислоту в горле, борясь с нарастающим зовом Тёмного лорда в своей плоти.
Как, чёрт побери, это сделать?
С девушкой, которая почти ребёнок?
С болью во всём теле, которая перекрывает любые пути к необходимому наслаждению?
Он рванулся к шкафу, неверными движениями перебрал склянки, нашёл те, что заранее приготовил, повернулся, чтобы дать ей…
Она сняла джинсы и свитер, поскольку от наколдованного белого платья остались одни воспоминания, и стояла спиной к нему, складывая их трясущимися руками.
При виде её сползших вниз мальчишеских трусиков и белого лифчика, он тихо застонал. Гермиона повернулась, поймала его взгляд и замерла, как испуганный оленёнок.
Что ещё она сделает, чтобы стать ещё больше похожей на школьницу?!
Снейп взмахнул палочкой и одел её в чёрное кружево. Потом превратил его в шёлк телесного цвета. Потом убрал всё и оставил её обнажённой.
Гермиона покраснела, попыталась прикрыться, но потом опустила руки, подняла голову. Что-то сказала. Но рёв в ушах глушил любой звук. Снейп ничего не понимал, ничего не слышал сквозь боль, сквозь биение горящей и кипящей в жилах крови и едва держался на ногах.
Время, время, времени почти нет! Он и так слишком долго ждал…
А впереди ждёт гнев Тёмного лорда за вмешательство не в своё дело. Но он не мог, даже борясь за каждый глоток воздуха, уйти вот так, без…
Он сгрёб её, стараясь быть осторожнее и горько смеясь (сам? или смеялся голос у него голове?) над тем, что ему даже пришлось играть в «не делай мне больно».
И они оказались на кровати, где он стал извиваться, чтобы освободиться от штанов, а она… что делала она?
Она его целовала.
Соль.
На губах её была соль.
Она плакала.
- Простите…
Что она говорит?
- Это моя вина…
И ему пришлось её заткнуть, просто закрыть её рот своим, чтобы ничто не помешало ему закончить этот чёртов фарс.
Он опустил руку вниз. Конечно, там было сухо, как в грёбаной пустыне Сахаре, а чего ещё ждать? Он провёл пальцами между складочек, проник внутрь, ища влаги, её влаги, чтобы увлажнить, облегчить путь… И чувствовал, как она сжимается вокруг, ловя воздух под его ртом, и с едкой иронией думал, что удовольствие от этой ночи у них явно будет одинаковое.
Он примерился к её входу, толкнулся головкой и отступил. Потом толкнулся дальше и снова вынул. Каждый раз она напрягалась под ним, на миг его обуяли ярость и стыд, но, стиснув зубы, он решился и позволил себе сдаться рёву в голове, надеясь, что, может быть, тогда не услышит её крика.
Но не успел он двинуться, как она тоже пошевелилась, глаза её испуганно расширились и опустели…
Проклятье, она пыталась помогать! Но всё делала неправильно!
Цепляясь за его предплечья, приподнимаясь ему навстречу…
Снейп судорожно пронзил её в настоящей агонии, потому что пальцы задели Тёмную метку. Рука! Рука! Рука! И вдруг он почувствовал, что кончает. Без малейшего удовольствия. Одна боль, боль, боль…
Крик, что он услышал, был его криком.
Что соединено, того никто да не разлучает.
Дело сделано.
Они и минуты не пролежали рядом, но это показалось бесконечной пыткой, поскольку надо было дышать, надо было что-то сказать, а не было уже ни слов, ни времени.
Он швырнул ей флакон зелья и одновременно втиснул под брюки рубашку, оставив половину снаружи.
- От боли! – проскрежетал он.
Потом выхватил ненавистные чёрный плащ и маску из потайного ящика старого дубового шкафа, увидел, что зелье всё ещё лежит перед ней, и приказал:
- Пей!
Сам вытащил пробку, открыл ей рот и лил, пока она не подавилась, закашлялась и не сглотнула, заливаясь слезами.
- Никого не впускай! Ни с кем не говори! Не выходи! Не… - Он задохнулся. – Никого!
Гермиона лежала, плотно сомкнув ноги, но Снейп увидел под ней кровь, содрогнулся и бросил ещё склянку.
- Возьми! Внутрь и…
Рука, чёрт побери, что за боль!
- И наружно!
Но, прежде чем исчезнуть и сомкнуть за собой камни стены, он услышал это снова:
- Простите…
И почувствовал, как губы свело уже знакомой едкой усмешкой.
Есть за что, мисс Грейнджер, есть за что!
Гермиона упала обратно на кровать.
События последних суток завертелись в голове водоворотом, который выбросил её сюда, в кучу простыней, пропитанных его запахом, на подушку, где ещё оставалась вмятина от его головы с… с позапрошлой ночи?
Всё, что ей оставалось, это вдыхать его запах и безнадёжно мучиться, как обречённой на вечное проклятие. Потому что это её вина, это она эгоистка и дура, и она одна во всём виновата. Что она натворила?! К чему это приведёт?!
И всё же, прежде чем поддаться действию зелья, которым Снейп её насильно напоил, последнее, о чём она подумала…
Никогда ещё не было у неё такой надёжной защиты от всех бед!
С этим она и заснула.
А он, стоя на опушке Запретного леса, в последний раз оглянулся через плечо. Никого не было видно, и никто его видел.
Ему не понадобилось уходить далеко в чащу, чтобы спрятаться от постороннего взгляда, упасть на колени, склонить голову, коснуться палочкой Тёмной метки на руке…
А потом отдаться своей судьбе.
*mea culpa (лат.) – моя вина (формула покаяния)
**кафедральный собор в Винчестере (XIII – XIV век, английская готика) построен на болоте, поэтому его крипта (подземное помещение под алтарной частью) периодически затапливается.
***Томас Кранмер (1489 – 1556) – виднейший деятель английской Реформации, провёл реформу богослужения, утвердил текст англиканского Символа веры и главной богослужебной книги «Общие молитвы», где содержится и обряд венчания, обвинён в ереси, сожжён на костре.
Глава 6. НАКАЗАННАЯ
Даже не открывая глаз, просто вдохнув в себя воздух, он понял, где он.
- Круцио!
И точно так же, едва молния боли ударила по рёбрам, он понял, кто это.
Он поднял голову и посмотрел мимо Люциуса на Тёмного лорда, который безучастно наблюдал со своего кресла в освещённой свечами малфоевской гостиной, как Малфой осторожно кружит вокруг Северуса, ожидая его ответа.
Северус поднялся на ноги, пошёл вперёд и упал на колени перед Волан-де-Мортом.
Поднял край его мантии.
Поцеловал.
- Мой лорд…
И снова приготовился к удару, потому что Люциус подходил к нему, отступал и опять подходил.
- Круцио!
Теперь он дал ему по рёбрам с другой стороны. Северус упал на пол, по-прежнему глядя в узкие красные щели, что следили за ним.
- Люциус, - прошипел Тёмный лорд. – Ты чувствуешь этот запах? Он посмел прийти сюда, весь пропитанный запахом девственной крови…
И снова молнии боли пронзили его плоть и кости.
- Круцио!
И снова.
- Круцио!
И снова.
- КРУЦИО!
И боль вонзилась в ещё не тронутые места, ломая кости, терзая плоть. Но он не плакал, не кричал, не жаловался.
И не сопротивлялся.
А когда Люциус тяжело задышал, обливаясь потом, Тёмный лорд заговорил.
- Северус… Что ты можешь сказать в своё оправдание?
И снова Северус упал перед ним на одно колено, поднял край мантии и поцеловал.
- Мой лорд…
Чувства он испытывал те же, поскольку слышал, как сзади снова приближается Люциус. И опять собрался, чтобы вынести ещё одну атаку.
Но Волан-де- Морт проскрежетал:
- Довольно!
- Она была наша! – Люциус упал в кресло, лицо его перекосилось от гнева. – Моя и моего сына!
Северус повернул голову к беловолосому мужчине, который когда-то давно был его другом, и смог усмехнуться:
- А теперь она моя!
Люциус вцепился в подлокотники, чтобы вскочить и ударить снова, но Волан-де-Морт зашипел и махнул на него когтистой рукой. Малфой, кипя от злости, опустился на место.
Северус повернулся к Тёмному лорду, который вонзил в него взгляд и смертным воем вопросил:
- Почему?!
Северус с дрожью втянул в себя воздух. Он отвоевал себе шанс. Только один шанс. И заставил себя презрительно улыбнуться.
- Я её захотел.
- Грязнокровку?! – победоносно рявкнул за его спиной Люциус. – Ты вожделел мерзкую грязнокровку?!
- Я захотел, - с наслаждением сказал Северус, - заставить её страдать. - Он снова с дрожью вздохнул. – Шесть лет она, это отродье Уизли и Гарри Поттер мешали мне выполнять вашу волю, мой лорд. Я заслужил своё право помучить её взамен.
- А Дамблдор? Почему он тебе это позволил? – подозрительно спросил Тёмный лорд.
- Дамблдор полностью в моих руках. Он считает меня благородным защитником и уверен, что я буду теперь за ней всячески ухаживать.
- И как ты намерен заставить её страдать?
- Искусство причинять боль – великое искусство, мой лорд. Оно подобно искусству отравителя. Важнейшие источники страданий не всегда на виду. Есть множество способов мучить. Особенно если учесть её близость к нашим врагам.
Тёмный лорд задумчиво откинулся в кресле, красные глаза его блуждали с одного собеседника на другого.
- Ты прогневал меня, Северус.
Северус склонил голову.
- Люциус вправе отомстить тебе.
- Если я ему это позволю.
- Ты не будешь сопротивляться.
- Мой лорд, - Снейп просто истекал ядом, - я не унижусь до того, чтобы драться из-за какой-то мерзкой грязнокровки.
Он почти ощутил, а не услышал, как разъярённый Люциус взвился из кресла, но продолжил, улыбаясь, голосом, который ласкал и дразнил в предвкушении убийственного ответа:
- Особенно если я, как вы справедливо отметили, уже вкусил её девственной крови и она всецело моя.
По гостиной разнесся хриплый кашель – Тёмный лорд, закинув голову, расхохотался.
* * *
Гермиона не поняла, что произошло. Только что она лежала в глубоком, почти наркотическом сне и вдруг вскочила, палочка в руках, пульсирующая боль между ног, заклинание наготове…
Она оборвала себя прежде, чем стало слишком поздно, в последнюю долю секунды узнав того, кто проходил через раздавшиеся камни стены.
- Вы… Вам следовало предупредить меня!
Профессор Снейп замер, плащ его взметнулся и обвился вокруг него, глаза прошлись по её телу снизу доверху.
Застигнутая врасплох, Гермиона с опозданием поняла, что тут есть на что посмотреть. Вся в гусиной коже от холода, а бёдра испачканы засохшей кровью…
Но она не успела ни прикрыться, ни почиститься, ни запустить в себя «Авадой» и разом покончить как с их мучениями, так и…
Он сделал два шага вперёд.
И свалился к её ногам.
- Профессор!
Гермиона отскочила, но тут же, кляня себя за трусость, упала на колени.
- Профессор?
Он не шевелился.
И был так неподвижен, что…
- Профессор Снейп! – вскрикнула она, прижимая пальцы к его шее, пока не уловила неровный пульс. – Слава Богу!
Собравши все силы, Гермиона перевернула его на спину и раздёрнула полы плаща. Белая рубашка была застёгнута лишь наполовину, и у неё перехватило дыхание при виде багровых синяков, крови, истерзанной плоти. А эта опухоль! Мерлин, похоже, ещё и перелом…
- Господи, что же они с вами сделали…
Думай, думай, дура! Она едва не залепила себе пощёчину, чтобы собраться с мыслями и начать действовать. Слабый, неуверенный взмах палочкой – и ей удалось кое-как левитировать его и уложить на узкую кровать.
Которая всё ещё была пропитана её собственной кровью… Надо было убрать за собой! «Заткнись, истеричка!» - мысленно приказала она и вернулась к делу. А для начала накинула брошенную на стул мантию, явно профессорскую, поскольку та волочилась по полу, но надо же хоть чем-то прикрыться?
И снова опустилась рядом с ним.
- Профессор Снейп, - осторожно спросила Гермиона, - вы меня слышите?
Он пошевелился, но лицо так и застыло в гримасе боли.
- Я пойду за помощью. За профессором Дамблдором и… и мадам Помфри!
Запястье словно сжало тисками, дыхание перехватило.
- Нет! – рявкнул он. – Нет!
- Но вам нужна…
Глаза его сузились, но в них горела такая угроза, что Гермиона даже перестала дрожать от холода.
- Никого! Вы никого не позовёте, мисс Грейнджер!
Ей хотелось протестовать, доказывать, но в этих чёрных-пречёрных глазах была такая власть и сила…
- Да, сэр, - выдохнула она наконец.
Снейп снова опустился на подушку, и прошло несколько долгих минут, прежде чем Гермиона поняла, что в её запястье больше не впиваются пальцы.
Ладно, хорошо… Думай! Мозги у тебя есть - думай!
Во всех этих книгах наверняка есть что-то и о врачевании, верно? И если мастер зелий не держит под рукой исцеляющих зелий, то это не мастер зелий. А уж в таком Северуса Снейпа не может обвинить никто!
Она поплотнее закуталась в мантию, подвязала её и одним движением палочки укоротила подол.
Если всё, на что Снейп может рассчитывать, это она, да поможет ему Бог! Но раз уж профессор сам так захотел, чёрт его побери, то так тому и быть!
Для начала Гермиона обыскала кровать в поисках склянок с теми зельями, что он дал ей. Не всё ли равно, с чего начинать?
А, вот одна, на самом краю, застряла в складке простыни. Она поймала её, как снитч, чтобы та не свалилась на каменный пол. Потом втянула носом запах.
Он дал ей три зелья. Чёрт, ещё бы вспомнить и разобраться, где что… Гермиона аккуратно провела языком по внутренней поверхности горлышка стеклянного флакона, её передёрнуло. Это было первое снадобье, она запомнила этот гнилостный вкус навеки. А что было после… Ладно, что случилось, то случилось. Суть в том, что ни избавления от боли, ни исцеления оно явно не несло, так что едва ли поможет и сейчас. «Скорее всего, противозачаточное. Или, во всяком случае, надо на это надеяться», - злобно подумала она.
Гермиона осторожно потянула грубую, шершавую простыню – как он на этом спит? – и нашла ещё один флакон у него под ногой. А это что? О, его тоже не забыть! Мерзостнее варева она ещё не пробовала, и даже самое лёгкое прикосновение языком сразу же заставило оцепенеть всё тело. Вот это, надо думать, от боли. Она бросилась к шкафу с зельями и начала сравнивать склянки. Похожих было несколько.
Открыв одну и понюхав, Гермиона решила, что нашла нужное.
Но как заставить его проглотить лекарство? С другой стороны, если она этого не сделает, как она тогда сделает и всё остальное?
Снова встав на колени и склонившись над Снейпом, Гермиона упёрлась грудью в край кровати и приподняла ему голову. Оставалось как-то открыть рот одной рукой, чтобы второй тут же залить и не дать ему выплюнуть зелье.
Челюсти Снейпа были сведены болью, и он не услышал, когда она тихо произнесла его имя. Потом попробовала чуть громче:
- Профессор!
Он не шевельнулся.
Крепко ухватив флакон правой рукой, Гермиона, не отпуская его головы, потянулась пальцами левой и нежно провела по губам… Он громко рыкнул. Она рванулась прочь и чуть не сбросила его с кровати.
Но обошлось.
Гермиона сильнее нажала на угол рта.
- Откройте… Пожалуйста, профессор, хоть чуть-чуть…
И тут губы Снейпа разомкнулись от нового приступа боли, она опрокинула склянку, и жидкость полилась ему в рот, на её руки, и глаза его неожиданно открылись. Слепо глядя в потолок, он глотал и облизывал ей пальцы тёплым, влажным языком, стараясь вобрать побольше зелья. Дрожь, что прошла по нему, пронизала и её саму, от кончиков пальцев до самой глубины души.
- Во рту онемело? – невнятно уточнила Гермиона, задыхаясь, вытащила скорее руку у него из-под головы и судорожно вытерла пальцы о его мантию.
Потом снова наклонилась над ним. Дыхание, во всяком случае, стало не таким тяжёлым. Теперь надо было искать способ лечения.
Нужен последний флакон.
Она обыскала складки простыни, пол – где же он?! О, чёрт! Что-то блеснуло у профессора прямо между ног. Между бёдер… Она зажмурилась и аккуратно запустила пальцы под его… Чёрт!
С закрытыми глазами не получалось. Он, конечно, не смотрел, но ей придётся потрогать за…
Своего мужа, решительно напомнила она сама себе.
Но легче ей от этого не стало.
Гермиона отбросила назад волосы, стиснула зубы, глубже залезла ему в пах, нащупала под его задом твёрдую склянку и, наконец, достала её.
Потом, готовая ко всему, подождала, что он будет делать.
Ничего.
Этот флакон она даже не открыла, что и подтверждало её тело при каждом движении. Но грубо порванная нежная плёночка, которая постоянно напоминала о себе, была сущим пустяком по сравнению с тем, что она увидела на его теле.
Хорошо, что вся склянка целиком достанется ему! Он сказал, и внутрь, и наружно… Гермиона налила немного густой, плотной жидкости на ладони и осторожно смазала кожу, уже не ангельски белую, а страшно истерзанную. И каждое мягкое прикосновение кончиками пальцев заставляло её содрогаться от его боли.
Часто ли с ним творят такое?
Или это всё из-за неё?
Гермиона не позволила себе свалиться в пучину стыда и вины. Надо держать себя в руках, она должна о нём позаботиться, кто-то же должен ухаживать за ним!
Если сейчас получится хоть немного облегчить его страдания, у неё будет время поискать в книгах средство посильнее.
Наконец, склянка почти опустела, Гермиона разогнулась, уселась на пятки и убрала назад свисающие на лицо пряди.
А потом отвела волосы с его лица и глаз.
Это было пока всё, что она могла для него сделать.
Вздохнув с чувством исполненного долга, Гермиона отступила к покрытым книгами стенам. Если она убьёт его, пытаясь спасти, винить в этом профессор может только себя!
Это самовнушение отлично помогало, пока ей было чем себя занять. Но переживать долгие часы бездействия и тишины становилось всё труднее. Если ей удавалось заснуть, она спала на полу рядом с кроватью. Но по большей части вглядывалась в него, наблюдала и беспокоилась.
Снейп не шевелился, не рычал и не стонал. И, естественно, не угрожал, не проклинал, не жёг взглядом.
О, как ей теперь хотелось, чтобы он угрожал, проклинал и жёг её взглядом!
Иногда слабое зелёное мерцание в камине намекало, что кто-то хочет войти. И тогда Гермиона хватала палочку и… И не представляла, что же надо делать.
Глубоко внутри ей хотелось, чтобы кто-то пришёл, сказал, что Снейп в порядке и снял с неё эту страшную ответственность.
Глубоко внутри и больше всего ей хотелось сделать именно то, что велел Снейп, то есть бить заклинаниями в любого, кто осмелится вторгнуться в его владения.
Глубоко внутри у неё было столько противоречивых желаний, что она просто не осмеливалась слишком долго думать о том, что творилось у неё глубоко внутри.
Но отблески в камине ни во что ощутимое не материализовались, поэтому все сомнения так и повисли в воздухе.
А ей оставалось сидеть в одиночестве, беспокоиться, метаться и заниматься самоедством.
Как Добби.
Добби!
Домовые эльфы появляются и исчезают везде, где им вздумается. Можно позвать Добби, это не будет нарушением приказа Снейпа!
Гермиона поднялась на ноги, сердце её колотилось.
- Добби!
С громким треском в комнате возник домовик, скрючился, закрыл глаза и уши и заныл:
- Добби не смотрит, хозяин Снейп, Добби не смотрит!
- Добби, это я, Гермиона!
Эльф по-прежнему прикрывал глаза.
- Добби нельзя быть в спальне хозяина Снейпа! Добби запрещено! Добби не смотрит!
Остановить его Гермиона не успела. Добби схватил с полки огромный том и начал колотить себя по голове.
- Добби виноват! Плохой, плохой Добби! Добби вошёл в спальню хозяина Снейпа!
Гермиона бросилась вперёд и выхватила у эльфа книгу.
- Всё в порядке! Это я, я! Я тебя вызвала!
Добби поднял голову, и его дрожащее лицо расплылось в улыбке.
- Хозяйка Гермиона! Вы здесь! Добби рад.
Он окинул настороженным взглядом комнату и вдруг зажмурил глаза и с размаху ткнул в них пальцами.
Гермиона бросила книгу, перехватила его руки и поняла, что так дело не пойдёт.
- Добби, чтоб тебя! Слушай!
Домовик энергично закивал.
- Добби слушает!
- Прежде всего: никому не говори, что ты здесь был! Ни-ко-му! Даже… Даже Гарри Поттеру!
Эльф в ужасе выпучил один глаз.
- Даже Гарри Поттеру и профессору Дамблдору! – подтвердила она. – Иначе профессор Снейп будет очень сердит на нас обоих.
Оба глаза Добби вылезли из орбит, косо глянули на кровать и наглухо захлопнулись. Удержать его руки она смогла только грубой силой.
- Ты понял? – уточнила Гермиона.
- Добби никому не скажет. Добби здесь не был. Профессор Снейп будет очень сердиться на подругу Гарри Поттера. Добби этого не хочет!
- Вот и хорошо. Мне нужна твоя помощь. Прежде всего, принеси чистые простыни. И нет ли каких-нибудь помягче?
Добби замотал головой.
- Домовые эльфы не убирают комнаты хозяина Снейпа, кабинет хозяина Снейпа, лабораторию хозяина Снейпа. Домовые эльфы не приносят ему чистые простыни.
- Хозяин… тьфу! Профессор Снейп стирает сам? – потрясённо спросила Гермиона. Воистину его таланты неисчерпаемы!
- Хозяин Снейп сжигает свои простыни. Он не хочет никому давать ничего своего.
Это уже было где-то на грани безумия…
Но не слишком удивляло, если подумать. И объясняло отвратительное качество простыней. Интересно, как часто он их меняет?
- Ладно. Тогда, принеси, пожалуйста, мои с моей кровати в спальне девочек.
- Добби их постирает…
- Не надо, не трать время! Просто принеси. А потом, пожалуйста, принеси немного… - Чего бы такого попросить? – Питательный бульон! Принеси бульона для больных!
Добби бурно закивал.
- И мой чайный прибор. И… пожалуй, всё!
Только этого Добби, похоже, и дожидался, поскольку, не успело прозвучать до конца слово «всё», как он уже с громким «Крак!» исчез из комнаты.
Крак!
Добби возник снова с охапкой скомканных красных простыней и её старым, полинявшим пуховым одеялом, бросил их, словно обжёгшись, и - крак! – исчез снова.
Не успела она расправить простыни, как он кракнул ещё дважды, сначала с доставшимся ей от бабушки серебряным подносом и всем прочим для чая, а потом с кастрюлькой.
Гермиона заметила, что бедняга боится задержаться в комнате даже лишнюю секунду, чтобы она не дала ему ещё каких-то поручений.
«Не начать ли снова вязать носки?» – мелькнуло у неё в голове.
Она в очередной раз подошла к кровати. И впервые за всё это время страстно пожелала, чтобы Снейп не проснулся.
- Мобиликорпус! – шепнула она, сопроводив заклинание чётким росчерком палочки.
Профессор Снейп приподнялся и невысоко повис над кроватью.
Поспешно и судорожно (она вполне полагалась на свои чары, но ползать под его телом боялась) Гермиона содрала старые простыни и расстелила свои.
Он даже не шевельнулся.
Это просто ужасало.
Но Гермиона заставила себя не думать об этом. Наоборот, порадовалась своей удаче: ведь он не может приказать ей прекратить!