ПОИСКИ ПРОШЛОГО
Владимир ЕНИШЕРЛОВ,
Специальный корреспондент «Огонька»
— Вы едете в Прагу? — спросил меня старый русский пражанин, давно уже живущий в Москве, любитель и знаток поэзии. — Брунцвику поклонитесь.
— Брунцвику?
— Да, рыцарю у Карлова моста. Марина Цветаева называла его своим ангелом-хранителем. «У меня есть друг в Праге, — писала она, — каменный рыцарь, очень похожий на меня лицом. Он стоит на мосту и стережет реку: клятвы, кольца, волны, тела...»
Все так же стоит мальчик-рыцарь, подняв свой золотой волшебный меч над Влтавой, он замер, не ведая, что обрел бессмертие не только в камне, но и в том, что прочнее камня, — стихах Цветаевой:
Бле'дно-ли'цый
Страж над плесом века —
Рыцарь, рыцарь,
Стерегущий реку.
.......................
— «С рокового мосту
Вниз — отважься!»
Я тебе по росту,
Рыцарь пражский.
Сласть ли, грусть ли
В ней — тебе видней.
Рыцарь, стерегущий
Реку — дней.
А совсем неподалеку от Карлова моста в одном из пражских архивов хранится более ста писем М. Цветаевой к Анне Тесковой, ее чешскому другу. Так вот, именно в письмах к Тесковой есть слова, которые как бы протягивают связующую во времени нить — от Пушкина к двадцатому ваку. чьим трагическим голосом стала поэзия Цветаевой. Она пишет о своих стихах к Пушкину: «Стихи к Пушкину... совершенно не представляю себе, чтобы кто-нибудь осмелился читать, кроме меня. Страшно резкие, страшно вольные, ничего общего с канонизированным Пушкиным не имеющие — обратные канону. Опасные стихи... Они внутренно — революционны... внутренно-мятежные, с вызовом каждой строки... они мой, поэта, единоличный вызов— лицемерам тогда и теперь...»
Вся его наука —
Мощь. Светло — гляжу:
Пушкинскую руку
Жму, а не лижу.
Память о двух русских поэтах встретилась мне в Праге, и символично, что имена их — Цветаева и Пушкин — два века нашей поэзии.
ЗАЙДЕМ К СМИРДИНУ
О том, что знаменитая в пушкинское время библиотека А. Ф. Смирдина находится теперь в Праге, время от времени появляются информации в печати, о ней снят и фильм.
Вспомним знаменитую гравюру С. Галактионова по рисунку А. Брюллова — «Новоселье у Смирдина». Во главе стола — И. А. Крылов, близ него стоит Смирдин, далее сидят Хвостов, Пушкин... Новоселье, а Смирдин отмечал 19 февраля 1832 года открытие магазина и публичной библиотеки в новом помещении на Невском в Петербурге, проходило торжественно «в среднем бельэтаже в окружении горделиво стоящих за стеклом в шкафах красного дерева русских книг в богатых переплетах». И вдруг через полтора века оказаться среди этих же книг, иметь возможность взять в руки тома, которые могли перелистывать Пушкин, Жуковский, Вяземский, но не в России, не на Невском проспекте, а в одном из старинных зданий старого монастыря в центре Праги! Сердце может замереть даже не у библиофила.
Ведь Смирдин — это целая эпоха в судьбе отечественной культуры, а особенно в судьбе русской книги. Белинский даже ввел в обиход термин — «смирдинский период российской словесности», называл А. Ф Смирдина его «главой и распорядителем». Человек, который собрал в своей библиотеке книги, оказавшиеся в Праге, был не только замечательным издателем и просветителем, ом стал настоящим другом и помощником русских писателей. «Русская публика, — писал Белинский, — видела в г. Смирдине книгопродавца на европейскую ногу... с благородным самолюбием, для которого не столько было важно нажиться через книги, сколько слить свое имя с русской литературой, внести его в ее летописи».
Один за другим снимаю с полок тома: Тредиаковский, Батюшков. Жуковский, Гнедич, Гоголь. Козлов, наконец, Пушкин... Кожаные и полукожаные переплеты, чуть пожелтевшие, тронутые временем страницы, экслибрис «Из библиотеки Смирдина». Именно их, возможно, читали, обсуждали и те, кто собрался на новоселье у Смирдина, и многие их современники. Несомненно Пушкин пользовался смирдинской библиотекой. Среди принадлежавших поэту книг выявлено семь экземпляров с экслибрисом «Из библиотеки Смирдина».
Библиотека Смирдина особенно интересна тем, что в период массового увлечения читающей публики первой трети XIX века книгой иностранной — это было собрание именно русских книг, причем нередко изданных самим Смирдиным. Его издательская деятельность была многообразна и часто столь нерасчетлива, что в конце концов привела его к разорению. Цензор А. В. Никитенко пророчески замечал: «Наши литераторы владеют его карманом как арендою. Он может разориться по их милости. Это было бы настоящим несчастьем для нашей литературы! Вряд ли ей дождаться другого такого бескорыстного и простодушного издателя!» Особой любовью и почтением пользовался у Смирдина Пушкин. Он не только продавал произведения поэта — «Бахчисарайский фонтан», «Руслана и Людмилу», «Кавказского пленника», «Бориса Годунова», но и издавал его книги. В 1833 году он напечатал первое полное издание «Евгения Онегина», а в 1835 году — «Поэмы и повести». В журнале Смирдина «Библиотека для чтения» и в альманахе «Новоселье» также публиковались произведения Пушкина. Издатель платил ему необычайно высокие гонорары — за каждую стихотворную строку Пушкин получал червонец золотом, а всего по подсчету известного советского знатока книги Н. П. Смирнова-Сокольского, около половины заработанных литературным трудом денег поэт получил от Смирдина.
Он создал в своем магазине своеобразный литературный салон, где писатели встречались, знакомились с книжными новинками, общались. «Его магазин, — писал современник, — известен всякому почтальону, потому на адресе не нужно обозначать ни улицы, ни дома». Ученый, издатель, друг Пушкина П. А. Плетнев сообщал Я. К. Гроту, упоминая о Смирдине, что «его библиотека для литератора есть неоценимое сокровище».
Пушкин любил бывать у своего издателя. Есть сведения, что посетил он его и незадолго до роковой дуэли. Среди современников, встречавших здесь поэта, был и молодой И. И. Панаев. «…Однажды часа в три, — вспоминал он, — я зашел в книжный магазин Смирдина... В одно почти время со мной вошли о магазин два человека: один большого роста, с весьма важными и смелыми приемами, полный, с рыжеватой эспаньолкой, одетый франтовски; другой среднего роста, одетый без всяких претензий, даже небрежно, с курчавыми белокурыми волосами, с несколько арабским профилем, с толстыми выдававшимися губами и с необыкновенно живыми и умными глазами. Когда я взглянул на последнего, сердце мое так и замерло. Я узнал в нем Пушкина по известному портрету Кипренского. До этого я никогда не встречал Пушкина. Я преодолел робость, которую ощутил при первом взгляде на этот великий литературный авторитет, подошел к прилавку, у которого он остановился, и начал внимательно и в подробности рассматривать поэта... Он спросил у Смирдина, не помню, какую-то книгу и, перелистывая ее, обратился к своему спутнику с каким-то замечанием. Спутник, эаложив руку за жилет, отвечал громко, не смотря на Пушкина, и потом, с улыбкою обратясь к Смирдину, начал с некоторой торжественностью:
— К Смирдину как ни придешь... — и остановился... Пушкин взглянул на своего спутника с полуулыбкою и покачал головой. Я думал, глядя на господина с рыжей эспаньолкой: «Счастливец! Как он обращается с великим человеком. Кто бы это такой?» С этим вопросом обратился я к Смирдину, когда Пушкин вышел из лавки.
— Это-с С. А. Соболевский, — отвечал Смирдин, — прекраснейший человек и друг Александра Сергеевича-с...
После я уже узнал, что стих, произнесенный Соболевским у Смирдина, был первый стих известного экспромта Пушкина:
К Смирдину как ни придешь,
Ничего не купишь,
Иль Сенковского найдешь,
Иль в Булгарина наступишь».
Эта несколько раздраженная эпиграмма была вызвана тем. что Смирдин был деловыми отношениями связан и с журнальным триумвиратом — Греч, Булгарин, Сенковский, с которым боролся Пушкин. Именно этот триумвират через несколько лет стал причастен к разорению А. Ф. Смирдина. «Под старость я остался гол, как сокол. Это всем ведомо», — горько говорил он.
А что же стало с «неоценимым сокровищем» — знаменитой библиотекой Смирдина? И как она очутилась в Праге?
До недавнего времени судьба этих книг смутно прослеживалась вплоть до 1930-х годов. Было известно, что после смерти последнего владельца библиотеки — П. И. Крашенинникова она в конце семидесятых годов XIX века была продана рижскому перекупщику книг Н. Киммелю. Далее следы книг терялись.
Пропавшая библиотека «нашлась» неожиданно, уже во второй половине XX века. Советский исследователь русско-чешских культурных связей Л. С Кишкии, работая в Праге в Славянской библиотеке, крупнейшем в мире собрании изданий на славянских языках, заказал книгу с шифром Sm. Получив ее, он с удивлением увидел штемпель: «Библиотека А. Смирдина №...» Так в поле зрения русских исследователей вновь попала затерявшаяся почти на век библиотека.
— В Праге библиотека Смирдина, вернее ее часть, оказалась в 1932 году, — рассказывает директор Славянской библиотеки доктор Иржи Вацек. — Когда организовывалась наша библиотека, МИД Чехословакии помогал широко покупать книги за границей. Тогда и обнаружилось, что в Риге хранится смирдинское собрание, в основном издания по технике и естествознанию. Гуманитарная же часть была пущена Киммелем в розничную продажу, но, к счастью, распродана не полностью. В 1932 году книги Смирдина были перевезены в Прагу. Как и подобает, экземпляры были инвентаризованы, и после этого в годовом отчете Славянской библиотеки о приобретении было сказано: «Эта библиотека является целостным собранием книг времени первого расцвета русской культуры на рубеже XVIII и XIX столетий... уцелевшая часть библиотеки представляет собой необычайно ценное собрание не только в количественном отношении, за пределами русских границ, но и по своему общему составу, позволяющему представить важный период русской культуры».
Была сделана попытка полностью реконст-
Стр. 25
руировать состав уникальной коллекции. Маяком для этого грандиозного, особенно за пределами России, предприятия служил знаменитый, изданный в 1828 году более чем на 800 страницах каталог Смирдина, который П. А. Плетнев называл «бесценным». «Попробуй-ка, — писал он Гроту, — так раз в неделю прочитывать имена авторов в Смирдинском каталоге, и ты увидишь сколько еще лиц и книг, о коих не слыхивал». Пользуясь «Росписью» Смирдина и четырьмя добавлениями к ней, библиографы до сих пор разыскивают недостающие экземпляры редких книг, и нередко им сопутствует успех.
С доктором Евой Велинской, заместителем директора Славянской библиотеки, занимающейся смирдинским собранием, осматриваем специальное помещение, где оно хранится.
— Здесь 12 938 книг, — говорит Ева Велинска. — Из них примерно девять тысяч — подлинных из библиотеки Смирдина, остальные добавлены во время реконструкции. Это не музейное собрание. Книги могут быть заказаны читателями и выдаются для работы. Но, конечно, эта библиотека еще ждет своего исследователя, подробного описания.
Согласимся с доктором Велинской, что при тщательном изучении смирдинских книг могут случиться интереснейшие находки и открытия. Ведь никто еще даже не пролистал внимательно каждую из этих книг, безусловно, хранящих и интересные маргиналии, а возможно, и забытые между страницами записки, автографы, и кто знает, может быть, и пушкинские строки. Сотрудники Славянской библиотеки просто не имеют физической возможности своими силами подробно исследовать тысячи томов драгоценного собрания. Но в наши дни, когда так укрепляются и развиваются культурные и научные связи между странами, почему бы группе советских студентов и аспирантов не поработать несколько месяцев в Чехословакии с книгами Смирдина, тщательно просмотреть и описать каждую, составив в конечном счете полный аннотированный научный каталог бесценного культурного памятника.
Такой труд был бы тем более благодарен и полезен, что, к сожалению, слишком часто дипломные работы, кандидатские и даже докторские диссертации наших филологов становятся изложением давным-давно известного, повторением многажды пройденного. Подробное же исследование смирдинской библиотеки даст молодым ученым материал для подлинной научной работы и, без сомнения, послужит укреплению культурных связей между Советским Союзом и Чехословакией.
...Одну за другой листаю страницы книг с экслибрисами «Из библиотеки для чтения А. Смирдина». Какие интересные названия, какие баснословные года — «Правила латинского стихосложения. 1813 г. Харьков», «Любопытный художник и ремесленник. Москва, 1791 г.»; «Управитель или практическое наставление во всех частях сельского хозяйства. Москва. 1810»; «Отчет медико-филантропического комитета о домашнем лечении бедных и дислансариях в Санктпетербурге. 1805». А вот и книги современников Пушкина, русских поэтов, прозаиков, драматургов. Здесь, в старинном центре Праги, трудно представить себе, что они были свидетелями и главными участниками знаменитого новоселья библиотеки, «первой в России по богатству и полноте», о котором «Северная пчела» писала в 1831 году: «...г. Смирдин утвердил торжество русского ума и, как говорится, посадил его в первый угол: на Невском проспекте, в прекрасном новом здании, принадлежащем лютеранской церкви св. Петра, в нижнем жилье находится ныне книжная торговля г. Смирдина... Сердце утешается при мысли, что наконец и русская наша литература вошла в честь и из подвалов переселилась в чертоги!»
— Мы с великой бережностью храним наше сокровище, — говорит доктор Иржи Вацек. — Но мы и рады поделиться им с друзьями. Дело в том, что наше собрание содержит немало дублетов, то есть вторыx экземпляров. Несколько лет назад Славянская библиотека подарила 100 смирдинских книг московскому Музею А. С. Пушкина. А когда создавался музей Пушкина в Словакии, в Бродзянах, мы передали туда много интересных экземпляров из «Смирдинского фонда». Будете в Бродзянах и увидите там эти книги.
ЗАМОК НА НИТРЕ
Первым из русских литераторов этот замок посетил Николай Алексеевич Раевский. О «пушкинском кладе» в небольшом словацком селе, в долине реки Нитры, Н. А. Раевский рассказал в широко известных работах «Если заговорят портреты» и «Портреты заговорили». Трудно было даже представить, что где-то в глубине Словакии находятся сотни реликвий, связанных с Пушкиным и его семьей. Но все объяснилось тем, что именно сюда, в Бродзяны (или Бродяны, как иногда называли это место), переехала в 1852 году, выйдя замуж за австрийского дипломата Густава Фризенгофа, любимая свояченица Пушкина, сестра его жены Александра Николаевна Гончарова. Н. А. Раевский был в Бродзянах по приглашению ее внука, графа Георга Вельсбурга. Стояла весна 1938 года.
«Мы въезжаем в ворота старого парка и останавливаемся перед замком. Граф открывает массивную дверь, окованную железными полосами. Берется за старинное кольцо, вставленное в львиную пасть. Не без волнения я переступаю порог замка, в котором десятки лет жила и закончила свои дни баронесса Александра Николаевна Фогель фон Фризенгоф, в прошлом Азя Гончарова. Что-то я увижу здесь...
Графиня Вельсбург, старавшаяся показать мне все, что могло меня интересовать, сняла с пальца старинное золотое кольцо с продолговатой бирюзой и сказала, что оно перешло к ней от герцогини (дочери А. Н. Гончаровой-Фризенгоф), а ей досталось от матери. Кольцо Ази Гончаровой, почти наверное то самое, о котором княжна Вера Федоровна Вяземская, жена друга Пушкина, когда-то рассказывала издателю «Русского архива», пушкинисту П. И. Бартеневу. Однажды поэт взял у свояченицы кольцо с бирюзой, несколько времени носил его, потом вернул.
А в ящичке с драгоценностями герцогини, именно в ящичке из простой фанеры... я увидел потемневшую золотую цепочку от креста, по словам хозяйки замка, тоже принадлежавшую Александре Николаевне. Доказать, конечно, невозможно, но, быть может, это самая волнующая из бродянских реликвий...»
Так писал Н. А. Раевский, рассказывая далее и о многочисленных семейных портретах Гончаровых, Пушкиных и Ланских, которые он видел в Бродзянах. и о своих безуспешных попытках что-то узнать о документах, быть может, связанных с Пушкиным, в архиве замка, и о поисках его прижизненных изданий в огромной Бродзянской библиотеке, где был специальный русский шкаф. Но молодому исследователю довелось пробыть в замке лишь чуть больше суток. И он покинул его навсегда, ибо вскоре разразилась война.
Я подъезжал к замку, где жила и умерла Александра Николаевна Фризенгоф-Гончарова, почти через полвека после того, как побывал здесь Раевский. Еще в Москве историк Лев Сергеевич Кишкин, много сделавший для того, чтобы разыскать разбросанные войной бродзянские реликвии, автор специальных исследований о чехословацкой Пушкиниане, рассказал мне, что в недавно отреставрированном замке открыт музей А С. Пушкина, куда в результате настойчивых поисков удалось вернуть некоторые предметы из Бродзян и другие материалы словацкой Пушкинианы.
Именно здесь, вдали от России, провела многие десятилетия и умерла Александра Гончарова, та Азя, которая приехала с сестрой Екатериной Николаевной в 1834 году из Полотняного завода в Петербург и прожила в семье Пушкина до его гибели, затем помогала Наталье Николаевне воспитывать детей. Она, конечно, знала тайну, сопровождавшую дуэль и гибель поэта, но никогда и никому эту тайну не открыла.
Александра Николаевна была женщиной умной, властной и решительной. Она очень любила семью Пушкина, Наталью Николаевну и своих племянников, и неудивительно, что они не раз приезжали сюда, в Бродзяны.
Значительность личности Александры Николаевны, а также подробности жизни ее в Петербурге и Бродзянах стали яснее после публикаций неутомимых писателей-пушкинистов И. Ободовской и М. Дементьева (им принадлежат наиболее значительные пушкиноведческие открытия последнего периода). Они, в частности, опубликовали письма, которые А. Н. Фризенгоф посылала своим родным в Россию.
Ноября 1854 года было написано первое из дошедших до нас ее писем, отправленное из Бродзян. Адресовано оно брату — Ивану Николаевичу Гончарову, чей прекрасный портрет и сейчас висит в замке: «Не могу написать тебе ничего особенно интересного, принимая во внимание то уединение, о котором мы живем, дорогой и горячо любимый Ваня... Я так глубоко сожалею, что не знаю никого из твоих детей. Мне очень тяжело, что я им совсем чужая, принимая во внимание мою любовь к вам обоим. мои дражайшие, добрые друзья... Мы живем по-прежнему, очень довольные своей судьбой. Маленькая Таша (дочь Александры Николаевны, будущая герцогиня Ольденбургская, талантливая художница и поэтесса. – B E) растет хорошо... Живя вдали от военных бедствий, мы страдаем только душою, когда какая-нибудь прискорбная неудача случается с русскими. Да ниспошлет им господь помощь в их неудачных сражениях и дарует им славную победу в обороне Крыма. Мысль о множестве семей, переживающих горе потери своих близких, заставляет нас содрогаться. Молодой Орлов и Андрей Карамзин — две жертвы, которые я искренне оплакиваю».
И. Ободовская и М. Дементьев, внимательно проанализировавшие все письма Александры Николаевны, сравнивая ее бродзянские послания с письмами петербургского периода, отмечают. что только в Бродзянах успокоилась «ее мятущаяся душа, нашедшая наконец свое счастье». Она жила в старом замке, окруженная портретами своих близких, бережно хранила альбомы с видами Москвы, Петербурга и Полотняного завода. Не знаем мы только, было ли хоть одно изображение Пушкина, хоть одна строчка, написанная его рукой, сохранены баронессой Фризенгоф. И это самая большая загадка замка Бродзяны.
И вот я иду по его комнатам, и воистину «минувшее меня объемлет живо». Изображения друзей, родственников и знакомых Пушкина. Очаровательный акварельный портрет Натальи Николаевны, созданный Гау в 1842 году; портрет Густава Фризенгофа, овальный портрет его жены (копия с оригинала, находящегося в Ленинграде), старинные фотографии, гравюры, акварели, дагерротипы. А в альбомах — десятки рисунков. Особенно интересны выполненные племянником П. П. Ланского, Н. П. Ланским, портреты Натальи Николаевны Пушкиной-Ланской и ее детей — Марии, Григория, Александра и Натальи Пушкиных. Н. П. Ланской был опытным и умелым рисовальщиком; как замечает исследователь бродзянских портретов Л. П. Февчук, «его точные, правдивые, немного сухие рисунки графитным карандашом очень грамотного художника-любителя не вызывают сомнений в сходстве с оригиналом».
Невольно привлекает к себе внимание портрет младшей дочери поэта, пятнадцатилетней Натальи Александровны. Не раз писалось о ее удивительном сходстве с молодым Пушкиным и о ее лучезарной красоте. С. М. Загоскин вспоминал: «В жизнь мою я не видел женщины более красивой, как Наталья Александровна, дочь поэта Пушкина. Высокого роста, чрезвычайно стройная, с великолепными плечами и замечательною белизною лица она сияла каким-то ослепительным блеском. Несмотря на мало правильные черты лица, напоминавшего африканский тип ее знаменитого отца, она могла назваться совершенной красавицей, и если можно прибавить к этой красоте ум и любезность, то можно представить, как Наталья Александровна была окружена на великосветских балах...» И. С. Тургенев, которому Наталья Александровна передала для редактирования и публикации письма своего отца к матери, замечал о ней: «Удивительнее всего то, что младшая его дочь, оставшаяся полугодовалым ребенком после его смерти, эта самая графиня Меренберг, как две капли воды на него похожа».
Можно много и подробно рассказывать о бродзянских реликвиях — альбоме рисунков литератора и художника Ксавье де Местра, О. А. Кипренского, Г. Г. Гагарина, Н. И. Фризенгоф; альбоме с автографом стихотворения В. А. Жуковского «Мотылек и цветы» и его пейзажными зарисовками...
Сейчас работники музея А С. Пушкина в Бродзянах готовятся издать некоторые альбомы, хранящиеся в замке. Среди них и этот альбом В. А. Жуковского. Но, учитывая огромный интерес ко всему, что касается Пушкина и его времени в нашей стране, было бы, наверное, целесообразно выполнить эту работу совместно чехословацким и советским издательствам возможно бо'льшими тиражами, чтобы и почитатели поэзии Пушкина в нашей стране имели возможность приобрести их для своих библиотек. А Всесоюзный музей А. С. Пушкина в Москве, уже давно не радовавший посетителей новыми значительными выставками, вполне мог бы организовать выставку бродзянских реликвий, приурочив ее, например, к 150-летию со дня гибели Пушкина, которое будет широко отмечаться через год.
Разве может не волновать воображение альбом с гербарием растений, собранных Н. Н. Пушкиной и ее детьми в Михайловском в 1841 году? Но особенно поражают чудом
Стр. 26
дошедшие до нашего времени карандашные отметки роста жены и детей Пушкина на одном из дверных косяков на втором этаже старого замка. Сотрудники музея рассказали мне, что после войны, когда в замке жили десятки семей, один из жителей Бродзян снял доску и сберег ее в своем доме. А теперь это одна из трогательных достопримечательностей музея. По ней мы можем судить, например, что рост Натальи Николаевны н ее дочери Натальи Александровны был одинаков —173 сантиметра.
К сожалению, ни строчки, написанной рукой Пушкина, не сохранилось в Бродзянах. Но автографы поэта, его книги и рукописи должны были быть у Александры Николаевны. Так считали видные советские пушкинисты и особенно И. Л. Фейнберг, который первым из советских ученых поставил вопрос о спасении материалов, хранившихся в Бродзянах. Его вдова, литературовед М. И. Фейнберг, узнав, что меня интересует история розысков бродзянских реликвий, передала мне несколько документов из архива своего мужа, любезно разрешив впервые опубликовать некоторые из них. Эти документы проливают свет на историю поиска словацкой Пушкинианы в конце минувшей войны.
5 апреля 1945 года Пушкинская комиссия Союза советских писателей направила в действующую армию следующее письмо:
«Члену Военного совета II Украинского фронта генерал-лейтенанту Тевченкову.
В районе действия войск II Украинского фронта расположен замок Бродяни, в котором, возможно, находятся рукописи великого русского поэта А. С. Пушкина и другие ценные пушкинские материалы. Правление Союза советских писателей СССР и его Пушкинская комиссия обращаются к Вам с просьбой принять заблаговременно меры к сохранению находящихся в этом замке рукописей, книг и других культурных ценностей для того, чтобы обеспечить в дальнейшем возможность розысков среди них пушкинских материалов. В прилагаемой к настоящему письму специальной записке, составленной заместителем председателя Пушкинской комиссии ССП СССР профессором М. А. Цявловским приведены данные, указывающие, каким путем пушкинские рукописи и материалы могли перейти в собственность лиц, владевших до последних лет названным замком. Как видим из 2-й части прилагаемой объяснительной записки, кроме замка Бродяни, пушкинские рукописи и материалы могут быть обнаружены в Теплице, в Вене, а также в имениях Граупен и Винздорф в Богемии, которые в настоящее время находятся вблизи мест развивающихся военных действий. Поэтому мы просим содействовать выявлению этих материалов и принятии мер к охране материалов там находящихся. Союз советских писателей СССР уполномочивает члена ССП СССР майора Вильям-Вильмонта обратиться к Вам по этому вопросу.
Приложение, пояснительная записка.