Позвольте: может быть, угодно
Теперь узнать вам от меня,
Что значит именно родные.
Родные люди вот какие:
Мы их обязаны ласкать,
Любить, душевно уважать
И, по обычаю народа,
О Рождестве их навещать,
Или по почте поздравлять,
Чтоб остальное время года
Не думали о нас они...
И так, дай Бог им долги дни!
Бог? Долгие дни? Это лицевая сторона, а с изнанки тут написано откровенно «шли бы все вы к чёрту ». «Дай Бог им долги дни» — это ж он не молебен за здравие в церкви заказал. И это не Онегин о своих родных говорит, а Пушкин — о своих.
Контекст не вызывает сомнений. В точности, как Онегин про старого хворого дядю: «когда же чёрт возьмёт тебя!»; а наследство-то герой принял с большим удовольствием.
«Когда же чёрт возьмёт тебя» — это мысленно. А вслух и в письмах — поздравлял, как положено, с Рождеством, с именинами, и каждый раз «дай вам Бог долгой жизни на радость нам».
Вообразите, с какими чувствами читали такую поэзию папа и мама поэта, да и сестра Оля. Ай-ай-ай. Он не мог этого не понимать. Удар беспощадный: знать вас не хочу, будьте здоровы.
И всё это — про свои похождения, про разврат, про друзей и своих родных — Пушкин наговорил сам. Никто за язык не тянул.
Парижские моды 1820-х.
...Дамы и господа! Если вы почему-либо рассердились на этом месте, то знайте, что эта неприятность постигла вас с большим опозданием.
Вам следовало — дабы быть последовательными в критическом (и даже уничижительном) отношении к читаемому вами в данный момент роману о поэме, в шутку названной романом, — вам следовало... или лучше сказать было бы правильнее, чтобы вы рассердились на первой же странице, обнаружив, что автор (я) начал повествование о произведении Пушкина (избежим на этот раз дискуссии: роман ли «Евгений Онегин» или поэма, или что-то третье, но в любом случае вещь изумительно рифмованная и остроумная), начал — повторю, рискуя окончательно рассердить читателя, — не с первой главы, не с «мой дядя», и не с посвящения; и не с сообщения о том, что перед нами якобы энциклопедия русской жизни; и даже не с того, как маленький Саша родился, в Лицее учился и что из этого вышло; а сразу — с финала третьей главы — с письма Татьяны и её сумасшедшего кросса по пересечённой местности.
Но если вы именно тогда догадались рассердиться в первый раз, однако всё же дочитали до этого места, то я (в своё оправдание) немедленно, прямо, совершенно добродушно и доброжелательно спрошу: рассердились ли вы на Гомера, когда читали (если читали) первую страницу «Илиады», которая (страница; впрочем, как и «Илиада») начинается прямо с гнева Ахилла — на десятом году Троянской войны! — а не с того, как Парис похитил Елену, не с того, как она ещё раньше вышла за Менелая и тем более не с того, как она вылупилась из яйца Леды, за что Гомера хвалит Гораций: мол, молодец Гомер, что не начал ab ovo — от яйца (лат.); а ведь подумать только: если бы из него своевременно сделали глазунью, то и войны бы не было!
То есть сердиться на меня за то, что «Немой Онегин» начат неправильно, равно тому, что сердиться на Гомера, неправильно начавшего «Илиаду», и на Горация, одобрившего такой способ повествования (тут, конечно, сравнивается только приём, а не талант и/или историческая ценность трёх этих сочинений, одно из которых, как сами видите, не окончено). И возможно, оно окажется или покажется скучным. Но вот что на эту тему говорит Стерн, глубоко чтимый и внимательно читаемый * Пушкиным:
Надо бороться с дурной привычкой, свойственной тысячам людей, — читать, не думая, страницу за страницей, больше интересуясь приключениями, чем стремясь почерпнуть эрудицию и знания, которые непременно должна дать книга такого размаха, если её прочитать как следует.
— — Ум надо приучить серьёзно размышлять во время чтения и делать интересные выводы из прочитанного; именно в силу такого принципа Плиний Младший утверждает, что «никогда ему не случалось читать настолько плохую книгу, чтобы он не извлёк из неё какой - нибудь пользы.
Плиний-мл., I век н.э. (политик, писатель, историк, государственный деятель при трёх римских императорах) — он сейчас, само собой, ни для кого не авторитет. Понятное дело.
* Правильно было б употребить прошедшее время — «читавшийся » — но этих вшивых суффиксов мы стараемся избегать. Влюби вши сь, нае вши сь, увиде вши, услыша вши... — ну их.
VIII. НЕ СОШЛИСЬ ДВА ОДИНОЧЕСТВА
Таня пишет Онегину:
Но говорят, вы нелюдим;
В глуши, в деревне всё вам скучно...
Для этой мысли у ней все основанья есть. Питерский упрямо избегал провинциалов-соседей с их тупыми разговорами «о сенокосе, о вине, о псарне, о своей родне ». Избегал грубо, демонстративно.
Сначала все к нему езжали;
Но так как с заднего крыльца
Обыкновенно подавали
Ему донского жеребца,