ТОБОЛЬСКИЙ ХРОНОГРАФ. – Омск: Омское книжное издательство, 1993 г. – 320 с., ил.
Зеленые девушки Сибири
Вагайский район, лежащий к югу от Тобольска по рекам Иртышу и Вагаю, является на сегодняшний день как бы столицей сибирских татар как по численности коренных жителей, так и по сохранившемуся среди них фольклору.
На рубеже двухсоткилометровой отметки находится большое село Карагай, вокруг которого разбросаны малые деревеньки, населенные потомственными рыбаками и охотниками. Вот их-то жители и хранят в своей памяти многочисленные легенды и предания, собрав некоторые, можно издать солидный том легенд сибирского народа.
Рядом с Карагаем, вниз по Иртышу, куда ходит из Тобольска быстроходная «ракета», находится поселок Малая Бича – леспромхоз с унылыми улочками, засыпанными на метр древесными щепками, опилом и прочими отходами от лесопильного производства. Там уже начинается Омская область с иным временным отчетом. Сам поселок основан сразу после войны и является как бы противопоставлением привычному укладу жизни и деятельности коренного населения.
Еще когда мы с небольшой группой плыли на «ракете», местные жители, безошибочно угадывающие среди попутчиков «своих» и «пришлых», посоветовали нам найти Асхата Ниязова из деревеньки Ешаир, который давно занимается сбором легенд своего народа.
Если раньше переезжали из села в село седобородые акыны, зовущиеся на Руси гуслярами-былинниками, то теперь их время ушло, и разве что случайная агитбригада пропоет с клубной сцены забытые песни их предков. Удивительно, но люди стали стесняться своего прошлого и неохотно вспоминать предания, в которых жила душа народа.
Асхат Ниязов – едва ли не единственный из встреченных нами, кто с завидной активностью занят поиском затухающих искорок многовекового народного творчества, присыпанных пеплом времени. Трудны его поиски, но, кроме насмешек, никакого отклика им пока не встречено. Привыкли мы, что история наша творится где-то в иных краях и свои самородки считаем пустой породой.
Асхату нет еще и сорока. За счет собранной по осени клюквы он живет, кормится и ездит по деревенькам, с каждым разом открывая для себя новые истории, легенды, древние захоронения.
Смущаясь, поведал он, что жители его деревеньки Ешаир произошли от таинственных «зеленых девушек», скрывающихся в глухих лесах и заманивающих к себе одиноких юношей-охотников.
Давно это было… Жило наше селение тихо, никому не мешало. И вот пришли другие люди из дальних мест. Стали в свою веру обращать. Одни говорят, что русские попы пришли, а другие думают, что мусульманские воины в ислам обращали. Но только наши старики не велели старую веру менять. А их все слушались. Тогда всех жителей в озеро покидали, а кто уцелел, так вырыли на берегу глубокую яму и сами себя землей завалили.
Только двое мальчишек в лес ходили, а когда вечером вернулись, то увидели, что одни живыми остались. Что делать? Поплакали, поплакали и в лес пошли. Там вырыли себе землянку и жить стали.
Ягод на зиму насобирали, орехов… Когда зайчишку молодого поймают, а иногда и куропатку зазевавшуюся. Так и перезимовали.
А по весне увидели в глухом лесу двух девушек в зеленых одеждах. Молодых и красивых. Сперва испугались они их, но те засмеялись громко и убежали. Проходит еще время. Опять девушек этих встретили. Подошли к ним. А вскоре и женились оба на зеленых лесных девушках. Вернулись обратно к озеру, жилища новые построили и дальше жить стали. Нашу деревню потому Ешаир и зовут, значит – «лесные люди». А прежнее селение зовется «Иске аул» – старый аул.
Асхат, немного смущаясь, рассказывал легенду, а потом, помолчав, добавил: «Сам я тех девушек несколько раз в лесу недалеко от деревни видел, когда за клюквой ходил. До сих пор рядом живут. И во сне ко мне приходят. Зовут в лес все. Может, опять кто придет, иную веру нам давать будет? Как думаешь?»
Да, видимо, эти девушки-берегини их рода будут долго кружить рядом с тем селением и прятать в лесу беженцев от новых пороков. Зеленые девушки – берегини сибирского народа…
А фамилии первых поселенцев деревеньки – Кабуровы и Аминовы – так и живут в Ешаире. Хотя название деревеньки можно перевести и как «два мужчины» от «еш» и «ир».
Потом уж подумалось, что очень перекликается местная легенда с уральскими сказами о хозяйке Медной горы, где зеленая ящерка хранила богатсва своих кладовых. Сибирь, Урал – одна сторона…
Вторая легенда тоже о сибирских девушках. Точнее, о бунте непокорных девушек.
Пришел из степей коварный хан Кучум и хитростью да обманом захватил всю землю хана Едигира, который бежал в самые дальние пределы своего ханства.
Решил Едигир задобрить коварного врага и собрал по селениям триста самых красивых и молодых девушек, чтоб отдать их в гарем Кучума.
Только девушки, выросшие на свободе и в вольности, совсем, видно, не горели желанием сделаться наложницами сластолюбивого хана. И однажды ночью перебили они охрану и бежали в глухие леса.
Понимали девушки, что, пойди они по одной к своим родным очагам, возьмут их там воины и отвезут обратно в ненавистный гарем. А потому решили не расставаться и уйти их этих краев дальше в степи и там жить сообща без ханской власти, оставаясь вольными.
Образовали они подвижный отряд и пошли глухим урманом пробиваться через ханские заставы и кордоны.
А Кучум отправил за ними в погоню своих нукеров с приказом всех захватить и привести к нему в Кашлык, в столицу.
Происходило это летом, и девушки умело прятались днем в лесу, а ночью шли от селения к селению, уходя все дальше к югу. Сердобольные жители выносили им продукты, и указывали им путь. Но не дремали и воины ханские. Шли за ними по пятам и однажды настигли их на крутой горе, где девушки отдыхали.
Было это на речке Супра, и до сих пор называют то местечко «иксинир» – место отдыха. Вступили они с воинами в схватку. Кто бревна с верху бросал, кто из лука слал стрелы. Несколько человек были убиты, и там их похоронили местные жители. Остальные же вплавь перебрались через речку и спаслись.
То место теперь считается священным, и купаться там запрещено. А тех кто ослушается, ждет неминуемая смерть в воде. Считается, что и лодка с рыбаками переворачивается. А по вечерам иногда светится вода в том месте, и слышно протяжное девичье пение. То поют дочери-русалки хозяина воды «султари», а их народ зовет «суланасы». Верно, они-то и карают ослушников.
Ушедшие от врага остальные девушки переправились через Иртыш и ушли за деревеньку Елань-Яр, что неподалеку от деревни Ренчики. Там их во второй раз настигла погоня. И опять отважные девушки приняли бой, и многие из них погибли в сражении. Насыпали над их могилами местные жители небольшие курганы и зовутся они «кызлар тура» – девичий городок.
Некоторых раненых попрятали жители у себя, выходили. Так, жена Анвара Тухтаметова – потомок одной из тех непокорных девушек.
С боями отдыхали девушки все дальше и дальше, и все меньше оставалось их в живых. Совсем плохо стало, когда выпал снег и следы стали отчетливо видны. Спрятаться негде.
Последних сорок девушек окружили враги возле местечка Кайнаул. Приняли они смертельный бой и все полегли там, пожелав сдаться. Там они и похоронены.
Очень красивая легенда, в которой живет дух независимости сибирского народа, мечта об освобождении от всяких пут и законов. Мечта помогает жить и выжить, а легенда – как песня о недостижимом мечтании.
Может, и не было вовсе сибирских амазонок? Где, это видано, чтоб женщины, девушки, вечно покорные и забитые, вдруг взбунтовались? А если и случалось такое, то, как пишут в учебниках истории, «народ их не поддержал…» Но очень достоверны рассказы о ночевках и переправах воинственных девушек. Получается – воевали они с воинами, не убоялись смерти. Предпочли ее позору гарема.
А, возможно, то было всеобщее, всенародное выступление? И лишь малая часть от происходящего сохранилась в предании. Когда даже самая робкая и забитая женщина вскинется, поднимается на обидчика? Если обидят ее ребенка! По убитому воину лишь плачут, а по забираемому в полон негодуют, кинутся на выручку. Может, и погибли сообща женщины какого-то селения ханских нукеров, отстояли своих дочерей-подростков, детей по сути. За это и наказаны были, убиты. И их захоронения – холмики «кызлар тура» – встречаются в разных заповедных сибирских уголках, названные народом «якшилар» – хорошие люди.
Если провести историческую аналогию с другими народами и обратиться к Ветхому завету, то уместно вспомнить случай убиения детей царем Иродом, когда воины хватали и казнили всех младенцев. Всеобщее недовольство и неподчинение царю были ответом его беззаконию.
Кучум, как известно из источников, не сразу утвердился на сибирском престоле, а лишь через шесть лет. Верно, те давние события и легли в основу легенды о трехстах сибирских девушках.
Могли «девичьи городки» быть названы в честь замечательных женщин их рода: сказительниц, певиц или просто красивых женщин.
Недаром французы предлагают в любом незаурядном событии искать женщину.
Так что «кызлар тура» – это памятники сибирским женщинам.
Злые и добрые духи Сибири
Албасты или аурак – дух леса.
Ия – хозяин леса.
Шурали –лесной человек.
Шашим – дух смерти.
Сигирцы – колдун.
Уткарма – зловещее место.
Султари – хозяин воды.
Сулан асы – русалки.
Убырь – упырь.
Шайтан – черт.
Иблис – дьявол.
Зат или жан – дух.
Бичура – домовой.
С упомянутой уже деревенькой Танбуряны связана очень загадочная история. Несколько лет назад в Тобольский музей–заповедник пришло письмо от одного из жителей той деревни, в котором он просил кого–либо из сотрудников срочно приехать.
Автор письма, не отличаясь особо знанием истории, с уверенностью заявлял, что рядом с их деревней похоронены люди–великаны, которые жили во времена сражений воинов Ермака и Кучума. Свои выводы он основывал на находках «очень больших человеческих костей» в курганах, расположенных на берегу озера подле деревни. Кроме того, по его словам, когда в 30–е годы начали распахивать большую поскотину под колхозные посевы, то тракторист вывернул плугом огромный сундук с серебряными ручками. В сундуке нашли массу посуды также из серебра. Серебряные украшения сдали в музей.
Когда мы приехали в Тамбуряны, прошло уже несколько лет после получения письма, и автора в живых не оказалось. Но жители села Карагай (сами Тамбуряны обезлюдели и там стояло лишь несколько домов) подтвердили эту историю и даже рассказали, чем она закончилась.
Тракторист, который нашел сундук с сокровищами, взяв их из земли, нарушил один из законов своего народа. А именно: найдя клад или иную вещь, которая тебе не принадлежит, ты должен заплатить хозяину небольшую мзду, положив на место находки несколько серебряных монет. Под хозяином подразумевается хозяин земли, леса, воды.
Кара за не послушание настигла виновника в то же лето – он сошел с ума.
По обычаем тех мест сумасшедшего («акылдан язган») садили на цепь во дворе и приглашали музыканта, который играл для изгнания злых духов на скрипке «шайтанскую музыку».
Так поступи и на сей раз. Злого духа выманивали из бедного мужика, но, верно, по неопытности музыканта выгнать со двора того не удалось и он обосновался в жене хозяина. Тут уже и музыка не помогла, а пришлось отвести невинную женщину в город, в лечебницу, где она провела остаток своих дней.
Еще более печально окончил жизнь злополучный кладоискатель. Однажды он возвращался из кедрового бора с мешком шишек. На тропинке ему повстречался медведь, хозяин того бора, «аю», как зовут его местные жители. И с ним нужно делиться добычей, но, видно, жадность окончательно обуяла мужика, и он не пожелал уступить медведю часть шишек. В результате через день он был найден со свернутой головой, а рядом валялся пустой мешок.
Каждый раз, когда очередной тракторист пахал участок злополучного поля, где некогда был найден клад, перед ним в воздухе являлся сундук и старик с седой бородой, сидящий на нем. Но никто не решался попытаться продолжить поиски сокровищ. А вскоре и совсем бросили пахать таинственное поле.
В заключение, рассказывая о деревне Танбуряны, надо добавить, что летом 1991 года группа археологов тобольского музея раскопала курганы возле озера, чем, кстати, вызвала большое неудовольствие местных жителей и констатировала, что это доисламские захоронения примерно XII века, относящиеся к Усть-Ишимской культуре. Упомянутого сундука они не искали, в лес не ходили, поскольку на шишки в тот год урожая не было.
В селе Большой Карагай нас гостеприимно встретил мулла Рахматулла Хасанович Батинов, состоящий на должности имама. Под мечеть он пожертвовал собственный дом, который силами местных строителей и был переоборудован под место служения Аллаху. В мечеть, как и на похороны, ходят лишь мужчины. Обувь снимают у порога, подчеркивая тем самым, что пришли в святое место.
Интересно, что чем дальше от больших городов, тем более живы традиции, больше к ним уважения, почитания, и более гостеприимен народ, богачи и сами деревни.
Мулла в татарской деревне не только священнослужитель, но и староста, улаживающий малые конфликты, споры, наставник молодых. Его непременно приглашают на все важные семейные события: рождение ребенка, свадьбу, похороны. Выбирают муллу всем миром и лишь потом его утверждают верховные духовные власти. Он должен уметь читать Коран и другие священные мусульманские книги, знать и выполнять древние национальные обычаи. Но главное – он должен пользоваться авторитетом у своих односельчан, быть ими уважаем. Непременная принадлежность облика муллы – небольшая бородка. Никто не смеет нарушить указание или какое–то решение муллы.
В Большом Карагае еще до войны жил мулла, которого народ прозвал Хамидулла–сигирцы. Он мог лечить людей гипнозом, умел прорицать будущее.
Например, очевидцы вспоминают, как во время свадьбы, чтоб поразвлечь народ, Хамдулла ставил на пол в доме два полена и те тут же обращались в косолапых медвежат и начинали драться, возиться друг с дружкой. Или напустит в дом воды, и женщины в ужасе заскакивали на лавки, поднимая подолы платьев и громко крича. Такими приемами, как известно, пользуются большинство гипнотезеров, развлекая зрителей.
Мог Хамидулла–сигирцы предсказать засухи, наводнения. Мог выявить вора и обманщика. И немудрено, что среди нечестных людей нажил себе врагов. Один из них решил убить предсказателя, но выполнить свой замысел никак не мог, поскольку мулла знал о его черных мыслях и постоянно был к тому готов. Пули из обычного ружья его не брали. Потому злоумышленник взял копье, с которым в старые времена ходили на медведя. Он выбрал время, когда Хамидулла встал на молитву, и прокрался к нему в дом. Потом родные прорицателя вспоминали, что он просил не оставлять его одного во время молитвы. Дело в том, что в такие моменты он не имеет права прервать молитвы даже под страхом смерти. Но родные не придали его словам значения, думая, что врагов у такого почтенного человека быть просто не может. Убийца подкрался к Хамидулле сзади и проткнул его копьем. Свидетели злодеяния не было, и привлечь убийцу к суду не смогли. Но… через некоторое время он покончил с собой.
Многие из местных жителей считают свой род идущим от северных народов: хантов, манси. В подтверждение этого сообщают, что в плоть до 30–х годов не пахали землю под хлеб, не садили картошку. Лишь когда явились уполномоченные от новой советской власти да пережили голод, начали заниматься сельским хозяйством, которое столь традиционно для русского населения. Однако до сих пор относятся к этому без особой любви и желания. Охота и рыбалка так и остались основным и главным занятием. А в колхозах работают преимущественно приезжие.
В том же Большом Карагае одно семейство до сих пор ведет свой род ни больше ни меньше как от «аю» – медведя. Медведя старики никогда не назовут этим словом, чтоб он не услышал и не явился на зов, предпочитая звать его «бабай», а члены той семьи ни под каким предлогом не произнесут слово «медведь». Местные озорники, зная за ними такую слабость, пытаются их поддразнить и при первой возможности, коль удается поймать медвежонка, несут к их дому и спрашивают ребят: «Скажи, кто это такой? Медвежонок, а?» Хозяева делают вид, что сердятся, не показывая в открытую, что они одного корня с лесным зверем, но в открытую, но в слух медвежонка называют лишь «он» или «щенок». А затем забирают медвежонка, выкармливают и отпускают в лес, повязав на шею ленточку, чтоб знали охотники – не простой зверь, меченный. Рассказывают, что в старину женщины рода «аю» выкармливали медвежат грудью и тем самым роднились с ними. Убить такого медведя было очень большим грехом.
Предания, связанные с нечистой силой, рассказывали нам неохотно, постоянно интересуясь, для чего это нам, не пожелаем ли мы потом этим воспользоваться. Судя по всему, колдунов и прочей нечистой силы по Сибири встречалось предостаточно.
Возле деревни Ешаир есть зловещее место, где по вечерам, чаще всего по средам, появляется огромная собака с горящими глазами. Она стоит рядом с мостиком и не пропускает путников. Обычно там глохнет мотоцикл, машина, а кони в старину отказывались идти дальше. Нужно бросить под мостик серебряную монетку и пройти опасное место спиной, а еще лучше вывернуть верхнюю одежду наизнанку. Такое место называется «уткарма», и одинокий путник не всегда решается ночью ехать через него.
Известна по всей Сибири и так называемая «н а с а д к а» на лошадь. Суть ее в том, что некто, обиженный хозяином лошади, мог испортить хорошего коня, сделав его немощной клячей, даже не приближаясь к нему.
Делалось это с помощью наговора, и снять «насадку» мог за определенную плату другой сигирцы–колдун или этот же, коль его угадаешь, умастишь подарками, подольстишь.
Сам принцип «насадки» заключается в том, что на лошадь наваливали неимоверную поклажу или садили пять–шесть всадников, невидимых простому глазу.
Народ, у которого жизнь давно и накрепко связана с домашним скотом, его разведением, содержанием, очень внимательно относится к различным поверьям, приметам и колдовству, с помощью которого можно испортить корову, или лошадь, лишить молока, сделать так, что появится на свет мертвый теленок. Далеко не каждому дают молоко из-под своей коровы. Не у всех покупают сено, а уж на скотный двор скорее серого волка пустят, чем бабку, пользующуюся дурной славой на деревне. Обвиняют в сглазе обычно женщин. Не любят, когда прилетает на крышу сенника любопытная сорока, и редкая женщина не возьмет в руки ком снега или земли, чтобы прогнать стрекотунью, особенно когда корова ходит стельная. И у сельских жителей, русских или татар, приметы на этот счет одинаковы.
Если у коровы начинает мастит, то необходимо тут же взять куриную лапку и поводить ею по вымени. Мастит должен рассосаться.
Но желательно отыскать человека, который эту напасть наслал, чтоб он не смог повторить своей пакости.
Может случится, что у хорошей коровы рождается вполне здоровый теленок. И вдруг он по непонятной причине дохнет…
Конечно тут все дело в соседской недобропорядочности.
Необходимо взять немного молока от своей коровы и налить на сковородку, предварительно хорошо посолив, а затем кипятить на слабом огне. Тут–то и надо ждать незваную гостью. Обязательно явится какая–то из соседок и попросит пить, жалуясь на сильнейшее жжение в груди. Вот она и есть виновница всех бед.
В таком случае хозяйка обычно принимается бранить ее во всеуслышание, скандал выносится за пределы дома, на улицу.
Тут же являются и другие пострадавшие некогда хозяина и припоминают виновной все грехи и обиды.
Такой метод выявления пакостницы признан всеми вполне законным. Деревня никогда не обращается в суд или к мулле, решая этот вопрос по–соседски и самостоятельно. Уличная женщина до конца своих дней носит несмываемое пятно колдуньи, и все ее сторонятся.
В особо тяжелых случаях самосуд может закончится кровопролитием.
Так, у одних хозяев корова неоднократно приносила мертвых телят. Меняли быков, стойло, призывали сельского ветеринара, но все бесполезно.
Тогда, накануне отела, над дверьми коровника были начертаны таинственные знаки и повешаны в разных местах колокольцы. Вся семья была на ногах и спала по очереди. Ждали сигнала.
Напряжение достигло крайней степени, когда послышалось слабое бряцанье колокольчика. Тут же все члены семьи с фонарями в руках и различным оружием – ножами, топорами и пр. – устремились в коровник. Как они и предполагали, злоумышленница объявила о себе, задев за настороженный колокольчик. На перекладине в углу стайки сидела перепуганная насмерть лесная сорока! Вот она – виновница всего!
Сороку сообща изловили и отсекли ей кончик клюва, полагая, что этого наказания будет вполне достаточно. Та покорно все это снесла и тут же упорхнула, как только ее отпустили.
На другой день вся семья торжественно пошла по гостям от избы к избе. Долго ни у кого не засиживалась, пока внимание не привлекла чистая тряпица на лице одной из женщин. На осторожные вопросы она без утайки ответила, что вчера в темноте, будучи под хмельком, в чулане налетела на стекло лампы и порезала стеклом нос.
Улика была налицо и, что называется, как раз на том месте, где и требовалось. Никакие оправдания в счет не принимались и вскоре бедную женщину вынудили уехать из родной деревни: в любом несчастье виновницей считали именно ее.
А как уж отелится защищенная корова, никого не касалось. Хотя чаще всего подверженную сглазу скотину поменять на другую, более стойкую.
Порой такие конфликты перерастали в межсемейные неурядицы и становились причиной весьма серьезных столкновений, когда в ход шли не только кулаки. Припоминались и краденные кем–то сено или дрова, неправильная охота в чужих угодьях, не там собранная клюква, поврежденная лодка, порванный невод. Вот тут–то и должен вовремя подключиться опытный, уважаемый всеми мулла, который, если все способы примирения испытаны, останавливается на единственном – игралась свадьба. Жениха выбирали из одного семейства, а невесту из противоположного, из участвовавших в конфликте. После этого обычно в деревне воцарялся мир и спокойствие.
Едва ли не каждая деревенская женщина испытывала на себе с г л а з. Дело это серьезное, и ссора тут может лишь повредить, даже если и догадывались, кто мог напустить порчу.
Разбирательство могло лишь повлечь ухудшение состояния здоровья.
Приглашали знакомую знахарку или ехали к ней в соседнюю деревню. Она за умеренную плату и снимала порчу, сглаз.
Но обычно первоначально пробовали обойтись своими силами сами. Шли на болото и добывали там свежего мху. Затем его смешивали с солью и заворачивали в чистую голубую или синюю тряпочку. Занималась этим обычно самая старшая из семьи, когда мужчины были на работе или на рыбалке, охоте, для чего их просто выставляли из дома, а детей посылали в гости на некоторое время.
Больной давали в руку тряпочку с мохом и солью, а в другую заворачивали чистую,. просеянную золу из печки. Желательно золу от осиновых дров. Этим–то узелком обстукивали все стены и даже потолок в доме. Больная в это время могла и спать, если самочувствие ее совсем плохое. Тогда узелок с мохом клали ей под подушку.
После окончания операции узелок с золой тут же уносили в дальний пустырь, на опушку леса, и там закапывали, произнося определенные заклинания. Знатоки сообщали, что зола после снятия сглаза становилась необычайно черной и тяжелой.
В том случае, если зло хотели вернуть обратно, то закапывали мешочек с золой предполагаемому обидчику в огород. И порча вернется непременно к нему.
Узелок, который был в руках у женщины, прятали где-нибудь внутри дома, чаще всего на чердаке. Он становился как бы талисманом, оберегом больной.
Интересно, что после излечения девушки старались выдать как можно быстрее замуж и желательно в соседнюю деревню, где она будет считаться в большой безопасности.
Если женщина замужняя, то в дом приглашали музыкантов, муллу, который начинал праздник непременной молитвой, говорил хорошие слова в адрес женщины. Все гости знали затем и присоединились к нему, вспоминали добрые дела и поступки хозяйки, хвалили ее, желали здоровья, оставляли малые подарки.
На том обычно все и заканчивалось.
Смерть человека в сибирском селе или деревне просто так сама по себе произойти не может. Этому предшествует определенные события, связанные с нарушением законов, традиций. Например, кто–то будучи рядом со святым местом, выругается или не почтит покойного хорошим словом. Неважно, что болезнь может приключится через четыре–пять лет. Расплачиваться виновнику придется в любом случае.
Старость тоже не причина для смерти. Человек, ведущий праведный образ жизни, может пережить и многих молодых, тем не отличающихся. Другого дело, если старый человек сам призывает смерть и готов покинуть этот мир. Известны частые случаи, когда столетние старики, еще вчера призывающие смерь, но оставшиеся с малыми внучатами на руках, что происходило в результате какого–то несчастья с их родителями, продолжают еще долго жить и воспитывать детей.
Дух смерти – «шамиш» – подбирается к дому вечером, чтоб объявить очередному избраннику, что тому пора бы и честь знать: пожил, хватит, пора отправляться в иной мир. Если кто–то из родных человека, к которому направляется дух смерти, увидит его первым, то он может спрятать своего родича от незваного гостя. Тогда шамиш, не застав того на месте, долго ждать не будет и пойдет искать другого претендента в покойники. Можно попробовать и напугать духа громкими криками, музыкой, даже ругательством в его адрес. А чаще на нары кладут куклу, завернутую в платье больного. Бывает, и вообще барана подсунут. И растерянный шамиш уходит из дома на несколько дней, а то и месяцев.
Но обычно у постели больного садят знахарку, которая сможет договориться с духом смерти, объяснит ему, что больной нужен пока еще в этом мире, что его любят родные и близкие. Не отказывается шамиш и от выкупа., обычной взятки в виде хорошего угощения, выставляемого в сени. Случалось, что знахарка, сговорившись с гостем из подземного мира полюбовно, продлевала жизнь больного на несколько месяцев, а то и лет. Все зависит от настроения шамиша, его взаимоотношений с больным, его семьей, а если точнее, – от праведности жизни больного.
В деревне Супринские Юрты Вагайского района нам рассказали интересный случай. У одних престарелых родителей дочь, жившая отдельно от них на севере, неожиданно умерла. Убитые горем родители сумели привезти ее в родную деревню и здесь похоронить рядом с прочими родичами.
Прошло четыре месяца, и к ним в дом посреди ночи явился некто в белой одежде, судя по облику, – девушка. Она попросила, чтоб ее одежду отдали кому-нибудь. На другой день родители вынесли два ее платья и повесили во дворе с надеждой, что кто–то из прихожан возьмет их. Но желающих не нашлось.
Через день дочь появилась снова. Перед тем, как войти в дом, она стучит в окна, в дверь, а уже после этого заходит.
Ни мать, ни отец не могут спокойно спать, постоянно вскакивают, кричат: «Вот она! Доченька пришла!» Причем мать ее не видит, а муж видит очень явственно. Мать же слышит голос и то, как она гремит на кухне кастрюлями, чайником. Однажды дочь взяла полено и швырнула им в закрытую дверь.
Доведенные едва ли до безумия, бедные старики обращались несколько раз к мулле и ездили в тобольскую мечеть. Но без особого успеха.
Их соседи сообщили, что умершая девушка не отличалась пристойностью, вела довольно веселую жизнь. Возможно, этим все и объясняется. Известно, что в таких случаях помогают подарки нищим со стороны родственников, хорошие слова в адрес умершей.
Если говорить о сибирских злых и добрых духах, то все они в основном выполняют охранную роль, оберегая то или иное место: заповедное озеро, поле, уголок леса, клад. Они могут отпугнуть названного пришельца, но редко когда преследуют того, если он вовремя отступится. С духами можно и договориться, подкупить их, дав серебряную денежку, угощение. Но ослушника обязательно постигнет расплата, неминуемое наказание.
Так, по левую сторону от деревни Юлташи находится озеро Ниязбай, что значит в дословном переводе «святой богач», от «нияз» – намаз, молитва. Считается, что рядом с озером похоронен святой человек, а раз святой, то он достоин богатства. Хотя, вероятнее всего, что он был утоплен некогда в том озере. Рыбы там в изобилии, но в сети она не шла. Потому никто никогда там рыбачит. и не пробовал. Лов рыбы находился под несогласным запретом. И похороненный святой как бы оберегал то озеро.
Но вот в 1946 году, сразу после войны, нашелся один неверующий, старик Ефим из Супры, что в двух километрах от Юлташей.
Не поверил он запрету и пришел с сетями. Только начал сети ставить, как вдруг кричит кто–то из озера: «Ух-ах!», будто кто в холодной воде купается. Посмотрел Ефим, а прямо по воде к нему какой–то человек в белой одежде с поднятыми руками.
Испугался Ефим, бросил сети и бегом домой побежал. Пробегал через Юлташи, вот его мужики и спрашивают: «Чего без рыбы идешь?» Он отвечает: «Какая рыба! Там за мной мужик гонится!» – и дальше побежал.
Юлташинские мужики решили сходить проверить – правда, нет ли. Пошли трое: Утагулов, Усманов, Махмутов. Женщин небыло с ними. Утагулов был за главного.
Пришли, смотрят: точно, сети лежат на берегу, наполовину в воде. Утагулов, захвативший с собой монетки серебряные, бросил их в воду. Поставили сети и вытащил с большой добычей. Много рыбы зашло в сети. Поделили они улов и решили старику унести.
Сходили к нему, унесли рыбу, а он без памяти больной лежит, волосы поседели. На другой день узнали, что помер он.
С тех пор больше никто уже рыбачить в том озере не пробует. Даже русские мужики по пьянке – и те не рискуют. Боятся.
А из тех троих, что за сетями ходили, тоже в живых скоро никого не осталось: один в аварию попал, другого парализовало вдруг, а Утагулов лег после Нового года спать и не проснулся, хоть, вроде, и здоров был.
Все считают, что их святой наказал.
А озеро то иначе еще зовут Астана-куль, от слова «положить».
Сибирские обереги встречаются довольно часто и почти возле каждой деревни, селения. Оно понятно: никакие ведомственные запреты и таблички «Охраняется государством» не заменят по силе воздействия духовных запретов, вырабатывающихся веками становящихся традицией, своеобразным «табу», нарушение которого карается не иначе, как смертью.
А если вдуматься, то и сама сибирская природа выставила множество запретов и препятствий. Тот же гнус, комары – неустанные охранники летней тайги, когда идет выращивание птичьего и звериного молодняка. Непроходимые болота. Сибирский урман труднодоступен для праздношатающегося человека. И получается, что не сами по себе существуют те преграды, а как твердая оболочка вокруг беззащитного яйца, разбив которую, уничтожишь и сам плод.
Северные народы, сибирские татары, освоив таежные массивы, вскоре поняли, что громадные на вид леса, озера, реки легко ранимы и уничтожить их можно буквально за десятилетие. Возникшие здесь обереги охраняют не только сами по себе водоем, рыбу, но и тот народ, что проживает рядом.
Также обстоит дело и с памятными местами, событиями, случавшимися в этих краях. Мы уже рассказывали о «девичьих городах» – кызлар тура. Вот что случилось с жителем деревни Катунгую Таушевым Хуча–Хабисом.
Возил я несколько лет назад зимой дрова, которые летом заготовил возле Девичьего холма. Лошади тяжело приходилось по снегу из леса выбираться. Помогал ей, дорогу топтал, тоже умаялся.
Вдруг чувствую, что кто–то держит меня, не пускает из леса. Посмотрел назад… а ко мне нитки черные пришиты. Прямо к одежде, к валенкам, вокруг головы, шеи, груди. Испугался я сильно, стал их обрывать, распутывать, с себя срывать и в карманы складывать. Долго рвал и ниток целый ворох набрал.
Приехал домой, рассказал, запричитала: горе–то какое, хорошо, что еще жив остался. Потом скорехонько печку затопила и велела нитки нигде по дому не раскладывать, а скидывать их в печку.
Я так и сделал. В се нитки до единой в печь скидал, а когда дверцу плотно закрыли, то внутри что–то затрещало, забурлило, загудело и что–то в трубу с шумом вылетело.
А той же ночью, во сне, увидел я двух девушек в зеленых платьях с красивыми серебрянными украшениями. Она и говорит: "А«да, Хуча, со мной, пошли». И вторая тоже рукой машет.
Утром я сказал матери, что за мной приходили «ешкызлар». Потом еще долго спать не мог, и мне все казалось, что кто–то на свадьбу зовет. Болел очень.
Найти клад считалось сряди сибиряков нехорошим, даже пагубным делом. С кладами всегда связывали нечистую силу. И внезапно разбогатевший в деревне мужик считался продавшимся нечистому, вступившимся с ними в сговор. Недаром клады всегда оберегались особыми духами.
Перед самой войной три брата Мавликановы из деревни Ешаир шли поздно вечером мимо горы Уба. И вдруг увидели на ней огонь.
Думают: значит, кто–то костер жжет, чай кипятит, пойдем к нему, поговорим.
Хороший охотник, он всегда к нужному месту выходит. Вот и они вышли точно туда, где огонь видели. Только костра–то и нет. И людей никого.
Смекнули они, что в том месте клад зарыт, потому и огонь виден. Начали копать. И точно – вскоре на сундук наткнулись. Только руку протянули, как появился возле них старик с зеленой палкой в руках. Они испугались и убежали.
Считается, что некоторые участки земли имеют своих старых хозяев, которые жили здесь раньше, но умерли или были убиты. Это, может быть, связано и со святыми людьми – шейхами.
Так, в деревне Тукуз Вагайского района старый учитель Юмали Давлетович Давлетшин рассказывал интересный случай, который произошел у него в доме в 1933 году.
В доме была начальная школа, куда все деревенские ребята ходили заниматься. Со стеклом в то время было плохо, и несколько окон просто забили фанерой.
И однажды в сильный мороз кто–то из одного окна вытащил фанеру. Юмали опять забил. Снова фанеру вытащили. Так было три раза. Фанера выскакивала из окна прямо на глазах учеников. На улице ни ветра нет, ни следов возле дома тоже нет.
Начал Юмали фанеру вставлять, и тут словно кто–то невидимый в оба глаза ему пальцами ткнул, да так, что он не ослеп.
Глаза начили сильно болеть, и он отпустил ребят домой. Глаза еще долго болели. А ночью ему приснился человек в белой чалме, который не велел никогда ложиться в том углу, где это окно. А если не послушается, то может умереть во сне.
Через некоторое время он забыл про наказ и лег рядом с окном. Чувствует, что кто–то во сне больно ткнул его в бок. Просыпается, а прямо перед кроватью стоит тот самый старик в белой чалме. Хотел Юмали закричать, рот открыл, только крика нет. И старик исчез.
Побежал он, родных разбудил, а те ничего понять не могут. Ладно, что хоть голос появился.
Потом кто–то из старых людей объяснил ему, что «дом не там стоит».
В деревне Ренчики один мужчина рассказывал, что ему долгое время не давал спокойно спать похороненный рядом шейх, который все вздыхал и говорил: «Ой, перенеси свой дом, а то прямо у меня на ногах стоит». Мужик собрал родичей и дом перекатили, поставили чуть дальше.
Хозяев ме