62. Поистине, известно вам о первой форме сотворенья,
Так что ж об этом вам не поразмыслить?
63. Вы видите посев семян на пашне, -
64. Так в вас иль в Нас
Лежит причина их произрастанья?…
Как видим, в этих священных текстах речь идет о начале неотвратимого, коренного обновления, преображения человека как естественного и духовного продукта космической эволюции, земная, «плотская» жизнь которого является всего лишь вариациями на электромагнитные темы, а обменные процессы организма основаны на ионном обмене.
Под словами «обновление» и «преображение» нужно понимать переход человеческого существа в качественно новое изменение.
Сегодня уже всем стало ясно, что возникает какой-то новый мир, пугающий нас такими проблемами, которых не знали предыдущие поколения. Взгляд на мир, как материал для преобразования – характерная черта европейской техногенной цивилизации давно исчерпал себя. На смену техногенной цивилизации грядёт, как апокалипсический всадник, глобализация, которая намерена преобразовывать не только предметный мир, но и само общество, используя для этого другого человека как материал для преобразования. Вполне возможно, что из среды “председателей земного шара” возникнут несколько сотен «преобразователей», которые будут преобразовывать всех, кроме себя.
Таким образом, всё человечество (за исключением т.н. «золотого миллиарда») будет выступать как «человеческий материал» для преобразующей деятельности сатанистов нового типа. И если, избавь Бог, такие времена наступят, то тогда человечество столкнется с такими невиданными страданиями, которые во сто крат превзойдут все ужасы ХХ века, «века-людоеда». В условиях глобального, планетарного экологического и тотального духовно-нравственного кризиса, полного отчуждения и распада личности, всеобщей дебилизации (термин Б.М. Бим-Бада) и вырождения, а также мягкой, «бархатной» ликвидации «отработанного», или лишнего «человеческого материала», с помощью направленного волнового, электромагнитного, психотропного оружия, люди окончательно утратят не только смысл жизни, но и даже само желание жить…
Но, к счастью у Бога всего много, и пути Господни неисповедимы. И не для того Творец Вселенной создавал человека, чтобы тот перестал соответствовать Его Высшему Замыслу. Человечество выживет, если сумеет выработать новое мировоззрение.
Но выработать его могут только люди новой формации, которые должны направить активность человека «вовнутрь», она должна вести его к самосовершенствованию и к самоорганизации, к самовоспитанию, чтобы человек мог воплощать себя как творчески активное существо «ныне и присно и во веки веков». Задача, скажем, почти невыполнимая, задача вселенского масштаба и её осуществить можно только при содействии небесных сил. Но как найти связь с ними, с самим Богом? Только через религию, веру, молитву и исполнение божественных заветов заповедей, и самой сложной из них: ''Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный''.
Зачем Богу необходим человек с совершенной душой? Это самый трудный вопрос из всех «вечных вопросов», ибо он касается главной сути отношений Бога и человека: человек – со-трудник, со-творец Божий, но, чтобы он реализовал себя в качестве такового, ему сначала надлежит принять от Бога ''таланты'', ''дары'' жизни, добра, творчества.
Но человек должен мудро распорядиться этими талантами, не нарушая основной закон жизни: ''Живи сам и не мешай жить другим. Люби Бога и делай, что хочешь, Веди такой образ жизни, который приводит человека к созидательной, творческой, вечной деятельности, чтобы через веру и добрые дела преодолеть пропасть небытия''. Это самый важный религиозный вопрос. Собственно он и составляет суть религии.
''Милости хочу, а не жертвы'' –сказано в Ветхом Завете (Ос.6:6). Истинная жертва всегда при человеке – это его сердце, дух сокрушенный. Кто может излечить больную душу на этой жестокой и равнодушной Земле? Только Создатель, ибо Он не есть Закон в юридическом понятии, а Врач, исцеляющий болезни человеческих душ в терминах органических, духовных, т.е. в этом отношении цель Бога, по мысли преподобного Макария Египетского, ''исцелить человечность''. Тут всё кажется ясным и понятным.
Но почему тогда так страдает и томится тоской отчаяния Анчутка, этот перевоплотившийся в недозавершенного человека мелкий бес, который решился выйти из Тьмы Зла и стать Солью и Светом земли? На этот вопрос отвечает сам автор, который в трудный момент приходит на помощь своему герою, и как бы персонифицируется с ним. А дело в том, чтобы исцелиться, необходимо верить во Врача, довериться Ему со всей душой, наконец, приложить все силы, чтобы попасть к Нему на приём.
К сожалению, здесь Анчутке трудно помочь, потому что он несёт в себе три ипостаси: учёного-физиолога, поэта и философа, которые никак не могут понять друг друга, ибо каждый из них имеет свою ''веру'' и свой язык. Это вызвано тем, что религия и наука с давних пор представляют две враждебные силы, не соединённые между собой. Эта вражда сегодня является большим злом, ибо оно идёт сверху и незаметно просачивается в молодые умы, как тонкий яд, который вдыхается вместе с воздухом. А между тем, каждый грех мысли неизбежно в результате своём превращается в душевное зло, а, следовательно, зло общественное.
Религия отвечает на запросы сердца, отсюда её магическая сила, наука –
на запросы ума, отсюда её непреодолимая мощь, а соединённые в одно целое они являются мощным средством познания человеком тайн мироздания. Уже прошло много времени, а эти две силы до сих пор не перестают враждовать.
Отсюда глубокая раздвоенность и скрытая вражда не только между государством и церковью, но и внутри самой науки, в лоне всех церквей, а также и в глубине совести всех мыслящих людей. Ибо, каковы бы мы ни были, к какой бы философской, эстетической или социальной школе ни принадлежали, мы несём в своей душе эти два враждебные мира, с виду непримиримые, хотя оба они возникли из одинаково присущих человеку, никогда не умирающих потребностей: потребности его разума и потребности его души. Нельзя не признать, что эта борьба, длящаяся более двухсот лет, немало способствовала развитию человеческих способностей, энергия которых внушила поэзии и музыке черты неслыханного пафоса и божественного величия.
Но слишком долго длившееся и чересчур обострившееся напряжение интеллектуальных и духовных сил вызвало резкое ослабление воли и перешло в астенический депрессивный синдром, в скептицизм, в нигилизм, в глубокое недовольство самой жизнью человеческой.
Наука по-прежнему занимается изучением только одного физического мира; нравственная философия потеряла всякое влияние над умами; религия ещё владеет до некоторой степени сознанием масс, но она ещё не может восстановить свою силу над интеллигентскими слоями российского общества. Всё еще великая своим милосердием, она уже более не светит той прежней, крепкой верой в бессмертие души.
Политические вожди и общественные лидеры нашего времени все – либо неверующие, либо скептики, и соответственно, не только сомневаются в пользе своего дела, но и не могут объяснить самим себе смысл собственного бытия. Такой глубокий духовно-нравственный кризис в общественной и в частной жизни обязательно приведет нас к глобальной катастрофе.
В этом понимании-ощущении гибели нашей цивилизации и заключаются духовные страдания Анчутки – этого странного, виртуального учёного-материалиста, поэта и философа-идеалиста. Как учёный-материалист Анчутка знает, что для рождения науки мир должен быть профанирован и демифологизирован, то же самое касается и исторической науки.
Но Анчутка по воле автора поэмы ещё и поэт-монотеист и… язычник в прошлом, а посему сегодня позиция язычника по отношению к природе является более экологической и нравственной. Монотеизм, вера в единого Творца, у Анчутки-философа – это квазипантеистическое отождествление человека и общества с Природой, с Мирозданием. ''Каждая былинка имеет ангела-хранителя, который повелевает ей: расти!'' (из поучений рабби Симона). То же самое утверждается в Талмуде и в еврейской Каббале. В то же время учёный Анчутка понимает, что языческий политеизм (точнее – пандемонизм) не позволяет развиться науке, той науке, которая даёт надежду найти единые и понятные принципы устройства Мироздания.
Сегодня не только библейская вера понуждает людей признать, ''что из невидимого произошло видимое'' (Евр. 11:3), но и физики говорят о том же: логос, число, соразмерность онтологически значимей, они первичны своих физических воплощений. А это значит, что сквозь мир и его духовную структуру просвечивает изначальная творческая мысль, наделённая таинственной созидающей силой.
И тут у любознательного поэта Анчутки возникает ещё один мучительный философский и даже богословский вопрос: каковы основания доверять человеческому разуму, а если наш разум столь созвучен разуму мироздания, то насколько человеческий язык научного описания, язык творчества соответствует языку самого мироздания. Кто из людей может быстрее наладить связь с Небом – поэт или физик? Об этом люди спорят и по сей день, хотя спорить на эту тему бесполезно. Давно известно, что научным является всё то, соответствует истине. А доступ к Большой Истине имеет только человеческая душа, и никакой экспериментальный опыт на таком уровне истины невозможен.
Анчутка понимает, что на атеизме научной картины мира не построишь, но и на язычестве – тоже.
Уж кому как не Анчутке знать, что для языческих богов, этих вневременных, бессмертных существ обычные люди, – словно мухи для резвящихся детей.
Ещё Платон в своих «Законах» писал по этому поводу: ''Человек – это какая то выдуманная игрушка бога''. Ясно, что с таким выводом ни православный учёный, ни один богослов согласиться не может, ибо такой постулат лишает человека всякого смысла его существования.
Научному исследованию поддается только та вселенная, которая от края и до края разумна. Так она может восприниматься только в мире монотеизма, где о Боге говорится как о Любви творящей и созидающей. Но и такое понимание не вполне устраивает Анчутку, ибо монотеизм, вера в единого Бога Творца, без веры в высокое предназначение человека – это всего лишь слепая вера, вера в Бога ''на одну треть''. С такой ''усеченной'', неполной верой невозможно распознать замысел Божий о себе. Но движимый отчаянием и непомерной, греховной гордыней Анчутка почему-то считает, что его жизнь будет иметь смысл только тогда, когда произойдет его «личная» встреча с Творцом Вселенной:
Тобой душа наполнена на треть,
И этого уже довольно много, (выделено мною –А.А.)
Но я бы умер, чтоб увидеть Бога,
Хотелось бы на Бога посмотреть.
Однако данное четверостишие нельзя считать последним, отчаянным духовным воплем сокрушённой души героя поэмы, ибо не прошёл ещё Анчутка до конца свой тернистый путь богоискательства, не претерпел он те жестокие и несправедливые испытания, которые как раз и способствуют духовному совершенствованию.
Здесь, по-моему, поэт-философ Михаил Фридман неосознанно допустил существенную неточность ''историософского'' характера. Как человек интеллектуальный, энциклопедически образованный, глубоко духовный и одарённый, автор поэмы должен, как никто другой знать, всё жуткие гримасы нашей новейшей «профанированной» документальной истории.
Известно, что крушение идеалов и мировоззрений на грани двух эпох всегда сопровождались огромными страданиями и кровавыми жертвами, что иногда резкая смена общественного устройства и агрессивное торжество нового мировоззрения приводило к полной гибели не только отдельно взятых социальных слоёв населения, но и к уничтожению целых народов.
Но как показывает история философии, даже после самого опустошительного пожара остается одна единственная мыслящая былинка имеющая своего ангела-хранителя, одно зёрнышко, которому приказано выживать, бороться и бесконечно долго продолжаться в себе подобных.
Ум человека может зайти в тупик, но жаждущая бессмертия душа никогда. Ведь совсем не даром Анчутка направляет свои стопы к ребе Льву Кацу, который выступает в поэме как символ, как носитель ветхозаветных идей и тех трагических метаний древних иудеев между языческим Золотым Тельцом и монотеизмом, верой в Бога Единосущного, которые обошлись человевчеству морями крови.
По сути, и логичнее всего этот вопль души Анчутки, жаждущей бессмертия, должен был бы звучать так:
У порога временем истёртом
Буду выть у запертых дверей:
Чаю воскрешения всех мёртвых –
Высшей сути Истины Твоей!
И вполне возможно, что он бы приблизительно так и звучал бы, и вполне возможно, автор поэмы помог бы своему герою найти путь к «Богу Живому», если бы не этот легион мелких бесов, оккупировавших нашу страну. Именно они и помешали Михаилу Фридману завершить мучительно трудное восхождение своего героя к подножию Небесных гор. Но помешали не навсегда, ибо не так слаб духом поэт-философ Михаил Фридман, чтобы опускать руки и признавать своё поражение.
Трагедия Анчутки заключается в его неверии в духовно-нравственную эволюцию человека, в его самосовершенствование, которому мешают в первую очередь внутричувственные свойства души «человека биологического»: – жадность-ревность-зависть – эти главные архитекторы социального, земного бытия.
Жалуясь на «издержки» земного бытия, люди часто апеллируют к Богу, вопрошая, «куда же Он смотрит», а если «не смотрит», то, есть ли Он вообще.
Такая позиция очень многих устраивает, особенно мелких бесов Нового Бесограда.
Но люди, ищущие Бога, смысла жизни и бессмертия пытаются всё-таки найти ответы на «вечные вопросы» бытия и в этом им сегодня помогает Большая Историософия, (история о созидательных и добрых делах человечества –А.А.), в которой заключён двуединый, предназначенческий и человекосущностный метод, позволяющий вникнуть в глубины философии Вечности и смысла жизни.
Согласно философии истории Бог действительно есть и смотрит он далеко, туда, где простирается таинственная вечность. Его главная и прагматическая забота о нас, людях, заключается в том, чтобы мы в этой вечности не затерялись, а наша история, точнее историософия в космологическом измерении продолжалась бесконечно. Разве одного этого уже недостаточно? Тем более что у Бога, несомненно, имеется великое множество других, куда более сложных забот, чем наша мелочная земная суета.
Цикличность трансформации Всеобщего Бытия – это, пожалуй, главный способ его существования. Интеллектуальное же обеспечение судьбоносных процессов ложится на его разумное, мудрое божественное начало. Одним из проявлений разумного начала Бытия на строго обусловленном отрезке космологического времени является только мыслящее человечество, которое, не отдавая себе отчёта и, выступая в определённом смысле «Анчуткой», движется к созданию более совершенной формы разума и высокой нравственности.
В этом смысле «преображенное» человечество с новым мировоззрением будет выступать в роли «соавтора» Творца в написании новой, более важной главы космологической истории возрождения Мирового Сознания.
Анчутке не хватает опыта религиозно-духовных переживаний он не пережил больших жестоких и несправедливых испытаний, которые являются пробными, фундаментальными камнями истиной веры Они даются человеку не «за что?» и не «почему?». Они «для чего?» Они для духовного совершенствования. Только в религиозно-духовном совершенствовании человек приобретает своё бессмертие. Но для этого одних страданий мало, необходимо ещё и Желание как божественная категория. Желание может обновить человека, желание найти дорогу к Богу «внутренне» возвышает человека. Человеческая душа, сотворённая по образу Бесконечности не может существовать вне Бога. В Псалтири есть слова ''бездна бездну призывает''. В христианской традиции эти слова понимаются как призыв бездны человеческой души к бездне Бога.
Что касается тайны смерти и бессмертия души, причин угасания нынешнего человечества, и других загадок Бытия, то они содержатся во многих текстах Священного писания, но в основном во множестве изречений в заключительной части Библии – в Откровении Иоанна Богослова.
Воспроизводя сверхглубинные импульсы онтологического подсознания, святой Иоанн описывает нам идеальную Вселенную-Разум, тождественную Богу, который сказал ему: «Не бойся; Аз есмь первый и последний и живый; и был мертв, и се, жив, во веки веков, аминь; и имею ключи от ада и смерти» (Откр.1, 17-18).
Здесь и далее слова первый и последний указывают на цикличность Всеобщего Бытия, где всё буквально извечно возвращается на круги своя. Ад и смерть – это начало и конец земной жизни людей в их биологическом воплощении, когда они выполняют свою главную космологическую миссию (''живу как в аду горю''). А слова живый и был мертв, и се жив, вполне укладываются в формулу, согласно которой в настоящее время «космологического Бога», в завершенном виде, уже и пока ещё нет. Но Он был и будет.
И этому нужно верить, ибо «так говорит Первый и Последний, Который был мертв, и се, жив (Откр.2,8). Далее Он, устами Иоанна, повторяет эту ещё не один раз, чтобы люди относили эту истину именно к космогоническому Господу-Богу, управляющему иерархией нижестоящих матриц-ангелов, этих рабочих осликов Духа Святого. В этой ипостаси Он (Бог) существует и поныне.
И будет существовать, видоизменяя структуру сознания, пока не завершится эпоха космогонии. Затем Он уступит своё место Космологическому Богу. Таким образом, бесконечно преображаясь сам, Творец преображает и видимую Вселенную и невидимую, «потустороннюю» Вселенную, и всё то, что они обе содержат, в том числе Мировое Сознание и сознание человека.
Схожая картина «видоизменения» Вселенной преподносится разными созерцателями различных времён и народов.
Бог описывается Иоанном как «держащий семь звезд в деснице Своей, ходящий посреди семи золотых светильников» (Откр.2,1). Число семь встречается в Новом и Ветхом Заветах едва ли не повсюду, ибо оно – сакрально. Ведь звёзды и светильники являются для человека источниками света, свет же зачастую ассоциируется со знанием и/или с сознанием, знание с разумом, а возрождение Бога, который бы мертв, и се, жив, предваряют шестькачественно разных форм сознания. Сам же Он в этой цепочке является седьмым, первым и последним, хотя эта Семёрка стоит как бы особняком, величаво обособленно. Ведь в «потусторонней» Вселенной (''на том свете'') Идеальный, божественный, Порядок не эквивалентен Мировому Сознанию, которого всегда не хватает для вечного, творческого созидания Совершенного Мироздания.
Мировое Сознание является тем свойством идеальных формул, которые святые отцы называют Святой Троицей, которая арифметически выглядит по схеме: ''два в одном образуют «несовпадающее» с ними третье''. В более широком контексте философии Вечности это третье является седьмым. Таким образом, число семь становится священным, определяющим цикл деятельности, как отдельных людей, так и их организаций.
Пифагорейцы считали его мироправящим, божественным, играющим космическую роль числом и называли греческим «критическое время». Эти выводы подтверждены и выкладками современных физиков-теоретиков, например, в докладе А.П. Ефремова «О числах в Библии и в системе Мироздания». А вообще, в Откровении святого Иоанна Богослова мир бесконечно сложен во взаимодействии бесчисленных деталей, однако в принципе он гениально прост.
Если принять во внимание высшее предназначение человечества, ковчегом которого служит Земля, то и в данном смысле планета выглядит вселенским центром, сигнализирующим об очередном этапе возрождения космологического интеллекта, Бога, который изречет потом: «был мертв, и се, жив». А сегодня Бог предупреждает, что скоро «грядет, и что время близко».
Космологического Бога в настоящее время уже и пока ещё нет. Как нет уже и пока ещё полноценного Сатаны. Бог сегодня представлен Духом Святым, а сатана – хаосом, смутой, легионов мелких бесов. Физический мир, в котором мы живём – это последствия, разрушенного сатаной Царства Божия, его материализованные обломки.
Бог, создавая Себя и нас в Себе, восстанавливает утерянный Рай и вытаскивает (спасает) души человеческие из Ада, где мы сейчас и пребываем в материализованном виде. Бог же, что называется, зрит в корень: Он разрушает не насилие в мире, а мир насилия.
Мироздание, в котором извечно противоборствуют Вселенский Порядок и Вселенский Хаос, как раз и выступает гарантией Вечности, а её содержанием являются циклически меняющиеся формы, типы и виды Бытия Они очень разные, но представляют собой объективную реальность. Одним из её феноменов выступает и человек, имеющий определённое предназначение, которое, ему в любом случае, придётся выполнять. Это очень тяжёлый крест. Почему? Да потому, что реальность – страшная страна: в ней бьются Бог и Сатана.
Я прошу простить уважаемых читателей за столь пространное изложение основной идеи поэмы-кощуны Михаила Фридмана. Видит Бог, что я этот текст составлял не из-за болезненного тщеславия и желания выглядеть перед читающей публикой «самым умным», а для того, чтобы читатели осознали и оценили высокий уровень мировоззренческой лирики поэта Михаила Фридмана.
Хочу честно признаться в том, что на составление прозаического научно-популярного текста, касающегося «расшифровки» только нескольких абзацев Откровения святого Иоанна Богослова я потратил шесть дней напряжённого умственного труда и огромной психической энергии. Заодно скажу, что изложить подобные идеи философии истории в стихотворной форме мне не под силу.
Такое возможно только Михаилу Фридману и, может быть, было под силу таким поэтам прошлого, как Валерий Брюсов (1873-1924) и английская писательница, философ и поэт Анна Бронте (1820-49).
Поэма-сказ «Анчутка» Михаила Фридмана – выдающийся образец мировоззренческой лирики новейшего времени. Это не только поэтическое переживание очередного российского интеллигента-богоискателя, а поэтический прорыв в новый пласт реальности. Поэму нельзя пересказать в прозе, её можно только истолковать в жанре научно-популярной литературы, ибо это не просто книга на полке, а зерно в поле. Поэма является существенным и своевременным, высоко художественным вкладом в развитие Большой Историософии.
Чудесное, «виртуальное» путешествие бесёнка Анчутки в конце поэмы заканчивается духовными страстями АН гела ЧУТКА го, тонко чувствующего все нравственные изломы-переломы и духовный распад нашего предметно разделённого мира эпохи стремительного угасания человечества.
Мир поэмы-сказа мы должны включить в нашу действительность и нашу собственную жизнь, чтобы сам этот мир соответствовал смыслу веры в него.
В сложном драматическом контексте нашего времени, когда рушатся духовные устои и идеалы, одной из возможностей постижения нравственных ценностей служит наше восприятие таких вечных понятий, как вера, верность, любовь, самопожертвование.
Являя пример максимально плотной информационной, образной, эмоционально-чувственной и философской насыщенности, поэзия Михаила Фридмана концентрирует в себе, хранит и продолжает хранить саму душу народа, потому, что в ней запечатлены бытовые и ритуальные традиции поколений, наши героические сказания, мифы и многовековая мудрость предков. Язык Михаила Фридмана –это язык, на котором разговаривали наши древние предки, язык, на котором они скликали своих братьев на битву на защиту своего Рода, Родины, Отечества – это уже не просто язык «функционального общения», а часть твоей души.
В художественном плане поэма-сказ «Анчутка» прекрасна во всех отношениях. Стих Михаила Фридмана разнообразен по форме, лёгок, музыкален, искромётен, образы мифических и евангельских героев живописны и рельефны. В поэме отражены все лучшие стороны души и высокая одарённость её автора. Для тонких ценителей высокого поэтического наибольшее наслаждение представляют четвертая и пятая главы поэмы, в которых венок рондо и венок сонетов (в монологе Иуды Искариотского) представляют образцы мировой классической поэзии. Для любителей и почитателей родного русского языка, для студентов филологических факультетов и всем, кто изучает славянский язык, будут интересны и поучительны зачин поэмы и первые её две главы, в которых Михаил Фридман выступает как тонкий знаток восточнославянской мифологии, как учёный-славист и филолог. Здесь особенно ярко проявились в поэме элементы магических переживаний с использованием многих терминов, ключевых понятий и мифопоэтических образов языческой славянской мифологии. В первой главе поэмы есть такие места, где вдохновение Михаила Фридмана достигает опасных «запредельных высот» и доводит душу поэта до трансперсонального состояния (божественного озарения), которое сродни шаманскому камланию, полётам в «горнии миры», когда стихи преображаются в стихи-гимны, в духовные песни. В поэме «Анчутка» улавливаются некоторые праславянские языческие мотивы, характерные для раннего творчества Сергея Городецкого (1884-1967), с его сборниками стихов «Ярь» и «Перун» (1906), а также Николая Клюева (1887-1937) с его воспеваниями «Руси изначальной, Руси избяной», этого утерянного рая, где не было ни рабов, ни рабынь и налога за пашни…
Михаил Фридман как бы продолжает благородное дело этих поэтов, стремится в своей поэме открыть еще одно окошко в древнюю русскую духовную культуру, даёт свою мистико-романтичную интерпретацию русского национального характера, умело использует для этого древнюю символику Вед, религиозные верования древних славян на протяжении двух тысяч лет.
Прекрасен и мелодичен язык эпохи Оума, Перуна и Вед, язык древних славян (праславян) времен их могущественного единства:
…Выя прямо до ушей.
Верлиока, Злыдень, Волот –
Не берут, ни ветр, ни холод…
Дед аркучи, дескать внеже
Алчет – выть ему дам днесь…
Поэма «Анчутка» – ещё одно из тех волшебных зеркал, в котором поэтической форме запечатлёно моральное и нравственное состояние нашего поколения, мучительные духовные искания лучших молодых умов нашей трагической смутной эпохи. Поэма Михаила Фридмана обращена к тем мыслящим людям, которым предстоит в тяжелейшей духовной борьбе с силами Тьмы выработать то новое мировоззрение, которое будет отвечать по всем параметрам тайного замысла Творца Вселенной.
Надеюсь, что мне удалось в этой статье подвести итог под многолетним и бесплодным спором на тему «Физики и лирики». Вывод однозначен: только настоящие Поэты (независимо от их профессий) являются передатчиками по обмену информацией между тремя взаимодействующими мирами, Между Большой Вселенной, микрокосмом и Антивселенной. К таким поэтам я отношу и Михаила Фридмана.
Анатолий Апостолов,
член-корреспондент Кирилло-Мефодиевской академии славянского просвещения, член Союза писателей России, член Философского общества Российской академии наук, лауреат Международной премии “Поэзия” в номинации “Критика”