Они с Королем уходили вглубь пещеры, свет факелов у ворот служил маяком, а потом они, наконец, добрались до всех остальных… и перед Тором открылась картина неожиданная и необъяснимая.
Куин сидел по ту сторону мощных ворот, ведущих в святая святых Братства, устроив задницу на каменном полу, упершись локтями в колени. У него шла кровь из нескольких ран, дыхание было весьма поверхностным, что свидетельствовало о возможном переломе ребер. Одежда в беспорядке и покрыта кровью – должно быть, его и Кора – а костяшки сбиты.
Но поражало не это.
Ключ, отпирающий ворота, лежал снаружи. На земляном полу, так, словно его намеренно туда положили.
Трое его братьев толпились вокруг ключа так, словно тот мог детонировать в любой момент, все остальные что-то активно обсуждали, но разговоры сразу затихли, когда они почувствовали появление Рофа.
– Это что за фокусы?! – воскликнул кто-то.
– Иисус, Мария и Иосиф! – Так, это точно был Бутч. – Что за херня?!
Остальные братья поддержали их, но Король не собирался это выслушивать.
– На что я смотрю?! Скажите, что это?!
В повисшем молчании Тор ждал, пока кто-нибудь из первых прибывших на место предоставит подробный отчет.
Смельчаков не нашлось.
Так, к черту, – подумал он.
– Куин в сознании, истекает кровью и заперт в Гробнице. Ключ… – Тор кивнул в сторону ворот, – на нашей стороне от замка. Куин, Кор с тобой или нет?
Хотя след крови и так дал ему ответ.
Свесив голову, Куин потер темную макушку, ладонь спутывала и без того взлохмаченные волосы.
– Он сбежал.
Лаааааааадно, вот вам и куча матов на букву «Б» Такое ощущение, что каждому из Братьев уронили на ноги по роялю, и в данном случае ругань заменила обезболивающее.
Срочность заставила его отключиться от происходящего. Отвернувшись, Тор достал свой мобильный, включил фонарик и осмотрел пещеру. Он без труда последовал за следами на песке и земле до выхода из пещеры. Кор скорее волочился, чем шел, очевидно, на его способность передвигаться повлияло два фактора – месяц, проведенный в коме, и то, что произошло между ним и Куином.
Тор вышел в густой лес, присел на корточки и провел фонарем по круговой траектории. Позади него между Рофом и Братством развернулись разборки, их громкие голоса отдавались эхом благодаря каменным стенам пещеры, но Тор оставил их. Двинувшись вперед, он выключил фонарь и спрятал телефон в заднем кармане штанов. Покидая особняк, он не взял с собой пальто или куртку, но двадцатипятиградусный[26] мороз не беспокоил его.
Он был слишком занят, вынюхивая в воздухе след, как ищейка.
Кор направился на запад.
Тор перешел на бег, причем не быстрый. Ветер дул со всех направлений, и было сложно держаться за след.
А потом он оборвался.
Покружив на месте, Тор вернулся назад, чтобы снова зацепиться за след из крови… и да, он опять потерял его.
– Долбаный ублюдок, – прошипел Тор навстречу ночи.
Как этот ослабленный, раненый кусок дерьма умудрился дематериализоваться? Тору ни за что не понять. Но с фактами спорить сложно: единственное объяснение тому, насколько резко оборвался след – ублюдок каким-то образом смог найти в себе силы и перенестись.
Если бы Тор так отчаянно не ненавидел этого сукина сына… то проникся бы уважением.
***
Кор принял форму на укрытом снегом лесном настиле, где-то в глубине леса, но не соснового, здесь были клены и дубы. Судорожно вздохнув, он заставил свои глаза работать, и когда он смог рассмотреть окружающую обстановку, то понял, что ему удалось убраться с территории Братства. Мис – защитный туман, искажающий ландшафт – исчез, и к Кору вернулась способность ориентироваться в пространстве.
Хотя он не представлял, где находится.
За время своего побега он смог дематериализоваться трижды. Сначала на пятьдесят ярдов от входа в пещеру, потом чуть дальше, спустился по горе примерно на милю, и затем сюда, в парковую зону, и, значит, он далеко убрался от места своего заточения.
Перекатившись на спину, он наполнил легкие воздухом, моля о силе.
Непосредственная угроза жизни отступила, и его охватила непреодолимая слабость, такая же смертоносная, как и любой другой враг. Холод лишь отбирал остатки энергии, замедляя и без того слабые рефлексы и сердцебиение. Но не это было самой большой его проблемой.
Повернув голову, Кор посмотрел на восток.
Через час за горизонтом начнет подниматься неумолимое солнце. Даже в его состоянии он чувствовал всполохи тепла на своей обнаженной коже.
С усилием оторвав голову от земли, Кор поискал взглядом убежище, может, пещеру и груду валунов… перевернутый полый ствол дерева, где он мог бы укрыться. Он увидел лишь деревья, стоящие вплотную, но их обнаженные ветви неспособны были предоставить хоть какое-то укрытие от солнца.
Как только огненный диск поднимется, Кора охватит пламя.
Но, по крайней мере, так он согреется. И все наконец-то закончится.
Какие бы ужасы не ждали его впереди, они не сравнятся с пытками, ожидавшими его в Братстве… безрезультатными пытками, при условии, что они стремились получить информацию о Шайке Ублюдков.
Во-первых, его солдаты должны были подчиниться протоколу и после его исчезновения покинуть лагерь. В конце концов, могло быть лишь два объяснения его отсутствию – смерть или плен, и не было никакой логики в том, чтобы рисковать и гадать, какой стала его участь.
Во-вторых, он не выдаст своих бойцов, даже если его начнут потрошить.
Бладлеттер не смог сломать его. Никто не сможет.
С другой стороны, сейчас это неважно.
Устроившись на боку, Кор подтянул колени к груди, обхватил себя руками и задрожал. Листва под ним не могла послужить мягкой постелью, ее замерзшие, острые края впивались в его кожу. Над участком леса свистел ветер, словно мучитель в поисках своей жертвы, и казалось, что особенное внимание он решил уделить Кору, засыпая его лесным мусором, крадя крупицы энергии, оставшейся в теле.
Закрывая глаза, Кор отдался воспоминаниям прошлого…
То был декабрь девятого года его жизни, и он стоял перед ветхим домом с соломенной крышей, в котором жил со своей няней. С приходом каждой ночи Кора выгоняли на улицу и сажали на цепь, крепившуюся к шее, внутрь его пускали лишь в дневное время, когда солнце вставало на востоке, и люди покидали свои дома. Большую часть одиноких, холодных часов, особенно в зимнее время, он теснился у внешней стены его дома, перемещаясь в пределах своей привязи и стараясь тем самым скрыться от ветра.
В животе было пусто – так там и останется. Никто из представителей расы, проживающих в этой деревне, не посмеет приблизиться к нему и предложить ломоть хлеба, дабы спасти от голодной смерти, а няня точно не станет кормить его без крайней необходимости… и это будут объедки ее трапез после восхода солнца.
Коснувшись грязными пальцами рта, он почувствовал искривление его верхней губы, уходившее до самого носа. Уродство всегда было с ним, из-за этого мамэн отказалась от него на родильном ложе, отдала его на попечение няни. Больше о нем никто не заботился, и он пытался хорошо относиться к женщине, сделать ее счастливой, но никак не мог угодить ей… и, казалось, она получала особое удовольствие, снова и снова рассказывая, как родная мать бросила его, какое проклятье он навлек на высокородную, достойную женщину.
Ему оставалось одно – держаться подальше от взора няни, от ее дома, не переходить ей дорогу. Но женщина не позволяла ему сбежать. Он несколько раз пытался, но не мог уйти дальше кромки полей, окружавших их деревню. Как только обнаруживали его пропажу, она всегда приходила за ним и избивала так сильно, что он съеживался и рыдал между ударами, вымаливая прощение… он не знал за какие грехи.
И тогда его посадили на цепь.
Металлические звенья уходили от его горла к углу дома, к кольцу, предназначенному для конской упряжи. Никакой свободы передвижения, и менял положение он лишь в двух случаях – когда нужно было справить нужду или спрятаться. Грубая ткань стерла его шею до крови, и раз ошейник никогда не снимали, то и раны на коже никогда не заживали. Но он научился терпеть.
Вся его жизнь, какой он ее видел, была лишь испытанием на прочность.
Прижав колени к своей тощей груди, он обхватил ноги руками и задрожал. Из одежды на нем был лишь изношенный плащ его няни и мужские штаны, настолько большие, что он мог натянуть их до подмышек и подвязать веревкой. Ноги были босыми, но если укутывать их в плащ, то становилось не так холодно.
Ветер пронесся через голые ветви деревьев, своим завыванием напоминая волчий вой, и Кор, округлив глаза, всмотрелся в темноту, боясь, что этот звук действительно мог принадлежать клыкастым. Он боялся волков. Если к нему приблизится хоть один волк, хоть вся стая, то его неминуемо съедят, ведь цепь не позволяла найти убежище в доме или на дереве.
И он не верил, что няня спасет его. Порой он думал, что женщина пристегнула его в надежде, что его сожрут, смерть Кора от суровых природных условий или дикого зверя освободит ее и при этом не будет вменена ей в вину.
Однако он не знал, перед кем она держала ответ. Если его мамэн отказалась от него, то кто оплачивал его содержание? Его отец? Мужчина никогда не приходил к нему, он не знал его имени…
В ночи раздался жуткий вой, и мальчик съежился.
Это ветер. Это всего лишь… простой ветер.
Пытаясь хоть как-то успокоить свой разум, он уставился на теплый желтый свет, лившийся из единственного окна ветхого дома. Подрагивающий свет играл на зарослях малины, опоясывавших дом, колючие кусты словно казались живыми… и он попытался проигнорировать зловещие движения. Нет. Вместо этого он смотрел на свет и пытался представить, как сидит в доме перед камином, согревая руки и ноги, и постепенно слабые мускулы, сжавшиеся на холоде, расслаблялись.
В своих тщетных мечтаниях он представлял, как няня улыбается ему и раскрывает руки, побуждая войти под защиту ее объятий. Он представлял, как она гладит его волосы, не обращая внимания на грязь в них, как кормит его неиспорченной едой, не объедками. Потом бы он искупался, отмыл кожу и снял ошейник с шеи. Мази успокоили бы болезненную плоть, а потом няня скажет ему, что ее не волнуют недостатки мальчика.
Она простит ему его существование, прошепчет, что его мамэн на самом деле любит его и скоро придет за ним.
А потом он забудется сном, его страданиям придет конец…
Очередное завывание прервало его грезы, и он встряхнулся, снова внимательно изучив кусты и тощие деревья.
Так всегда было, он метался между необходимостью быть начеку, выискивая в окружающей среде признаки нападения… и попыткой найти приют в своих мыслях, сбежать оттуда, где он не мог спасти себя.
Накрыв голову рукой, он снова зажмурился.
Была и другая фантазия, которой он развлекал себя, пусть и не так часто. Он воображал, что его отец, о котором отказывалась говорить его няня, но который по представлениям Кора был свирепым воином, защищавшим расу, пришел к нему на боевом скакуне и спас, забрав с собой. Он представлял, как великий воин подзовет его к себе, усадит в седло перед собой и с гордостью назовет «сыном». Они пустят коня галопом, и грива будет бить в лицо Кору, пока они несутся навстречу славе и приключениям.
По правде, это было также маловероятно, как и его пребывание в самом доме…
Издалека послышался стук копыт, и на мгновение его сердце воспарило. Мог ли он своими мыслями призвать мамэн? Своего отца? Неужели невозможное стало возможным…
Нет, это не всадник верхом на коне. Это была роскошная карета, достойная короля, с позолоченным корпусом и подходящей двойкой белых лошадей. Сзади расположились два лакея, спереди – кучер в форме.
Привезли члена Глимеры, аристократа.
И да, когда лакей соскочил на землю и помог женщине в платье и мехах выйти из кареты, Кор понял, что не встречал в своей жизни никого прекрасней и хотя бы вполовину настолько же благоухающего.
Сдвинувшись, чтобы выглянуть из-за хибары, он поморщился, когда грубая кожа снова впилась в ключицу.
Величественная женщина даже не постучала, лакей распахнул перед ней скрипящую дверь.
– После рождения мальчика Харм сочетался браком. Все кончено. Ты свободна… он больше не станет удерживать тебя.
Его няня нахмурилась.
– Что ты сказала?
– Это правда. Отец помог ему с большим приданым, которое он затребовал. Сейчас наш кузен обрел достойную шеллан, и ты свободна.
– Нет, этого не может быть…
Когда женщины скрылись в доме, закрыв за собой дверь, Кор попытался подняться на ноги и заглянуть в окно. Через толстое, пузырчатое стекло он наблюдал, как его няня отступает назад в шоке и неверии. Другая женщина, однако, развеяла ее сомнения, после чего последовала заминка… и на его глазах произошли метаморфозы.
Воистину, невиданная радость поглотила его няню, словно она была потухшим камином, в котором вновь растопили огонь, исчез тот уродливый призрак, к которому он привык.
Она сияла, даже несмотря на ее лохмотья.
Ее губы шевелились, и хотя он не мог услышать ее голос, Кор понял, что она шептала: «Я свободна… свободна!».
Сквозь мутное стекло он наблюдал, как она оглянулась по сторонам, словно в поисках ценных вещей.
Она бросит его, подумал он, охваченный паникой.
И словно прочитав его мысли, няня помедлила и посмотрела прямо на него через стекло, пламя камина играло на ее раскрасневшемся, радостном лице.
Их взгляды встретились, и он положил ладони на поверхность стекла, умоляя.
– Возьми меня с собой, – прошептал он. – Не бросай меня здесь...
Другая женщина посмотрела в его сторону, и она поморщилась так, словно ей стало тошно при виде него. Она сказала что-то няне, и та, кто заботилась о нем всю его жизнь, ответила не сразу. Но потом ее лицо задеревенело, она выпрямилась так, будто противостояла порыву сильного ветра.
Он заколотил по окну.
– Не бросай меня! Умоляю!
Когда женщины отвернулись от него и вышли из дома, он бросился вперед, пытаясь нагнать их прежде, чем они скроются в карете.
– Возьмите меня с собой!
Он достиг конца цепи, и от рывка в районе шеи отскочил назад, жестко приземляясь на задницу, из легких вышибло воздух.
Женщина в прекрасных одеждах даже не взглянула на него, собрав юбки и пригнув голову, забираясь в карету. А его няня поспешила за ней, прикрывая рукой глаза, чтобы не видеть его.
– Помоги мне! – кричал он, впиваясь пальцами в цепь, царапая свою плоть. – Что со мной станет!
Один из лакеев закрыл позолоченную дверь. А потом доджен помедлил, прежде чем вернуться на свое место в задней части кареты.
– Недалеко отсюда есть приют, – сказал он хрипло. – Освободи себя и пройди пятьдесят лохенов [27] на север. Там ты найдешь других.
– Помоги мне! – закричал Кор, когда кучер щелкнул поводьями, и лошади рванули вскачь по земляной дороге.
Он продолжал кричать им вслед, но топот копыт становился все тише… пока не исчез вовсе.
Ветер дул вокруг него, дорожки из слез застыли на щеках, а сердце билось в его ушах, лишая слуха. От приступа страха ему стало так жарко, что он скинул плащ, и кровь полилась с его шеи на голую грудь и огромные штаны.
Пятьдесят лохенов? Приют?
Освободиться?
Простые слова, брошенные от приступа вины. Но ему никто не помог.
Нет, подумал он. Сейчас он мог надеяться лишь на себя.
Как бы ему ни хотелось свернуться в клубок и заплакать от страха и горя, он понимал, что должен взять себя в руки и найти убежище. И держа эту мысль в голове, он взял эмоции под контроль и обеими руками сжал цепь. Подавшись назад, он изо всех сил дернул свою привязь, пытаясь освободиться, и звенья протестующе заскрипели.
Пытаясь вырваться на свободу, он отстраненно думал о том, что карета не могла уехать далеко. Он мог бы попытаться догнать ее, если удастся освободиться и бежать достаточно быстро…
И также он сказал себе, что уехавшая женщина не была на самом деле его мамэн, что лгала на протяжении долго времени. Нет, это была его няня.
Потому что об ином было невыносимо думать.
Глава 12
Это казалось закономерным, что Куин смотрел на своих братьев через железную решетку... хотя смотреть на них он в принципе не хотел. Но да, эта стена между ним и остальными в виде древних, неприступных ворот… лучше не придумаешь.
Сейчас он не впишется ни в одну компанию.
Да и они не были рады его видеть.
Сидя задницей на каменном полу пещеры, прислонившись спиной к целой секции полок с сосудами, он наблюдал, как Братья бродят по ту сторону ворот, порыкивая, ходят из угла в угол. Периодически врезаются друг в друга и кричат на него. Хорошие новости… ну, сомнительно «хорошие»… в том, что звук развернувшейся драмы стал приглушенным – то ли уловка вселенной, то ли виновато падающее кровяное давление, но шум окружающего мира стал тише.
Ну и тем лучше. Он и так был экспертом в нецензурщине. Даже самая креативная вариация со словом на букву «б» не помешает ему переплюнуть любого по части ругани.
К тому же, учитывая, что во всех предложениях его имя звучало в качестве существительного? Да кому это сейчас нужно. Мысленно он уже несколько раз подверг себя экзекуции, спасибо великодушное.
Опустив голову, Куин закрыл глаза. Неудачная идея. Бок убивал его, и, не имея возможности отвлечься, он ощущал, что боль разрастается до размеров Зеленого гиганта[28]. Должно быть он что-то сломал. Может, разрыв в печени, почке или…
Когда желудок раздулся от нахлынувшей тошноты, Куин раскрыл глаза и уставился в противоположную сторону от беспорядочной толпы порицателей. Кстати о беспорядке. Покореженная каталка, сломанное медицинское оборудование, разбитые сосуды и масляные черные сердца на каменном полу… по пещере словно пронесся ураган.
Второе место, которое он разгромил. Первым была стрельба в спальне Лейлы.
Хотя конкретно за этот бардак ему было стыдно.
За другой? Ну, тоже… но он не отступится от жесткой линии поведения в отношении нее и его детей.
Куин со стоном вытянул сначала одну ногу, потом вторую. На кожаных штанах была кровь. На ботинках. На костяшках обеих рук. Наверное, ему понадобится медицинская помощь, но он не хотел обращаться к врачу…
Внезапная тишина привлекла его внимание, и он посмотрел на ворота. О, чудесно. Фан-мать-его-тастика.
Король стоял прямо перед железными прутьями и выглядел как ходячее воплощение геенны огненной в ботинках. Очевидно, парень хотел поговорить с ним тет-а-тет и в непосредственной близости: Вишес подошел к прутьям, вставил ключ в скважину, и запирающий механизм с лязгом позволил открыть ворота.
Роф один вошел внутрь, и ворота за ним закрыли. Чтобы не дать другим братьям напасть на Куина? Или чтобы лишить его возможности сбежать от того, что Король для него придумал?
Сколько вариантов…
Когда Роф остановился перед ним, Куин опустил взгляд, даже несмотря на то, что мужчина был слеп.
– И сейчас ты выгонишь меня из Братства?
Проклятые ботинки, подумал он отстраненно. С его точки обзора они казались размером с два «Субару».
– Я охренеть как устал встречаться с тобой при таких обстоятельствах, – ответил Роф.
– Я тоже.
– Не хочешь рассказать, что произошло?
– Да не особо.
– Выражусь иначе, ублюдок. Ты расскажешь мне, что случилось, или я продержу тебя здесь, пока ты не загнешься от голода.
– Знаешь, строгие диеты не работают в долгосрочной перспективе.
– Работают, если добавить немного свинца.
Куин посмотрел на пистолет, лежавший в кобуре под огромной левой рукой Рофа. Даже если глаза Короля ничего не видели, не стоило сомневаться в том, что при желании он всадит пулю, руководствуясь одним слухом.
– Скажу вот что, – начал Роф. – Я помогу тебе. Можешь отставить объяснения, с какой стати ты решил, что это хорошая идея – прийти сюда и напасть на моего пленника без разрешения. Я без проблем додумаю сам. Поведай мне вот что: как он умудрился запереть тебя в пещере?
Куин потер лицо, но, не усердствуя – от его стараний желудок скрутило еще сильнее… черт, еще и голова заболела. Может, у него сотрясение?
#купи_один_второй_в_подарок
Он прокашлялся.
– Перед уходом Фьюри оставил мне ключ, чтобы я закрылся с Кором изнутри. И я закрылся.
Это было новое правило. В самом начале, когда Кора только взяли в плен, того, кто оставался на страже, запирали снаружи. Но со временем они внесли изменения в протокол из практических соображений, учитывая постоянные скачки в графике дежурств, медицинские осмотры и замену лекарств. И да, может, они расслабились за тот месяц, что ублюдок пролежал на каталке как хреновый образчик современного искусства.
– Ну и? – протянул Роф.
– И я увлекся. Поэтому забыл гребаный ключ в замке.
– Ты… увлекся, значит. И чем же? Планами о том, как бы все тут разгромить? – Король провел рукой над разбитыми сосудами, как будто мог увидеть их, и стало очевидно, что вонь лессеров достигла его носа. К тому же, алло, обозленные зрители ворчали по поводу беспорядка.
– Куин, ну что за хрень, а? Серьезно, ты совсем лишился рассудка?
– Да, кажется, да. – Быстро он. Ха-ха. – Или это был риторический вопрос, не требующий ответа? Слушай, давай отбросим разговор обо мне и Коре и обсудим, что ты собираешься делать с его женщиной, Лейлой.
Тут ему захотелось блевануть.
В последовавшем молчании, Роф скрестил руки на груди, и на фоне его бугрившихся бицепсов Скала[29] выглядел как канцелярская крыса.
– В настоящий момент, я подумываю о лишении родительских прав, но речь не о ее правах.
Куин слишком резко поднял взгляд, отчего закашлялся, почувствовав рвотные позывы, а в голове опять застучало.
– Погоди, что?! Она совершила государственную измену, помогая и содействуя нашему врагу…
– А ты только что выпустил ценного пленника Братства просто потому, что слетел с катушек. Поэтому завязывай с чушью про измену, ага? От этого тиски на твоих яйцах сожмутся еще крепче, уж поверь.
С фактами было сложно спорить, – подумал Куин. Хорошо, что чувствам плевать на логику.
– Просто скажи, что ты выгнал ее из дома, – потребовал Куин. – И что дети останутся со мной. Это все, что меня волнует.
На мгновение Куин подумал о том, что сказал Кор, перед тем как прохромать на выход. Дерьмо о Лейле. Любовь. Нежелание продолжать войну с Рофом.
Да-да, как будто он купится на это.
Король посмотрел на него из-за темных очков.
– Что мне делать и чего не делать – не твоего ума дело.
Секунду. То есть была вероятность того…
– Ты серьезно?! - Куин попытался встать, но у него ничего не получилось. Даже хрипя от боли и борясь с тошнотой, он продолжил: – Она лишилась своих прав! Она кормила врага!
– Раз он такой «враг», то почему оставил ключ снаружи?
– Что?
Роф ткнул пальцем в сторону ворот.
– Кор запер тебя в пещере, но ключ оставил. Зачем он это сделал?
– Да хрен его знает!
– Ну да, а спросить мы у него уже не сможем, не так ли? – рявкнул Роф.
Куин покачал головой.
– Он остается нашим врагом. Он всегда, черт возьми, будет нашим врагом. Что бы он там ни говорил.
Роф нахмурился, его черные брови скрылись за оправой очков.
– А что именно он тебе сказал?
– Ничего. Ничего он мне не сказал. – Куин обнажил клыки. – И не волнуйся, я верну его. Я выслежу этого ублюдка и…
– Черта с два! Я временно отстраняю тебя от службы. Прямо сейчас.
– Что?! – Куин смог подняться на ноги, хотя чувствовал, что вот-вот выблюет содержимое желудка прямо на Короля. – Это бред какой-то!
– Ты слетел с катушек, и это мне на хрен никуда не уперлось! А сейчас побудь послушным социопатом и закрой свою пасть, пока мы транспортируем тебя в клинику.
Термоядерный гнев, та ослепляющая ярость вернулась, снова отключая его мозги… и когда сознание заняло место в заднем ряду его адовой жизни, Куин смутно понимал, что его губы двигаются так, словно он кричал на Короля. Но он понятия не имел, что именно говорил.
– Знаешь что? – прервал его Роф скучающим тоном. – Мы закончили, хватит с меня.
Это стало последним, что услышал Куин.
Последнее, что он увидел? Огромный кулак Короля, летящий к его челюсти.
Кстати о фейерверках… а потом он вырубился, сознание покинуло его, ноги подкосились, а тело рухнуло на пол, как шар для боулинга.
Последняя мысль перед тем, как он вырубился еще в полете?
Два сотрясения одно за другим сказочно скажутся на его умственном здоровье. Да, именно этого ему и не хватало.
***
В своей спальне в особняке Братства, Лейла стояла возле кроваток, переводя взгляд между своими спящими малышами. У Лирик и Рэмпа были ангельские лица, с пухлыми щечками и розовой, шелковистой кожей, закрытые глазки обрамляли темные ресницы, выгнутые бровки напоминали размах крыльев. Оба малыша громко сопели, словно во сне усиленно работали над тем, чтобы стать больше, сильнее, умнее.
Вот оно, воспроизводство, выживание для расы, созданной Девой-Летописецей. Чудо. Бессмертие для смертных.
Почувствовав чужое присутствие, она сказала хриплым, резким голосом:
– Советую достать пистолет.
– Зачем?
Она посмотрела через плечо на Вишеса. Брат стоял в ее спальне как предвестник злого рока.
– Если хочешь, чтобы я ушла, то придется отправить меня в Забвение.
Неудивительно, что Роф отправил к ней именно Вишеса. Ви решал все вопросы с ледяным спокойствием, воин был холоден и неумолим, его было невозможно отвлечь от поставленной перед ним задачи. Другие мужчины в этом доме? Особенно те, у кого были свои дети, или Фьюри, который был Праймэйлом, Тор, потерявший свою шеллан и малыша… Любого из этих Братьев можно заставить передумать, разрешить ей остаться либо забрать малышей с собой.
Но не Вишеса.
И, конкретно в ее случае, не Тора. Он хотел убить мужчину, ради которого она предала Братство.
Она выразительно посмотрела на пистолет в кобуре у него подмышкой.
– Так что?
Вишес просто покачал головой.
– Это ни к чему. Пошли, нам пора.
Она повернулась к малышам.
– Куин убил его? Кора? Он мертв?
– Фритц ждет у входа. Транспорт на месте. Мы уезжаем.
– Говоришь так, словно я – чемодан. – Но она не плакала, ужас от пережитого был столь велик, что заморозил ее изнутри. – Кор мертв?
Когда Вишес ответил, он уже стоял рядом с ней, заговорил ей в шею, и волосы на затылке зашевелились в предупреждении.
– Подумай головой…
Она резко обернулась и сузила глаза:
– Не смей заявлять, будто я не рациональна, раз не хочу оставлять их!
– Тогда не забывай, в каком ты оказалась положении. – Он пригладил бородку рукой в перчатке. – Ты можешь лишиться всех прав на детей. Но если уедешь со мной сейчас, то я гарантирую… гарантирую!.. что их скоро вернут тебе, может, даже завтра ночью.
Лейла обняла себя руками.
– У тебя нет такой власти.
Его бровь, та, что с татуировками вокруг, приподнялась.
– У меня может и нет, зато есть у них.
Он отступил, махнув в сторону двери, и Лейла пораженно прикрыла рот ладонью. Одна за одной, все женщины этого дома зашли в комнату, и даже на фоне Вишеса они казались свирепыми, выстроившись полукругом перед Лейлой. Даже Осень была среди них.
Первой заговорила Бэт, Королева, и ее голос звучал тихо, чтобы не потревожить малышей:
– Я поговорю с Рофом. Как только он вернется из учебного центра. Мы все исправим. Мне плевать, что произошло между вами с Кором… я тоже мать и беспокоюсь только о детях. И мой муж поймет меня. Будь уверена.
Лейла буквально бросилась в объятья Королевы, и когда Бэт прижала ее к себе, Белла шагнула вперед и погладила Лейлу по голове.
– Мы позаботимся о малышах, пока тебя нет рядом, – сказала женщина Зи. – Все мы. Мы не оставим их одних ни на секунду, поэтому попытайся сильно не волноваться.
Кормия вышла вперед, в бледно-зеленых глазах ее подруги Избранной блестели слезы.
– Я буду с малышами весь день. – Она указала на кровать. – Я не отойду от них ни на шаг.
Элена, шеллан Рива, кивнула.
– Я же медсестра, за свою практику я ухаживала за сотнями малышей, поэтому знаю детей вдоль и поперек. С ними ничего не случится, обещаю.
Остальные согласились, и кто-то протянул Лейле платок. Именно тогда она осознала, что снова плачет.
Отстранившись от Беллы, она попыталась высморкаться как можно тише. Она хотела сказать что-то, как-нибудь выразить свой страх и признательность…
Королева положила руки на ее плечи.
– Тебя не лишат родительских прав. Этому не бывать. И я знаю, куда тебя увезут. Это безопасный дом, полностью защищенный… Ви занимался вопросами безопасности, а я декорировала интерьер, когда Братство купило его в прошлом году.
– Там безопасно, – подтвердил Вишес. – Как в банковском хранилище. И я побуду твоим соседом по комнате и проведу с тобой день.