Карл Каутский – Интеллигенция и социал-демократия




Источник: Новое время, обозрение умственной и общественной жизни. – 13.1894-95, том 2 (1895), выпуск 27, с. 10-16, выпуск 28, с. 43-49, выпуск 29, с. 74-80 [Die neue Zeit, Revue des geistigen und öffentl­ichen Lebens. - 13.1894-95, 2. Bd.(1895), H. 27, S. 10-16, H. 28, S. 43-49, H. 29, S. 74-80]

Электронная версия: Бонн: Библиотека Фонда Фридриха Эберта, 2008

Перевод с немецкого на русский язык: Надежда Сыркина

 

Die Neue Zeit: Revue des geistigen und öffentlichen Lebens. - 13.1894-95, 2. Bd.(1895), H. 27, S. 10-16

https://library.fes.de/cgi-bin/neuzeit.pl?id=07.02000&dok=1894-95b&f=189495b_0010&l=189495b_0016

I. Ограничение задачи

Социал-демократия, как известно, категорически отвергает навязывание шаблона, по которому следует моделировать «государство будущего»; но она не может установить также и шаблона для моделирования пролетарского движения настоящего и ближайшего будущего. Правда, у неё имеется |11| определенная теоретическая основа, каждая попытка сотрясти которую проявляла себя до сих пор лишь как средство укрепления и подтверждения этой основы. Но непоколебимость основы отнюдь не означает единообразия движения. Движение это основано на знании, что «всё течет», что все взаимосвязи находятся в постоянном изменении, поэтому любая истина является лишь относительной, только при определенных условиях действительной.

Теоретическая основа социал-демократии, таким образом, не является ложем для ленивцев, в которой потомки могут удобно расслабляться на достижениях своих предков. Продолжение развития всегда создает новые проблемы, и теоретическая основа не предлагает их решения без дополнительных усилий, а является лишь отправной точкой для его нахождения.

Одна из наших основ гласит, например, что движущей силой современного общественного развития является классовая борьба между пролетариатом и буржуазией. Но это не значит, что любой, кто знает это предложение наизусть, знает обо всех социальных и политических битвах нашего времени. Указать хотя бы на следующее: насколько различны пролетариат и буржуазия в разных странах и в разное время, насколько различны условия, при которых они возникли, насколько различны условия, в которых они сражаются!

И между буржуазией и пролетариатом стоит ряд народных слоёв с особыми интересами, вмешивающихся в борьбу первых двух классов, укрепляя то одну, то другую сторону. Эти слои общества также подвержены постоянным изменениям, и их силы, стремления и методы борьбы постоянно меняются.

Изучение всех этих изменений и представление их практической борьбе - одна из задач теоретика социализма. Нет отдыха и нет покоя; наоборот, социальное развитие проходит настолько быстро, что трудно следовать за ним.

Среди проблем, связанных с недавним развитием нашей партии, наиболее важными являются агитация на селе и приобретение сторонников из числа интеллигенции. Отчасти они вызваны ростом нашей партии, для которой в некоторых местах область деятельности среди городского промышленного пролетариата уже стала слишком узкой. Но это само по себе не является причиной, по которой вопрос о нашей позиции в отношении различных слоёв сельского населения или интеллигенции приобрел в последнее время такое значение. О том, например, как нам вести себя по отношению к крестьянству, рьяно обсуждают сейчас не только в самых разных странах Европы - кроме Германии также в Австрии, Франции, Бельгии, Дании и т. д. - но также и в Соединённых Штатах; отношения нашей партии с «Народной партией», по сути, крестьянской партией, были предметом бурных дискуссий в партийных кругах, и все же никому не придёт в голову утверждать, что американская социал-демократия уже настолько доминирует в промышленном городском проле­тариате, что ей уже больше недостаточно агитации среди него.

Если в последнее время мы гораздо больше занимались крестьянством, чем до сих пор, то главная причина этого заключается главным образом в изменениях, произошедших в этом классе; он вступил в оживленное движение, он входит в политическую жизнь и становится политическим фактором; невозможно его игнорировать; мы должны четко понимать, что мы можем ожидать от него, в какой степени его интересы совместимы или несовместимы с |12| интересами пролетариата, в какой степени может он поставлять союзников для конкретных целей, в какой степени - товарищей по партии, шагающих во всех отношениях плечом к плечу с промышленным пролетариатом.

Помимо вопроса о сельской агитации, рассматривается наша позиция в отношении интеллигенции. Появление этого вопроса во многом связано с изменениями, произошедшими в этом слое населения за последние десятилетия, изменениями, которые мы обсудим более подробно. Насколько глубоко эти изменения обоснованы обстоятельствами, можно увидеть из того, что этот вопрос вызвал оживлённые дискуссии и движения одновременно в разных странах; не только в Германии и Австрии, но также во Франции и Бельгии, у которых, как и в Германии, есть свой социалистический студенческий журнал, в Италии и в других местах.

Журнал «Новое время» опубликовал в своих последних номерах ряд статей по этому вопросу, которые дали автору настоящих страниц возможность также вмешаться в дискуссию.

Речь не идёт от том, хотели бы социал-демократы видеть представителей интеллигенции в своих рядах. Этот вопрос уже решен в Коммунистическом Манифесте[1], а также тем, что основоположники социал-демократии, Маркс, Энгельс, Лассалль, были представителями интеллигенции. Социал-демократия приветствует каждого, кто признает её принципы и борется за её освободи­тельную борьбу, из какого бы класса он ни происходил. Точка зрения о том, что дело наемного труда может быть представлено должным образом ​​только наемными рабочими, - это точка зрения самой отсталой части пролетариата, находящейся в заложниках цеховой ограниченности. Это было мнение не социал-демократических варваров, а либеральных примерных юношей, английских профсоюзных активистов. В революционной части пролетариата эта точка зрения лишь изредка была представлена ​​некоторыми недовольными социал-демокра­тией элементами - как ни странно, как правило, именно представители интеллигенции иногда чувствовали необходимость размахивать «мозолистым пролетарским кулаком» - от Хассельмана до некоторых из недавно исчезнувших "Независимых".

Обсуждать это сегодня больше нет необходимости.

Второй вопрос, который мы хотим исключить из объема настоящего исследования, который связан с отношениями нашей партии и интеллигенции, - это вопрос о том, как вести себя с членами партии из «интеллигенции», вопрос, который, как показывают дискуссии об уровне дохода партийцев, в последнее время очень занимает наших товарищей. Этот вопрос касается не только нескольких «ученых», но и довольно большого круга членов партии, почти всех чрезвычайно активных на партийной службе в качестве редакторов, издателей, журналистов, парламентариев и так далее. Манера ответа на него отнюдь не безразлична для характера и эффективности партии, но теоретик мало сталкивается с этим. Это, в первую очередь, вопрос имеющихся средств. Несомненно, что жалования «умственных работников» обычно намного более эластичны, чем уровни всех других категорий |13| работников, занятых в партии. Поэтому там, где не хватает средств, естественно, в первую очередь, экономят на содержании редакторов и прочих. В этом нет никаких разногласий. С другой стороны, все разумные люди в партии согласны с тем, что там, где имеются необходимые средства, в интересах самой партии обеспечить её умственным работникам существование, соответствующее не пролетарскому, а скромному буржуазному образу жизни. Только там, где подобное им будет обеспечено, они смогут полностью раскрыть свой потенциал и приложить все усилия. У нас не только экономическая, но и духовная борьба с правящими силами; правящие классы предлагают свои лучшие духовные силы против нас и обильно снабжают их любыми средствами. Безусловно, у нас есть логика фактов и превосходящая теория; но, тем не менее, борьба становится более трудной для нас, если мы даем нашим духовным силам ровно столько, сколько им нужно для самого существования, и ничего помимо этого, что позволило бы им проводить исследования, которые не могут быть сразу использованы и собирать броню, делающую их в некоторой степени равными своим противникам.

Однако это общепризнано в партии, по крайней мере, всеми, кто что-либо знает об условиях интеллектуального творчества, и вопрос заключается только в том, достаточно ли ресурсов для выплаты таких зарплат, и что является мерой буржуазного образа жизни, который нужно обеспечить интеллектуальным работникам. Особенно по последнему вопросу, конечно, возможны самые разные взгляды. В кругах наших противников любят с негодованием указывать на дискуссии по этому вопросу, рассматривавшемуся именно на последнем съезде, как доказательство «варварства», «банализма» пролетариата. Иногда это делали те же люди, которые накануне точно так же возмущались «рабочими лидерами», которые откармливались от «рабочих грошей». В действительности эти дебаты доказывают лишь, насколько невероятно низок уровень жизни немецкого пролетариата, насколько дерзки крики тех, кто возмущается высокими зарплатами рабочих. Естественно, пролетарию кажется роскошной и та зарплата, которую с буржуазной точки зрения называют скромной.

Вопрос о зарплате, как и всё с ним связанное, может быть решен только в каждом конкретном случае. Настоящее сочинение не имеет к этому никакого отношения.

Что мы хотим исследовать, так это вопросы о том, каков характер интеллигенции, являются ли и в какой степени её интересы теми же, что у пролетариата, можно ли и в какой степени ожидать её участия в его классовой борьбе, и какие слои интеллигенции нам легче всего заполучить.

II. Интеллигенция

Различие между умственным и физическим трудом, между головным и ручным трудом, физиологически неоправданно. Даже чистое мышление является функцией тела, и, с другой стороны, даже тяжелейшая работа - это не только работа мышц, но и разума, то есть мозга и нервов. Виттельсхёфер даже показал недавно в этом журнале, что некоторые виды так называемой умственной работы предъявляют меньшие требования к уму, чем некоторые виды так называемой физической работы.

Между тем эти различия сложились исторически и не являются ни случайными, ни произвольными. Умственный труд, по общему предположению, является более высокопоставленным трудом, облагороженным трудом, является трудом, который до сих пор предполагал определенную |14| степень эксплуатации, трудом, который до сих пор эксплуататоры оставляли себе и своим любимчикам. Физическая работа до сих пор была работой эксплуатируемых, угнетенных, обездоленных и поэтому ценилась меньше. Умственной, высоко ценимой работой считались все те виды работ, которые правящие классы оставляли за собой и за своими любимчиками — будь они хоть рабами! - в интересах сохранения своего господства, например, государственное управление, армия, образование, религия; кроме того, сюда относятся те виды труда, занятие которыми не наказание, а удовольствие, как в случае с искусством и наукой, если ими занимаются из внутренних побуждений; и наконец, сюда относятся виды работ, требующие знаний и навыков, приобретение которых предполагает больше досуга и средств, чем обычно доступно эксплуатируемым.

Зачастую нужна совокупность двух или даже всех трёх упомянутых факторов, чтобы отнести один из видов работ к умственному.

Умственная работа была и по существу всё ещё остаётся привилегированной работой. Но изменение в этом отношении уже началось.

Однако гораздо важнее другое изменение в характере умственного труда, созданное капиталистическим способом производства: прежде именно сами эксплуататоры или, по крайней мере, их класс, преимущественно занимались духовным трудом; церковь, например, представлявшая умственный труд в Средние века, была крупнейшим землевладельцем и в качестве такового была прямо заинтересована в феодальной эксплуатации. При капиталистическом способе производства эксплуататоры настолько озабочены эксплуатацией, что у них нет времени, а тем более потребности в другой работе.

Они перекладывают умственную работу на других так же, как и физическую, и целиком отдаются охоте за прибылью[2].

Умственная работа становится особой задачей отдельного класса, который не заинтересован напрямую - и, по своей природе, не обязан - в капиталистической эксплуатации, так называемой интеллигенции, которая зарабатывает на жизнь применением своих особых знаний и способностей.

Этот класс, для которого при простом товарном производстве развиваются лишь начала, например, софисты, быстро растёт при капиталистическом способе производства, который не только передаёт им всё больше интеллектуальной деятельности, о которой ранее заботились сами эксплуататоры, но также откры­вает для них день за днём все новые и новые области работы. Капиталистический способ производства использует крупную промышленность вместо ремесленного производства, делит работу ремесла на физическую и умственную работу, и наряду с рабочими на машине, делает необходимыми инженеров, химиков, руководителей предприятий и так далее. Он действует централизирующе в государстве, толкает население в большие города и объединяет малые государ­ства в большие; вместо небольших самоуправляющихся общин он размещает обширные и сложные структуры, которые требуют специально обученных административных чиновников: бюрократия |15|растёт. Мировая торговля развивается, и вместе с ней развивается мировая политика. Экономическая и политическая жизнь во всех этих областях, в большом городе, в большом государстве, в мире приводит к формированию собственных органов информации и влияния, пресса становится большой властью. Капиталистический способ производства постепенно превращает все производство в товарное производство и тем самым бесконечно усиливает специфические конфликты между товаропро­изводителями, образующие лучшую питательную среду для адвокатуры. Капиталистический способ производства крадёт у масс досуг и убивает тем самым народное творчество. Оно будет заменено платным, профессиональным искусством; вместо прядильной комнаты, в которой люди рассказывают свои собственные сказки и легенды, появляются театр и тингельтангель; вместо народной песни - куплет профессионального шута.

Таким и некоторым иным образом капиталистический способ производства содействует развитию искусства и науки и приросту интеллигенции.

Как бы быстро ни рос спрос на умственный труд, предложение его растет ещё быстрее.

Сначала интеллигенция набирается из своего собственного потомства. Она не хочет позволить ему опуститься в менее привилегированные классы, и лишь относительно немногие представители интеллигенции могут выбраться в класс больших эксплуататоров. Большинству из них приходится довольствоваться предоставлением своим детям воспитания и образования, требуемого интелли­генцией.

Но и из потомства высших классов некоторые присоединяются к интеллигенции. Как только возрастает неравенство владения внутри класса, как только семейное наследование решающих средств производства, особенно земли, вытесняет родовое наследство и сила индивида увеличивается с размером его имущества, возникает стремление в отдельных семьях сохранить однажды приобретённое владение нераздробленным, что ведёт в определённых обстоятельствах либо к тому, что всё семейное наследство достаётся единственному отпрыску, либо к искусственному ограничению количества потомков. В первом случае имеются младшие сыновья, иногда и не состоящие в браке дочери, которых нужно обеспечить. Для знати военная служба и церковь служили во время феодализма средством обеспечения. Капиталистический способ производства добавил к этому интеллигенцию или, если угодно, расширил церковь до интеллигенции. Правящие классы рады переместить туда своё избыточное население, разумеется, на особо привилегированные должности, доходы которых обратно пропорцио­нальны требованиям, которые они предъявляют к рабочей силе и способностям своих счастливых владельцев.

В то же время идёт пополнение снизу, из мелкой буржуазии, даже из крестьян­ства, однако лишь в незначительной степени из пролетариата. Приобретение необходимых знаний для включения в интеллигенцию долгое время было средством для отдельных членов низших классов подняться над своим классом. Но это происходило лишь изредка, в случаях особого таланта и склонности. Это была в основном элита этих классов, которая поднималась. Сейчас это изменилось. Упадок малого бизнеса в городах и деревнях заставляет сегодня мелкую буржуазию, а также некоторых крестьян, переводить своих детей, способны и склонны ли они к этому или нет, при любых обстоятельствах, любой ценой в ряды интеллигенции, потому как части потомства, которой это не удастся, грозит опуститься в пролетариат. Неудивительно, что предложение рабочей силы |16| и в сфере умственного труда постоянно превышает спрос, что можно говорить о перепроизводстве интеллигенции.

Таким образом формируется новое, быстро и непрерывно увеличивающееся среднее сословие, рост которого способен при определённых обстоятельствах скрыть сокращение всего среднего сословия, вызванное упадком малого пред­приятия.

Как бы ни было заманчиво подробно остановиться на этом вопросе, мы должны воздержаться от этого, так как это слишком сильно нарушило бы ход исследования. Будем довольствоваться признанием факта, что в интеллигенции возникает новое среднее сословие, порождаемое отчасти потребностями капиталистического способа производства, отчасти упадком малого предприятия, которое неуклонно растёт в численности и значимости по сравнению с мелкой буржуазией, но, в свою очередь, из-за постоянно растущего предложения рабочей силы становится более подавленным и поэтому всё более недовольным. Рост «интеллигенции» и рост её недовольства - вот два наиболее важных момента, которые заставляют социал-демократию обратить внимание на этот класс.

Die Neue Zeit: Revue des geistigen und öffentlichen Lebens. - 13.1894-95, 2. Bd.(1895), H. 28, S. 43 – 49

https://library.fes.de/cgi-bin/neuzeit.pl?id=07.02007&dok=1894-95b&f=189495b_0043&l=189495b_0049

III. Интеллигенция и пролетариат

Если бы недовольство само по себе делало социал-демократом, то, наверное, уже почти вся интеллигенция была бы сегодня в социал-демократическом лагере. Но какой класс тогда там не был бы? Недовольство присуще всем классам в тонущем обществе, но у каждого класса есть своя особая причина для этого и свои особые средства, которыми он пытается исправить неполадки, которые его преследуют. Как партию общей неудовлетворённости (по крайней мере, |44| общей христианской неудовлетворённости), скорее всего, можно охарактеризовать антисемитов; но их партия для этого - лишь разрозненная толпа, здесь аристократическая и там демократичная, здесь рабская и там мятежная, кучка Стрети и Плети, которые в целом очень недовольны, но более ничего.

Но разве одно лишь недовольство объединяет пролетариат и интеллигенцию? Нет ли у них ряда общих интересов?

Конечно. Вопрос только в том, достаточно ли далеко заходит эта общность некоторых интересов, чтобы обосновать истинную солидарность интересов. Отдельные интересы разделяются каждым классом с пролетариатом. Такая ограниченная общность интересов существует, например, даже между наёмными работниками и фабрикантами отдельных отраслей и, в зависимости от обстоятельств, даже торговли, и на этом основана хорошо известная теория гармонии между капиталом и трудом.

Но только те элементы населения, которые имеют общими все существенные, решающие интересы с крупнопромышленным пролетариатом, подлинным носителем социалистического движения, могут через обращение к их классовым интересам быть заполучены как постоянные, надёжные партийные товарищи для социал-демократии. Привлечение других слоёв населения посредством такого обращения могло бы лишь воздействовать на нашу партию запутывающе и раздирающе.

Как же обстоит дело в отношениях с интеллигенцией? Многие говорят, что классовые интересы интеллигенции во всех существенных пунктах совпадают с интересами пролетариата. Они объясняют, что интеллигенция составляет лишь часть пролетариата, и как только она осознает свои классовые интересы, она должна достаться социал-демократии. В качестве доказательств того, что интеллигенция относится к пролетариату, они приводят 1) большое количество страдающих от голода среди её членов, 2) тот факт, что они, подобно промышленным наемным рабочим, живут за счет продажи своей рабочей силы. Это, действительно, две характеристики, которые подходят пролетариату; но разве не было голода с незапамятных времён, с тех пор как существует цивилизация? И не было ли наёмного работника ещё до XIX века? Но только в нашем веке сформировался сознательный, революционный пролетариат, ставший носителем социалистического движения. Это особые исторические обстоятельства, которые создали этот вид пролетариата; он - дитя крупной капиталистической промышленности.

Таким образом, недостаточно показать, что большинство представителей интеллигенции страдают от голода и живут за счёт продажи своей рабочей силы, чтобы доказать, что осознание их классовых интересов естественным образом загоняет их в лагерь социал-демократии.

Но если присмотреться, прежде всего выясняется, что интеллигенция не имеет общих классовых интересов, а имеет лишь профессиональные интересы. Конечно, «комик может научить пастора», но какие у них общие интересы? Какое сообщество по интересам объединяет доктора и юриста, художника и филолога, химика и редактора? Не только интеллектуальные, но и материальные интересы каждой из этих профессий являются особенными. Если захотеть сравнить их с работниками физического труда, то они похожи в этом отношении не на пролетариев большой промышленности, а на подмастерьев гильдий Средневе­ковья, которые также не знали общих классовых интересов, а имели лишь профессиональные интересы. |45| Но профессиональное разделение развито среди интеллигенции ещё сильнее, чем среди средневековых ремесленников. Интеллигенция также является единственным классом в современном государстве, у которого всё ещё имеются остатки настоящего цехового ограничения, в котором всё ещё можно найти действительные сословия в средневековом смысле. В высших учебных заведениях, университетах, до сегодняшнего дня сохранились пережитки гильдии.

Но даже в пределах каждой отдельной интеллигентской профессии солидарность интересов не царит среди её работников. С другой стороны уже указывалось, что положение различных промышленных пролетариев одной профессии по сути одинаково; и там, где обнаруживаются различия, они часто проявляются в предпочтении более молодого работника старшему. Напротив, среди отдельных представителей одной и той же профессии в интеллигенции проявляются самые колоссальные различия в жизненной ситуации и, следовательно, в интересах. Какой интерес может быть у «звезды», звезды в небе искусства, в том, чтобы её неизвестные коллеги могли бы хорошо применить свои способности? Какая общность интересов существует между главным редактором мировой газеты и репортером? Какое дело профессору медицинского факультета, имеющему мировую репутацию и ежегодно получающему княжеский доход до положения сельских врачей? То есть, чтобы не быть неправильно понятым, это может очень озаботить его как человека, но речь здесь идет о последствиях, которые можно ожидать от обращения к классовым интересам.

Для каждой профессии интеллигенции найдутся такие, пусть и не всегда столь резкие, различия. Каждая из них формирует иерархию рангов, которые не имеют между собой узкой общности интересов, и в рамках которых каждый человек стремится лишь к тому, чтобы выйти из него в следующий, более высокий. Тенденции к улучшению собственной ситуации путём сплочения с коллегами одного положения могут развиваться там слабо. Гораздо сильнее среди них конкуренция, стремление двигаться вперёд за счёт коллег. Нигде так не процветают зависть, карьеризм, рабство и высокомерие, как в кругах искусства и науки.

Но гораздо больше, чем всё это, интеллигенцию отделяет от пролетариата тот факт, что она является привилегированным классом. Какими бы ни были раз­ными, даже противоречащими друг другу интересы внутри этого класса, их объединяет одно: аристократический характер. Интеллигенция - это аристокра­тия ума, и её интерес в современном обществе требует, чтобы она всеми силами поддерживала свою аристократическую обособленность. Эти аристократы, одна­ко, делают вид, что их привилегированное положение является всего лишь следствием их необычайных дарований. Но сами они очень хорошо знают, что их привилегированное положение отнюдь не полностью основано на преиму­ществах, которые дала им природа, и потому они стремятся установить искусственные барьеры, с помощью которых они могли бы препятствовать приросту новыми членами. Отсюда антисемитизм в этих кругах, отсюда враждебность высшему образованию для женщин, отсюда старание сохранить традиционные цеховые ограничения там, где они еще существуют, или установить новые там, где их нет; отсюда, в конце концов, стремление во всех тех профессиях интеллигенции, в которых цеховое ограничение не представляется возможным, сделать с помощью хорошо организованной клики восхождение новых целеустремлённых талантов, т. е. конкурентов, невозможным или хотя бы затруднительным.

|46| Это стремление несовместимо с естественным стремлением пролетариата, как низшего класса, сломать все привилегии, какой бы ни была их природа.

Когда социал-демократия провозглашает одинаковое право на образование для всех, когда она стремится разрушить препятствия, которые сегодня мешают женщине и пролетарию подняться в интеллигенцию, то есть в з арабатывающую интеллигенцию, то это однозначно стремлению увеличить чрезвычайно то явление, которое действует губительнее всего на интеллигенцию в современном обществе, перепроизводство образованных.

В этом решающем пункте интересы пролетариата и интересы интеллигенции диаметрально противоположны. И уже по одной этой причине, кроме всех прочих, обращение к интересам не является подходящим средством завоевания интеллигенции в её совокупности для социализма, как класс её вообще не привести к тому, чтобы бороться совместно с пролетариатом в его классовой борьбе.

IV. Пролетариат в интеллигенции

Но даже если интересы никоим образом не совпадают с интересами пролетариата, нам не нужно бросать ружьё в поле и отказываться от любой агитации среди умственных работников.

Прежде всего, следует отметить, что на самом деле различные виды и классы вещей не так грубо отделены друг от друга, как это должно быть в теории, если кто-то хочет получить ясные результаты. В действительности различные типы и классы, смежные друг с другом, незаметно переходят друг в друга, и между двумя классами всегда есть ряд переходных этапов. Также и среди интеллигенции есть ряд профессий и слоев, которые очень близки к пролетариату и имеют как минимум столько же точек соприкосновения с ним, сколько и с «аристократией ума». И прогресс капиталистического способа производства ведет ко все большему нисхождению представителей интеллигенции в эти родственные пролетариату слои, так что последние становятся все более широкими и более пролетарскими в своих условиях жизни и труда, перестают быть привилеги­рованными и начинают принадлежать классу, которому нечего терять, кроме его цепей и предстоит обрести мир.

Факторы, посредством которых капиталистический способ производства вызывает это, являются теми же, которыми он растворяет аристократию пролетариата, слой, который больше всего соприкасается с пролетариатом в интеллигенции.

Возьмём, к примеру, наборщиков. До сих пор они принадлежали к рабочей аристократии. Машина еще не владела их отраслью работы; их профессия требовала определенного мастерства, которое могло быть приобретено только после длительного периода учёбы, и определенного образования, которое превосходило среднее пролетарское. Эти преимущества позволили им создать сильную организацию, которая, в свою очередь, помогала через поддержание цеховой исключительности сократить предложение рабочей силы в профессии ещё больше, чем это происходило вследствие естественных преимуществ.

Теперь это быстро меняется. Мы можем здесь напомнить, что нас ещё в 1891 году, когда мы выпустили статью о прогрессе наборной машины в Соединенных Штатах (IX, 1, стр. 635), высмеяли специалисты, и профессиональная газета писала, что она не думала, что научный журнал может серьёзно воспринять такую нелепость, как наборная машина. Сегодня даже |47| самые профессиональные среди профессионалов вынуждены считаться с наборной машиной. С другой стороны, резервная армия растет так сильно, отчасти в результате улучшений и облегчений в системе среднего школьного образования, которые делают необ­ходимое для наборщиков образование всеобщим, вследствие введения женского труда и в этой профессии, наконец, в связи с ростом разделения труда, которое сокращает необходимое время обучения и т. д., что количество остающихся за пределами организации элементов в этой отрасли труда растёт, и, как показали недавние забастовки, делает наборщикам всё более невозможным, сохранять силой своей организации своё привилегированное положение.

В то же время обостряется и классовый антагонизм между предпринимателями и работниками отрасли; концентрация и централизация капитала быстро прогрес­сируют, малые предприятия становятся все менее способными конкурировать, для рабочих становится невозможной самозанятость. Личные отношения между работниками и предпринимателями также всё чаще прекращаются, последние становятся чистыми капиталистами, которые не работают со своими работ­никами.

Всё это приводит к тому, что книгопечатники всё больше вталкиваются в общую классовую борьбу пролетариата против класса капиталистов.

Та или иная из этих причин, часто все вместе, действуют также в слоях интел­лигенции, находящихся ближе к пролетариату. Развитие профессионального образования делает некоторые знания настолько общими, что они перестают предоставлять привилегированное положение. Достаточно вспомнить огромное количество музыкантов, которых выпускают наши музыкальные школы, огромное количество механиков, химиков и т.п., которых выпускают наши коммерческие школы. Пока резервная армия растёт всё больше, растёт и контраст между работниками и предпринимателями в этих профессиях; они также становятся жертвами капиталистической эксплуатации; увеличиваются суммы капиталов, необходимые для создания независимого предприятия. В то же время прогрессирует разделение труда и в этих профессиях, тем самым снижая необходимое время обучения, и машина начинает продвигаться даже в область искусства, такого, например, как ксилография, в котором некоторые работы уже сделаны на машинах, не говоря уже о многочисленных химических процессах, которые частично заменены и вытеснены машинами[3].

К этим слоям присоединяются многочисленные и прирастающие изо дня в день толпы "работников умственного труда" на низшей административной службе государственных и муниципальных и капиталистических предприятий, низшей железнодорожной, почтовой, конторской службы и т. д. Чем больше растет общее образование и техническое образование, тем более знания, необходимые для этих профессий, перестают быть привилегией сравнительно небольшого круга, тем более безнадежным для них становится улучшение их положения через аристократическую исключительность, через ограничение круга соперников, тем более им указывается на ожидание их спасения только от общего прогресса всего пролетариата.

|48| Среди государственных служащих это особенно верно в отношении много­численных трудящихся помощников, которые не имеют перед пролетариатом ни независимости от конкуренции, ни безопасности существования, ни перспективы пенсии, которую г-н Штаркенбург недавно назвал в этом журнале преимущест­вами, которые государственный служащий имеет перед пролетариатом. Кстати, и на постоянных государственных служащих косвенно влияет ситуация на рынке труда, а именно через величину резервной армии тех элементов, из которых они набираются. Чем больше эта резервная армия, чем легче заменить человека, тем ниже его сила сопротивления, тем больше ему приходится со всем мириться, тем большую нагрузку можно на него наложить, тем больше можно сэкономить на рабочей силе и тем безразличнее государственная и муниципальная админист­рация ко всем скромным просьбам - до более энергичных выражений воли почти не доходит - низших чиновников об увеличении зарплаты. Без большой резервной армии невозможно было бы, например, ожидать от почтовых служащих 13-ти или 14-тичасового рабочего дня, и что они будут мириться с заработной платой, которая даёт перед судом основание для смягчения наказания при правонарушениях против собственности.

Все описанные здесь элементы, которые образуют переход от пролетариата к интеллигенции, этот пролетариат в интеллигенции, эта интеллигенция в пролетариате, находят с каждым днем все больше точек соприкосновения с пролетариатом и теряют связь с собственно интеллигенцией. Чем дальше идёт это развитие, тем больше этих элементов попадают в сферу пролетариата, приобретают интерес к классовой борьбе пролетариата и могут путём обращения к их классовым интересам быть заполучены социал-демократией.

Конечно, не следует представлять себе это так легко. Сознание принадлежности к привилегированному классу, осознание себя чем-то лучшим, чем простые пролетарии, остается живо в этих слоях ещё в течение долгого времени после того, как его материальные условия давно исчезли, и часто требуются жёсткие уроки, прежде чем они станут открыты убеждению в том, что им не помочь ограничением конкуренции на рынке труда, что их спасение лежит не в более сильном заграждении от пролетариата, а в присоединении к нему.

Не менее осложняется агитация во многих из этих слоёв, а именно среди государственных служащих, из-за их чрезвычайно большой зависимости. Что относится к работникам государственных предприятий, то гораздо больше дейст­вует в отношении государственных чиновников: их способность к сопротивлению чрезвычайно мала. Фабричный рабочий на государственном предприятии находит, в случае выговора, продвижение легче, чем государственный служащий в этом случае. Профсоюзное объединение этих зависимых слоёв не совсем невозможно, но возможно только при условии политического влияния рабочего класса, которое сегодня, кроме Англии и, возможно, ещё Швейцарии, нигде не имеется. Нигде не вскрывается яснее, чем здесь, что профсоюзное движение не совсем безнадёжно, как утверждают некоторые пессимисты, но безнадёжно без роста политической власти рабочего класса. Нет ничего более абсурдного, чем заставлять профсоюзное движение играть против политического движения пролетариата, мощное процветание которого стало важнейшим условием жизни первого.

В тех случаях, когда рассматриваемые слои пытаются создать что-то вроде профсоюзной организации, они, конечно, могут рассчитывать на поддержку социал-демократии посредством консультаций и действий в парламенте и прессе. Но гораздо |49| проще, чем к профсоюзному объединению, их можно привлечь к политическому движению, которое позволяет им работать ради своего дела без того, чтобы скомпромитировать себя.

Для других профсоюзная организация проще, у некоторых - скульпторов, музыкантов, механиков и других уже давно осуществлена. Эти слои уже в большей или меньшей степени вступили в классовую борьбу пролетариата, и агитация среди них существенно не отличается от таковой в других слоях пролетариата.

Способ агитации, как и везде, должен б



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-06-03 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: