Керри Гринвуд
Смерть в доке Виктория
Текст предоставлен изд‑вом https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=167493
«Смерть в доке Виктория»: Книжный Клуб «36.6»; Москва; 2008
ISBN 978‑5‑98697‑093‑6
Аннотация
Фрина Фишер, дама‑детектив из Мельбурна, в ярости – в нее стреляли! Однако пострадал не только ее любимый красный автомобиль, но и незнакомый юноша, которого мисс Фишер обнаружила на мостовой возле дока Виктория. Она полна решимости найти преступников и рассчитаться с ними, однако дело ей предстоит непростое. Фрина столкнется с анархистами и революционерами, побывает в салоне татуировок и на спиритическом сеансе и в итоге добьется своего. Но не только в расследованиях, а еще и в любви.
Керри Гринвуд
Смерть в доке Виктория
Посвящается Сюзан Тонкин
О, Даниил здесь судит! Даниил!
Почет тебе, о мудрый судия!
Уильям Шекспир «Венецианский купец» [1]
Благодарности
А. В. Гринвуду за оружейные термины, любовь и рассказы
Стивену д’Арси за арготизмы
Моей сестре – красавице Джейн за то, что она одолжила Фрине Фишер свой облик
Глава первая
Что похоронный звон для бойни? Слабый стон.
Уилфред Оуэн [2] «Псалом по обреченной юности» [3]
Ветровое стекло разлетелось вдребезги. Только после этого Фрина Фишер сообразила, что противное жужжание, которое она слышала, несмотря на рев мотора «Испано‑Сюизы», вовсе не комариный писк, как она решила поначалу. Ветровое стекло разбилось на тысячу кусочков, осыпав ее острыми, как бритва, осколками. Она нажала на тормоза, и огромный автомобиль плавно остановился. Фрина смахнула стеклянную крошку с шоферских очков и осторожно сняла их.
Кто‑то стрелял в нее. Даже для такого года, как нынешний 1928‑й, отмеченный промышленным кризисом и возрастающим страхом перед экономической катастрофой, это было уже слишком. Фрина наклонилась вперед и маленьким крепким кулачком в кожаной перчатке принялась сбивать остатки стекла. Ну и вечерок! Где же я?
Вдалеке вырисовывались очертания ворот дока Виктория. Фрина вглядывалась в черноту сквозь разбитое стекло, но почти ничего не увидела и не услышала. Всего в пятнадцати метрах от нее две темные фигуры мчались прочь по дороге. Один из убегавших снова выстрелил в нее. Пуля отскочила от крыла автомобиля и рикошетом отлетела в стену дока. Когда Фрина наконец нашла свою «Беретту», выбралась из машины и тщательно прицелилась, мужчины успели добежать до стены газового завода и вскарабкаться на нее.
Она опустила пистолет. Слишком далеко и слишком поздно. Убегавшие перелезли через стену из красного кирпича и скрылись. Фрина чертыхнулась, сунула пистолет в карман, осторожно сняла пальто и встряхнула его. Затем осмотрела автомобиль, убрала осколки стекла, проведя рукой в печатке по обшивке, – чтобы без опасений доехать хотя бы до ближайшего полицейского участка. Война кланов в Мельбурне? Маловероятно. Наверняка охранник у ворот что‑то видел. По крайней мере он мог бы вызвать полицию.
Повернувшись к освещенным воротам, Фрина обнаружила, что в этой драме был и третий участник, который, впрочем, не очень‑то интересовался действием. Он лежал на бетонной дороге, что вела к доку, и истекал кровью.
– Чертовы погремушки! – воскликнула Фрина, озираясь: не осталось ли поблизости других стрелков. – Под этими фонарями я была прекрасной мишенью. А так мило вечерок начинался!
На Фрине были широкие свободные брюки, ботинки, шляпка клоше, кремового цвета шелковая блузка и меховое манто из рыжей лисы. Просто сама элегантность; странно было видеть в свете газового фонаря, освещавшего площадку перед ангаром, такую женщину, ставшую на колени возле умирающего.
Фрина сняла манто, чтобы не испачкать, и просунула обтянутое шелком предплечье под тело, как она теперь разглядела, совсем молоденького юноши, чьи нестриженые соломенного цвета волосы были перепачканы дорожной грязью. Голова упала ей на плечо; Фрина ощупала раненого и обнаружила множество переломов. Ребра были буквально перемолоты, под ее пальцами они казались почти мягкими. В затылке бедняги зияло отверстие размером с пятишиллинговую монету,[4]и оттуда хлестала кровь.
Фрина стянула обе перчатки, скатала их и заткнула ими рану. Слабеющая рука схватила ее запястье, голубые глаза на миг открылись.
– Лежи смирно, – велела она. – Ты ранен. Кто‑то стрелял в тебя и, черт бы их побрал, в меня тоже. Кто это был?
Голова качнулась, губы чуть шевельнулись. На пареньке были синяя рабочая рубаха без воротника и серый саржевый костюм, видимо, выглядевший вполне прилично, до того как парень решил отдать в нем Богу душу. Колени Фрины намокли и саднили от острого гравия. Она переменила позу. В ухо раненого было продето золотое кольцо, а на ключице красовалась синяя татуировка. Прописная «А» в круге.
– Вы говорите по‑английски? – пробормотал он на диалекте, который Фрина не смогла распознать.
– Tu jaspines ti Francais, mon pauv’e? [5]
Умирающий издал слабый смешок, услышав жаргонное выражение из уст стильной дамочки. Он ответил парижским «совершенно верно»:
– Comme de juste, Auguste. [6]
Паренек моргнул, вздрогнул и выдавил:
– J’dois clamecer. – На языке парижского «дна» это означало «я дам дуба». Ему и впрямь оставалось жить последние минуты.
– Tu parles, Charles, [7]– возразила Фрина.
У незнакомца было скуластое славянское лицо. Подбородок еще не знал бритвы. Лицо уже сделалось мертвенно‑серым: жизнь постепенно уходила из тела. Юноша вздохнул, захлебываясь кровью, и произнес совершенно отчетливо: «Ma mère est а Riga [8] », – вытянулся и умер.
Фрина крепко прижимала раненого к себе, и кровь, фонтаном вырвавшаяся из его легких, залила ее блузку. Она высвободила одну руку, закрыла юноше глаза и бережно положила его на землю. Бесполезная забота, подумала она, осторожно опуская его голову, он уже ничего не чувствует. Паренек казался совсем молоденьким – не старше семнадцати.
Фрина распрямилась и встала. Да куда же запропал этот охранник?
У ворот находился пост охранника, но тот развернул свой стул в другую сторону и наверняка просидел так все время. Сторож смотрел на реку так, словно ждал, что с минуты на минуту причалит «Сириус».[9]
– Эй! – окликнула Фрина. – Эй, вы там!
Мужчина не пошевелился. Фрина, прихватив свое манто, направилась к окошку его будки. Просунув внутрь окровавленную руку, она потрясла охранника за плечо.
– Проснись, кретин! Произошло убийство, твои начальнички поди не обрадуются, узнав, что перед их чистенькими воротами обнаружен труп.
Стражник повернулся и остолбенел. Впоследствии он описывал это, как главное потрясение своей жизни. Перед ним в голубом сиянии стояла тоненькая женщина в черной шляпке, ее зеленые глаза сверкали на белом как мел лице. Светлая блузка была насквозь пропитана кровью. Рука, которой она схватила его за плечо, оставила кровавый след на рубашке. Взгляд девушки был холоден, как огни святого Эльма.[10]Сторож было струхнул: того гляди вопьется в него своими белыми зубами, блестевшими меж бесцветных губ.
– Да, мисс? – запинаясь, пробормотал он, пытаясь отодвинуться.
– Вызовите полицию. Произошло убийство. Но вы‑то, полагаю, ничего не видели?
– Ничего. – Охранник начал крутить диск телефона. – Совсем ничего, мисс. Глаза у меня уже не те, что прежде. Да еще темень такая.
– Наоборот, светло как днем.
– Ну, будь по вашему, но все равно я ничего не видел. Рассел‑стрит? Это Том, из дока Виктория. У нас тут убийство. Пришлите кого‑нибудь, ладно? Нет, я не шучу. Если бы я шутил, вы бы животы надорвали. Приезжайте поживее.
– Выбирайтесь‑ка отсюда, – велела Фрина. Сторож послушался. Мисс Фишер сунула ему в руки манто. – Подержите!
Он ухватил меха.
Застывавшая кровь липла к коже, это было невыносимо. Фрина резким движением разорвала шелковую блузку по шву. Остолбеневший Том увидел обнажившуюся грудь, фарфоровая белизна которой была покрыта пятнами крови. Девушка вытерла руки остатками блузки и отерла тело, а затем связала остатки шелковой ткани в узел и выкинула его. Потом повернулась спиной к охраннику, чтобы тот подал ей манто, и укуталась в уютные меха.
– У вас ведь есть что‑нибудь выпить? Наверняка найдется какая‑нибудь конфискованная таможней бутылочка. Давайте ее сюда.
Охранник протянул руку в свою будку и извлек бутылку коньяка «Наполеон» – часть недавно конфискованной контрабандной партии. Он вытаращил глаза, увидев, как дама вырвала пробку и сделала жадный глоток.
– Ну вот, теперь полегчало, – сказала Фрина. – Пойду‑ка осмотрю свой бедненький автомобиль. А вы оставайтесь здесь. Может ведь приключиться еще что‑нибудь, чего вам не следует видеть.
Мисс Фишер прошла мимо мертвого юноши, не взглянув на него, и забралась в машину. Там было холодно: ветер пронизывал насквозь и саму Фрину, и обивку.
Жаль, что у меня нет перчаток, подумала мисс Фишер. В сугробе, пожалуй, и то теплее! Она вспомнила, где оставила перчатки и решила, что, пожалуй, лучше обойдется без них.
– Рига, – повторила она вслух. – Рига – и что? Это ведь центр сопротивления царю, город кишмя кишел доносчиками, филерами и большевиками, так мне рассказывали в Париже. Кажется, латыши замешаны в осаде на Сидни‑стрит.[11]Там почти все погибли в перестрелке. Конечно, я тогда была еще совсем девчонка – лет девяти и жила в Австралии, но слышала, как потом об этом рассказывали в Париже, где тоже полным‑полно революционеров.
Больше она ничего не могла вспомнить о Риге, кроме того, что это столица Латвии. Наконец послышался звон колокола, и полицейский автомобиль затормозил прямо перед «Испано‑Сюизой».
Из автомобиля выбрались два офицера и подошли к охраннику, тот указал на Фрину. А она в свою очередь указала на труп.
– Господи! – воскликнул один. – Да его пристрелили! Это вы, мисс?
Фрина с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться.
– Стала бы я поджидать вас здесь, будь это моих рук дело? Их было двое, мужчины, они убежали к стене газового завода. Я проезжала мимо, и они выстрелили мне в ветровое стекло, так что пришлось остановиться. Я пыталась помочь раненому, но он умер у меня на руках.
– Кто вы, мисс?
– Вот моя карточка, – сказала Фрина, протягивая визитку.
Полицейский поднес ее к свету и прочел:
– Досточтимая Фрина Фишер, – выговорил он медленно. – Двести двадцать один «В», Эспланада, Сент‑Килда. Расследования. А здесь вы тоже вели расследование, мисс?
– Нет, я просто проезжала мимо. Возвращалась восвояси, а до этого отвозила художницу Элис Мур домой, в Уиллиамстаун. Мы ужинали вместе в Клубе первооткрывателей. Кто‑то стрелял в меня и разбил ветровое стекло. Я остановилась и обнаружила этого умирающего юношу.
– Что ж, мисс, теперь вы ему уже ничем не поможете. Давненько не видел никого мертвее. Наверное, вам хочется поскорее вернуться домой. Мой сержант заедет к вам завтра утром.
– А вы знаете, кто этот… мертвец?
Пожилой полицейский посмотрел на спокойное бледное лицо.
– Нет, мисс, никогда его прежде не видел. Больно молод для смертельно опасных дел. Полагаю, ты ничего не заметил, Том? Нет? Ну, ясно. Ты единственный из моих знакомых, кто всегда смотрит в нужную сторону. Вот погоди, настанет твой черед, придется и тебе давать показания. То‑то я порадуюсь! А вы‑то сами не видели прежде этого беднягу, мисс?
– Никогда.
– Что ж, на сегодня, пожалуй, достаточно. Это ваши перчатки, мисс? И блузка, хм, тоже ваша? Ясно. Вы в состоянии доехать до дома?
– Полагаю, что да, – сказала Фрина, чувствуя, что продрогла до костей, и зуб на зуб не попадает.
– Знаете что, мисс, пошлю‑ка я, пожалуй, с вами своего констебля. Он не больно‑то любит на мертвецов глазеть. Отвезите домой юную леди, Коллинз, доставьте в целости и сохранности, а потом попросите Джонсона из Сент‑Килды подбросить вас назад в город да заодно еще и завтраком покормить. Больно промозглая ночка, чтобы вот так стоять у ворот доков, мисс. А Коллинз о вас позаботится, не сомневайтесь. Я же тем временем тут все улажу и напишу отчет.
Фрина завела мотор, и возблагодарила Бога за то, что у «Испано‑Сюизы» на случай экстренных ситуаций был автоматический стартер. Мощный мотор с ревом завелся. Она отпустила тормоз и позволила автомобилю чуть‑чуть откатиться назад, затем обогнула полицейский фургон и взяла курс на Сент‑Килду. Молодой констебль сидел, не шевелясь, он явно был потрясен: по всей видимости, это был первый труп в его жизни.
Фрина вела машину с непривычной для нее осторожностью, ветер дул ей в лицо и мешал смотреть на дорогу. Наконец они добрались до дома. Констебль Коллинз помог даме выбраться из машины и подняться по ступенькам, а потом по‑чиновничьи дважды стукнул в парадную дверь.
Господин Батлер так поспешно распахнул ее, словно давным‑давно поджидал на пороге.
– О, мисс Фишер! – воскликнул дворецкий. – Неужели авария?
– Убийство, – доложил молоденький офицер.
Фрина взяла его под руку.
– Зайдите в дом и обогрейтесь немного, – предложила она. – Вы были так добры ко мне, да и ваш сержант велел вам приглядывать за мной, так что не спорьте, – добавила она, передавая констебля с рук на руки госпоже Батлер. Та отвела гостя в кухню и усадила перед электропечью; от полицейского сразу же повалил пар, и его начала бить дрожь.
Господин Батлер отвел Фрину в ее личную гостиную, там было тепло и пахло розами. Мисс Фишер вздохнула с облегчением, когда услышала, как закрылась дверь, оградив ее от сюрпризов ночи.
– Первым делом займитесь ремонтом автомобиля, господин Батлер, – распорядилась Фрина, опершись на руку дворецкого. – Красной обшивкой. Я хочу, чтобы все исправили как можно скорее.
Не успела Фрина опуститься в кресло и снять шляпку, как вбежала Дот.
– Мисс, что случилось? Помочь вам снять пальто?
– Нет, сперва принеси мне чистую блузку. И приготовь, пожалуйста, ванну погорячее, с хвойными солями. Давай же, Дот.
Служанка помчалась вверх по лестнице, пустила воду в ванной, щедрой рукой насыпала туда соли и снова сбежала вниз, держа в руках бархатный блузон свободного кроя в русском стиле, любимого Фриной мшисто‑зеленого цвета. Дот нашла свою хозяйку у камина, та глядела на пламя и дрожала всем телом, несмотря на меховое манто.
Фрина встала, стряхнула шубу и оказалась обнаженной до пояса. Она натянула бархатный блузон, наслаждаясь ощущением стекающей по коже мягкой ткани.
– На вас напали, мисс? – спросила Дот, испытывая христианское сострадание к незадачливому налетчику, но в то же время обеспокоенная обилием кровавых пятен. Ей хотелось верить, что Фрина никого не убила.
– Нет, Дот, я проезжала мимо доков, кто‑то выстрелил в ветровое стекло и в меня заодно. Они явно собирались убить молодого человека, которого я нашла потом – он лежал на дороге. Это ужасно, Дот. На нем места живого не было, пули раздробили все ребра. Бедняга вскоре испустил дух. Совсем еще мальчишка, весьма миловидный. Ты ведь знаешь, что я питаю слабость к миловидным мальчикам – их не слишком‑то много в этом мире, непозволительно вот так беспечно убивать их. Теперь придется сменить обшивку в автомобиле. Но кто‑то за все это поплатится.
– Наверное, господин Берт и господин Сес что‑нибудь знают об этом, – сказала Дот. – Они ведь постоянно бывают в доках и все такое.
– Думаешь? Пожалуй, ты права.
Фрина смотрела на огонь. Она потерла руки и заметила, что они до запястий покрыты ржавокрасными пятами. Ее передернуло.
– Но сначала – ванна. Я чувствую себя такой грязной! Кажется, я слишком долго общалась с холодной реальностью.
– Ванна, наверное, уже готова, мисс.
Дот последовала за Фриной наверх, прихватив бокал портвейна: отец Дот утверждал, что портвейн – лучшее средство при шоке.
Фрина осушила бокал, не отдав должного напитку, и поспешила сбросить одежду. Дот заметила, что шелковые брюки мокры и испачканы кровью в области колен, и стала гадать, что же случилось с блузкой мисс Фишер. А Фрина меж тем отмокала и оттирала себя до тех пор, пока ее бледная кожа не раскраснелась и вся запекшаяся кровь не смылась с ее несравненного тела. Тогда она села и под стенания Дот, причитавшей над погубленной одеждой, принялась приводить в порядок ногти.
– Эти брюки испорчены навсегда, мисс, а вот манто можно отправить меховщику, он его приведет в порядок. Пожалуй, я попытаюсь очистить ваши ботинки. А вы сами‑то не поранились? – В этот момент Дот обнаружила мелкие пятнышки на подкладке манто.
Фрина оглядела свое тело. Вроде ничего не болело.
– Уж раз ты заговорила об этом, Дот, у меня действительно есть несколько порезов. Ничего серьезного, но все же принеси пластырь. И это я тоже запишу на их счет, – пробормотала она, выходя из ванной.
– На какой счет, мисс? – не поняла Дот.
– На их счет. Кто‑то за это сполна расплатится. Принеси мне ночную сорочку и теплый халат, Дот. Я хочу спуститься вниз. Надеюсь, констебль уже оттаял.
Фрина уселась возле огня, и госпожа Батлер поспешила подать ей на подносе бокал с пуншем.
– О нет, госпожа Батлер, мне не хочется пунша!
– Да вы попробуйте, мисс. Это рецепт моей мамы, ваш констебль в миг отогрелся. Мы за вас так переволновались, мисс, – прибавила госпожа Батлер.
Фрина взяла стакан и отхлебнула глоток. Пунш был горячий, а Фрине по‑прежнему было холодно.
Госпожа Батлер просияла.
– Пейте все до дна, мисс. А я тем временем разогрею куриный бульон. Вы пережили такое потрясение – не хватало еще, чтобы у вас мигрень началась.
– Я‑то полагала, что с мигренями давно покончено, госпожа Батлер.
– Если, вот как вы, сперва стать свидетелем убийства, да потом еще лечь спать на голодный желудок – так мигрень обеспечена. Я подам суп через десять минут, – решительно заявила госпожа Батлер и кивнула мужу, который с озабоченным видом замер в дверях.
– С ней все будет в порядке, – шепнула она. – Нервы у нее стальные. Отведал бы тоже моего пунша. Ночка‑то выдалась длинная.
Дот, госпожа и господин Батлер и молоденький полицейский выпили еще по стаканчику пунша для укрепления сил. На улице полил дождь.
Фрина сидела в своей гостиной и обдумывала последние слова молодого человека. «Моя мать в Риге». Латвия. Русская революция и массовое убийство на Хаундсдитч.[12]Когда все это было? В девятьсот девятом, примерно так.
Порезы, оставленные осколками разбитого стекла, начали саднить. Ну нет. Расплаты им не миновать. Она поквитается за все: за ссадины и порезы, за испорченную одежду, за разбитую машину и за украденную жизнь молоденького красавчика с золотой сережкой в ухе и синей татуировкой на шее.
Глава вторая
Так не глушил меня никто со дня,
Как мужа матери отцом назвал я.
Уильям Шекспир «Король Иоанн» [13]
Фрина проснулась, когда вошла Дот с подносом; та принесла кофе по‑гречески, заваренный так крепко, что ложка стояла. Фрине показалось, что она уснула лишь на миг. Она вырвала себя из сладостных объятий пуховых подушек и простонала:
– Который час?
– Десять, мисс, замечательное весеннее утро, – сообщила Дот с бодростью в голосе, которую Фрина посчитала возмутительной. Но кофе все же оказался отменным, а в окно струился солнечный свет, так что Фрина решила простить компаньонку и отдать‑таки должное легкому завтраку, но сперва она приняла до боли освежающий душ и растерла себя как следует, чтобы взбодриться.
– Этот милый молодой констебль придет в одиннадцать, мисс. Я подумала, что сегодня вам захочется булочек с мармеладом.
Фрине показалось, что ее компаньонка чутьчуть зарделась при этих словах, хотя, возможно, виной тому было солнце. Она улыбнулась, взяла поднос и принялась намазывать булочку маслом, наслаждаясь тишиной и покоем.
Ей снился погибший юноша, и даже во сне она с ужасающей четкостью чувствовала его обмякшее сломанное тело в своих руках. Черный кофе и холодный душ чуть притупили воспоминания, но все же, приняв его последний вздох, она взяла на себя большие обязательства.
– Как его зовут, Дот? Я имею в виду констебля.
– Хью, мисс… Я хотела сказать, констебль Коллинз, мисс.
Ага, она и впрямь покраснела! Фрина воздержалась от цитирования семи своих правил‑предостережений, которые сразу же пришли ей на ум, а лишь спросила:
– Как долго он пробыл у нас прошлой ночью?
– Да, пожалуй, еще час, мисс. Никак не мог согреться. Впервые увидел труп, это его потрясло. Мы посидели на кухне. Ему просто нужно было с кем‑то поговорить.
Дот явно пребывала в неведении о великом множестве греховных забав, которым можно предаваться на кухне. Фрина благодушно улыбнулась ей.
– Тогда ему повезло, что попалась именно ты. Мне он тоже показался весьма симпатичным.
Таким же был и тот юный мертвец, что вновь и вновь вставал перед глазами Фрины: копна светлых волос, запачканных кровью. Фрина выпила еще кофе.
– Что ж, поживем – увидим, – произнесла Дот неуверенно. – Что вы сегодня наденете, мисс? День, похоже, выдался замечательный.
– Никогда я так не радовалась приходу весны, – оживилась Фрина. – Вчера был такой холодище, как… в общем – очень холодно. Сегодня вот наконец выглянуло солнышко, а то все дулось на нас несколько месяцев кряду. Странный климат. А что надевают, если надо допросить полицейских?
– Может, льняной костюм, мисс, и бархатную блузку без рукавов?
– Нет, найди мне тот костюм от Шанель, или лучше – платье. Что‑нибудь светленькое и весеннее, небесно‑голубое. И легкую шаль – ту кашемировую, и серебряные туфли. Сегодня я чувствую себя сиреной.
Дот, для которой сирены ассоциировались с громкими предупреждающими сигналами, подбирая одежду для Фрины, с подозрением поглядывала на нее.
– Ну, ты понимаешь… как русалка. Я хочу без промедления отправиться на прогулку по пляжу, так что отыщи‑ка мне соломенную шляпку с ленточками цвета травы. Проклятие! Телефон звонит. Надеюсь, не этот олух Джек Леонард. Он опять звонил вчера вечером, Дот?
– Да, мисс, – подтвердила Дот, выныривая из гардероба со шляпкой в руках. – Три раза.
– Не пойму, почему этот парень никак не угомонится? Бог свидетель, я его не поощряла. Он совершенно не в моем вкусе.
Фрина быстро оделась – этому она научилась в холодной студии на Монмартре – и, когда вернулась Дот, уже припудривала носик рисовой пудрой.
– Это клиент, мисс, господин ВоддингтонФорсайт. Желает срочно повидаться с вами по личному делу.
– Ты объяснила ему, что я не занимаюсь супружескими интрижками?
– Да, мисс. Он сказал, что у него иной случай.
– Ладно, скажи, пусть приходит в два. Я не намерена отменять прогулку, что бы там ни стряслось в высшем обществе.
– Вы знакомы с ним, мисс?
– Встречала. Делец, страшно богатый, ужасно нудный, женат на молодой и хорошенькой, но совершенно безмозглой.
Дот смутилась. Иногда ее хозяйка была чересчур прямолинейной.
Фрина рассматривала себя в зеркало: худое треугольное лицо, широко расставленные серо‑зеленые глаза, аккуратно выведенные брови, маленький нос и круглый решительный подбородок.
Она старательно накрасила губы, а затем промокнула лишнюю помаду. Тщательно расчесала черные волосы – блестящие и аккуратно подстриженные, так что концы прядей свисали на щеки. На миг Фрина задумалась – красавица она или нет, решила, что да, и послала своему отражению воздушный поцелуй, а затем спустилась вниз, чтобы встретиться с милягой полицейским, который так приглянулся Дот.
Констебль уже ждал ее. Он все еще не оправился от шока и выглядел усталым: возможно, не спал ночь. Фрина попросила принести еще кофе, села на диван, залитый солнечным сиянием, которое струилось из окна и придавало новые краски узору на турецком ковре.
– Не могли бы вы, мисс, своими словами рассказать мне, что случилось вчера вечером?
Полицейский выглядел таким изнуренным, и Фрина не стала огрызаться по поводу того, что, кроме своих собственных слов, она никакими другими не пользуется. Мисс Фишер одарила констебля подробным и обстоятельным отчетом о событиях прошлой ночи. Он, хмурясь от усердия, тщательно все записал, а затем захлопнул блокнот.
– Так значит, вы не разглядели того молодца, мисс?
– Которого?
– Того, который убежал.
– Их было двое, вы что, плохо слушали? Нет, рассмотреть их я не смогла и опознать тоже не смогу. Заметила лишь, что они не были ни верзилами, ни коротышками, и ноги и руки у них были в наличии. Выпейте кофе, что‑то вы, простите мне это замечание, привяли.
Констебль Коллинз выпил кофе, очень крепкий, и попытался изобразить улыбку.
– Восхищаюсь вашим мужеством, мисс, – произнес он медленно. – Вы и бровью не повели.
– А вот и нет, все это меня ужасно потрясло. Не люблю, когда в меня стреляют. А он был такой милый юноша. Удалось уже его опознать?
– Нет, мисс. В карманах ничего не нашлось, только рекламный листок Латвийского клуба. Мой шеф говорит, я должен побольше о нем разузнать. Я в этом деле новичок, не знаю, с чего и начать.
– Вы ведь собираетесь стать следователем, верно? – Фрина улыбнулась. Констебль был натуральным простаком. Ясно, почему он приглянулся Дот. Бесхитростные карие глаза и честная открытая манера поведения – ну прямо герой из альманаха для мальчиков; это ему еще пригодится, когда станет следователем и научится хоть немного хитрить.
Отыскав и прикурив папироску, Фрина затянулась и откинулась на спинку дивана.
– Я думаю, стоит провести небольшое расследование. Разузнайте, были ли у этого клуба неприятности с полицией, – это должно быть зафиксировано в ваших отчетах. Потом наведайтесь на их ближайшее мероприятие, возьмите с собой какуюнибудь молодую девушку – для конспирации. У вас есть девушка?
Констебль отвел взгляд и слегка покраснел.
– Нет, мисс… хотя, возможно, я мог бы попросить…
– Замечательная идея. Латыши – католики. Вы сможете подладиться? Вполне вероятно, они устроят молебен или что‑то в этом роде. Так нелепо стоять столбом, когда все остальные сидят.
– Верно, мисс, я тоже католик. С этим‑то я справлюсь. Но вот что делать, если собрание будет на их языке?
– Вряд ли, иначе бы оно не было открытым. Узнайте, когда будет следующая встреча, и тогда можете заглянуть к нам и…
– Пригласить мисс Уильямс? Как вы думаете, она не будет против?
– Ну, уж спросить‑то ее вы точно можете, – уклончиво ответила Фрина, не желая выдавать Дот. – Женщина не может быть против простого вопроса. Хорошо. Это для начала. Вы можете еще поискать мертвеца среди пропавших матросов.
– Почему именно матросов?
Констебль был явно готов усесться у ног Фрины и внимать ее мудрым советам. Забавно: подобных отношений у нее с полицией еще не бывало.
– Вы осмотрели его? Нет? Ничего страшного. У него золотая серьга в ухе. Такие носят моряки, которые пересекли экватор. А на предплечье была татуировка – «А» в кружочке. Синяя. Это, наверное, что‑то значит. Разузнайте – что.
– А может, это коморра, мисс? – взволнованно спросил полицейский.
– Нет, коморра в Италии; могу вас уверить, что Латвия очень далеко от тех мест. Они бы даже не знали, что сказать друг другу. Хотя методы у них схожие. Это может быть все что угодно – даже просто какой‑то личный знак. Возможно, его возлюбленную звали Анна. Достаточно для начала?
– Да, мисс, спасибо. Я доложу моему начальнику о вашей идее с мероприятием, уверен, он одобрит.
– А кто ваш начальник?
– Детектив‑сержант Кэрролл, мисс. Он в курсе многих портовых дел.
– А вы давно у него служите?
– Шесть месяцев, мисс. Он немного грубоват. Порой швыряет, что под руку попадется. Но на воришек у него нюх.
– Это ваше первое убийство, верно, констебль?
– Да, мисс. Уж и не знаю, как я к этому привыкну.
– Ну, притерпитесь со временем, – утешила Фрина. – Могу я еще чем‑то вам помочь? Если нет, я отправляюсь на прогулку.
Она встала, велела господину Батлеру отвечать отказом на все телефонные звонки и проводила молодого констебля до двери.
– До скорой встречи, – сказала она мягко и вышла с ним на улицу.
С моря дул холодный ветер. Сияло солнце. Фрина надела соломенную шляпку, набросила на плечи шаль и, перейдя дорогу, направилась к морю, где гуляла в течение часа, глубоко вдыхая морской воздух и ни о чем не думая.
Фрина вернулась как раз к обеду, состоявшему из легкого салата. А затем распаковала новенькую записную книжку. Для каждого дела она всегда заводила новый блокнот. Согласно вкусам Фрины, все они были в шелковых переплетах, а ручка была заправлена особого сорта черными чернилами. Она написала на книжке «Воддингтон‑Форсайт» и подняла взгляд от письменного стола: господин Батлер ввел в комнату высокого пожилого господина.
Это был худой бледный господин с блеклыми глазами и коротко остриженными седыми волосами. На вид лет шестидесяти пяти. Он сутулился: видимо, дела требовали, чтобы он просиживал в конторе от восхода до заката. В то же время он вел себя как человек влиятельный, а голос его оказался глубоким и сильным.
– Мисс Фишер, очень любезно с вашей стороны, что вы согласились принять меня. У меня… одна необычная проблема, которую… я надеюсь… вы сможете…
Фрина перебила его.
– Отчего бы вам не рассказать мне все как есть? Если я окажусь не в силах вам помочь, я не возьмусь за дело. Решения я принимаю только по собственому усмотрению, – добавила она с металлической ноткой в голосе.
– Конечно же. Так вот… – Тут он снова запнулся.
Фрина предложила посетителю выпить, он поблагодарил, похвалил виски и наконец‑то приступил к изложению своего дела.
– Пропала моя дочь, – сообщил он напрямик. – Ее нет уже три дня.
– Господи! А вы обращались в полицию?
– Нет, – он покраснел от неловкости.
Фрина взяла инициативу в свои руки: если ждать, пока господин Воддингтон‑Форсайт будет выдавливать из себя фразу за фразой, то можно весь день просидеть, а ей еще хотелось погреться на солнышке в саду с бокалом джин‑тоника.
– Просто кивните, когда я угадаю причину. Она сбежала с возлюбленным? Нет? Тогда из‑за ссоры с домашними? Так. В этой ссоре была и ваша вина?
Голова замерла и не кивнула. Фрина отлично умела отгадывать шарады.
– Не по вашей вине, а еще по чьей‑то? Из‑за вашей жены? Да.
Мисс Фишер порадовалась, что не надо перечислять все прочие многочисленные причины, по которым молодая девица может сбежать из дома: домогательства, изнасилование, наркотики, белое рабство и прочее. Хорошо, что на сей раз ей не придется прочесывать бордели на Гертруд‑стрит.[14]
– Итак, она сбежала потому, что повздорила с вами из‑за вашей молодой жены? Когда это случилось?
Губы нехотя зашевелились:
– Три дня назад – в среду. Дочь была отчаянно против моей новой женитьбы, мисс Фишер. Ей четырнадцать и… она очень любила свою мать, та умерла, когда девочке было семь. Она не понимает Кристину, а та ее тоже недолюбливает. Они всегда плохо ладили. А в среду она заявила, что я никогда не любил ее, что я слепой как крот, что Кристина… Я не могу повторить то, что она про нее наговорила.
Казалось, он вот‑вот расплачется; подобные мужчины никогда не оправятся от пережитого позора, если скандал выплывет наружу. Фрина раскрыла записную книжку и взяла ручку.
– Назовите, пожалуйста, ее имя.
Посетитель взял себя в руки.
– Алисия Мэй Воддингтон‑Форсайт. Четырнадцать лет, родилась двенадцатого августа тысяча девятьсот четырнадцатого года. Не помню, шла ли тогда война. Она ужасно повлияла на весь мир, мисс Фишер.
Мисс Фишер согласилась, что Великая война в самом деле потрясла мир. Она отбросила воспоминания о пустынных полях сражений, где гнили трупы, – картины, которые она видела, будучи шофером кареты «скорой помощи» в медицинской добровольческой службе королевы Александры, ради чего в шестнадцать лет сбежала из школы, и снова сосредоточилась на посетителе.
– Она была одета в школьную форму и взяла с собой кое‑какие вещи… Моя жена лучше знает, что именно. Кристина волнуется не меньше меня, мисс Фишер.
– А в какую школу ходила девочка?
– В Пресвитерианский женский колледж.
Фрина обрадовалась. Две ее приемные дочки учились в той же школе. Они девочки смышленые и наблюдательные и, возможно, смогут кое‑что рассказать об Алисии. Вот‑вот начнутся сентябрьские каникулы. Лучший источник информации даже представить себе трудно.
– Хорошо. А в какое время она ушла из дома?
– В пять вечера. Алисия в раже умчалась к себе наверх, и я ее больше не видел. Пол…
– Пол?
– Мой сын… они близнецы. Говорят, что близнецов водой не разольешь, но эти дрались чуть ли не с самого рождения. Пол рассказал, что Алисия промчалась, оттолкнув его, и выбежала в пять часов через заднюю дверь. С тех пор ее никто не видел.
– Расскажите о ваших домашних, господин Воддингтон‑Форсайт.
– Ну, это я, моя жена Кристина, Пол и три человека из прислуги, постоянно живущие в доме. Не очень‑то нас много. Мы занимаемся переустройством дома. Моя жена в положении, понимаете, и хочет заранее позаботиться о детской.
Блеск отцовского тщеславия явственно озарил черты немолодого господина.
Похоже, он страшно горд, что сумел зачать ребенка. В его‑то возрасте, подумала Фрина цинично. Полюбуйтесь только на эту чудо‑рыбу: пучится так, словно и впрямь совершил что‑то знаменательное. Но вслух она сказала:
– Ясно. Значит, в доме постоянно толкутся рабочие. Может, ваша дочь свела с кем‑то из них знакомство?
– Это невозможно! – заявил господин Воддингтон‑Форсайт. – Они же простые строители! Они неспособны привлечь такую изысканную девушку, как Алисия.
Фрина, которой случалось любить совершенно простых людей, особенно в Лондоне и Париже, не стала растолковывать собеседнику, чем может привлечь благородную девушку потный, загорелый, мускулистый рабочий с цементной пылью на волосах. Да вряд ли бы он понял.
– Я навещу вас, господин Воддингтон‑Форсайт, мне необходимо поговорить с вашей женой и сыном. А затем, возможно, придется навести справки в школе. С кем она там дружила?
– Кристина должна знать, – пробормотал старик. – Я этого не касался, понимаете. С девушками этого возраста совершенно невозможно общаться: они лишь хихикают и никогда не смотрят в глаза.
– Верно, – согласилась Фрина, размышляя о том, что в число ее разнообразных недостатков в этом возрасте хихиканье уж точно не входило. – Тогда договоримся на сегодня. На четыре часа.
– Я бы хотел, чтобы вы отправились со мной, не откладывая, мисс Фишер. Если это не нарушит ваши планы. Я очень беспокоюсь за Алисию.
– Тогда вам следовало обратиться в полицию. Искать беглянок – это их обязанность.
– Только не в этом случае.
– У вас есть родственники? Могла она укрыться у них?
– Нет. Я звонил ее тетке: Алисия с ней не ладила, и там ее нет. Больше ни я, ни Кристина никого не знаем. Просто не представляю себе, где она может быть. Право слово, мисс Фишер, вы моя последняя надежда.
– Хорошо. – Фрина закурила; заметив, как господин Воддингтон‑Форсайт с ужасом покосился на папиросу, она решила не обращать на это внимания. – Итак, в среду в пять часов ваша дочь выбежала из дома, оттолкнув своего брата‑близнеца Пола, и больше вы ее не видели и ничего о ней не слышали. Она взяла с собой кое‑что из одежды, но не поехала к тете. Были у нее деньги?
– Очень может быть. Алисия как раз получила недельную сумму на карманные расходы. Она не успела бы все потратить.
– Сколько это?
– Десять фунтов, мисс Фишер. Дети стоят нам недешево, особенно девочки. Им подавай модную одежду, и они хотят с