Года 1982-1992 Психоневрологический Детский дом интернат.




Быть доброте

 

Пролог

«Хотим мы этого или нет, но все мы – рассказы, ходим и читаем друг друга. Один из нас плохой рассказ, другой хороший, один печальный, другой полон надежд». (Годердзи Чохели). Его рассказ «Послание елям» будто про наши родительские судьбы написан…

…« Берисвесив ноги сидит на кровати, с правой стороны рубашка у него разрезана и оттуда высовывается хвойная макушка. Окучив ноги землёй, Бери поливает их водой.

- Ну как он, дорогой наш Бери? – спрашивает его родных маленькая полная женщина – врач

- Ночью снова сердце прихватило.

- Укол сделали?

- Не даётся.

- А ёлка усохла немного?

- Сам же не даёт ей усохнуть, переживает. Должно быть, заодно с ней и кончится. Недаром сердце у него разболелось.

- Не делай этого, Бери - умоляет врач. Простынешь, не губи себя. Что ты, слушай, надумал - ноги в землю зарывать, да ещё и поливать? С твоим-то сердцем!

- Сердце моё подождёт, а ей в самый раз, - сказал Бери, скосив взгляд к плечу с растущей на нём ели.

- Как тут, слушай, не понимать, что, если ты погибнешь, само собой и ель твоя высохнет? Поделай уколы, не упрямься.

- От уколов она скорее высохнет…. Смотри, как хвоя у неё увяла. Погуляю с ней, здесь душно, она и вправду усохнет….

 

…Дорогу на Боржоми Бери спрашивал у встречных. При виде ели на плече народ косился на него, как на сумасшедшего.

В Боржоми Бери не пустили в гостиницу. В санаториях не нашлось места для посторонних. Недолго думая, Бери поставил в еловом лесу шалаш и дни напролёт прогуливался там с елью.

Неделю спустя ель ожила, зазеленела, заиграла хвоёй у щеки Бери. Потом быстро пошла в рост. Скоро Бери почувствовал, как уже в груди у него переплетаются её корни. Теперь он словно бы слышал её, улавливал её мысли, понимая, о чём она переговаривается с другими деревьями. Он чувствовал, что в нём теперь стали жить две души и его смутно томила их таинственная тяга к друг другу».

 

Уже сорок пять лет тебе, сынок, а нас всё тянет и тянет к друг другу. Ты весь во мне каждой свой иголочкой. Ты моя ёлочка...

 

Глава 1. О тебе, себе и родне понемногу.

 

Год 1974-ый. Ленинград, Тобольская, 5 Генетическая лаборатория:

 

- У вашего сына синдром Дауна.

- А это… что такое?

- Кто по профессии?

- Гидролог.

- Бросите голого в сугроб - не замёрзнет.

- А с интеллектом как?

- Мать от няньки не отличит.

Спустя месяц: «Лисий нос» беспокоит: «Дом ребёнка». Нашлось местечко для вашего сыночка. Очень за вас хлопотали. Когда ожидать с сыночком?… Что? Повторите…. А хорошо подумали? Тогда пришлите письменный отказ».

Года 1982-1992 Психоневрологический Детский дом интернат.

По воскресеньям тебя уводили в группу, а я торчал во дворе и ждал, когда ты подойдешь к окну в коридоре. И вот тебя вижу: ты высоко, а я - ниже не бывает.

Я машу тебе: «Уходи, уходи!», а ты уже прижался лбом к стеклу. Но не плачешь… И уходишь первым: вот так ты меня жалел.

Понимал, что если не уйдешь первым, а я не выдержу и убегу, то буду гадать неделю о чём ты подумал, видя как я от тебя убегаю.

Выхожу за ворота и вою. Столько лет прошло, а я слышу этот свой противный вой, эти противные всхлипы…. Бегу к ямке, где с прошлого воскресенья спрятана бутылка водки. Хлебнул. Полегчало. Поплёлся на автобус….

Помню твой первый побег.… Мы шли в толпе по подземному переходу на станции Купчино. Твоя рука в моей руке лежала как всегда покорно, как вдруг ты вырвал её, и исчез. Я стал пробираться в толпе к выходу на платформу. Мы всегда сворачивали с тобой в подземном переходе к выходу на платформу, чтобы сесть в электричку. Не было тебя на платформе.

- Сын сбежал. Только что. В переходе на выходе в город. На платформе его нет. И на автобусной остановке нет. Нигде нет! Я вез его в интернат. Психоневрологический. Помогите!

- Где живет, скажет?

- Не уверен…. Очень прошу помочь!

- А чем я могу тебе помочь, отец? Сам же сказал: сбежал в переходе на выходе в город. Значит надо в городе и искать. Наше дело метро.

- Так обзвоните все отделения милиции! Приметы сообщите!!

- А ты не кричи на меня - сказал милиционер. На себя кричи…. Давай приметы.

 

На парапете у станции метро «Купчино» я простоял часа три не меньше: «Только не выходи из автобуса. До кольца катайся, до кольца! Там тебя увидит водитель, сдаст в милицию»

Сбылась молитва: тебя вел за руку милиционер. Я обнял его и поцеловал. Тебя потом. Уже в электричке…

 

Что тебе сказать сегодня: спустя 45 лет?

 

«Бегун ты мой родной, никуда бы ты не сбежал, пойми я в то утро на ступеньках театра имени Ленинского комсомола, что ты влюбился в Балерину. Мы смотрели сказку-мюзикл про Оловянного Солдатика и Балерину раз двадцать, не меньше. И ты привык: сначала мир любви, пропитанный волшебной музыкой Сергея Баневича, а потом мирок интернатного одиночества.

 

Так год за годом, ты жил влюблённым в свою Балерину, а в газете «Вечерний Ленинград» появилась статья «Стойкий оловянный папа».

 

Но в товоскресенье спектакль отменили. Я объяснял тебе, что через неделю ты снова увидишь свою Балерину. Чуть не час уговаривал, а потом не выдержал и потащил тебя по ступенькам лестницы. Страшно и стыдно вспоминать как это было…. Тащил и твердил: «Федю пожалей! Федя ждёт тебя! Плачет Федя в интернате! Ждёт друга».

Федя Соом… Ты не понимал, почему Федя не говорит, не хотел мириться с его одиночеством и восемь раз убегал со своего этажа на Федин. «Соедините ребят: они нужны друг другу! Потому и убегает сын к Феде, пытаясь его научить говорить!» Не соединяли…. И ты убегал. Не только к Феде: из интерната тоже убегал.

 

И в кого ты такой бегун?

 

Прадед Борух в местечках стёкла вставлял: с ящиком за спиной не побегаешь. Деда Залмана как в десять лет отдали учиться сапожному делу, так и сапожничал всю жизнь и даже на фронте.

« Товарищ Кривошей с начала боевых действий по настоящее время производит починку и пошивку обуви личному составу батареи. Работает в условиях частых передислокаций, вызванных успешным продвижением наших войск, беспрерывно, часто сутками без отдыха, с максимальной нагрузкой. Сапожный и починочный материал использует трофейный, изысканный им самим. Весь личный состав батареи, благодаря упорной работе его и старания обуть, ходит в исправной обуви. Удостоен правительственной награды – медалью «За боевые заслуги» Командир Отдельной Батареи. Команд. Артилл. 43 СК.Капитан Подпись. /Плехно/»

 

После войны в переулке Усачёва, неподалёку от Садовой, стояла фанерная будка отца с керогазом на зиму. Трудно работалось. Особенно после паралича, да ещё в морозы.

Помню, принёс обед, а в будке клиент. Надо ждать… «Дай, думаю, посмотрю, как с одной рукой трудится наш кормилец»? Прогрел пальцем в боковом стекле окошечко и что увидел: «лапа» с надетой туфлёй ногами зажата, гвоздики гирляндой на нижней губе повисли, правой здоровой рукой папа дырок наколет, в набойки гвоздики вставит и тук- тук, тук- тук….

 

Жили тесновато на Казначейской улице 4, напротив дома, где Достоевский свой роман «Преступление и наказание» написал.

 

Сначала нас было пятеро: папа, мама и трое детей. Когда брат привёз жену из города Тара, я жену из Тбилиси, да ещё с дочкой годовалой, стало восемь душ в одной 24-х метровой комнате.

Помню, ужинаем всем семейством, а дедушка твой своих невесток разглядывает. Сначала Машу: жену старшего сына Макса, рождённую от папы китайца и мамы украинки. Потом на твою будущую маму Майю загляделся, со всех сторон русскую, и сказал своей дочке: « Броха, выходи замуж за негра: фестивали устраивать будем».

 

Второй твой дед Иван Окаёмов с 19-ти лет с басмачами боролся, дорогу строил Москва - Ленинград, лагерем на Колыме командовал. Куда ему бегать,когда только и следи, чтобы «подопечные» не разбежались.Меня, папу твоего, так обласкал на платформе Ростовского вокзала вопросом к дочке, твоей будущей маме: «И где ты откопала в мужья этого еврейского цыплёнка?»

Когда узнал, что я стал гидрологом, дед твой подобрел и даже письма писал о прожитой жизни. В книге Василия Ажаева: «Далеко от Москвы» начальник лагеря Батманов – это твой дед Иван Васильевич Окаёмов …

 

Как я стал гидрологом?

 

1951-й год. С моим «пятым пунктом» в анкете в университет на юрфак, как мечталось, и не суйся. Не припомню от кого узнал, что в Гидрометеорологический институт хлынули сплошь девицы, а парней и десяти не набралось, бегом подал заявление.

 

Беседа в приёмочной комиссии:

 

- Уверены, что именно гидрологом хотите стать?

- Мечта с детства.

-Тёплого местечка по окончанию не будет.

- Хоть сейчас на льдину!

- Отец в какой сфере трудится?

- Сапожник. Как и отец вождя народов товарища Сталина!

Проскочил.

 

В экспедициях проработал больше 30-и лет: озёра Целинных земель Казахстана и Алтайского края, Иртыш в Семипалатинской зоне, реки Белгородской и Курской областей, Свирь. На Байкале четыре года. Всякое случалось, вплоть до чуда.

 

….Казахстан. Зима. Метель по степи комки «перекати поле» гоняет, а один комок - будто вкопался в грунтовку.

Вышел из машины, подошёл к комку… Голубь! Откуда взялся? За сто километров ничего жилого, да ещё в мороз!

Ваня Берг, баптист и чудо-шофёр, высланный в Казахстан с Поволжья, как увидел голубя, слезами залился: «Бог послал! Бог! Удача нам будет! Грей голубя! Грей! Долго жить будешь!»

Ожил голубок у меня за пазухой. Подарил его утром ребятам в совхозе «Агрономия», но иногда вот о чём думаю: не этот ли голубок помогал мне в жизни? А может, ты, сынок, и есть тот самый голубок, жизнь мою согревающий своим теплом и дарящий такие вот встречи?

 

Ялта. Зима. Дом писателей им А.П.Чехова. Назначили старостой Всесоюзного семинара драматургов. Сидеть бы и пьесу свою дописывать, так нет: только и бегаю в магазин за водкой кочегаров «взбадривать»: тепло где начальств, только на втором этаже, а на первом - холодрыга. Туда и поселили драматургов-новичков кто помоложе, а заодно, несмотря на возраст и слабое зрение, переводчика «Слово о полку Игореве» Александра Георгиевича Степанова. Когда удалось его переселить в тепло второго этажа, Александр Георгиевич рассказал мне за рюмкой чая как вступал в Союз писателей СССР…

«Прошёл я в 1926-ом приёмочную комиссию и помчался в Переделкино друга порадовать.

Боря в огороде трудился. Зина кричит в окно: «Сашку в Союз принимают!» Боря в ответ: «Переодень голодранца в мои ботинки и галстук». Вот их, Боренька,и невзлюбила люто моя жена, поверив Хрущёву, что я стал врагом народа потому, что ношу ботинки и галстук Бориса Леонидовича Пастернака. Потому и прошу вас принять эстафету памяти. Тогда буду и на том свете спокоен, что жена не выбросит на помойку эти реликвии. Носите на здоровье и пусть эти ботинки и галстук будут, вроде как, вашей охранной грамотой, когда будете вступать в Союз писателей». Не взял.

 

Ты, сынок, моя охранная грамота. И когда я:

«в дороге падал усталый -

охраняла мой сон, покой…

ни на миг меня

не бросала,

вечно, всюду была

со мной

Обдавала небесным жаром,

мягкой тенью земного тепла.

называл тебя

Божьим даром…

а это - Любовь была. Морис Поцхишвили.

 

 

Глава 2 Сострадание.

 

Очень нуждаются в нём такие люди как ты, сынок. Так бы вас и называл: «Люди с особой потредостью в сострадании и любви.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2020-06-05 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: