Часть 1. Предисловие (можно пропустить, не читая, и обращаться лишь при необходимости).
Существование любой данности становится возможным благодаря существованию другой данности, хоть сколь ни будь отличной от неё самой! Если всё есть пустота, и ничего кроме неё – пустоты – нет, то и пустоты считай тоже, на самом деле, нет. Но она есть, потому что есть состояние отличное от неё – «Я», например. Также, если всё есть Бог, и ничего отличного от Него нет, то считай и Бога, на самом деле, нет. Но Он есть. Потому, что существует состояние отличное от Него, и это состояние опять - «Я». «Я» – это, как компромисс между абсолютным существованием и абсолютным ничтожеством, а он, компромисс, будет всегда, просто со временем и пространством он меняет свои формы. Так, что куда ни плюнь, везде в «меня» попадешь:)
Вообще, "Пустота" – это, на самом деле, очень круто. Существуют некое "ничтО" и некое "нЕчто", которые как-то взаимодействуют, и в результате их взаимодействия мы получаем перспективу реальности, включая нас самих. Если ничто - это условно "Пустота", то нечто - "Бог". Так вот, чтобы Богу понять, кто Он есть на самом деле, Ему надо научиться взаимодействовать с Пустотой, иначе Он себя не сможет познать. В итоге, с этой достаточно весёлой, псевдонаучной точки зрения, Пустота проявляет себя, как Богоматерь, помогая инициации божественного Я.
(Если легче будет отпереться на «протез», то «Черный квадрат» Малевича – это, своего рода, "Зеркало Бога".)
Мы существуем благодаря тому, что отражаемся в зеркале. "Зеркало" - это абсолютно вся материя, свидетельствующая о нашем существовании, ведь не производя ни каких материальных изменений мы не можем понять, что существуем.
Представьте себе мир без зеркал: никто не может ни в чём отразиться - ни в лужице, ни капле росы, ни в глазах другого существа. Полное забвение. Благодаря эффекту "зеркала" мы познаём себя и наше сознание эволюционирует. Мы отражаемся в зеркале сознания существ предыдущей ступени эволюции. Мы прозреваем относительно невежества этих существ, выделяясь в отдельную от них форму своего новорождённого существования и наблюдая за своим прежним невежественным «я» со стороны. Таким образом нЕчто прозрело на фоне ничтО. Таким образом зародился наш мир.
Теперь чуть ближе к пустоте, точнее к её сущности... Сущность пустоты заключается в том, что она есть противоположность самому существованию чего бы то ни было. Пустота может быть духовной, материальной, а также универсальной/абсолютной (и духовной и материальной). Вот в самый, собственно, момент понимания пустоты, как абсолютного небытия, всё наше существо восстаёт против такой возможности... - это и есть суть отражения нашего я в "зеркале пустоты". Именно пустота родила нас. Пустота - Богородица.
Чтобы от метафизичности представлений о нашем существе перейти к более конкретному образу нашего я, предлагаю следующий эксперимент (не для слабонервных)...
Представь себя в ситуации отсутствия информационного обмена с окружающей тебя действительностью - нет ни тела, ни социума, ни природы, только мысли и воспоминания. Теперь представь себе, что у тебя отняли надежду обрести своё обратное состояние, где бы ты смог вновь отразиться в бурлящей жизнью материи. Всё, никакой надежды избавления от одиночества... Вот тут-то, как мне кажется, из ситуации максимального умаления нашего существа, и происходит чудо - "Большой взрыв" и зарождение новой вселенной.
И в этой новой вселенной Богом будет экспериментатор - ты, чьё существование было максимально умалено условием этого эксперимента, но личность не сокрушена.
Конец эксперимента.
А я знаю, что такое милосердие. Ну знаю, честно...
Это когда из безысходности полной тишины, темноты и пустоты, из ничего, рождается воображаемое что-то. Ты начинаешь любить это что-то, и оно становится для тебя всем. Так из ничего появляется всё.
Пустота - это условие существования. Чтобы распознать пустоту, необходимо заполнить её своим вниманием. Но как только мы это делаем, она перестаёт быть пустой, а мы начинаем существовать!
Как это работает я не знаю. Но я знаю, что это так.
Это мой секрет, который я ещё никому не рассказывал, кроме всех:)
Вот, например, Вам снится сон, о том, что Вы гуляете по прекрасному, дивному саду... И во время сна Вы не сомневаетесь в том, что сад и Вы составляете вместе одну и туже реальность, потому что верите в это. Но по мере того, как Ваш организм высыпается, Ваша вера начинает слабеть, и реальность сада постепенно разрушается освежённо-обновлённой реальностью Вашего выспавшегося я, - словно окрепший эмбрион, вылупляясь из кокона, который долгое время питал его, разрушает свой прежний дом. Вы просыпаетесь.
Что же произошло с Вами, на самом деле, во время Вашего сновидения? Да ничего, кроме мощной интенции Вашей веры в реальность дивного сада. Реальность Вашего я, перед погружением в мир сновидения, изрядно подъизносилась и нуждалась в подзарядке энергией из другой реальности. Да, Вы очень нуждались в этом дивном саде и Вам просто ничего не оставалось делать, как подчиниться инстинкту самосохранения, или, наоборот, возвыситься над ним, и поверить в сад.
То же самое происходит и с нашей реальностью, которую мы испытываем здесь и сейчас, наяву. Кто-то прям сейчас нуждается в энергии из этой нашей реальности, как ещё совсем недавно мы нуждались в энергии сада, и вынуждено, а может быть и играючи, точно ещё пока не знаю, но верит в окружающую нас реальность и реальность нашего я, как мы в дивный сад и персонажа нашего сновидения в нём.
Более того, тоже самое происходит и с нашей верой в Бога. Бог - это тот же сад, и мы в Нём также нуждаемся, как и в собственных снах. Без Него реальность нашего я невозможна, как, собственно, и Его реальность без нас тоже не возможна, потому что мы и есть Его сон.
Представьте, что Вы летите с огромной высоты многоэтажного дома. Ощутите физически это щемящее чувство в паховой зоне. Страшно. И вдруг, бац - и Вы просыпаетесь, пьёте свой кофе и идёте на работу. Вот Вам и вся смерть. Персонаж-то Ваш, действительно, умер, и Вы тоже когда-нибудь умрёте, но всего лишь как чей-то персонаж, не более того.
Смерть - это когда ты был-был чем-то полностью и почти без остатка им и только им одним. И вдруг, бац, хряц, бряц... - и стал всем понемножку, заполняя собой этот заветный остаток в каждом из нас (Пустоту), которого почти нет.
Не заполняйте при жизни этот остаток в себе (пустоту) полностью. Научитесь с ним (ней) сосуществовать. Это место для бога (лучшей версии нас).
Пустота - это фильтр, очищающий вселенную от суррогатов добра и зла.
Здоровая вселенная не возможна без Пустоты.
Понизьте статус Бога, разбавив Его Пустотой, и мироздание улыбнётся Вам:)
Если Бог существует, то Он прямо здесь и сейчас - читает эти строки.
Ничего трансцендентного не существует вообще. Существует лишь то, что здесь и сейчас. "Здесь и сейчас" существует "везде и всегда". Существование чего-то трансцендентного, не имманентного нам самим, лишь гипотеза, необходимая нам для того, чтобы выстраивать филосовско-религиозные системы и обручать их с системами административно-командными. На самом деле "Я", которое здесь и сейчас, не имеет ни конца, ни начала, оно имеет лишь срединную память контрастно оттеняющую область "Я" от общего фона "не Я". То есть мы все являемся носителями одного и того же "Я", но по-разному оттенённого от "не Я", при том и "Я" и "не Я" есть суть одно и тоже, просто "не Я" - это забытое "Я". Некоторые люди вспоминают как они когда-то на предыдущей ступени эволюции были камнем. Набоков, например, в романе "Другие берега" ощущал себя целой улицей с её запахами, шумом и гамом.
Мироздание - это зазеркалье «не я». Зеркало нашего метафизического «я» в момент отражения было разбито на мириады осколков «не я», отблёскивающих оскалом эфемерной индивидуальности. Чтобы сложить мозаику нужно относиться друг к другу, как к самому себе. И тут без вариантов.
Сущее возможно только "здесь и сейчас", оно не подвержено пространственно-временным коллизиям. "Здесь и сейчас" существует "везде и всегда". Если здесь и сейчас мы живы, то смерти не существует вовсе.
Происходит просто частичная метаморфоза памяти.
Цель любой медитации - обретение свободы путём абстрагирования от своего социально обусловленного эго и получения доступа к общей "базе данных". Наше социальное эго - есть тромб в общем кровотоке информационных процессов вселенной. Лишь абстрагировавшись от шума собственных страстей мы способны корректно подключиться к источнику подлинного искусства: искусства мыслить, чувствовать, говорить, эмоционировать от себя лично, а не по заданной кем-то шаблонной схеме – искусству бессознательного.
Бессознательное не может быть ни "нашим", ни "вашим". Оно - есть вся материя в своей совокупности, то есть общая база данных, к которой и подключено содержимое нашей черепной коробки.
Сознание - это затычка в системе двух начал: духовное начало и материальное начало, как две стороны одной и той же медали. Сознание обеспечивает герметичность этой системы, не позволяя туда проникнуть агрессивной среде универсального небытия (как духовного, так и материального). Сознание - это пограничное состояние бытия и не бытия. Это по сути зеркало, в котором отражается взаимодействие двух вышеупомянутых начал.
Духовное (идеальное) и материальное начало - это суть одного и того же. Их условное разделение становится возможным лишь в рамках условного Сознания. Вне Сознания нет ни Духа, ни Материи. Нет ничего. Пустота... Пустота «универсального небытия».
Итак, Материя без Духа мертва (абсолютно неподвижная, в не возмущённом физическом поле (эфире) её попросту нет). Дух без Материи слеп. Его и так как-бы нет, а тут он ещё к тому же и слеп. Их синергия (союз) позволяет обнаружить фоновую абсолютную пустоту (материальный вакуум и духовную пустоту одновременно - пустота «Универса»). Сия выразительная контрастность выделяет их раздельное небытие в область бытия, опосредованного их союзом – Сознанием.
Пустоты без "я" существовать не может, потому что её некому будет тогда наблюдать (взаимодействовать с ней, в том числе посредством наблюдения); "я" без пустоты тоже - бездарная иллюзия, которую наблюдают все, но сие наблюдение ничем не отличается от пытки наблюдения за пустотой ни с чем не взаимодействующей. Лишь их (наше) совместное бытие друг в друге имеет непревзойдённую роскошь подлинного существования.
Да, Пустота - это условие существования! Чтобы распознать пустоту, необходимо заполнить её своим вниманием. Но как только мы это делаем, она перестаёт быть пустой, а мы начинаем существовать.
Часть 2. Фильм Андрея Звягинцева "Изгнание"
«Безгласен стоял Говорящий громами, и без слова — тот, кто есть Слово», «Уловляющий в плен мудрецов совершил свою победу через молчание» - такое поведение Христа пред лицом смерти стало этической нормой поведения христиан: «Научимся и мы отсюда, чтобы, если будем находиться пред неправедным судом, ничего не говорить… когда не слушают наших оправданий». Когда суд «неправеден» и человек отчетливо видит свою незащищенность, когда слово все равно не будет по-человечески расслышано, только молчанием еще можно оградить последние остающиеся ценности.
С.С. Аверинцев
Вся сюжетная структура «Возвращения» и «Изгнания» нанизана на одну мифологическую основу. Именно животворящий христианский миф явился источником вдохновения автора этих произведений. Андрей Звягинцев как-то сказал (далее не дословно), что в одном из интервью его спросили: "А о чем, собственно говоря, Ваш фильм-то вообще?" И он, несколько испугавшись такой резкой постановки вопроса, «выстрелил» как на духу: "О метафизическом путешествии души от земли к небу, от Матери (от материального) к небесному Отцу (к духовному)".
До "Возвращения" и "Изгнания" было не мало работ, посвящённых религиозным мифам, в том числе христианским, но там повествовательной нитью является непосредственно сам миф, и мы машинально движемся в направлении, изначально разделённом на канву божественного и человеческого. Андрею Звягинцеву удалось подойти наиболее близко к этой зыбкой теме и соединить, казалось бы, в принципе не соединимое - мраморно холодную трансцендентную религию и психологизм конкретных человеческих взаимоотношений, непостижимо-абстрактное и тривиально-конкретное, запредельно далёкое и до боли близкое, сакральное и сокровенное, Христа и Человека. В его фильмах убедительно звучит судьба обычного человека, не Бога, не святого, а именно обычного - моя судьба.
Поскольку я сам человек мало киношный, то хочу сказать, что Андрей Звягинцев открыл для меня не просто новый киноязык, а раздвинул горизонт вероисканий, и, если выразится «грубо, но со вкусом», то он открыл для меня некую новую религию, где каждый из нас является непосредственным ключом к пониманию многовекового, казалось бы, непостижимого духовного таинства...
В «Изгнании» Андрей Звягинцев подошёл к этой теме едва ли не ещё ближе…
Вера, находясь в неумолимой изоляции своего не выносимого одиночества, совершила метафизический подвиг, сохраняя "священную тишину" своего запредельного поступка. Священная тишина её поступка - это безмолвие о самом главном. Вернее неравнодушное безмолвие о самом главном. Ведь она, Вера, не рассказала (умолчала) своему мужу, Алексу, о том, что в её чреве живёт ребёнок зачатый именно от него самого... Также она не пошла по пути прямого отстаивания своих интересов вообще перед обществом в целом, ведь она могла бы вступить в красноречивую полемику со всеми этими палачами - и Марком и Алексом и специалистом по абортам и т.д., то есть со всем окружающим её тогда социумом, да хоть со всем белым светом - что, мол, прерывание уже начавшейся внутриутробной жизни всегда плохо, и всегда присутствует пусть ничтожно малая, но всё же существующая вероятность того, что в данном случае мы имеем дело не просто с физиологическим процессом деторождения, а со вторым пришествием Мессии, то есть по сути мы убиваем самого Бога (который есть самое условие нас самих).
Вера в какой-то момент просто поняла, что выбрав путь прямого отстаивания своей позиции, сохраняя при этом тайну действительного происхождения её беременности, или просто рассказав правду о том, что ребенок, которого она носит под сердцем, на самом деле зачат от её законного мужа, её, действительно, "минует чаша сия" (двойная смерть - её личная и ребёнка), но тогда она предаст и убьёт в себе веру в Любовь, которая уже ни когда не проникнет в изоляцию её одиночества, и которая стала для неё теперь уже не просто личным, а общим делом, и это «общее дело» будет тогда обречено, потому что никогда уже не сможет сдвинутся с мёртвой точки... И это, безусловно, выбор самого Христа, и Вера поняла это.
Поступок Веры, конечно, тяжело поддаётся осмыслению, но ведь можно посмотреть на всё на это с другой стороны и тогда мы увидим, что это не Вера ушла от нас, а мир ушёл от неё. Она же осталась на месте (!) - в первозданной чистоте. Она ничегошеньки плохого не сделала, она просто сохранила до конца Священную тишину своего безмолвия о самом главном, как в своё время сохранил эту тишину Христос... -
«Безгласен стоял Говорящий громами, и без слова — тот, кто есть Слово», «Уловляющий в плен мудрецов совершил свою победу через молчание» - такое поведение Христа пред лицом смерти стало этической нормой поведения христиан: «Научимся и мы отсюда, чтобы, если будем находиться пред неправедным судом, ничего не говорить… когда не слушают наших оправданий». Когда суд «неправеден» и человек отчетливо видит свою незащищенность, когда слово все равно не будет по-человечески расслышано, только молчанием еще можно оградить последние остающиеся ценности.
Часть 3. Несколько слов о Христианстве...
Феномен Христа безусловно раскрывает нам уникальную возможность приближения к трансцендентному (непостижимому в принципе Богу, как "вещи самой в себе") через возможность трансцендентального (априорного) восприятия самой идеи Бога, как единой сущности трёх ипостасей Святой Троицы.
Божественная сущность Христа у многих христиан не вызывает никакого сомнения, и мы с каждым разом с новой силой благодарственного почтения и переполняющим нас чувством благоговейной признательности Всевышнему восторгаемся Его великим замыслом: ради нас грешных пожертвовать своим единородным Сыном - просто уму не постижимо. Это придаёт нам даже некой значимости, значит мы не хухры-мухры, если сам Бог добровольно пострадал за нас. При том, в такой момент мы просто уверены, что во Христе преобладает Божественное начало, нежели Человеческое. Ведь осознание того, что в основе всей христианской драматургии лежит самопожертвование ради нас самого Бога, «подкупает» нас ввергая в благоговейный восторг в гораздо большей степени нежели, если бы вся эта история оказалась проявлением простого Человеческого героизма.
Мы пренебрегаем простым человеческим уделом Христа. Христос-Человек нам не интересен!
Но, ведь если вдуматься, то всё должно быть, как раз наоборот. Ведь по идее для Бога любые страдания тела должны переноситься «на раз плюнуть» – он ведь Бог и он сам же их и создал (придумал для нас).
Если бы в этой системе уравнений, с неизвестной природой Христа, личность Бога была бы известной, изначально заданной величиной, то тогда само уравнение перестало бы вопрошать нас о своём решении, ведь если Христос знает о своей божественной сущности, то Ему не надо внутренне трудиться в вере в своего Отца Небесного - Он просто доподлинно знает это! А если Он доподлинно знает то, что всё это, что с Ним происходит здесь и сейчас, на этой грешной земле, это всего лишь временные неудобства, а в целом же ситуация находится под контролем Его всемогущего Отца, и как только остановиться Его сердце, Он сразу же гарантированно (!) обретёт своё подлинное безопасное состояние, где не будет места этим страданиям тела, где вся эта история покажется для Него всего лишь страшным метафизическим сном и не более, то тогда и страдания испытываемые Им на кресте – не настоящие (им грош цена).
Это тоже самое, как представить себе акт самопожертвования Христа в исключительном свете вынужденной необходимости подчиниться воле Отца. Но это не так! Предание себя распятию – это Его Триединый (1 - совесть/Отец/сверхЯ, 2 - сознание/Сын/я, 3 - бессознательное/Св.Дух/оно), а значит в том числе и добровольный выбор.
Лишь понимание того, что Христос был прежде всего Человек, вызывает во мне подлинное религиозное чувство! Христос есть подлинный Бог, только если Он Человек, и никак не иначе.
Его молитва в Гефсиманском саду, как никогда лучше свидетельствует о Его человеческой сущности. В этой молитве Он выражал свои сомнения относительно целесообразности и реальности происходящего с ним. Сначала Он в уединении просил Отца Небесного, чтобы Его миновала чаша сия (например, чтобы палачи Его помиловали или вообще прошли мимо); потом просил мужества на случай, если целеполагание всего этого действа, направленного на искупление грехопадения человечества, как производного от первородного греха первых людей, окажется более чем реальным, обретя достаточно убедительную форму для Него самого, и тогда, действительно, Ему придётся идти до конца - отвечать за каждое слово, когда-либо произнесённое Им, ведь Он есть само воплощение Слова.
Только тогда для меня складывается этот пазл достаточно сложной системы христианских вероучений. Ведь только акт самопожертвования Христа, как Человека, убеждает моё сердце в подлинности происходящего. И только через ощущение подлинности в своём сердце, во мне кристаллизуется зачаток этой веры, веры в то, что, если Христос может укротить в себе человеческое ради божественного, значит Он, действительно, Бог.
Христос объективное воплощение одной из ипостасей Троицы, благодаря двойственной природе своей сущности. Он - Богочеловек… как, собственно, и все мы, сотворённые по образу и подобию своего Создателя. Только Он Первый из нас.
Часть 4. Эпилог.
Условно представим себе треугольник Отца (синий) и Матери (красный), совмещённые таким образом, что каждая из пары антагонистического единства и борьбы противоположностей вставала бы поодаль друг другу (см. Гексаграмму ниже) …
«Отец» - это:
Бытие сущности. Начало идеальное, духовное, сущностное.
«Мать» - это:
Формальность бытия. Сущая пустота. Начало материальное.
«Св. Дух» - это:
Недоступная сенсорному восприятию человеком связь между сущностью и её проявлением/воплощением.
«Не менее св. Материя» - это:
Доступная сенсорному восприятию человеком связь между пустотой (состоянием до «Большого взрыва») и материальным миром (состоянием после «Большого взрыва»).
«Сын» - это:
Христос. Первое проявление воли Отца через материю (до этого Адам и Ева пребывали не в материальном мире, после своего грехопадения, связанного с вкушением плода познания, их род продолжался без благословения Отца, согласно воли Матери).
«Дочь» - это:
В буквально-физиологическом смысле - Антихрист, в высоком художественном (эпическом) смысле – Богоматерь. Первое проявление воли Матери через Святой Дух.
Кроме того, аллюзия Богоматери, как Антихриста, имеет также абсолютно естественный антитетический характер. Это фигура антитезы: Отец (небо, начало идеальное) губит тело, спасая душу, а Мать (земля, начало материальное), наоборот, спасает тело, губя душу. Материнский инстинкт самое сильное чувство в видимой вселенной. Ни одна мать не пожелает своему ребёнку фатума самопожертвования. Провожая своего сына на священную войну, мать молится Господу о его возвращении… Но в случае с Христом, эта молитва входит в диалектическое противоречие с самой идеей Господнего самопожертвования, с Его замыслом об искуплении первородного греха (Человека перед Богом или, наоборот, Бога перед Человеком – это совершенно не важно). В этом есть антагонизм борьбы противоположностей.
Единство же противоположностей в рассматриваемом случае выраженно в том, что героиня Марии Боневи поступила так, как поступил бы сам Христос.
Метафизическое путешествие души от земли к небу, от Матери к Отцу Небесному - это извечный диалектический антагонизм божественного и материального начала в человеке, это единство и борьба сущностных противоположностей.
Аборт - это апофеоз вырождения человечества. Притом этот сверхварварский аборт, показанный нам в «Изгнании», - есть также и некое логическое продолжение первородного греха («сверхгреха»): единожды вкусив запретный плод познания добра и зла, - родившись, как человеческая индивидуальность, - мы разгневали ветхозаветного Бога и на столько усугубились в своём грехопадении, что просто боимся впускать в наш герметично безбожный мир Его единородного Сына.
Возможно, что художественный образ Богоматери (Веры из «Изгнания»), и есть то недостающее звено, которого не хватает иудеям для того, чтобы признать Христа. Священная тишина, которую мы все лицезрели в главной героине «Изгнания» - вот та самая заветная крамола, открывающая дверь в сердце иудейского народа.
Гексаграмма (Звезда Давида, Печать Соломона) – древнейший символ Израилевый, возможно имеющий даже ведические корни. Если наш Спаситель истинный Господь Бог, то безусловно важно, чтобы та религия, с которой Он был обручён в период своего детства (иудейство), признала Его божественную сущность. Гексаграмма примеряет небо и землю, начало идеальное и начало материальное находят в ней гармонию своего единства и равновесия.
Мне кажется это важный символ.
Примечание:
Молитва Богоматери, о сохранении жизни Христа, уточняется в контексте образумливания Его палачей и, на самом деле, не входит в противоречие с искупительной идеей Господа.