Повсюду на полу туннеля, и вдоль стен, и даже на потолке теснились копны волос, бледных, как летняя пшеница. Длинные и бурые, как сама земля, пальцы разводили волосы в стороны. Яркие черные глазки наблюдали за детьми пугающе-пристально. Торгиль сжимала нож в левой руке. Джек не сомневался: если на воительницу нападут, она последует примеру Олава — и на пинки не поскупится, и голову пустит в ход, если надо.
— Не шевелись, — прошептал он. — Думаю, они настроены вполне дружелюбно.
— Это landvaettir, — тихо отозвалась Торгиль. — Привлекать их внимание всегда опасно. Олав, помнится, приставая к берегу, всегда снимал с носа драконью голову — чтобы не оскорбить их ненароком.
— Не помню такого, — откликнулся Джек, не сводя глаз с неуклонно приближающегося полчища скирдочек сена.
— Ты просто не заметил. Выставлять драконью голову в море — дело хорошее, но landvaettir сочтут это за вызов. Клянусь Тором и Одином! А ну, не трогайте меня!
К тому времени скирдочки уже подступили к Джеку с Торгиль вплотную; их неодолимый напор вызывал в памяти позабытые сны. Те самые сны, что Джек пытался стереть из памяти сразу по пробуждении: кошмары, в которых он либо тонул в жидкой грязи, либо его заглатывала гигантская змея.
— Я вам не враг! — закричала Торгиль, отбрасывая нож.
Кольцо ярткинов разомкнулось; Джек перевел дух. Пега смолкла. Лицо девочки было белее мела.
От скопления скирдочек отделился один из ярткинов.
«Наверное, тот самый, который говорил с чужаками прежде», — подумал Джек и учтиво поклонился.
— Благодарю, что пришли.
— Как вам показался Дин-Гуарди, о дети земли? — спросило странное создание.
— Отвратительное место, — с чувством заверил Джек.
— А ваши близкие? Как они?
— Их там вообще не было, — отвечал мальчик. — Мой отец и Бард — в монастыре Святого Филиана. И брат Айден тоже. Но теперь в опасности наши друзья.
— Пожалуйста, о пожалуйста, помогите нам! — перебила его Пега. — А то король Иффи непременно убьет хобгоблинов! Пожалуйста — вы же предлагали нам награду! Мы просим о ней сейчас! Спасите их! Спасите наших друзей! Истребите их врагов!
— Будь осторожна в просьбах! — прошептала Торгиль.
— Воительница, — промолвил ярткин, оборачиваясь к девочке; все его сородичи с шуршанием и чириканьем последовали примеру вождя, — твоя мать чтила нас. Мы ничего не забываем.
— Моя… моя мать? — задохнулась Торгиль.
Джек помнил: девочка своей матери почти не помнит и стыдится ее, ведь та была рабыней.
— Твоя мать просила нас приглядеть за тобой. Просит и сегодня.
— Как такое может быть? Она мертва! Я своими глазами видела, как ей перерезали горло! — закричала Торгиль.
— Мы поможем вам, дети земли, — прошелестел ярткин, не обращая внимания на слова девочки.
И живая масса, всколыхнувшись, двинулась вперед, к выходу из туннеля, в тусклые сумерки — ибо день уже клонился к вечеру. Джек, Пега и Торгиль поневоле шли впереди. От одной мысли о том, что поток скирдочек захлестнет их с головой, а возможно, по ним и прокатится, детей бросало в дрожь.
Море билось о невидимую преграду. Тучи опустились так низко, словно и они тоже пытались прорваться внутрь. Джек и его спутницы с легкостью прошли сквозь барьер, хотя, как и в прошлый раз, Джек ощутил знакомую тошноту. Оказавшись по другую сторону, дети оглянулись.
Ярткины застряли на границе.
— Только время зря потеряли! — с досадой воскликнула Торгиль.
Пега отбежала назад.
— Что нам сделать? Как нам снять заклинание, не пускающее древних богов в крепость?
— Заклинание? — переспросил предводитель ярткинов. — Нет никакого заклинания.
— Нам так рассказывали, — вмешался Джек. — Старик-с-Луны совершил что-то нехорошее. Не знаю, что именно, но его изгнали на Луну, а всем остальным богам закрыли вход в крепость.
— Старик-с-Луны возжелал единолично править зеленым миром, — сказал ярткин шелестящим голосом. — Ради власти он был готов уничтожить всех — и потому заключил союз с Нежитью. Это мы его изгнали. Но исправить причиненный им вред мы не смогли. Нежить не пускает нас в замок.
— Я не знаю, как вам помочь! — воскликнул Джек. — Вот Бард наверняка сумел бы, да только мне до него не докричаться.
— У тебя есть все, что нужно! — отозвался ярткин, и тысячи и тысячи его сородичей зашуршали в знак одобрения. — Твой посох вобрал в себя огонь из самого сердца Ётунхейма. Ведь он сделан из ветви великого древа.
— Из ветви Иггдрасиля?
Джек не мог прийти в себя от изумления. Он, конечно, знал, что его посох — не просто кусок дерева, но как поверить в такое? Как мог он владеть таким могущественным талисманом, даже не подозревая о том? И почему Бард не открыл ему правду?
— Положи посох поперек кольца Нежити — чтобы мы смогли перейти на другую сторону.
Мгновение Джек колебался. Он предчувствовал, что последствия его не порадуют, и отчаянно хотел сохранить волшебный предмет, принесенный из Ётунхейма, — бесценный дар, силу которого мальчик осознал только сейчас. Посох был угольно-черным и твердым как кремень. Джек нечасто им пользовался — да что уж там, вопиюще редко. И толком не понимал, чем владеет. Хотя однажды с помощью этого самого посоха мальчуган вызвал землетрясение.
— Джек! Ты разве забыл про хобгоблинов? — проговорила Пега.
Мальчуган стряхнул с себя нерешительность. Разумеется. Чего доброго, именно сейчас люди короля Иффи тащат Буку с Немезидой на костер. Мальчуган воздел посох — и ощутил под пальцами знакомую пульсацию жизни. И осторожно положил посох поперек преграды.
Глава 47
Падение Дин-Гуарди
Предводитель ярткинов выступил вперед, проворно передвигаясь с помощью длинных бурых пальцев. Вот он дотронулся до посоха. Джек затаил дыхание.
Воздух зазвенел, точно колокол. Казалось, содрогнулось само небо. Земля отозвалась глухим гулом. Свет, чистый и прозрачный, как весенняя заря, разлился над морем. Вот он выплеснулся вверх, через мрачные стены Дин-Гуарди, и хлынул вниз, в туннель. Ветер принес с собою благоухание омытого грозою луга — только чище и свежее.
Зелень. Вот подходящее слово. Воздух пах зеленью — и Джек радостно, всей грудью вдыхал этот запах.
Мальчуган опустил взгляд. Посох, добытый им в Ётунхейме, посох, возвещавший всему миру о том, что он, Джек, — настоящий бард и наследник Драконьего Языка, сгорел дотла. На глазах у Джека ветер подхватил серебристый пепел — и унес прочь.
— Они идут! — закричала Торгиль.
Ярткины бурным потоком хлынули через разрушенную преграду. Шелестя и перешептываясь, они сплошной толпой текли мимо детей. Джек, Торгиль и Пега прильнули друг к другу, едва смея дышать, а соломенного цвета скирдочки, волна за волной, прокатывались мимо.
На сей раз они вызывали в памяти хорошие сны — те, что Джек очень бы хотел запомнить, да только они обычно таяли при пробуждении. Надо думать, прежде ярткины рассердились на то, что Торгиль вздумалось угрожать им ножом. А теперь они ликовали и радовались.
— Да ты смеешься! — потрясенно воскликнул Джек, обращаясь к воительнице.
— Так и ты тоже, — отозвалась Торгиль, сияя счастьем.
— Мы все смеемся — ох, замечательно-то как! — подхватила Пега. — Почти как в тот день, когда я научилась печь хлеб или когда впервые увидела фиалки. Или, или… как в тот день, когда ты освободил меня, Джек, — в самый лучший день моей жизни!
И Пега порывисто обняла мальчика и поцеловала его.
Джек оторопел — но, впрочем, остался страшно доволен. И поцеловал ее в ответ. А потом поцеловал Торгиль. И друзья кинулись обниматься — в восторге от неба, моря, земли и друг друга.
Между тем последние ярткины исчезли под Дин-Гуарди. Сумасбродная радость, овладевшая Джеком, Торгиль и Пегой, схлынула. Теперь они, отчаянно смущаясь, искоса поглядывали друг на друга. Джек взять не мог в толк, что на него нашло — целоваться с девчонками! А Торгиль еще и хихикала! Не иначе как все они посходили с ума.
— Тучи расступились, — сообщила Пега, нарушая неловкое молчание.
И действительно: серую пелену, еще недавно застилавшую солнце, разметал ветер; сквозь рваные клочья проглядывало синее небо. Волны с грохотом обрушивались на берег, окатывая детей солеными брызгами.
— Похоже, море больше ничто не сдерживает, — заметила Торгиль. — Бежим быстрее. Начинается прилив, и, если я не ошибаюсь, туннель того и гляди затопит.
— Не знаю, смогу ли я еще раз выдержать этот холод, — пожаловалась Пега.
— Выбирай: либо выдержишь, либо утонешь.
Джек поднял глаза. Стены Дин-Гуарди уже не одевало жемчужное марево, пришедшее с моря: настал час заката. Но резкие очертания темнеющих скал смягчались в сиянии роскошной полной луны, что вставала на смену солнцу. Если только камни могут выглядеть счастливыми, то эти так и лучились счастьем.
«Хотя все равно слишком круты, не вскарабкаешься», — раздосадованно подумал Джек, спеша за Торгиль и Пегой.
Друзей ждал приятный сюрприз. В туннеле все изменилось, точно по волшебству. Стены затянул мох; зеленая завеса чуть колыхалась под сквозняком. Повсюду выросли такие же светящиеся грибы, что дети повстречали раньше. Более того, земляной пол сделался мягче, в воздухе разливался восхитительный аромат.
В Дин-Гуарди вошло лето. От мертвящего холода не осталось и следа.
— Landvaettir воистину могущественны, если смогли прогнать Хель, — промолвила Торгиль.
Когда дети поднялись в верхние ярусы, туда, где находились темницы, обнаружилось, что все двери распахнуты настежь. Внутри никого не оказалось, хотя кое-где кандалы выглядели так, будто некогда сковывали чью-то руку или ногу.
— Думаешь, узников съели келпи? — прошептала Пега.
Джеку в это не верилось. Камеры были слишком надежно заперты. Ему очень не понравились следы липкой слизи на стенах, да и ноги как-то подозрительно прилипали к полу.
«Накеры», — подумал он, но вслух ничего не сказал.
Дверь во внутренний дворик стояла открытой, над костровой ямой разливался алый отблеск, вдоль стен полыхали факелы. На фоне пламени черным силуэтом маячил зловещий вертел.
— Не могу заставить себя туда посмотреть, просто не могу! Они не?… — Пега закрыла лицо руками.
— Да все с ними в порядке! — Джек уже завидел Буку и Немезиду с отцом Севером и Этне. А рядом — того, кого он уже не ждал встретить снова.
— Брут! — завопил мальчик.
— Добро пожаловать в Дин-Гуарди! Или, как называл его мой предок Ланселот, в замок Веселой Стражи. Впрочем, весельем здесь давным-давно не пахнет.
Брут широко усмехнулся — эта знакомая усмешка неизменно выводила Джека из себя. Негодный раб по-прежнему щеголял в золотой тунике и пунцовом плаще, что подарила ему Владычица Озера. А на изукрашенном бриллиантами поясе висел могучий меч Анредден.
Пега кинулась к Буке и порывисто обняла его.
— Я так боялась! Я думала, вас…
— Мы целы и невредимы, родная. А уж как счастливы тебя видеть! — И Бука громко чмокнул ее в макушку.
— Брут, а почему ты раньше здесь не объявился? Почему ты не помог нам? — завопил Джек.
Мальчику отчаянно хотелось стереть с нахальной физиономии эту дурацкую усмешку.
— Боюсь, не мог. Старина Иффи швырнул меня в подземелье, как только увидел. И меч, кстати, отобрал, да только эти ребята принесли мне его обратно.
Джек оглянулся: повсюду среди теней теснились сонмы и сонмы крохотных бугорков. Яркие глазки сверкали в свете факелов.
— Ярткины здесь?
— Мать частенько с ними беседовала. Они отличные ребята, если их ненароком не разобидеть.
Брут подал знак, и перепуганный до смерти Крысеныш пристыженно подбежал к нему с бокалом вина.
— Сдается мне, ты мечом и пользоваться-то не умеешь, — презрительно рассмеялась Торгиль.
— А мы, потомки Ланселота, битвы выигрываем иначе, — подмигнул Брут. — Как бы то ни было, мы только вас и дожидались, чтобы ярткины могли закончить свое дело.
Брут кивком указал на бессчетные скирдочки, немо наблюдающие за происходящим. Судя по их виду, они могли так просидеть долго, очень долго: возможно, века.
— Что за дело? — не понял Джек.
— Давным-давно Старик-с-Луны возвел этот замок. — Брут осушил бокал и подцепил с блюда жареного цыпленка. Блюдо держал трепещущий Крысеныш. — После того как Старика-с-Луны выгнали, здесь жили многие, очень многие, но никто не ощущал себя в безопасности, если понимаете, о чем я.
— Еще бы — если в подвале завелась Хель! — кивнула Торгиль.
— Даже сам Ланселот, спускаясь вниз, поневоле оглядывался через плечо. И что же! Благодаря тебе, Джек, мальчик мой, кольцо Нежити наконец разорвано.
— Никакой я не «твой мальчик», — буркнул Джек.
Его до глубины души раздражало, как небрежно, походя Брут упомянул о его великой жертве: ведь мальчуган лишился драгоценного посоха!
— Все следы старой крепости должны быть уничтожены, — продолжал Брут как ни в чем не бывало, словно не замечая ярости Джека. — Мне, конечно, досадно, что крепость обречена пасть, но мы бессильны помешать Владыке Леса. До сих пор удерживали его одни только ярткины. Так что давайте-ка попрощаемся с Дин-Гуарди. Крысеныш! Тащи вина на всех!
Поваренок опрометью кинулся в буфетную и вышел обратно, сгибаясь под тяжестью металлических кубков и бутылей.
— А они пьют? — шепотом спросила Торгиль, кивая на немые, выжидательно застывшие скирдочки.
— Не так, как мы, — отозвался Брут. — Ага! Вот отменное вино из Иберии. Иберия — это на континенте. Не знаю точно где. Иффи и его банде подавай все самое лучшее!
Друзья подняли тост за гибель Дин-Гуарди. Джек предложил свою чашу одному из ярткинов, что стоял чуть поодаль от прочих.
— Спасибо тебе, дитя земли. Намерения у тебя добрые, хотя мы предпочитаем воду, — промолвило странное создание.
— Мне не хотелось, чтобы вы чувствовали себя лишними, — объяснил Джек.
По внутреннему дворику из конца в конец прокатилось не то журчание, не то шуршание: словно песок сыпался. По-видимому, над Джеком смеялись.
— Такие, как мы, никогда не чувствуют себя лишними, — прошелестел ярткин, отступая назад и растворяясь среди теней. — Мы тебя не забудем.
— А теперь пора идти, — бодро возгласил Брут. — Крысеныш, ступай-ка впереди с фонарем. Торгиль, мальчик мой, пойдешь замыкающим.
Торгиль заулыбалась; то, что ее назвали «мальчиком», ей изрядно польстило.
— Держись ко мне поближе, — велел Бука, ставя Пегу между собою и Немезидой. — Не верю я в доброжелательность Владыки Леса.
Осторожно обходя застывшие в ожидании скопления ярткинов, друзья пересекли внутренний двор и вышли за ворота. На фоне звездного неба зловеще нависала Изгородь.
— Проход начинается здесь. Не вздумайте свернуть в сторону, а то с пути собьетесь. Ах ты, славная наша Обводочка-Загородочка, — заворковал Брут, чуть ли не похлопывая фамильярно рукою по темным, блестящим листьям.
Джек ведать не ведал, применимо ли к Изгороди слово «славная». Если сейчас Изгородь настроена благодушно, то какова она, будучи не в духе, Джек предпочел бы вовеки не знать. В проходе царила невыносимая духота. Шипы и сучья жадно тянулись к Джеку, цеплялись за одежду, царапали кожу. Как-то раз предприимчивый побег обвился было вокруг лодыжки Джека, но тут же — с явным сожалением! — отполз прочь. Листья сочились такой враждебностью, что впору задохнуться. Один неверный шаг — и проход закроется, схлопнется, сминая тех, кто внутри…
«Не думай об этом», — приказал себе Джек.
Но вот наконец друзья оказались снаружи — на вольном воздухе. В небе над головами мерцала полоса звезд; полная луна венчала башню Дин-Гуарди. Послышались треск и скрежет: проход и в самом деле закрылся.
— Погодите! — воскликнул мальчуган. — Но ведь в крепости остались Иффи и его люди!
— Они вполне заслужили свою участь, — отозвался отец Север.
Джек заметил, что монах бережно прижимает к груди алтарный покров со Святого острова.
— Ярткины уже разобрались с ними, — объяснил Брут. — И всех, кого сочли негодными отбросами, пошвыряли в кладовую. Да, собственно, всех, кроме Крысеныша. Иффи попытался дать бой, ну да сражаться с ярткинами непросто. Верно, Крысеныш?
— Д-да, — пролепетал поваренок.
— Крысеныш вот тоже попытался сопротивляться. Небось несладко приходится тому, кто попадется им под руку.
«Ох, несладко», — подумал про себя Джек.
То-то злополучный поваренок перепуган до смерти.
— Взберемся-ка вон на тот холм, — предложил Брут.
Холм был невысок; шагать вверх по склону сквозь перистые травы Джеку даже нравилось. Стрекотали сверчки, из-под листьев выглядывали лягушки. Стояла самая что ни на есть обычная погожая летняя ночь.
С вершины мальчуган отлично видел темный силуэт Дин-Гуарди под полной луной. Крепость словно выросла в несколько раз. И тут Джек осознал, что это Изгородь подступила к стенам.
Владыка Леса пошел в атаку.
Стонали выдираемые из кладки камни. Трещали деревянные двери. Железные решетки на окнах ломались, рассыпая искры. Шум стоял оглушительный. Спустя какое-то время Джек заметил, что крепость словно умалилась в размерах. Она погружалась в землю: вот так тает снежный сугроб, растекаясь ручьем. Когда на месте былой твердыни осталась почти ровная поверхность, грохот и гром разрушения угасли вдали.
Если в этом хаосе и звучали человеческие голоса, Джек их не слышал. У мальчика заныло сердце. Он даже представить себе не мог последние минуты тех, кто оставался заперт внутри. Джек жалел предводителя стражи, что так восхищался Этне, и того старого солдата, который когда-то всю ночь пролежал в росной траве, слушая пение эльфов. «Будь осторожна в просьбах!» — предостерегала Торгиль.
— Так проходит слава Дин-Гуарди, — промолвил Брут, выпрямившись во весь рост: статный, высокий и неправдоподобно красивый на фоне полной луны. — То был оплот теней и скорби, величие его было обречено, и бесславно — падение. Однако ж начать с чистого листа всегда приятно, — добавил он, испортив весь эффект возвышенной речи.
— Что, будешь перестраивать крепость? — полюбопытствовала Торгиль.
От былой твердыни не осталось и следа. Над морем торчал лишь одинокий каменистый выступ.
— Я здесь хозяин, в конце концов! Владычица Озера и ее нимфы обещались помочь мне.
— Кто б удивился, — буркнул Джек.
— А пока я тут подремлю минутку на травке. Располагайтесь, как дома; тут так тепло и уютно.
И Брут мгновенно заснул. Его примеру последовали и остальные. День выдался долгий и тяжкий. Но теперь, когда опасность миновала, всех одолела усталость.
Один только Джек посидел еще немного, гадая, не он ли в какой-то мере виноват в гибели людей Иффи, и вспоминая свой посох, добытый в Ётунхейме. Полная луна сияла над каменным плато, где еще недавно высился замок Дин-Гуарди. Интересно, а наблюдал ли Старик-с-Луны за его уничтожением — и как разгром на нем сказался?
Глава 48
Дары Владычицы
Утром Джек проснулся последним. Отец Север совещался о чем-то с Брутом, Этне танцевала на лугу у подножия холма; Крысеныш подсматривал за ней из кустов. В рассветных лучах Этне казалась совершеннейшим эльфом с головы до пят.
— Прямо не верится, что Дин-Гуарди больше нет, — промолвила Пега, задумчиво глядя на море. — Я спустилась вниз с первым светом, так там ни камушка не осталось. Разве что дыра в скале, но подойти ближе я побоялась.
— Очень разумно, — похвалил Джек.
Цветущий луг простирался вплоть до самого каменного выступа. Казалось, на этом месте зеленели травы вот уже тысячу лет. От Изгороди не осталось и следа.
Торгиль подскакала к друзьям на коренастом пони. Спешилась, заставила лошадку повернуться кругом, демонстрируя серую, в яблоках, масть.
— Ну разве не красавец? Ярткины вывели из крепости весь домашний скот, прежде чем отдать ее на милость Владыки Леса.
Бука с Немезидой тоже поймали себе по лошадке. Хобгоблины держались верхом цепко, как репьи, а обезумевшие пони выгибались дугой, пытаясь сбросить седоков.
— Н-не п-понимаю, п-почему л-люди п-по в-верхо-в-вой езд-де т-так с ума с-сходят, — пожаловался Немезида, впиваясь в шкуру лошади длинными, липкими пальцами рук и ног. — Н-ничего в-веселого в ней н-нет!
— Ты лучше отпусти бедолагу, пока он от страха копыта не отбросил, — посоветовал Джек.
— Охххх… Ох-хотно!
Немезида лягушкой отпрыгнул в сторону, а пони, весь в мыле, кинулся бежать в противоположном направлении. Бука выпустил своего скакуна одновременно с другом.
— Прости, любимая, — покаялся Бука. — Мне так хотелось произвести на тебя впечатление. Наверное, рыцарь из меня и впрямь никудышный.
— Пустяки какие, — улыбнулась Пега. — Ты — король, а это еще лучше.
— Мне ужас до чего не терпится поскорее отправиться в монастырь Святого Филиана, — проговорил Джек.
— И мне тоже! Я ужасно соскучилась по брату Айдену.
Бука уже собирался что-то ответить, когда Брут позвал всех к себе. Пони Торгиль, видимо, признав ее за свою новую хозяйку, потрусил вслед за девочкой вверх по холму и выжидательно встал рядом, пощипывая травку.
— Ну, мы идем в монастырь или нет? — спросил Джек.
— Сперва нужно наведаться в Беббанбург, — отрезал отец Север.
— Я уж битый час с ним спорю, — пожаловался Брут. — Похоже, быть властителем Дин-Гуарди недостаточно. Я, конечно, понимаю, что от крепости осталось не так уж и много…
— Вообще ничего не осталось, — поправила Торгиль.
— Но сам титул чего-нибудь да значит!
— Да пойми же ты наконец, — доказывал монах. — Вот уже много лет Беббанбургом правили всякие проходимцы. Горожане никому не доверяют. А тебе необходимо заручиться их поддержкой, прежде чем ты попытаешься взять в свои руки управление монастырем. — Отец Север глянул туда, где в противоположном конце луга танцевала Этне, а Крысеныш таскался за ней по пятам, и нахмурился. — Самое главное, ты должен выглядеть как человек, способный их защитить. Да-да, я знаю, что ты у нас весьма недурен собою. Но поля сражений просто-таки усеяны костями писаных красавцев. Горожане хотят видеть в тебе грозного, свирепого воина, под стать твоему предку Ланселоту. Не помешает также и толика вспыльчивости: пусть думают, что ты оттяпаешь голову первому, кто вздумает тебе прекословить.
— Да не стану я никому головы рубить!
— Я не сказал, что рубить головы непременно надо. Просто сделай вид, что ты на это способен. Так власть удерживал Иффи; да и любой другой вождь поступает сходным образом.
— Тогда я лучше стану править вот этим ромашковым полем, — улыбнулся Брут.
— А ну слушай меня, ты, олух пустоголовый! — Вот отец Север явно не испытывал недостатка ни в свирепости, ни во вспыльчивости. Джек понимал: из монаха вождь получился бы куда лучший, да только для него этот путь закрыт. — Твой святой долг — защищать горожан. Допущена великая несправедливость: ни в чем не повинных людей грабили и убивали на протяжении многих лет. Ты просто обязан взять в свои руки бразды правления. У меня есть план — но прежде, чем я о нем поведаю, благородный Немезида, не будешь ли ты так любезен сходить на луг? Скажи Крысенышу, что я скормлю его ярткинам, если он сейчас же не оставит Этне в покое.
— С удовольствием, — откликнулся Немезида.
Отец Север в подробностях изложил свой замысел, и Брут отправился к Владычице Озера. Один, разумеется, ведь Владычица (по его словам) презирает всех смертных (кроме одного его, разумеется). И долго, очень долго не возвращался.
Джек уже отчаялся когда-либо попасть в Беббанбург. Мальчугана мучил голод, а на лугу подкрепиться-то особо нечем. Бука с Немезидой накопали репы, но сырая репа, по мнению Джека, едой не считалась. Но когда Брут наконец вернулся, стало ясно, отчего он так задержался. Владычица Озера послала друзьям великолепные, удивительные подарки.
Джеку досталась белая туника и синий плащ, расшитый серебряными лунами и звездами.
«Для Барда в самый раз», — довольно подумал мальчуган.
Торгиль получила темно-синюю тунику и зеленый как листва плащ, по краю изукрашенный вьющимися лозами. В новом наряде она казалась… да настоящей красавицей, что и говорить! Джек вспомнил поцелуй в подземельях Дин-Гуарди — и смущенно отвернулся.
Отец Север облекся в черную монашескую рясу. В придачу к ней Владычица прислала патерицу — епископский посох, увенчанный на конце спиралеобразным крюком вроде распускающегося листа папоротника.
— Какая роскошь! — восклицал монах, в восторге размахивая посохом. — Он куда лучше тех, что я видел в Риме. У всех высокопоставленных епископов такой есть — ох, Господи милосердный, я только что впал в грех гордыни!
Этне в белом, искрящемся бриллиантами платье ослепляла красотой. Крысеныш оделся как самый настоящий рыцарский оруженосец, отчего пронырливости в его повадках поубавилось.
— А еще на берегу озера ждет целая груда мечей, поясов и знамен, — сообщил Брут. — Мы захватим их по дороге.
Для Пеги и хобгоблинов не нашлось ничего.
— Не могу же я ехать вот в этих лохмотьях! — запричитала Пега, указывая на свое истрепанное нищенское платьице.
— Владычица, верно, позабыла про тебя, — вздохнул Брут.
— Ничего не позабыла! — вскипел Джек. — Она просто мстит. Партолис, верно, рассказала ей про свечу.
— Не плачь, родная. Лучше мы подождем здесь, — утешил девочку Бука. — В любом случае, хобгоблинам в город пути нет. Грязевики станут в нас камнями кидаться.
Пега смахнула слезы.
— Грязевики, одно слово! Ох, до чего ж я их ненавижу! И Владычицу тоже!
— Я наловлю форели, а Немезида разведет костер. А потом, когда опасность минует, мы в свой черед отправимся в монастырь Святого Филиана и повидаемся с этим твоим братом Айденом.
— Ты так добр ко мне, — всхлипнула Пега.
— Да кто же перед тобой устоял бы? — всплеснул руками король хобгоблинов.
Поймать коней труда не составило: похоже, они и сами радовались тому, что обрели новых хозяев. Торгиль ехала на своем пони. Джек тоже нашел себе лошадку. Мальчик в жизни не ездил верхом, разве что с предводителем стражи короля Иффи, зато с ослами управляться умел. А пони — он как раз нужного размера, чтобы начать учиться. Джек обернулся помахать на прощание Пеге и хобгоблинам. Все трое спрятались в высокой траве; не знай Джек, где именно они устроились, он ни за что бы их не высмотрел.
Отряд двинулся в путь. Джека и Крысеныша назначили знаменосцами: зеленые полотнища реяли на ветру. На боку у Джека висел новый, отличной работы меч: короткий и легкий, просто загляденье. Мальчуган не уставал радоваться подарку. Этне оказалась превосходной наездницей — что и неудивительно. Ей стоило лишь попросить — и конь беспрекословно повиновался, как будто понимал человеческую речь. Брут восседал верхом на вороном жеребце, черном как ночь, с точеными копытами и сверкающим взглядом. Этне с Брутом составили прекрасную пару. Отец Север ехал чуть впереди, дабы возвестить об их прибытии. Следом, обмирая от страха, на неповоротливой кляче трясся Крысеныш.
— Брут очарует всех женщин, а Этне — всех мужчин, — рассуждала Торгиль. Они с Джеком ехали в самом конце кавалькады. — Пожалуй, им стоило бы пожениться.
— Этне хочет стать монахиней, — возразил Джек.
Торгиль расхохоталась.
— С тем же успехом можешь потребовать от бабочки, чтобы камни ворочала. Я плохо разбираюсь в монахинях, но могу поручиться: из Этне толку не выйдет.
— Ей дозволено попытаться.
— Не знаю, не знаю. Она ведь отчасти такова же, как Иффи и Фрит, — нет, жестокости и злобности в ней нет и в помине. Но она тоже заплутала между двумя мирами. Такие создания зачастую сходят с ума.
— Отец Север приглядит за ней, — неуверенно возразил Джек.
Въезд в город оправдал самые смелые ожидания. Все жители столпились на рыночной площади: все уже прослышали о гибели Дин-Гуарди. Двое пастухов искали потерявшуюся овцу — и своими глазами видели, как крепость пала.
— Это ж дракон был! — рассказывал один из пастухов возбужденной толпе. — Огнем так и пыхал, так и искрил! А шум-то какой стоял, прям оглохнуть можно!
— Мы, ясное дело, затаились — всю ночь нос боялись высунуть, — подхватывал второй. — А то, чего доброго, и нас сожрут. А поутру ничегошеньки не осталось. Ни камушка!
Все потрясенно охнули: это ж надо, твердыню подчистую уничтожить!
В это самое мгновение и появился отец Север верхом на добром скакуне, восклицая:
— Дорогу новому властителю Дин-Гуарди!
Все так и брызнули врассыпную. Выехал Брут, дружелюбно помахивая рукою в знак приветствия.
— Свирепость изобрази! — прошипел монах.
И Брут обворожительно нахмурился.
— А-ах! Какой красавчик! — воскликнула какая-то женщина.
— А спутница-то его какова! — подхватил кто-то из мужчин.
Этне заставляла своего коня изящно переступать копытцами, точно танцуя. Прелестный трюк был встречен восторженными возгласами. Но, конечно же, прельстительнее любого трюка были эльфийские чары, окутывающие Этне мерцающим, переливчатым ореолом.
— Вот только не говори мне, что она похожа на монахиню! — ехидно поддразнила Торгиль Джека.
— Перед вами — тот, кому суждено править в Дин-Гуарди после смерти гнусного узурпатора Иффи! — вскричал отец Север, потрясая епископским посохом. — В ночи справедливое возмездие настигло крепость. Все зло было сметено и уничтожено, настало время начать все с чистого листа.