ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Действие происходит в конце 80-х годов. Космодром Байконур.
Вернее, его окраина (удаленная от Ленинска километров на 70-т.)
Короче говоря, это безбрежная Казахстанская степь, в которой одиноко стоит блочный, наспех когда-то собранный дом.
Рядом еще одно сооружение, представляющее из себя элементарный сарай.
Ну, а в комплексе все это называется подсобным хозяйством в/ч 00000,
где худшая, неспособная к строевой службе часть личного состава, под руководством сержанта Хрустяшина (по прозвищу Хруст), должна выращивать свиней для остальной части личного состава,
причем преимущественно офицерского звания.
Раннее утро. Впрочем, по армейским меркам не такое уж раннее.
В доме на одной коечке спит сержант Хрустяшин, другая аккуратно застелена. Кроме того, в помещении находятся: две табуретки, стол и обеденный и письменный одновременно (для написания писем и конспектов по политзанятиям), обычный деревянный умывальник, пара тумбочек, старый даже по меркам 80-х радиоприёмник, ну и всякая мелочь, вроде наглядной агитации на стенах.
Есть еще выгороженный самодельной ширмой (в «кровь» вытертым солдатским одеялом) уголок, где в явном беспорядке расставлены всякие кухонные причиндалы: электроплитка, чайник, алюминиевые миски и кастрюли (на солдатском жаргоне «бациллы»). Слышен звук подъезжающей машины.
Через несколько секунд в дверь заходит дежурный по части старший лейтенант Алтынов. Он проходит на середину комнаты, (причем намеренно тихо), оглядывается, недовольно покачивает головой, наблюдая «неуставной бардак», потом так же крадучись приближается к мирно спящему Хрустяшину
и резко переворачивает коечку.
АЛТЫНОВ: Подъём!!!
ХРУСТ (кричит, беспорядочно машет руками, потом закрывает ими голову и остаётся неподвижно лежать на полу): А! А!
АЛТЫНОВ: Вставай, боец, Родина ждёт. (Хрустяшин лежит не двигаясь. Алтынов наклоняется к нему). Ты чего?
ХРУСТ (поднимая голову): Напугали, товарищ старший лейтенант.
АЛТЫНОВ: Тебя напугаешь, коня такого.
ХРУСТ: Подумал, землетрясение.
АЛТЫНОВ (смеется): Какое тебе землетрясение в степях Казахстана. Что, Хрустяшин, географию в школе хреново учил?
ХРУСТ (быстро начинает одеваться, предварительно установив на место коечку): Так это же во сне. Во сне все что хочешь, бывает. А когда пуск на площадке – земля, знаете, тоже маленько гудит. Вот так – у-у-ххх.
АЛТЫНОВ: Ты мне зубы не заговаривай. (Садится на край стола, прикуривает сигарету). Ты мне объясни, почему у тебя тут такой бардачина?
ХРУСТ (вяло и явно привычно оправдываясь): Да какой бардачина? Так, напылил вчера чуторца, сейчас исправлю. Делов-то…
АЛТЫНОВ: Нет, ты тут в конец разложился, Хрустяшин. Не служба, а профилакторий. Спишь до (смотрит на часы) семи часов, тринадцати минут. Извини, кстати, что разбудил. (Пауза). Ни хрена тут не делаешь (подходит к радиоприёмнику, похлопывает по нему ладонью), музычкой по вечерам наслаждаешься, жрешь от пуза, наверняка у казахов водку на барахло вымениваешь… А, Хрустяшин?
ХРУСТ: Да какие казахи, какая водка? Сами же знаете, тут до ближайшего посёлка километров сто.
АЛТЫНОВ: Я все знаю, сержант. Нет, надо тебя с хоздвора в часть возвращать. Там веселее – наряды через день, кроссы вокруг периметра в противогазах, построения: будет о чём маме написать.
ХРУСТ (обиженным тоном): А я ведь тут вторую неделю один, товарищ старший лейтенант. Как рядовой Градиль уволился, так я и один. Думаете легко одному тут со свиньями возиться? Каждую накорми, за каждой навоз почисть, потом огород начнется, а еще смотри, чтоб стройбатовцы тут чего-нибудь не… не украли, короче. А среди них, знаете, какие волки попадаются? Хуже зеков. А у меня ведь тут автомата нет: вилы да лопата – все оружие. Вот и попробуй одному. А вы сразу – в часть. Знаете же, нельзя мне в часть.
АЛТЫНОВ: Чего щеки то надул? Это я так, ради профилактики, воспитательную беседу провёл. Чтобы не расслаблялся. В сарае чисто?
ХРУСТ: А вы посмотрите.
АЛТЫНОВ (разглядывая свои начищенные сапоги): Ладно, верю. А стройбатовцам скажешь, если хоть полдоски отсюда сопрут, будут иметь дело со старшим лейтенантом Алтыновым. Сесембе?
ХРУСТ (бурчит): Как же, скажешь им.
АЛТЫНОВ: А теперь пляши.
ХРУСТ: Что, письмо?
АЛТЫНОВ: И письмо (протягивает Хрустяшину выуженное из кармана письмо) и пополнение. Бойца я с собой привез к тебе на подмогу.
ХРУСТ: Да ну? И кто такой?
АЛТЫНОВ: Рядовой Новиков. Хороший в принципе хлопец. Слышишь, как шустро бадьи с отходами с машины сгружает?
ХРУСТ: Раз хороший, чего сюда послали?
АЛТЫНОВ: С людьми, говорят, плохо уживается. Тормозной слишком. Вроде бы салага, месяц как призвался, а на приказы старших плохо реагирует. Командир побаивается, что забить могут. (Строго). А у нас, Хрустяшин, в части борьба с неуставными взаимоотношениями. Понял?
ХРУСТ (улыбаясь во весь рост): Так точно, товарищ старший лейтенант. Понял. Растормозим.
АЛТЫНОВ: Ну, давай, раз понял – действуй. (Кричит). Новиков!!
В дверь протискивается тщедушного вида парнишка в панаме с обвислыми полями
(В южных регионах СССР, в том числе и на Байконуре, панама – головной убор военнослужащих срочной службы), В руках у него небольшой вещмешок.
НОВИКОВ: Здрасте.
АЛТЫНОВ (Хрустяшину): Во, видишь?! (Новикову). Не «здрасте», а «здравия желаю». И то, только после «разрешите войти». Понял?
НОВИКОВ (после паузы): Извините, нет. Мне показалось, что вы меня сами позвали, а если так, то зачем же вторично спрашивать разрешение? Это, по-моему, не логично.
АЛТЫНОВ (почти восхищенно): Нелогично? А здесь не нужно логику искать. Здесь армия, а не шахматный клуб, Новиков.
НОВИКОВ: Простите.
АЛТЫНОВ: Тьфу ты! Ладно, сами тут разбирайтесь. Я поехал. Хрустяшин, воды я бочку привёз, отходов два чана тоже… Послезавтра в части политзанятия, не забыл?
ХРУСТ: Как можно. Просьбочка к вам товарищ старший лейтенант – конвертов гражданских с марками привезите, а то несолидно на втором году службы простые домой слать.
АЛТЫНОВ: Несолидно ему… Хорошо привезу. Да, чуть не забыл, к нам в часть зам. начальника управления прибудет скоро. Свинью нужно будет по этому случаю завалить. Вдвоем справитесь?
ХРУСТ: Должны.
АЛТЫНОВ: Ну всё. На политзанятиях, чтобы как штык был. Заодно продукты на неделю заберёшь.
ХРУСТ: Есть, товарищ старший лейтенант.
АЛТЫНОВ (слегка иронично): Несите службу, товарищи бойцы. (Уходит).
Хрустяшин и Новиков несколько секунд внимательно друг на друга глядят.
После ухода Алтынова, Хрустяшин сразу расслабляется, приобретает хозяйский вид, достаёт откуда-то пачку «Примы», закуривает.
ХРУСТ: Ну, здорово, здорово, товарищ военный. Как зовут?
НОВИКОВ: Андреем.
ХРУСТ: А меня Саней. Откуда будешь?
НОВИКОВ: Из Ленинграда. Вернее из пригорода, есть там такой город Гатчина.
ХРУСТ: Ну все равно – питерский, значит. А я с под Тюмени. Километров сто от города поселок есть Новоивановский. (Смеётся). Считай тоже пригород. Вот я оттуда.
НОВИКОВ: Очень приятно.
ХРУСТ: Чего же тут приятного? Это тебе в Питере приятно, а мне здесь что-то не шибко. Давай проходи, вот шконка твоя, вот тумбочка. Раскладывайся и начинай потихоньку полы мыть. С протяжечкой. А то и вправду грязища.
НОВИКОВ (раскладывая вещи): Я сегодня ещё не успел позавтракать.
ХРУСТ: Веришь, я тоже не успел.
НОВИКОВ: Может быть, сначала покушаем?
ХРУСТ: Чего-чего?
НОВИКОВ (слегка растерянно): Мне кажется, что если мы сначала немного подкрепимся…
ХРУСТ: Слышь, ты, черпак недоделанный, я тебе русским языком объясняю – сейчас ты будешь мыть полы. А когда ты их вымоешь, ты будешь чистить картошку, а потом ты её пожаришь и вот потом мы её съедим. А когда мы её съедим, ты начнёшь работать по-настоящему. Всё ясно?
НОВИКОВ (пожимая плечами): Но мне кажется…
ХРУСТ: Рот закрой! Тебе слова не давали.
НОВИКОВ (совсем растерянно): Но ты же сам спросил…
ХРУСТ: Не ты, а товарищ младший сержант. Ясно? (Новиков молчит). Я спрашиваю, ясно? (Резко поднимает руку, будто хочет дать Новикову хорошую затрещину).
НОВИКОВ (закрыв голову руками, очень тихо): Ясно, товарищ младший сержант.
ХРУСТ: Не слышу. Громче!
НОВИКОВ: Ясно, товарищ младший сержант.
ХРУСТ: Ещё, громче!
НОВИКОВ (кричит): Ясно, товарищ младший сержант.
Пауза.
ХРУСТ (наигранно недоуменно): Ты почему орёшь на старшего по званию?
НОВИКОВ: Вы надо мной издеваетесь?
ХРУСТ: Я? Нет. Это ты надо мной издеваешься. Я тебе еще полчаса назад приказал начать уборку, а ты всё разговоры разговариваешь. Или ты приказ исполнять отказываешься?
НОВИКОВ: Где ведро?
ХРУСТ: Вот стоит. Тряпка рядом. Вода во дворе в бочке. Бегом марш.
Новиков берет ведро, выходит во двор.
Хрустяшин, захватив кастрюлю, идёт за ним, останавливается на пороге,
начинает подавать оттуда команды.
Рядовой Новиков!
НОВИКОВ: Я!
ХРУСТ: Ко мне.
НОВИКОВ: Я ещё воду не набрал.
ХРУСТ: Я сказал, ко мне! Бегом! (Новиков подбегает). Докладывай.
НОВИКОВ: Товарищ младший сержант, рядовой Новиков по вашему приказанию прибыл!
ХРУСТ: Молодец, по уставу отвечаешь. В бацильник еще воды набери, макароны по-быстрому сварим, а то, правда, жрать охота.
НОВИКОВ: Есть, товарищ младший сержант.
ХРУСТ (довольно): Ну давай, бегом марш.
Новиков убегает.
Хрустяшин возвращается в дом, включает приёмник, забирается на кровать
и под музыку блаженно курит, наблюдая как Новиков мечется по дому то с кастрюлей, то с половой тряпкой.
Чище мой, тщательнее. Замполит приедет, все углы облазает. Не замполит, а пылесос. (Хрустяшин достаёт письмо, распечатывает конверт). Во, дорогие родители весточку с родины прислали. Так… живы-здоровы… готовятся картошку сажать… асфальт до посёлка тянут… брат, дурак, ногу сломал по пьянке… (Откладывает письмо). Ничего такого особенного. Лучше бы от Аленки письмо пришло. Слышь, молодой, а у тебя в твоей Гатчине, девчонка есть? (Новиков молчит). Чего молчишь, тряпку проглотил? Э, боец! (Кидает в Новикова подвернувшимся под руку тапком).
НОВИКОВ: Я не обязан рассказывать о своей личной жизни. Даже по уставу.
ХРУСТ: Тапок принеси. (Новиков молча приносит). Погонять бы тебя надо хорошенько, а то что-то шибко ты борзый.
НОВИКОВ: Я всё равно ничего не буду говорить.
ХРУСТ: Как это? Вообще не будешь разговаривать? Как немой? А пару плюх для разговорчивости?
НОВИКОВ: Тогда я не буду есть.
ХРУСТ (ошарашено): Чего ты не будешь?
НОВИКОВ: Если вы будете надо мной издеваться, я не буду принимать пищу. Я могу очень долго не есть.
ХРУСТ: А мне-то какая разница? Не ешь. (Новиков так же молча продолжает мыть полы. После небольшой паузы). А кто над тобой издевается? Полы заставили разок отсосать, уже издеваются над ним! Три недели в армии уже понты колотит. Тебе бы таких сержантов, какие у меня в учебке были… Десять километров марш-бросок, а потом а потом плац драить до блеска с мылом. И потом полночи на шухере стоять, пока они в карты режутся. И каждый, сука, норовит между делом, по «кружечке пива» отвесить…
НОВИКОВ (удивленно): Вам там пиво давали?
ХРУСТ: Лёгкий удар по печени заменяет кружку пива. Ученые доказали.
НОВИКОВ: Я сразу не понял.
ХРУСТ: Темный ты какой то. (Пауза). Слушай, а тебя сюда, почему из части отправили? Тоже что ли не ел?
НОВИКОВ: Три дня. Вчера, правда, поел. Теперь, если будет нужно, могу долго держаться.
ХРУСТ (присвистнув): Ну ты конь. А работать всё равно придётся. С этими свиньями, знаешь, сколько мороки. А чуть что не так, дежурный по части так навставляет – мало не покажется.
НОВИКОВ: Я работать не отказываюсь.
ХРУСТ (отвешивает поклон): Ну, и на том спасибо. (Новиков смеется). Иди-ка, макароны забрось. Вода уже выкипела.
НОВИКОВ: Нет, не могу.
ХРУСТ (бешено и в то же время удивлённо): Ты, чего, сука?! Совсем что ли... опух?
НОВИКОВ (скороговоркой): Саш, я же полы мою. У меня руки грязные. Нельзя грязными руками.
ХРУСТ: А, ты в этом смысле. (Пауза). Ну так иди руки помой.
НОВИКОВ: Я, конечно, вымою, но тебе же проще будет это сделать. И вода, действительно сейчас выкипит. И домыть совсем немного осталось.
ХРУСТ: Ладно, мой дальше. Сам сделаю. (Идет на кухню, бурчит). Вот молодняк пошел, лишний раз привстать западло. Я, когда ты в своей Гатчине пирожки домашние лопал, знаешь, как с тряпкой по казарме носился? Три гектара в день мыл, как «здравия желаю». Ладно, хрен с ними с макаронами, банка тушенки есть. Бросай свои полы, бери ложку. (Лихо открывает большим ножом консервную банку).
НОВИКОВ (из-под кровати): Тут немного осталось.
ХРУСТ: Бросай, я сказал, потом домоешь. А то свиней накормить не успеем.
Новиков послушно откладывает ведро, идет к умывальнику,
моет руки, потом начинает аккуратно есть.
Ты, шевелись, шевелись. Чего тащишься, как удав по стекловате? Здесь тебе не ресторан. Ну, давай рассказывай.
НОВИКОВ: Что рассказывать?
ХРУСТ: Как ты жил на гражданке, чем занимался.
НОВИКОВ: Учился.
ХРУСТ: Студент что ли?
НОВИКОВ: Да. Успел один курс закончить.
ХРУСТ: Это хорошо, что студентов тоже забирать стали. А то мы тут «давай, корячься, Родину защищай», а вы по библиотекам баб будете щупать. Несправедливо? А?
НОВИКОВ: Наверное, несправедливо. Но в библиотеках, вообще то, книги читают.
ХРУСТ (смеётся): Ну вот, теперь вместе читать будем. В боевых условиях.
Слышится повизгивание свиней.
Разорались, суки. У, чтоб вы сдохли все. Всё, кончай рубать.
НОВИКОВ: Я ещё не успел.
ХРУСТ: Встать! Приём пищи закончен.
Новиков послушно откладывает ложку.
Пошли, покажу, что делать нужно. Студент. (Уходят).
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Там же. Вечер.
Хрустяшин сидит за столом, пишет письмо. Перед ним чашка дымящегося чаю.
Новиков стирает свою робу.
ХРУСТ (ворчит, откладывая писанину): Воду экономь. Так будешь плескаться, нам бочки до конца недели не хватит. Всего три дня назад привезли, а уже на дне осталось.
НОВИКОВ: Плохо отстирывается.
ХРУСТ: А ты думал? На то они и свиньи. Ты их раньше, небось, только в кино видел?
НОВИКОВ: Честно говоря, да. Я в деревне был только один раз в жизни. У мамы живут там какие-то дальние родственники и мы ездили к ним в гости. На два дня. Но у них, кажется, не было свиней.
ХРУСТ: В деревне все должны скотину держать. Иначе, как без скотины проживёшь?
НОВИКОВ: Наверное, просто не помню.
ХРУСТ: У меня тоже память хреновая. Поэтому и в школу не любил ходить. Все равно ничего не понимаю. Утром возьму сумку, типа в школу, а сам на соседский сеновал и сплю там полдня. Но, только, если батя прознает – в избу лучше не вертайся, потом на жопу не сядешь.
НОВИКОВ: Тебя родители били в детстве?
ХРУСТ: А как же?! Надо. Если не пороть, то кем бы я тогда вырос? Как мать говорит, – форменным бандитом.
НОВИКОВ: А нас с сестрой мама никогда не наказывала. Даже в угол не ставила.
ХРУСТ: Ну и зря. Вот и вырос дурак-дураком, лопату правильно держать не умеешь.
НОВИКОВ: Я научусь.
ХРУСТ: Куда же ты денешься? Научишься, конечно. На то ты и студент, чтобы учится. Иди сюда.
Новиков подходит к столу.
Садись. Вот тебе ручка, бумага. Пиши.
НОВИКОВ: Что писать?
ХРУСТ: Письмо пиши моей девчонке. Чтобы красиво было и без ошибок. А я потом перепишу своим почерком.
НОВИКОВ: Я не знаю, что писать.
ХРУСТ: Ну приблизительно так. «Дорогая, Аленка! Я твой Саня, жив и здоров. Служба идёт нормально. Вчера весь день были на стартовой площадке, готовили к пуску стратегическую ракету. Подробнее писать не могу, потому что это серьёзная тайна. А, вообще-то, делать почти нечего. Так как я почти уже стал дедушкой Советской Армии, забот у меня мало. В наряды хожу, только когда захочу, потому что со старшиной части мы большие кенты. Весело становится, только когда гоняем молодых и если приходится надавать по шее какому-нибудь стройбатовцу. Они нас, ракетчиков, тут все боятся. Может быть получится пораньше приехать на дембель, если, конечно, не будет всяких залётов по службе». Чего не пишешь-то?
НОВИКОВ: Но ведь это же неправда.
ХРУСТ: Чего неправда?
НОВИКОВ: Мы же вчера не готовили ракету к пуску.
ХРУСТ: А что я ей должен писать? Что мы с тобой вчера весь день из сарая навоз вышкрябывали? Они же это письмо всей деревней читать будут. Если они про этот свинарник прознают – домой мне ехать незачем. Сосед в десантуре служит, Прокунины братовья в подводной лодке сидят, Гошка «Куркуль» уж на что дохлый был и то в танкисты устроился… Все, блин, герои – один я на свинарнике кукую.
НОВИКОВ: Но ты же не виноват, что сюда попал. Так получилось.
ХРУСТ: Да кого это волнует, как я сюда попал. Нельзя про это писать и всё.
НОВИКОВ: А я своим написал.
ХРУСТ: Вот опять дурак.
НОВИКОВ: Ладно, давай про ракету. (Берет авторучку). Как там?
ХРУСТ (отбирает писчебумажные принадлежности). Не надо. Я сам потом.
НОВИКОВ: Можно я музыку включу?
ХРУСТ: А… Всё равно. Хочешь, включай, хочешь, выключай. Хочешь на голове постой. Лафа, а не армия. Да, Андрюха?
НОВИКОВ: Да я, наверное, настоящей армии и не видел. Не успел.
ХРУСТ: Это точно.
НОВИКОВ: Спокойно здесь, конечно. Только книжек не хватает. (Крутит ручку приёмника).
ХРУСТ: Ха, книжек ему не хватает. (Стук в дверь). Будет тебе сейчас книжка – «Не гунди, малышка» называется.
НОВИКОВ: Кто это?
ХРУСТ (выглянув в окно, обречёно): Бес. Со стройбата, военный. Складом там заведует. Ты, лучше, тихо сиди, а то он запросто тебе башку открутит. (Пауза). А мне потом отвечай.
БЕС (за дверью): Открывай, свинарь. Гость на пороге.
НОВИКОВ: Сейчас же уже поздно. Отбой был давно. Разве можно после отбоя одному ходить?
ХРУСТ: Ему всё можно. И хорошо, если он один.
БЕС: Э, боец! Не слышишь что ли? (Колотит в дверь).
ХРУСТ: Сейчас.
БЕС (внешне беззлобно): Бегом давай.
Хрустяшин, всё-таки, не спеша открывает дверь.
Бес, абсолютно не военного вида, товарищ в военной форме, подчеркнуто неуставного образца, неторопливо заходит в дверь. После недолгой паузы, во время которой он оценивающе оглядывает дом, вдруг накидывает на шею Хрустяшину тонкую веревочку
с рукоятками на концах. (Так называемые, нунчаки).
ХРУСТ (хрипит сдавленным горлом, пытается освободить руками захват). Ты чё, Бес, ты чё! Пусти! Пусти!
Интересно понаблюдать в это время за Новиковым, который от неожиданности ойкнул и прижался спиной к стене, не зная что делать – бежать? Или как-то помочь сержанту? Хотя, как тут поможешь, если ужасно страшно.
БЕС: Вот и я тебе говорю, Хруст, «Пусти, открой дверь человеку», а ты не торопишься. Все «Подожди» говоришь. Пока ждёшь помереть ведь можно. (Отпускает захват).
ХРУСТ (со слезами, держась за горло): Ты чего, Бес? Я же тебе всегда… Мне же дышать… (Кашляет).
БЕС (улыбаясь): Да ладно, Хруст. Шутка. Чего, шуток не понимаешь? (Ободряюще бьет сержанта в плечо). У! Совсем плохой стал. Ладно, брат, извини. На, покури, отдышись. (Протягивает пачку сигарет).
ХРУСТ (очень осторожно берет сигарету): Фильтровые.
БЕС: «Космос». Бери, бери. На запас бери, у меня много.
Хрустяшин берет еще пару сигарет.
Чай есть?
ХРУСТ: Да откуда. Неделю в части не был. Надо сходить, затариться.
БЕС: Давай, Хруст, давай. Чефирнем слегонца.
ХРУСТ: Одна пачка в заначке осталась.
БЕС: Я с тобой последним куревом делюсь, как с лучшим корешом, а ты чай жилишь. Так бывает?
ХРУСТ: Да мне не жалко.
БЕС: Раз не жалко, чего тогда бакланить?
ХРУСТ (доставая из заначки пачку чая, Новикову): Э, боец, метнулся, чайник подогрел.
НОВИКОВ: Он, наверное еще горячий. Мы же совсем недавно ужинали.
ХРУСТ: Метнулся, я сказал!
Новиков ставит чайник на плитку.
БЕС: Опа! Кто такой?
ХРУСТ: Молодняк, три дня назад привезли. Ни хрена, падла не шевелится. Даром, что студент.
БЕС: Откуда?
ХРУСТ: Из-под Ленинграда.
БЕС: Совсем не земляк. (Новикову). Чего умеешь?
НОВИКОВ: Я не знаю.
ХРУСТ: Жрать и спать умеет. (Бесу). Может, картофанчику поджарить? Сейчас он махом сделает.
БЕС: Нет. Я ел.
ХРУСТ: Так еще поешь.
БЕС: Много жрать нельзя. Много жрут только свиньи, Хруст. Поэтому их потом режут. (Новикову). На гитаре умеешь играть?
НОВИКОВ: Я учился в музыкальной школе, но только по классу скрипки.
БЕС: На скрипке играешь?
ХРУСТ: Где же мы тут тебе скрипку найдем?
БЕС: Надо будет, найдем. Ты сам и найдёшь.
ХРУСТ (удивлённо): Где?
БЕС: Где хочешь.
Хрустяшин насыпает в большую эмалированную кружку заварку.
(Подбадривает). Ты сыпь, заварочку, Хруст, сыпь. Мне взбодриться надо. Третью ночь в части не ночую.
ХРУСТ: Так шел бы да спал.
БЕС: Я сам знаю куда мне идти. И когда. (Пауза). У меня к тебе дело есть.
ХРУСТ (угодливо напрягшись): Ага. Чего нужно?
БЕС: Скрипач, сходи, погуляй.
ХРУСТ: Бегом.
Новиков поспешно выходит.
БЕС (принимая из рук Хрустяшина кружку «чифа»). У меня на складе одна бочка клея лишнего образовалась – ПВА. Хороший клей. 50 литров. Ещё несколько коробок кафеля. Голубой кафель, как раз в ванную. Понял?
ХРУСТ: Понял. И чего?
БЕС: Скажи своим шнуркам, что я все это хозяйство меняю на две фляжки спирта. Сесембе?
ХРУСТ: Каким шнуркам?
БЕС: Офицерам своим, ишак.
ХРУСТ: А они… Думаешь, они согласятся?
БЕС: 50 литров клея с кафелем и не согласятся? Кто не согласится? Короче, твоё дело сказать.
ХРУСТ: Хорошо, скажу. Алтынову скажу.
БЕС: Скажи, скажи. Я через пару дней зайду, узнаю.
Пауза.
ХРУСТ: Бес, скажи, зачем ты меня душить начал? Я же тебе всегда… если чего надо.
БЕС: Как зачем? Чтобы уважал. Ты же своих свиней тоже черенком от лопаты по спине причесываешь и они тебя уважают.
ХРУСТ: Я же не свинья.
БЕС: Шучу, Хруст, шучу. На, держи. (Бросает ему нунчаки). Дарю.
Хрустяшин неуклюже ловит палочку.
В следующий раз меня придушишь. (Смеётся). Если получится, конечно.
ХРУСТ: Да, ты чего, Бес? С какой стати я тебя душить буду? Кто же тронет дедушку Советской Армии?
БЕС: Ну да… Позови своего молодого.
ХРУСТ (подойдя к двери): Новиков ком цу мир!
Немедленно появляется Новиков.
Ну докладывай.
НОВИКОВ: Товарищ младший сержант, рядовой Новиков по вашему приказанию…
БЕС: Хруст, кончай херней страдать. Иди сюда, скрипач.
Новиков подходит к Бесу.
Вот ты в Питере жил…
НОВИКОВ: В Гатчине.
БЕС: Мне разницы нет. Вот жил ты в Питере, музыку свою пиликал, людей разных умных видел, книжки толстые в своём институте читал. Читал ведь?
НОВИКОВ: Читал.
БЕС: Значит тоже умный. Мы, вот, с Хрустом мало читали, поэтому тупые. Да, Хруст?
Хрустяшин на всякий случай выдавливает из себя негромкий – нейтральный смешок. Думает, кого, собственно говоря, Бес подкалывает?
Ну вот, тогда скажи, почему мы с тобой, братан, здесь в степи гниём, а кто-то по ресторанам ходит с пивом и девочками. И, главное, ничего им за это не будет. Скажи, почему?
НОВИКОВ: Но у вас ведь скоро служба закончится. И вы тоже будете… По ресторанам.
БЕС: Нет, ты не понял. Я не только про армию. Я и после службы буду где ни будь на заводе вкалывать, а Хруст в своей деревне говно ковырять.
ХРУСТ: А он на скрипке будет песенки играть.
НОВИКОВ: Нет, уже не буду.
БЕС. Да не в тебе дело. Раз сюда попал, значит у тебя папа тоже не министр. Я про других. Теперь понял?
НОВИКОВ: Не знаю. Кому-то, наверное, нужно и на заводе работать и в деревне жить и книги писать.
БЕС: Я знаю, что нужно. Но кто решает кому куда?
ХРУСТ: Партия наш рулевой. (Смеётся).
БЕС: Заткнись, дай человеку сказать.
НОВИКОВ: Это, наверное, никто не знает. И, может быть, и не нужно это знать.
БЕС: А что нужно?
НОВИКОВ: Просто жить. Кругом всего много – каждому должно хватить.
БЕС (отставляя кружку): Это для дураков песня, что всем хватит. Кругом только дерьма много. А хороший кусок выцарапывать нужно. Вот за что я вас, таких, не люблю – сидите здесь среди навоза и все вам хорошо.
Пауза.
Ладно, пойду. Несите службу, свинари. Родина вас не забудет. (Уходит).
ХРУСТ (выждав необходимое время): Вот, сука! Вот урод! Чуть не задушил меня. И ничего ведь не сделаешь.
НОВИКОВ: Почему?
ХРУСТ: По кочану. Видел какой он бешенный? Говорят, он раньше тоже сержантом был, а потом кому-то арматурой в глаз ткнул в припадке.
НОВИКОВ: И не посадили?
ХРУСТ: Так он же не насмерть. И даже глаз цел остался. Только не видит теперь ни хрена. Беса разжаловали только для порядка и складом заведовать поставили. Ему ещё лучше. Теперь сам себе хозяин. И смотрит кому чего дать, кому не дать.
НОВИКОВ: Но это же не его личный склад.
ХРУСТ: Дурак ты. Тут у нас ничего личного нет. А с Бесом любой шнурок за руку здоровается. И еще гад, плачется, что ему куска хорошего не хватает.
НОВИКОВ: Глаза у него нехорошие.
ХРУСТ: Сволочь он. А ты чего тут говорил?
НОВИКОВ: О чем?
ХРУСТ: Ну что каждому всего хватит. Я чего-то не понял.
НОВИКОВ: Да так. Я, когда сейчас вышел, почувствовал, как степь хорошо пахнет. Она ночью хорошо пахнет.
ХРУСТ: При чём здесь степь?
НОВИКОВ: Просто она большая.
ХРУСТ: Ты мне мозги не выкручивай. Шибко умный? Не хочешь говорить, не надо. Давай спать быстро. А то на свет, ещё какой-нибудь шакал прибежит. Всё отбой в космических войсках!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Там же.
Старший лейтенант Алтынов и Хрустяшин.
АЛТЫНОВ: Клей это хорошо. И кафель хорошо. И сколько, говоришь за всё?
ХРУСТ: Два литра, товарищ старший лейтенант.
АЛТЫНОВ: Куда два? Полтора за глаза хватит.
ХРУСТ: Моё дело передать.
АЛТЫНОВ: Ладно, спрошу у замполита. Клей, вообще-то, в части нужен. Наглядную агитацию обновить и всё такое. Спрошу. А тебе сегодня боевое задание – понял, да, какое?
ХРУСТ: Сегодня?
АЛТЫНОВ: Да. Завтра комиссия должна нагрянуть неожиданно. Надо товарищей офицеров накормить хорошенько. Так что выбери борова помясистее, но чтоб не слишком жирный был. Мясо потом не забудь подвесить, а то будет крысам праздник.
ХРУСТ: Да уж ученые.
АЛТЫНОВ: Ученые – на колу верчёные. К ужину приеду тушу заберу. И мне там кусочек не забудь отрубить.
ХРУСТ (улыбаясь): Это уж как положено.
АЛТЫНОВ: Хорошо. С этим разобрались. Теперь с Новиковым проблемы кое-какие решить нужно.
ХРУСТ: А какие с ним проблемы? Вроде бы ничего – шуршит как положено.
АЛТЫНОВ: Да не в этом дело. Тут, понимаешь, выяснилось, что он не комсомолец и в Бога верит – сам об этом в анкете написал. А эти чудаки с военкомата его сюда на секретный полигон отправили. Чем они там думают? Короче говоря, нужно, чтобы он про всю эту божественную фигню забыл и начинал к вступлению в комсомол готовиться. Ты ему первый рекомендацию и выдашь.
ХРУСТ: А если не захочет?
АЛТЫНОВ: Как это не захочет? Ты его убеди как старший по званию. Тебе в школе объяснили, что Бога нет? Или ты тоже по ночам молишься?
ХРУСТ: Чего я, совсем, что ли, чеканутый.
АЛТЫНОВ: Ну вот. И его надо нормальным сделать. Мы здесь небо ракетами дырявим, а он в Бога верит. По уставу не положено.
ХРУСТ: Ладно, попробую.
АЛТЫНОВ: Не «ладно, попробую», а «будет выполнено, товарищ старший лейтенант».
ХРУСТ: Будет выполнено, товарищ старший лейтенант. Только он упрямый. Если не захочет, то, может, и ничего не получится.
АЛТЫНОВ: Получится. У него сестра запрос прислала, чтобы разрешили приехать. Ты Новикову объясни, что от него зависит – увидится он с сеструхой в ближайшее время или нет.
ХРУСТ: Объясню. Только это как-то… Не по-хорошему как-то, товарищ старший лейтенант.
АЛТЫНОВ: А в армии вообще хорошего мало, сержант. Здесь сказали надо, значит надо. И если кто не понимает, приходится товарищу дурь из башки выколачивать. Иначе все развалится. Оно и так уже… Завидую я тебе иногда, Хрустяшин.
ХРУСТ: Мне?
АЛТЫНОВ: Тебе здесь несколько месяцев осталось навоз пинать, а мне… Ладно, поехал я. Ты всё понял?
ХРУСТ: Понял. Сначала свинью зарезать, потом Новикова в комсомол принять.
АЛТЫНОВ (хохотнув): Главное не перепутай. И про Бога не забудь.
ХРУСТ: Не забуду. А вы про клей со спиртом.
АЛТЫНОВ: Все, до вечера. (Уходит).
Хрустяшин достает оселок, большой обоюдоострый нож – почти кинжал –
и начинает его точить.
ХРУСТ (бормочет себе под нос): Месяц прослужил, уже сестры в гости едут. Делать, видать, нечего, вот и катаются. У нормальных людей в отпуск сходить не получается, а тут пожалуйста, захотел – приехал. Мой братан в жизнь не соберется. Чего ему тут делать?
Заходит Новиков.
НОВИКОВ: Я там грядку под лук приготовил. Можно сажать начинать. Где семена?
ХРУСТ: Завтра посадишь. Сегодня другое дело есть.
НОВИКОВ: Какое?
ХРУСТ: Видишь, тесак правлю?
НОВИКОВ: Зачем?
ХРУСТ: Зачем, зачем. А то не понял. Кабана сейчас с тобой колоть будем. Видел хоть раз, как это делается?
НОВИКОВ: Нееет.
ХРУСТ: Ну да, откуда тебе. Тогда слушай сюда. Сейчас выволочем его из сарая, я покажу какого, ты ему заднюю ногу в петлю затяни – веревку сейчас дам, и держи крепко, когда я подсеку. Ножик-то в горло я сам воткну по первому разу, а потом и ты научишься. Понятна задача? Потом соломой обожжем, обделаем, как надо. (Молчание). Я спрашиваю, понятна задача?
НОВИКОВ: Я не могу.
ХРУСТ: Чего ты не можешь?
НОВИКОВ: Вот за заднюю ногу держать.
ХРУСТ: За переднюю не удержишь.
НОВИКОВ: Я вообще не могу.
ХРУСТ: Сил что ли нету?
НОВИКОВ: Она же живая.
ХРУСТ: Ясно, живая. А будет мертвая.
НОВИКОВ: Не могу я животных убивать.
ХРУСТ (явно растерявшись): Как это?
НОВИКОВ: Не могу. У меня собака в детстве была – «Эрна» – такой маленький пудель. И её тоже убили. Живодёры убили просто так из интереса. Я когда её нашёл, она ещё дышала, ей железной трубой позвоночник переломили, она плакала и руку мне лизала. Она, как человек была. А потом умерла. И я тогда сам себе сказал, что никогда, никогда больше не буду животных обижать.
ХРУСТ: А мы свинью не обижать будем, мы её резать будем. Все свиньи для того и предназначены, чтобы их резать. Сто лет так было. Так природой придумано. И ты мне тут жалость про кошек с собачками не наводи. Мне, может быть, тоже не больно хорошо горло ей пилить, а надо. Нас сюда и посадили с тобой для этого.
НОВИКОВ: Я понимаю, Саш, я всё понимаю.
ХРУСТ: Ну пошли тогда.
НОВИКОВ: Не могу я.
ХРУСТ (кричит): А мясо жрать можешь? Каждый вечер тушенку с макаронами наворачиваешь, а тушенка, между прочим на деревьях не растёт, её тоже из животных добывают.
НОВИКОВ: Я не буду больше.
ХРУСТ: Чего ты не будешь? Чего ты опять не будешь, сука ты такая? (Трясёт его за грудки, и даёт пару увесистых оплеух).
НОВИКОВ: Мясо больше никогда есть не буду. Сань, я лучше всегда один сарай буду чистить, и полы три раза в день мыть и всё остальное. Только не нужно меня… не нужно… (Плачет).
ХРУСТ: Слушай сюда. Утри сопли и слушай мой приказ, как старшего по званию. Сейчас ты возьмешь веревку, поймаешь свинью за заднюю ногу и будешь её держать, пока я эту скотину не зарежу. Всё понятно?
НОВИКОВ: Сань, я…
ХРУСТ: Выполнять!!!
НОВИКОВ: Не могу я. Внутри у меня не получается.
ХРУСТ: Рядовой Новиков, чмо ты распоследнее, ты что, отказываешься выполнять приказ сержанта?
НОВИКОВ (зажмурившись, как перед ударом): Отказываюсь.
ХРУСТ: А ты знаешь, что невыполнение приказа это преступление.
НОВИКОВ: Знаю.
ХРУСТ: И все равно отказываешься?
НОВИКОВ: Отказываюсь.
ХРУСТ (обалдело уставившись на ножик): Как же я теперь её один завалю? Я ж не смогу один то.
НОВИКОВ: Ну и не надо. Не режь её. Скажешь, что я отказался. И тебе ничего не будет.
ХРУСТ: Как же не будет. Засмеют меня. Скажут, какой же ты сержант, к чертовой матери, если салажонка не смог заставить свинью подержать. Мне тогда в части вообще лучше не появляться.
НОВИКОВ: Но ты же ни в чём не виноват.
ХРУСТ: Виноват. Нужно было сразу тебя обламывать. Как учили.
Пауза.
НОВИКОВ: Ну ударь меня, если хочешь.
ХРУСТ: А что толку то? (Как-то совсем потерянно). Придётся ведь одному. (Пауза). Слушай, а если я сейчас не справлюсь? Не получится у меня с одного удара её завалить, она ж