Немецкая Живопись XVI в.

«Автопортрет»

Пополняли коллекцию нем живописи и наши императрицы – нем. принцессы.

[1] Лу́кас Кра́нах Ста́рший (Верхняя Франкония, 4 октября 1472 — Веймар, 16 октября 1553) — немецкий живописец и график эпохи Ренессанса, мастер живописных и графических портретов, жанровых и библейских композиций, синтезировавший в своём творчестве готические традиции с художественными принципами Возрождения. Один из основателей «Дунайской школы живописи»; выработал утончённый стиль с гармоничным соединением фигур и пейзажа. Придворный живописец саксонских курфюрстов Виттенберга Фридриха Мудрого (1505—1525), Иоганна Твёрдого и Иоганна Фридриха Великодушного, глава крупной мастерской, сторонник идей Реформации и друг Лютера. Отец художников Ганса Кранаха и Лукаса Кранаха Младшего. Лукас Кранах родился в Кронахе, Верхняя Франкония. Дату его рождения и фамилию отца, работавшего в Кронахе художником, исследователям установить не удается. С рождения Кранах носил фамилию Зюндер (другие варианты произношения — Зундер, Зондер), впоследствии стал называться Лукасом и взял в качестве фамилии название родного городка, звучавшее тогда как Кранах. Предположительно, изобразительному искусству Кранах изначально учился у своего отца^[1]. С ранней юности он странствовал по Германии в поисках призвания. В 1493 году молодой человек отправился на Святую землю — Палестину. В 1501 году художник приехал в Вену, где пробыл до 1504 года. Именно к венскому периоду относятся его первые известные картины, подписанные «Лукас Кранах». Затем он поступил на службу к Саксонскому курфюрсту Фридриху Мудрому. В 1508 году Кранах был пожалован в дворяне и в том же году побывал в Нидерландах. Он возглавлял художественную мастерскую, в которой было больше десяти помощников, издавал книги, совмещая эти занятия с книжной торговлей. Постепенно художник стал самым богатым бюргером Виттенберга, неоднократно избирался бургомистром города. Лукас Кранах был сторонником Реформации. Он иллюстрировал протестантские памфлеты, неоднократно писал портреты своего друга Мартина Лютера и финансировал издание Библии, переведённой последним на немецкий язык. Ранние произведения художника поражают новаторством замысла, с помощью которых он выражает противоречивость своей эпохи. Став придворным художником, достиг большого мастерства в жанре портрета, запечатлев немалое число своих известных современников. Работая над портретами, Кранах относился к моделям с симпатией, но без восхищения; он не идеализировал своих заказчиков, хотя и не особенно стремился проникнуть в их внутренний мир. Лукас Кранах Старший скончался 16 октября 1553 года в Веймаре. Основанная им династия просуществовала до XVII века.

[2] Менгс, Антон Рафаэль 22 марта 1728, 29 июня 1779, Рим— самый крупный немецкий живописец эпохи классицизма. Сын саксонского придворного художника— датчанина по происхождению. Начала рисования изучал вместе со своей сестрой под руководством отца с отцом жил в Риме, где изучал античное искусство и работы старых мастеров (Рафаэля, Корреджо). Возвратившись в Дрезден, в 17 лет получил должность кабинетного художника. приехал в Рим вторично. Перешёл в католицизм и сочетался браком с римской натурщицей Маргеритой Гуацци. вернулся в Дрезден. В 1751 году назначен главным придворным художником, с годовым жалованием 1000 талеров. Уже в новой должности получил заказ на исполнение алтарной композиции «Вознесение» для придворной церкви в Дрездене. Он выехал в Рим, чтобы начать работу над картиной рядом с произведениями итальянских художников, и посетил попутно Венецию и Флоренцию. Благодаря протекции кардинала Алессандро Альбани герцог Нортумберлендский заказал Менгсу для своей галереи копии произведений Гвидо Рени, Аннибале Карраччи, Рафаэля, в том числе фрески последнего «Афинская школа». В конце 1755 года Менгс познакомился с Иоганном Иоахимом Винкельманом, который вскоре стал самым близким его другом и оказал большое влияние на формирование взглядов художника в области теории живописи. Покровительствовал Менгсу испанский дипломат и меценат Хосе Николас де Азара. В 1755 году художник получил от папы Климента XIII звание рыцаря «Ордена Золотой шпоры». Весной 1756 года он начал на вилле Альбани фресковую роспись плафона и люнетов («Парнас», тондо «Рим» и «Гений»). Эта работа Менгса считается ключевым произведением немецкого классицизма, сам же мастер удостоился от Винкельмана звания «величайшего художника своего времени» В конце 1759 года прибыл в Неаполь для работы над алтарной композицией «Введение Марии во храм» для Королевской капеллы в Казерте, писал портреты членов королевской семьи. После того, как Карл IV Неаполитанский наследовал за отцом испанский королевский престол, Менгс вернулся в Рим. В 1761 году художник уехал в Мадрид, где совместно с Джованни Баттистой Тьеполо оформлял Новый королевский дворец. Работал он также и в загородных королевских резиденциях Аранхуэсе и Ла-Гранхе. Гонорары обоих мастеров при испанском королевском дворе были чрезвычайно высоки. В октябре 1766 года из-за ссоры с Винкельманом Менгс навсегда прекратил общение с ним. С 1772 по 1773 год Менгс находился в Неаполе, снова работая над портретам членов королевской семьи. В 1773 году автопортрет Менгса в галерее Уффици был помещён на почётном месте — под картиной Рафаэля. В 1774 году был избран президентом римской Академии Святого Луки. В том же году он снова приехал в Испанию, там познакомился с молодым Гойей, талант которого, вероятно, оценил и помог тому получить место художника Королевской шпалерной мануфактуры святой Варвары. Менгс и сам создавал картоны для этой мануфактуры. Из-за болезни — он плохо переносил мадридские холодные зимы — Менгс вернулся в 1777 году в Рим. Умер 16 июня 1779 года. Похоронен в римской церкви Санти-Микеле-э-Маньо. В семье Менгсов было двадцать детей, семерым из них после смерти художника испанский король Карл назначил пенсион. Менгс поддерживал хорошие отношения со многими знаменитыми современниками, кроме Винкельмана, например, с маркграфиней Вильгельминой Байрейтской и Джакомо Казановой, который неоднократно упоминает художника в своих мемуарах. При жизни Менгс пользовался международной славой, современники видели в нём нового Рафаэля. Он был членом художественных академий Болоньи, Рима, Флоренции, Генуи, Венеции, Аугсбурга и Мадрида, придворным художником короля Саксонии и Польши и короля Карла IV Неаполитанского. Его книга, посвящённая Винкельману Gedanken uber die Schonheit und den Geschmack in der Malerei («Мысли о красоте и вкусе», впервые — Цюрих 1762, переиздано 1765, 1774, 1788) использовалась во многих академиях как учебник. Сборник сочинений Менгса, вышедший на итальянском языке в Парме (1780, переиздан в 1783 и 1787), был переведён на испанский (Мадрид, 1780, 1797); французский (Амстердам, 1781; Регенсбург, 1782; Париж, 1787); немецкий (Халле, 1787) и английский (Лондон, 1796) языки. Блестящий портретист, Менгс умело сочетал барочную парадность и точную передачу индивидуальных черт модели. Ему позировали самые могущественные люди эпохи, от папы Климента XIII до Фридриха Великого, королей Саксонии, Испании и императрицы Екатерины II. Менгс, прекрасный знаток античного и современного искусства, вслед за Винкельманом проповедовал отказ от излишеств стиля рококо и возврат к классическим нормам. Он разработал строгие правила выбора моделей и сюжетов для художественного произведения. Он призывал соединить античную красоту с лучшими чертами творчества Рафаэля, Тициана и Корреджо. Следование великим мастерам прошлого художник считал единственным путём достижения идеальной красоты, той, которая не существует в природе, а является результатом отбора самого наилучшего. Он критиковал живописцев XVII и XVIII веков, первых за чрезмерное увлечение светотеневыми эффектами и избыточные драматизацию и религиозный пафос, вторых — за тематику, лишённую моральных и образовательных устремлений^[6]. Как теоретик он получил громкую известность в интеллектуальных кругах Европы и оказал сильное влияние на развитие новейшей живописи. Менгс стремился прежде всего к красоте форм и к соблюдению точных правил композиции, законов светотени и определенных приёмов живописи масляными красками, фресковой росписи, техники акварельного и пастельного рисунка. Слава художника угасла вскоре после смерти. В XIX веке Менгса считали «холодным и неискренним»^[7], тем не менее отдавая должное ему как портретисту. Менгс считал себя первым неоклассицистом, в то же время он был одним из последних мастеров барокко. По мнению Рудольфа Виттковера (нем.)русск.: «В конечном счете, он [Менгс] в такой же степени завершает традицию, как и начинает новую Одним из курьёзов в истории искусств является фреска «Юпитер целует Ганимеда», созданная в 1758—59 годах (Национальная галерея, Рим). Это произведение послужило поводом для ссоры между Винкельманом и Менгсом. Менгс, впечатлённый результатами раскопок Помпей и Геркуланума, виртуозно использовал приёмы античных художников и создал своё произведение (возможно, это была копия подлинной фрески). Несмотря на возражения некоторых скептиков, произведение сразу же было принято за античный оригинал (в том числе и Винкельманом в его «Истории искусства древности»). Раскрытие подлога ударило по репутации Винкельмана и навсегда поссорило его с Менгсом. Неизвестно, какими соображениями руководствовался художник, идя на подобную мистификацию. По словам Гёте, Менгс признал своё авторство только перед смертью.

[3] Сказание повествует, что Персей – сын Зевса и дочери аргосского царя Акрисия, Данаи, – возвращаясь из дальнего путешествия, волею богов оказался в царстве эфиопского царя Кефея. На спине он нёс мешок с головой поверженного чудища – страшной горгоны Медузы, от одного взгляда на которую люди превращались в камень. Восседал герой на крылатом коне Пегасе, родившемся из крови этой самой горгоны, а на ногах его были волшебные сандалии-самолёты, позволявшие при необходимости парить над землёй. Меч на поясе, прекрасный облик и бесстрашие в глазах – всё это присутствовало в нём, по законам жанра. Таким он предстал перед молодой царевной Андромедой (тоже, разумеется, прекрасной – иначе и не бывает), прикованной на берегу моря к скале на съедение чудищу, грозившему погубить всё царство, если ему на обед не подадут царскую дочь. Как видно, бывают и такие фантазии. Андромеда и Персей полюбили друг друга с первого взгляда, но прежде, чем созывать гостей на брачный пир, жениху предстояло победить этого страшного гурмана. Змей не замедлил появиться в волнах. Момент встречи любовников запечатлел на своём бессмертном полотне фламандский живописец Питер Пауль Рубенс Разумеется, никаких шансов пообедать у морского змея не было – в сказках ведь добро всегда побеждает зло. Исполненный неземной отваги, герой бросился на врага и, пролетая над ним в своих волшебных сандалиях, раз за разом вонзал меч в блестевшую на солнце чешую, пока чудище не скрылось навек в морской пучине. Андромеда и Персей обнялись, после чего он сказал ей примерно ту же фразу, что и комар Мухе-Цокотухе в сказке Чуковского: «…и теперь, душа-девица, на тебе хочу жениться!». Юную царевну, ещё не вполне пришедшую в себя после чудесного избавления от чудища и окончательно сражённую известием о скором замужестве, Персей освободил от оков и в сопровождении её родителей – царя Кефея и царицы Кассиопеи – повёл во дворец. Новое испытание и долгожданная награда Все вокруг поздравляли молодых, но, как оказалось, несколько преждевременно. Желая проверить крепость их любви, боги уготовили ещё одно испытание, через которое должны были пройти Персей и Андромеда. История эта началась ещё до того, как невеста оказалась прикованной к скале. Дело в том, что брат короля по имени Феней был обручён с нею, но, узнав о претензиях морского чудища, трусливо ретировался. Теперь же, когда опасность миновала, он явился на свадебный пир в сопровождении воинов и предъявил свои права на Андромеду. Его коварный расчёт строился на том, что в одиночку жених не сможет противостоять его отряду, но Феней не знал о некоем тайном оружии, которым обладал Персей. Отбиваясь от нападавших, герой был прижат ими к мраморной колонне, отчего его положение казалось безнадёжным. Но тут он неожиданно для всех вынул из мешка голову поверженной им горгоны Медузы, при взгляде на которую все враги вместе со своим предводителем обратились в каменные изваяния. После этого Андромеда и Персей продолжили брачное пиршество со своими гостями, а по его завершении отбыли на остров Сериф, где жила мать новоиспечённого супруга – Даная. Там Персею предстояло совершить ещё один подвиг – на то он и герой. Дело в том, что на Серифе его матушка оказалась не случайно, а привели её туда весьма любопытные обстоятельства. Сундук в морских волнах Как повествует легенда, Даная была единственной дочерью некоего царя Акрисия, которому была предсказана смерть от руки собственного внука. Чтобы оградить дочь от возможных женихов и тем самым обезопасить себя, царь поместил её под замок, но верховный бог Зевс, сражённый красотой девицы, проник к ней. Плодом их тайной любви и стал будущий герой Персей. Узнав о случившемся, Акрисий приказал поместить молодую мать и её едва появившееся на свет дитя в деревянный сундук и пустить его в сине-море. Дальше всё как у Пушкина – и туча по небу шла, и бочка, то есть, сундук по морю плыл, пока не прибило его к некоему острову. Вот только назывался он не Буян, а Сериф, и правил на нём коварный и похотливый царь Пелидект Воспылав к Данае страстью, он тут же пожелал на ней жениться, на что получил отказ, поскольку сердце красавицы принадлежало её возлюбленному Зевсу. Не имея привычки слышать возражения, царь попытался действовать силой, но на защиту матери встал Персей, который во время плаванья в сундуке рос «не по дням, а по часам», а в царском дворце окончательно возмужал. Чтобы лишить Данаю её заступника, царь отправил юношу в дальние края совершить там подвиг и привезти в доказательство своей доблести голову горгоны Медузы – страшилища с пучками змей вместо волос, при одном взгляде на которое, как уже говорилось, все превращались в каменные изваяния. Прерванное пиршество Пелидект надеялся, что сын Данаи не вернётся живым из этого опасного путешествия, однако боги Олимпа рассудили иначе. Медуза и прочая вражья сила, встретившаяся на пути героя, была повержена, после чего Андромеда и Персей неожиданно появились в его дворце. Не веря словам героя о том, что злое чудище побеждено, царь потребовал доказательства и... получил его Достав из мешка роковую голову, Персей поднял её высоко вверх, так чтобы все присутствовавшие гости (а происходила эта сцена во время пиршества) могли её видеть. Результат оказался именно тем, на который он и рассчитывал: царь Пелидект и все его собутыльники мгновенно окаменели. Кстати, почему же колдовство не действовало на самого героя? Оказывается, как и во время своей первой встречи с Медузой, столь печально закончившейся для злой горгоны, так и впоследствии, доставая из мешка отрубленную голову, он пользовался гладкой поверхностью щита как зеркалом, избегая прямых взглядов на чудовище. Отражение же не имело никакой магической силы. Пророчество, исполнившееся на стадионе Персей и Андромеда, миф о которых завершился столь счастливым образом, не пожелали оставаться на острове Сериф, а вместе с Данаей вернулись в город Аргос, где всё ещё правил царь Акрисий, некогда отправивший свою дочь с внуком плавать по морю в сундуке. Великодушный Персей простил его и, несмотря на зловещее предсказание, давшее толчок всей последующей истории, вовсе не помышлял убивать. Но однажды во время атлетических соревнований, столь популярных в Древней Греции, он неудачно метнул диск и, угодив им прямёхонько в лоб своему деду, невольно исполнил пророчество. Унаследовав, таким образом, престол, герой правил долгие годы вместе со своей красавицей женой, подарившей ему многочисленное потомство. Дети Персея и Андромеды не уронили славу родителей и также стали героями многочисленных древнегреческих мифов. Сюжет, переживший столетия В последующие века легенда, рождённая под солнцем древней Эллады, нашла своё отражение во многих областях мировой культуры. Её отдельные эпизоды стали сюжетами многочисленных живописных произведений, наиболее известное из которых создал Рубенс. «Персей и Андромеда» – так именуется этот шедевр, хранящийся ныне в Эрмитаже Санкт-Петербурга. Битвы с драконами и освобождение красавиц легли в основу бесчисленных средневековых баллад и сказаний. Кстати, христианский святой Георгий Победоносец, пронзивший копьём змия, также совершил свой подвиг, спасая девицу от чудовища, поселившегося в озере недалеко от ближневосточного города Гевала. –

[4] Дочь художника Йоганна Йозефа Кауфмана, выросла в Форарльберге, Австрия. Самостоятельно выучила несколько языков, много читала, увлекалась музыкой (соревнование поэзии, музыки и живописи — частый сюжет картин Кауфман). Рисовать начала с 6 лет, с 12 лет работала как профессиональный живописец. В 1754 побывала с отцом в Милане, с 1764 жила в Италии (Рим, Венеция). В Риме познакомилась с Иоанном Иоахимом Винкельманом, немецким историком искусств, который стал ее первым сторонним учителем. В 1766 по предложению английского посла и его супруги уехала в Лондон, где прожила 15 лет. Её портрет написал Рейнольдс (1766), она в ответ написала портрет Рейнольдса. Была среди основателей Королевской Академии художеств, участвовала в росписи собора Св. Павла. В 1781 году вернулась в Рим. Подружилась там с Гёте, написала его портрет. Её последняя выставка состоялась в Риме в 1797 году. Живопись Кауфман (портреты, библейские, исторические, литературные и античные мифологические сюжеты) развивается в рамках классицизма. Очень рано приобрела широкую европейскую известность. В 1762 стала членом флорентийской Академии художеств, с 1765 — член Академии Св. Луки в Риме, с 1768 — Французской и Британской Королевской академии. В 1810 году её биографию написал известный итальянский историк Джованни Баттиста де Росси, с тех пор её жизнь не раз становилась сюжетом романов. Художница была знаменита и в современной ей России, ода «К Анжелике Кауфман» (1798) принадлежит Державину. Произведения Кауфман тиражировались и, таким образом, популяризировались в Европе, граверами Ф. Бартолоцци и Г. Скородумовым в технике пунктира (наиболее подходящей для передачи нюансов живописного полотна). Её почитателем был Фальконе (бывший также другом и почитателем творчества Рейнольдса). В 1774 году, во время работы в Петербурге над памятником Петра I, Фальконе делился с английским путешественником Рэкселлом своими впечатлениями от работ художницы и сообщил, что «является обладателем почти всех её произведений»^[2]. Великая княгиня, а затем императрица Мария Фёдоровна, супруга императора Павла I, писала миниатюры на стекле с произведений художницы. Гравюры с произведений Кауфман служили образцом для создания скульптуры. В частности, их использовал скульптор Ф. Шубин, работая над серией медальонов для украшения Мраморного зала Мраморного дворца в Петербурге. В её честь назван кратер Кауфман на Венере.

Державин написал оду «К Анжелике Кауфман» (начало 1795):
Живописица преславна,
Кауфман, подруга муз!
Если в кисть твою влиянна
Свыше живость, чувство, вкус,
И, списав данаев, древних
Нам богинь и красных жен,
Пережить в своих бесценных
Ты могла картинах тлен…