ГЛАВА IV. ОТЗВУК ИНФЕРНО 6 глава




Фай Родис почувствовала всю тяжесть прошлого, легшую на ее душу, тяжесть веков, когда история была не наукой, а лишь инструментом политики и угнетения, нагромождением лжи. Очень много усилий фальсификаторы прилагали, чтобы унизить рядовых людей древних времен и тем как бы компенсировать неполноценную, жалкую жизнь их потомков. Для людей новых, коммунистических эр истории Земли, бесстрашно и самоотреченно углублявшихся в прошлое, огромность встреченного там страдания ложилась черной тенью на всю жизнь.

Родис так глубоко ушла в свои раздумья, что не услышала лязга бронированной двери, осторожно открытой Чойо Чагасом. Верхнее освещение оставалось выключенным. Лишь бледные лучи фиолетовых газовых ламп перекрещивались в сумраке подземного зала. Не сразу Чойо Чагас сообразил, что видит свою гостью в обтягивающем, как собственная кожа, скафандре, и жадно принялся ее разглядывать. Фай Родис вернулась к настоящему, легко соскочила со стола и под пристальным взглядом Чойо Чагаса пошла к стулу, на котором лежала ее одежда. Чойо Чагас поднял руку, останавливая Родис. Она недоуменно посмотрела на него, поправляя волосы.

— Неужели все женщины Земли так прекрасны?

— Я самая обыкновенная, — улыбнулась Фай Родис и спросила: — Мой вид в скафандре доставляет вам удовольствие?

— Конечно. Вы так необычно красивы.

Фай Родис свернула тонкую одежду в пышный жгут и обмотала вокруг головы, наподобие широкого тюрбана. Надетый слегка набекрень, тюрбан придал правильным и мелким чертам земной женщины беспечное и лукавое выражение.

Чойо Чагас зажег верхний свет и медлил, глядя на гостью с нескрываемым восхищением.

— Неужели в звездолете есть женщины еще лучше вас?

— Да. Олла Дез, например, но она не появится здесь.

— Жаль.

— Я попрошу ее станцевать для вас.

Они вернулись в зеленую комнату, покинутую Родис три дня назад. Чойо Чагас предложил ей отдохнуть. Родис отказалась.

— Я спешу. Я виновата перед спутниками. Мои друзья, наверное, тревожатся. Фильмы земного прошлого заставили меня забыть об этом. Но я так признательна вам за откровенность! Легко представить, насколько важна для историка эта встреча с документами и произведениями древнего искусства, утраченными у нас на Земле.

— Вы одна из очень немногих, видевших это, — сурово сказал Чойо Чагас.

— Вы связываете меня обещанием ничего не говорить жителям вашей планеты?

— Вот именно!

Фай Родис протянула руку, и опять Чойо Чагас попытался задержать ее в своей. Раздался легкий свист переговорного устройства. Владыка отвернулся к столику, сказал несколько неразборчивых слов. Вскоре в комнату вошел взволнованный инженер Таэль. Остановившись у двери в почтительной позе, он поклонился Чойо Чагасу, не сразу заметив Родис в глубине комнаты.

— Гости Земли ищут свою владычицу. Они явились в Зал Осуждения и привели с собой один из девятиножных аппаратов. Какие последуют приказания?

— Никаких. Владычица их здесь, она сейчас присоединится к ним. А вы останетесь для совета!

Инженер Таэль повернулся и остолбенел. Металлическая Родис, увенчанная задорным черным тюрбаном, под которым светились ее необыкновенные зеленые глаза, показалась ему могущественным созданием неведомого мира. Она стояла независимо и свободно, что было немыслимо для женщины Ян‑Ях, полностью открытая и в то же время такая далекая и недоступная, что инженеру стало больно до отчаяния.

Фай Родис приветливо улыбнулась ему и обратилась к председателю Совета Четырех:

— Вы позволите вскоре повидаться с вами?

— Конечно. Не забудьте о вашей Олле и танцах!

Фай Родис вышла. Она теперь ходила без сопровождающего через пустынные коридоры и безлюдные залы. В первом зале с розовыми стенами, с клинописью черных стрел и ломаных линий стояла женщина. Родис узнала жену владыки, давшую свое имя целой планете. Красивые губы Янтре Яхах скривились в надменной улыбке, резче стал недобрый излом бровей.

— Я вижу вашу игру, но не ожидала от ученой предводительницы пришельцев такого бесстыдства и наглости!

Фай Родис молчала, вспоминая семантику забытых на Земле бранных слов, с которыми пришлось познакомиться на Тормансе. Это еще больше разозлило тормансианку.

— Я не позволю, чтобы вы разгуливали здесь в таком виде! — вскричала она.

— В каком виде? — недоуменно оглядела себя Фай Родис. — А, кажется, я понимаю. Но ваш муж сказал, что этот вид доставляет ему удовольствие.

— Сказал! — задохнулась от гнева Янтре Яхах. — Вы не соображаете, что вы непристойны! — Она с подчеркнутым отвращением оглядела Родис.

— Одеяние не годится для улицы при ваших нравах, — согласилась Родис. — Но в жилищах? Ваша одежда, например, мне кажется и более красивой, и более вызывающей.

Тормансианка, одетая в платье с низким корсажем, обнажающим грудь, и короткой, разрезанной на узкие ленты юбкой, при каждом движении открывающей бедра, казалась действительно более голой.

— Кроме того, — едва заметная улыбка скользнула по губам Родис, — в этом металле я абсолютно недоступна.

— Вы, земляне, или безмерно наивны, или очень хитры. Неужели вы не понимаете, что красивы, как ни одна женщина моей планеты? Красивы, необыкновенны и опасны для наших мужчин… Даже только смотреть на вас… — Янтре Яхах нервно сжала руки. — Как мне объяснить вам? Вы привыкли к совершенству тела, это стало у вас нормой, а у нас — редкий дар.

Фай Родис положила руку на обнаженное плечо Янтре Яхах, и та отшатнулась, замолчав.

— Простите меня, — слегка поклонилась Родис. Она размотала тюрбан и мгновенно оделась.

— Но вы обещали мужу какие‑то танцы?

— Да, и это придется выполнить. Я не думаю, что это может быть вам неприятно. Однако отношения с владыкой планеты — особое дело, касающееся контакта наших миров.

— И я тут ни при чем? — снова вспыхнула тормансианка.

— Да! — подтвердила Фай Родис, и Янтре Яхах скрылась, немая от ярости.

Фай Родис постояла в раздумье и медленно пошла через зал. Сильная усталость притупила ее всегдашнюю остроту чувств. Она пересекла второй, желтый с коричневым, зал и только вступила в последнюю, слабо освещенную галерею, соединявшую покой владыки с отведенной землянам частью дворца, как почувствовала чей‑то взгляд. Родис мгновенно собралась в психическом усилии, называвшемся приемом отражения злонамеренности. Сдавленный звук, походивший на вскрик удивления и недоумения, послышался из темноты. Родис, напрягая волю, прошла мимо, а позади нее, низко пригнувшись, бежал человек, направляясь в ту сторону, откуда она пришла.

И тут‑то внизу что‑то тяжко грохнулось. Вопль СДФ, призывающий Родис, проник во все закоулки дворца. Пробежали стражники. Это был тот самый момент, когда «спасательная» компания провалилась сквозь пол Зала Мрака, или Зала Осуждения, как он официально назывался.

Люди Земли еще не понимали, что охрану дворца и низших начальников нельзя рассматривать как нормальных, пусть недостаточно образованных и воспитанных, но отвечающих за свои поступки людей. Нет, «лиловые» были морально ущербными, психологически сломленными существами, неспособными рассуждать и полностью освободившими себя от ответственности, преданными без остатка воле высших начальников. К такому заключению и пришли звездолетчики, обсудив случившееся после короткого отчета Фай Родис.

— Все мы наделали множество ошибок. — Родис обвела товарищей смеющимися глазами. — Мне ли корить вас, когда мне самой хочется как‑то расшевелить, разворотить это чугунное упорство, желание сохранять чудовищные порядки?

— Нас совсем подавили хранилища информации, — сказала Чеди, — старинные храмы и другие брошенные помещения, набитые штабелями книг, бумаг, карт и документов, заплесневевших, иногда полусгнивших. Чтобы разобрать хотя бы одно такое хранилище, нужны сотни усердных работников, а примерное число хранилищ по всей планете — около трехсот тысяч.

— Не лучше дело и с произведениями искусства, — заметил Гэн Атал. — В Домах Музыки, Живописи и Скульптуры выставлено лишь то, что нравится Совету Четырех и их ближайшим приспешникам. Все остальное, старое и новое, свалено в запертых, никем не посещаемых зданиях. Я заглянул в одно. Там груды слежавшихся холстов и беспорядочные пирамиды статуй, покрытых толстым слоем пыли. Сердце сжимается при взгляде на это кладбище колоссального творческого труда, мечтаний, надежд, так «реализованных» человечеством Ян‑Ях!

— В общем, все ясно, — сказала Эвиза Танет. — Находясь здесь, мы ничего не увидим, кроме того, что нам захотят показать. В результате мы доставим на Землю чудовищно искаженную картину жизни Торманса, и наша экспедиция принесет слишком малую пользу!

— Что же вы предлагаете? — спросил Вир Норин.

— Отправиться в гущу обычной жизни планеты, — убежденно ответила Эвиза. — На днях мы сможем снять скафандры, и наш металлический облик не будет смущать окружающих.

— Снять скафандры? А оружие убийц? — воскликнул Гэн Атал.

— И все же придется, — спокойно сказала Родис, — иначе нас будут сторониться люди Торманса. А только через них мы получим истинное представление о жизни здесь, ее целях и смысле. Нелепо рассчитывать, что наша семерка раскопает огромные залежи заброшенной информации и сможет разобраться в ней. Нам нужны люди из разных мест, разных общественных уровней и профессий. Профессия здесь очень важна, она у них одна на всю жизнь.

— И несмотря на это, они работают плохо, — заметила Чеди. — Тивиса и Тор осматривали биологические институты планеты и были поражены невероятной запущенностью заповедников и парков: истощенные, умирающие леса и совершенно выродившаяся фауна. Снимайте скорее скафандры, Эвиза!

— Придется потерпеть еще дней шесть.

Звездолетчики стали расходиться по комнатам, чтобы подготовить очередную передачу на «Темное Пламя».

— Вы хотели увидеть Веду Конг? Тогда пойдемте, — вдруг обратилась Родис к Чеди.

Долго безмолвствовавший черный СДФ засеменил из угла к дивану. Фай Родис достала из него «звездочку» памятной машины с еще нетронутой оберткой и развернула фольгу. Гранатово‑красный цвет говорил о биографии лирического направления. Несколько манипуляций Родис — и перед высокой, задрапированной голубым стеной возникло женское видение. Стереофильмы ЭВК ничем не уступали современным, и Веда Конг, сквозь ушедшие в прошлое века, вошла и села перед Родис и Чеди в тонко плетенное металлическое кресло того времени.

— Я поставила на пятый луч, — шепотом сказала взволнованная Родис. — То, что я никогда не видела сама, — последнее десятилетие ее жизни. Когда она закончила расшифровку военной истории четвертого периода ЭРМ…

Чеди, устроившаяся в дальнем углу дивана, видела перед собой одновременно Веду Конг и Фай Родис, как бы сидящих друг против друга, женщину Эры Великого Кольца и женщину Эры Встретившихся Рук… Каждая школьница Земли знала Веду Конг, исследовательницу страшных подземелий ЭРМ, героиню древних сказок, возлюбленную двух знаменитых людей своего времени — Эрг Ноора и Дар Ветра, приятельницу легендарного Рен Боза. Чеди сравнивала знакомый образ с живой продолжательницей ее дела. Фай Родис не пришлось пробиваться сквозь толщи камня и опасности оградительных устройств. В бездне космоса на расстоянии, невообразимом даже для людей эпохи Веды Конг, она нашла целую планету, как бы уцелевшую от тех критических времен земного человечества. Чеди с детским восхищением рассматривала тонкое лицо Веды, нежное, с ласковыми серыми глазами, с мечтательной улыбкой. Голова чуть склонилась под тяжестью огромных кос. Годы не отразились на девичьей стройности ее фигуры, но Чеди, по сравнению с фильмами молодых лет Веды, показалось, будто скрытая печаль пронизывала все ее существо.

Великое многообразие человеческого облика на Земле, особенно в Эру Общего Труда, когда стали сливаться самые различные расы и народности, превосходило всякое воображение. Всевозможные оттенки волос, глаз, цвета кожи и особенности телосложения сочетались в потомках кхмеро‑эвенко‑индийцев, испано‑русско‑японцев, англо‑полинезо‑зулусо‑норвежцев, баско‑итало‑арабо‑индонезийцев и т. д. Перечисление этих бесчисленных комбинаций занимало целые катушки родословных. Широта выбора генетических сочетаний обеспечивала бесконечность жизни без вырождения, то есть беспредельное восхождение человечества. Счастье Земли заключалось в том, что человечество возникло из различных отдаленных групп и создало на историческом пути множество обособлений, культурных и физических. К Эре Великого Кольца тип человека Земли стал более совершенным, заменив многоликие типы Эры Общего Труда. До конца этой Эры люди разделялись на две главные категории: неандерталоидную — крепкую, с массивными костями грубоватого сложения, и кроманьоидную — с более тонким скелетом, высоким ростом, более хрупкую психически и тонкую в чувствах. Дело генетиков было взять от каждой лучшее, слив их в одно, что и сделали на протяжении ЭВК. А к ЭВР чистота облика стала еще лучше выражена, как это видела Чеди, сравнивая аскетическую твердость как бы вырезанного из камня лица Фай Родис с мягким обликом Веды Конг.

Фай Родис отражала еще одну ступень повышения энергии и универсальности человека, сознательно вырабатываемой в обществе, избегающем гибельной специализации. Фай Родис во всем казалась плотнее, тверже женщины ЭВК — и очертаниями сильного тела с крепким скелетом, и посадкой головы на высокой, но не тонкой шее, и непреклонным взглядом глаз, расставленных шире, чем у Веды, и соответственно большей шириной лба и подбородка.

Помимо этих внешне архаичных черт большей психофизической силы и крепости тела, Родис и внутренне отличалась от Веды Конг. Если к Веде любой потянулся бы безоговорочно и доверчиво, то Родис была бы ограждена чертой, для преодоления которой требовались уверенность и усилие. Если Веда вызывала любовь с первого взгляда, то Родис — преклонение и некоторую опаску.

Веда Конг обратилась к невидимой аудитории:

«Две песни военного периода ЭРМ, недавно переведенные Тир Гвистом. Мелодии оставлены без изменения».

Чьи‑то руки передали Веде легкий музыкальный инструмент с широким плоским резонатором и струнами, натянутыми на длинный гриф. Пальцы ее извлекли долгие звенящие звуки простой и тоскливой, как падающие слезы, мелодии.

«Молитва о пуле», — сказала Веда, и ее низкий сильный голос наполнил большую комнату дворца.

Обращение к какому‑то богу с мольбой о ниспослании гибели в бою, потому что в жизни для человека уже более ничего не оставалось.

— «Смертельную пулю пошли мне навстречу, ведь благодать безмерна твоя», — повторила Чеди. — Как могло общество довести человека, видимо, спокойного и храброго, до молитвы о пуле?

Другая песня показалась еще более невероятной:

Счастлив лишь мертвый! Летят самолеты,

Пушки грохочут и танки идут,

Струи пуль хлещут, живые трепещут,

И горы трупов растут…

Веда Конг пела, склоняясь к рокочущим тоскливо и грозно струнам. Незнакомая горькая черточка искажала ее губы, созданные для открытой улыбки.

«Выйдешь на море — трупы на волнах…»

Едва исчезло изображение, Фай Родис встала и сказала с горечью:

— Веда Конг лучше нас ощущала всю безмерность страдания, перенесенного нашими предками.

— Неужели антигуманизм был так широко распространен в ЭРМ, неужели он определял течение всей жизни? — спросила Чеди.

— К счастью, нет. И все же антигуманизм пронизывал все, даже искусство. Самые большие поэты тех времен позволяли себе стихи вроде этих. — Родис произнесла низко и громко: — «Пули погуще по оробелым, в гущу бегущим грянь, парабеллум!»

— Невозможно! — изумилась Чеди. — Что такое парабеллум?

— Пулевое карманное оружие.

— Так это серьезно? Бить гуще пулями по бегущим, спасающимся от опасности? — Чеди помрачнела.

— Совершенно серьезно.

— Но к чему же это привело?

Вместо ответа Родис открыла стенку СДФ и вынула продолговатый ромбический футляр кристалло‑волнового органа. Подняв его на разведенных пальцах левой руки, она несколько раз провела над ним ладонью правой. Зазвучала музыка, могучая и недобрая, катившаяся валом, в котором тонули и захлебывались диссонансные аккорды растянутых звуков. Но эти приглушенные жалобы крепли, сливались и скручивались в вихрь проклятья и насмешки.

Чеди невольно сжалась.

Звуки с визгом, то понижаясь, то повышаясь, расплы — вались в приглушенном рычании. В этот хаос ломающей — ся, скачущей мелодии вступил голос Фай Родис:

Земля, оставь шутить со мною,

Одежды нищенские сбрось

И стань, как ты и есть, — звездою,

Огнем пронизанной насквозь!

Оглушительный свист и вой, будто вспышка атомного пламени, взвились следом, и музыка оборвалась.

— Что это было? Откуда? — задыхаясь, спросила Чеди.

— «Прощание с планетой скорби и гнева», пятый период ЭРМ. Стихи более древние, и я подозреваю, что поэт некогда вложил в них иной, лирический, смысл. Желание полного уничтожения неудавшейся жизни на планете, охватившее его потомков, реализовалось, в частности, в бегстве предков тормансиан.

— И несмотря на все это, наша Земля возродилась светлой и чистой.

— Да, но не все человечество. Здесь, на Тормансе, все повторяется.

Чеди прильнула к Фай Родис, словно дочь, ищущая поддержки матери.

 

ГЛАВА VII. ГЛАЗА ЗЕМЛИ

 

«Темное Пламя» стоял как дикий утес на сухой и пустынной приморской степи. Ветер уже навеял ребристый слой тонкого песка и пыли на площадку спекшейся вокруг звездолета почвы. Ничей живой след не пересекал гребешков ряби. Иногда сквозь звукопроницаемые воздушные фильтры до землян доносились похожие на выкрики разговоры патрулировавших кругом охранников и громкий шум моторов транспортных машин.

Звездолетчики понимали, что охрана стоит здесь для того, чтобы воспрепятствовать контакту с тормансианами, а вовсе не для защиты гостей от мифических злоумышленников. Попытка нападения на «Темное Пламя» однажды ночью была актом государства. Она не застала звездолетчиков врасплох, а аппараты ночной съемки зафиксировали подробности «боя». Боя, собственно, не произошло. «Лиловые», внезапно обстрелявшие галерею и ринувшиеся в ее наземное устройство, были отброшены защитным полем и ранены собственными выстрелами. По недостатку опыта Нея Холли перестаралась, включив поле внезапно и на большую мощность. С тех пор никто не приближался к «Темному Пламени». Впервые попавшему сюда человеку могло показаться, что звездолет покинут в давние времена.

Экипаж ожидал полной акклиматизации, когда можно будет устроить открытую галерею и, сберегая запас воздуха Земли, распахнуть люки корабля. Див Симбел и Олла Дез мечтали совершить экскурсию в море, а Гриф Рифт и Соль Саин прежде всего думали об установлении контакта с населением Торманса. С трудом они начали разбираться в жизни планеты, близкой по людям, чужой по истории, социальному устройству, быту и неизвестным целям. Терпеливое выжидание стало одним из основных качеств воспитанного землянина, и здесь оно переносилось бы легче, если бы не постоянная тревога за семерых товарищей, погрузившихся в поток жизни чужой планеты и предоставленных воле неизвестных ее законов. В любую минуту они должны быть готовы помочь товарищам.

Все каналы связи сводились к двум — сегменту 46 в хвостовом полушарии и двойному каналу, направленному на город Средоточия Мудрости. Они поднимались над планетой до отражательного заатмосферного слоя и оттуда каскадом падали вниз, накрывая воронкой широкую площадь. Излучатели главного канала походили на глаза в куполе «Темного Пламени», днем отливающие стеклянной синевой, а ночью горевшие желтым огнем. Эти бдительные глаза вселяли в тормансиан страх. В недрах корабля, внутри сфероида пилотской кабины, сидел неотлучный дежурный, следя за семью зелеными огоньками на верхней полосе наклонной доски пульта. Ночью обычно дежурили мужчины из‑за древней привычки этого пола к ночному бдению, сохранившейся от тех незапамятных времен, когда с наступавшей темнотой около жилья или стоянки человека бродили опасные хищники.

Неделя шла за неделей, и регулярные свидания с товарищами по ТВФ смягчали остроту разлуки и опасений. Див Симбел даже предложил переключить оптические индикаторы на звуковую тревогу и отказаться от дежурства около пульта. Гриф Рифт отверг мнимое усовершенствование.

— Мы не имеем права лишать товарищей наших заботливых мыслей. Благодаря им они чувствуют поддержку и связь с этим кусочком земного мира, — командир звездолета обвел корабль широким гордым жестом. — Там, на Земле, каждый из нас находился в психическом поле доброй внимательности и заботы. Здесь все время чувствуется чужое, разбросанное и недоброе. Мы никогда еще не были так одиноки, а душевное одиночество еще хуже, чем отрешенность от привычного мира. Очень тягостно при тяжелых испытаниях.

В один из вечеров Гриф Рифт сидел перед пультом персональных сигналов, поставив локти на полированную доску и подперев кулаками тяжелую голову.

Позади него медлительно и бесшумно возник Соль Саин.

— Что вы бродите, Соль? — не поворачиваясь, спросил Рифт. — Неспокойно на душе?

— Я как бегун, весь выложившийся в рывок и остановленный задолго перед финишем. Трудно переносить вынужденное безделье.

— Вы взяли на себя упаковку получаемой информации?

— Пустяковая работа. Нам так мало удается добыть чего‑нибудь стоящего.

— Беда в том, что тормансиане не сотрудничают с нами, иногда просто мешают.

— Подождите еще немного. Мы завяжем связь с людьми, а не с учреждениями власти.

— Скорей бы! Так хочется сделать хорошее для них. И успеть побольше. А сейчас хоть начинай курить какой нибудь легкий наркотик.

— Что вы говорите, Соль!

Инженер Соль Саин поднял голову, и зеленые огоньки придали нездоровый оттенок его сухому лицу, туго обтянутому гладкой кожей.

— Может быть, это неизбежно в наших условиях?

— Что вы имеете в виду, Соль?

— Бессилие. Нельзя пробить самую прочную из всех стен — стену психологическую, которой окружили нас…

— Но почему нельзя? Я бы на вашем месте использовал свои знания и талант конструктора, чтобы подготовить наиболее важные инструменты для жителей Торманса. Они им очень нужны.

— И что, по‑вашему, всего важнее?

— Индикатор враждебности и оружие. И то и другое, миниатюризованное до предела, размером с пуговицу, в виде маленькой пряжки или женской серьги.

— И оружие?

— Да! От бомбочек УБТ до лучевых пронизывателей.

— УБТ? Вы можете думать об этом и находить аморальным мое мимолетное желание закурить? Сколько жизней унес УБТ две тысячи лет назад у нас да и на других планетах!

— А сколько спас, сокрушив орды убийц?

— Я не могу признать вашу правоту. Это было необходимо в древние времена, и мы знаем об этом лишь из книг. Я не могу… — Соль Саин умолк, видя, как внезапно выпрямился командир.

Левый верхний зеленый глазок померк, мигнул раза два и снова засиял ровным светом. Сосредоточенное лицо Гриф Рифта ожило, большие, инстинктивно сжавшиеся кулаки разжались. Соль Саин облегченно вздохнул. Оба долго молчали.

— Вы очень любите ее. Рифт? — Соль Саин коснулся руки Гриф Рифта. — Я спросил не из любопытства, — твердо сказал он, — ведь я тоже…

— Кого? — отрывисто спросил Рифт.

— Чеди! — ответил Соль Саин, уловив тень удивления, мелькнувшую во взгляде командира, и добавил: — Да, маленькая Чеди, а вовсе не великолепная Эвиза!

Рифт смотрел на левый верхний огонек, осторожно касаясь пальцами внешнего ряда кнопок на пульте, будто поддаваясь искушению вызвать на связь столицу Торманса.

— Обреченность Родис отгораживает ее от меня, а за моей спиной тоже тень смерти. — Рифт встал, прошелся несколько раз по кабине и приблизился к Соль Саину с едва приметным смущением.

— Есть древняя песенка: «Я не знаю, что ждет в темноте впереди, и назад оглянуться боюсь!»

— И вы, упрекая меня в слабости, делаете такое признание?

— Да, потому что упрекаю себя тоже. И прощаю тоже.

— Но если они посмеют…

— Я сказал ей, что разрою всю планету на километр глубины, чтобы найти ее.

— И она запретила?

— Конечно! «Рифт, разве вы сможете это сделать с людьми?»— командир старался передать интонации Фай Родис, укоряющие, печальные. — «Вы не предпримете даже малых действий насилия…»

— А прямое нападение на «Темное Пламя»? — спросил Соль.

— Другое дело. Третий закон Ньютона они уже постигли на опыте. И жаль, что в этом обществе он не осуществляется при индивидуальном насилии. Вся их жизнь была бы куда счастливее и проще…

— Так вот зачем оружие!

— Именно!

— Но если его получают все?

— Ничего. Каждый будет знать, что рискует головой, и двадцать раз подумает, прежде чем затевать насилие. А если подумает, то вряд ли совершит.

Верхний левый глазок угас на мгновение, вспыхнул и мигнул несколько раз.

Облегченно улыбаясь, Рифт кинулся к пульту, включил систему краевых частот. Малый экран вспомогательного ТВФ послушно засветился, ожидая импульса. Гриф Рифт перекрыл обратную связь и обратился к Соль Саину:

— Меня встревожило, мне показалось… Но я вспомнил про уговор с Фай Родис. Когда ей захочется посоветоваться, она подаст сигнал в часы моего дежурства.

Соль Саин пошел к выходу.

— Оставайтесь! Я не жду секретов, тех вечных и милых секретов, единственных, что уцелели еще на нашей Земле, — с грустью сказал Рифт.

Соль Саин стоял в нерешительности.

— Может быть, с ней будет Чеди, — обронил Рифт.

Инженер‑вычислитель вернулся в кресло.

Ждать пришлось недолго. Экран вспыхнул фиолетовым оттенком газосветных ламп планеты Ян‑Ях. В фокусе был небольшой квадратный сад на уступе обращенной к горам части дворца. Гриф Рифт знал, что этот сад отведен для земных гостей, и не удивился, увидев Фай Родис в одном скафандре. С ней рядом шел тормансианин с густой черной бородой — по описанию Рифт узнал инженера Таэля. Соль Саин слегка подтолкнул командира, показывая на СДФ, стоящие в двух диагональных углах сада. «Экранировано для разговора наедине, — догадался Рифт, — но тогда зачем я?» Ответ на этот вопрос пришел не сразу. Фай Родис не смотрела в сторону звездолета и вообще вела себя так, как если бы не подозревала о включенном ею передатчике СДФ.

Она шла с опущенной головой, задумчиво слушая инженера. Мало практиковавшиеся в разговоре Ян‑Ях, звездолетчики понимали его речь лишь отчасти. Шелестела на ветру высокая трава, метались диковатые, развернутые веером кусты, и тяжелые диски темно‑красных цветов клонились на упругих стеблях. Маленький сад был полон беспокойства хрупкой жизни, особенно чувствовавшейся из недоступной даже космическим силам пилотской кабины корабля.

Сад окружало кольцо тьмы. На Тормансе ночное освещение сосредоточивалось в больших городах, важных транспортных узлах и на заводах. На всем остальном пространстве планеты темнота господствовала половину суток. Небольшой и удаленный спутник Торманса едва рассеивал мрак. Редкие звезды со стороны галактического полюса подчеркивали черноту неба. В направлении центра Галактики слабо светилось слитное пятно звездной пыли, тоскливо угасавшее в космической бездне.

Фай Родис рассказывала тормансианину о Великом Кольце, которое помогало земному человечеству уже около полутора тысяч лет, поддерживая веру в могущество разума и радость жизни, раскрывая необъятность космоса, избавляя от слепых поисков и тупиков на пути. А теперь то, что раньше проходило зримо, но бесплотно на экранах внешних станций Земли, стало близким — с раскрытием тайны спирального пространства и звездолетами Прямого Луча.

— Наступила Эра Встретившихся Рук, и вот мы здесь, — закончила Родис. — Если бы не Великое Кольцо, могли бы пройти миллионы лет, прежде чем мы нашли бы друг друга, две планеты, населенные людьми Земли.

— Людьми Земли! — вскричал пораженный инженер.

— Разве вы не знаете? — нахмурилась Родис. Считая Таэля приближенным Совета Четырех, она думала, что ему известна тайна трех звездолетов и подземелья во дворце. Инженер Хонтээло Толло Фраэль оказался первым из трехименных тормансиан, узнавших тайну Совета.

Таэль беззвучно шевелил губами, силясь что‑то сказать.

Родис приложила ладони к его вискам, и он облегченно вздохнул.

— Я нарушила обещание, данное вашему владыке, но я не могла догадаться, что заведующий информацией всей планеты не знает подлинной ее истории.

— Вы, я вижу, не понимаете до конца, какая пропасть отделяет нас, обычных людей, от тех, кто наверху и кто им прислуживает.

— Такая же, как между «джи»— долгоживущими и «кжи»— короткоживущими, теми, кто не получает образования и обязан быстро умереть?

— Больше. «Кжи» могут пополнить знания самостоятельно и сравняться с нами в понимании мира, а мы без чрезвычайных обстоятельств никогда ничего не узнаем, помимо того, что нам разрешено свыше.

— И вы не знаете, что передачи Великого Кольца иногда ловят здесь, на планете Ян‑Ях?

— Не может быть!

Фай Родис слегка улыбнулась, вспомнив посещение библиотеки в Институте Общественного Устройства.

Польщенный интересом землян, начальник — «змееносец» провел их через огромный зал с обилием колонн, выступов, резного камня и позолоченного дерева, покрытого барельефами. Змеи, похожие на цветы, или цветы — на змей, — этот назойливый мотив повторялся на ступенчатых выступах верхней части стен, решетках хоров, капителях и подножиях колонн. Узкие окна прорезали массивы книжных шкафов, создавая на каменном полу перекрест веерных теней, а прозрачные купола потолка освещали высоко расположенные скульптуры животных, раковин и людей в искаженных безумием или яростью масках. По центральной оси длинного зала на причудливых медных подставках стояли небесные глобусы, отгороженные друг от друга столами с цветными картами. Одного взгляда на них было достаточно землянам. Изображения других миров в таких подробностях и приближении не могли дать никакие телескопы. Следовательно, тормансиане изредка ловили передачи Великого Кольца.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-06-26 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: