«8 ноября 1983 г.
Дорогие папочка и мамочка, ваш сын, которого вы так легкомысленно зачали в 19-м, так серьезно пытались выкурить, а по нежелательному появлению на свет пылко возлюбили, готовится стать атомной пылью».
Инстапринтеры для библиотеки!Только до 1 Мая инстапринтеры для библиотеки дешевле на 35%! Купить!ПОДРОБНЕЕRU.VSEKIOSKI.RU₽
* * *
Сына она держала в крепких руках. Не хотела, чтобы он женился. Говорила: «Зачем? Бабы все одинаковы, а разговаривать — для этого мы с Яшкой есть». Это она своего мужа имела в виду, отчима Юркиного, которого тот обожал.
Первый раз Нагибин успел жениться еще до войны. Его первой женой стала приемная дочь философа Асмуса. Девушка была милой, правда, несколько парикмахерского типа. Они познакомились в Коктебеле. Расписались, но мать ее не знала об этом.
Я же рассказывала уже об Ирине Сергеевне Асмус, которая была влюблена в Пастернака и потом ревновала его к Зинаиде Николаевне. Так вот эта самая Ирина Сергеевна мечтала для своей дочери о муже-генерале. Ксения Алексеевна обо всем знала, конечно.
Жили Юра с женой отдельно друг от друга, но встречались. Только когда Юра перед отправкой на фронт пришел проститься с Машей и мать ее начала снова ворчать: «Чего это он ходит?» — Юра ответил: «Я пришел проститься со своей женой!»
Женщина не поверила и потребовала показать паспорт. Дочь показала, и мать тут же порвала его. И крикнула мужу: «Убери этого негодяя из нашего дома!»
Юрка схватил какую-то палку: «Только попробуй подойти ко мне!»
И Асмус ответил: «Ну как же я его выгоню, если у него палка?»
Сам Асмус вообще был на удивление неконфликтным человеком. Такой подкаблучник. Когда в 1946 году Ирина Сергеевна умерла от рака, он женился снова и нарожал много детей…
А Нагибин к началу войны успел перевестись из медицинского института на сценарный факультет во ВГИК.
Он уже что-то писал, печатался и состоял в молодежной бригаде Союза писателей. Ему предложили поехать в Алма-Ату, куда эвакуировался ВГИК. Но Ксения Алексеевна, узнав об этом, сказала: «Я не знала, что фронт находится в Средней Азии». И, получается, сама послала сына на войну. «Погибать так погибать», — решил Юрка, поехал и вскоре был контужен. Потом его освободили ото всего и отправили под Москву лечиться.
Тогда фронт находился недалеко от Москвы, и бойцы, приезжая в город за провизией и почтой, могли с линии фронта кого-нибудь из солдат захватить с собой. Иногда и Юру так брали.
Он каждый раз сидел дома, так как в любой момент его могли забрать обратно. Однажды он попросил Машу Асмус прийти к нему, а она не пришла. Это и стало началом конца их отношений.
Со временем теща вроде как расположилась к Юре — во-первых, поняла, что все генералы уже заняты, а во-вторых, Нагибин, начав печататься, стал известным.
Но жизни с Машей у него не получилось, и скоро они расстались.
* * *
Мы с ним познакомились благодаря Юриному желанию изучать английский. Его знакомая, которая, в свою очередь, знала мою маму, предложила в качестве учителя меня.
Моя мама вообще очень приветствовала, чтобы у нас в доме появлялись молодые люди. А я, наоборот, была против. Зачем мне это было нужно?
Юра к тому времени уже начал писать рассказы и ему дали квартиру, маленькую, на первом этаже, как раз напротив нашего парадного.
Нагибин был очень застенчивый. Помню, как увидела его в первый раз.
Из-за того что окна у нас всегда были открыты, а жили мы на первом этаже, он обратился ко мне с улицы: «Можно увидеть Надежду Николаевну?»
Я ответила, что это моя мама, и предложила войти.
Нагибин вошел. И остался в нашем доме на долгие годы.
Он очень подружился с Рихтером, который, как я уже говорила, во время войны даже жил у нас. Юра притаскивал что-то из еды, и мы — я, мама, сестра и Светик — устраивали пиры.
Голода как такового, несмотря на военное время, не было. Выдаваемых 500 грамм хлеба вполне хватало, если, конечно, был приварок — овощи какие-нибудь, та же картошка. Но приварок был невероятно дорог — картошка стоила безумных денег.
Но мы как-то находили выход из положения — сестра моя Люба и мама работали. Я, кроме института, почти никуда не отлучалась. Но зато каждый месяц сдавала кровь, за что получала по 400 грамм масла, мяса, сахара. Это было хорошим подспорьем. Есть, конечно, всегда хотелось, но сказать, что мы голодали, нельзя.
Несмотря на то что передвигаться по улицам в ночное время было строго запрещено, Юра все равно приходил к нам — ему было достаточно просто пересечь улицу, и он уже был у нас.
После ужина мы устраивали игры. Каждую ночь ждали, что придут за Светой, а потому не ложились. Придумывали всякие шарады.
Например, кому-то надо было безмолвно показать заданную ведущим сцену, а все остальные должны были догадаться, что она означает.
Как-то во время войны мы устроили у нас дома сценку. Для того чтобы проиллюстрировать эпизод из какой-то книги, нужно было изобразить покойницу. Мы взяли два одеяла, положили одно под другое и вроде как получился покойник. Но Светик остался недоволен: «Нет, это недостоверно!» И обратился к моей сестре: «Люб, дай свои туфельки!» Приставил их к одеялу, и точно, получился завершенный образ трупа. В этот момент в комнату как раз вошел Юрка. И вздрогнул от ужаса — перед ним на полу лежала настоящая мертвая женщина.
Так что у Рихтера были еще и режиссерские способности.
* * *
А какой у нас был «Марсельский кабачок»!
Почему «марсельский»? Так решил Рихтер. Пришедший должен был выбрать себе имя и профессию. Я, например, была Элизабет, путешественница, которая записывает интересные вещи. Светик был месье Эрик (он же первый раз при крещении получил именно это имя), тапер и владелец кабачка. Юра Нагибин был месье Жорж, путешественник. А его родители — знатными путешественниками.
Отчим Юры отчаянно влюблялся в одну из грузинок, которая была хозяйкой в восточной комнате (вся моя коммуналка была в распоряжении кабачка, так как соседи уехали за город), а его жена начинала ревновать. И Светик их мирил: «Посмотрите, какой прекрасный вид из окна!» Хотя из окна открывался вид на помойку.
Гости были самые разные, некоторые годились нам в отцы. Все должны были прийти в костюмах. Один решил приклеить себе усы, которые в метро у него отклеились. И за ним по пятам пошли сыщики, решив, что перед ними шпион.
Угощение было самое простое — сухофрукты, плов в огромной кастрюле и вино, талоны на которое мы копили несколько месяцев.
Мы расставили столики, на одном из которых соорудили эстраду. И желающие пели и танцевали на ней.
Все чувствовали себя абсолютно свободными. Одна девушка провозгласила себя дочерью Свободы. И действительно вела себя весьма свободно, была одета довольно смело в декольте.
Это все было 8 марта 1947 года…
* * *
Вскоре Юра снова женился.
Валька, дочь директора знаменитого автомобильного завода имени Сталина и министра транспорта Лихачева, вторая жена Нагибина, была чудовищем, хамски-плебейского вида, да еще и некрасива. Никакие наряды не могли это скрыть. Но она обладала удивительной цепкостью.
Вообще у них был обычный роман, но девочка, как оказалось, хотела носить обручальное кольцо. И хотя Юрка не думал о женитьбе, его вызвал Лихачев, всесильный в те времена человек.
Вызвал и сказал: «Я все знаю про вашего отца. Моя дочь не б… И если вы на ней не женитесь, то можете прямо сейчас сказать „прощай“ и своей матери, и своему отчиму».
Юра женился, но жили они очень сложно. Валя злобная была женщина, ревнивая. Юрка часто сбегал от нее к нам, иногда даже на ночь оставался. А этот несчастный отец узнавал, где зять, и по утрам звонил…
Как-то рано утром уже Юрин отец позвонил из лагеря, а Валька недовольно проворчала: «Какая сволочь звонит?»
Юрка смог прожить с ней всего один год…
* * *
Другая его женщина — Лена — была предана ему. Но патологически лжива. Как-то Юра спросил у нее:
— Что-то давно Зиночку не видно.
— Так она умерла.
— Как? Такая молодая?!
— Да, приступ аппендицита. Мать одна осталась.
Юрка начал переживать. У него от потрясения даже лицо дергаться начало.
А через несколько месяцев раздается звонок в дверь и в комнату входит эта самая Зина. У Юрки новое потрясение — на лице был написан просто мистический ужас! Он говорил, что такого страха даже на фронте не испытывал. «Я просто выполз из комнаты!» Но Лена как-то выпуталась.
Ксения Алексеевна все это видела и относилась к ней довольно критично и обращалась с нею властно.
Так, Лена говорила, что в ее мать был влюблен Александр Блок и именно ей он посвятил стихотворение «Девушка пела в церковном хоре». А Ксения Алексеевна на это отвечала: «Не знала, что в синагогах есть женский хор. Я думала, там только мужчины поют».
Подготовка арт-терапевтов!Курс по арт-терапии. Дистанционно / Московское удостоверение. Набор 2020!ПОДРОБНЕЕNIIDPO.RU₽
Ксения Алексеевна всегда одергивала ее. Правда, при этом Лена много лет находилась при Юре. Я называю ее «некоронованная жена».
…О том, что я вернулась из лагеря, Юрка не знал.
Я в тот же день встретилась с Рихтером, и мы решили устроить Нагибину сюрприз. Светик позвонил Юрке.
— А Юры нет, — ответили Светику.
— А кто это?
— Это его жена, — сказала Лена. — А вы кто?
— Рихтер, его друг.
Они договорились о том, что Светик вечером придет к Нагибину. А пришли мы вдвоем. Юрка был в восторге, мы хорошо провели время. Лена чувствовала себя хозяйкой.
Вскоре после этого мы поехали на дачу к Нагибину в Красную Пахру. Ксения Алексеевна, поскольку знала, что я не имею видов на ее Юру, часто приглашала меня туда. Как-то взяла меня с собой на дачу к поэту Александру Твардовскому.
Я запомнила его — высокий блондин с голубыми глазами и прелестным голосом. В тот раз он замечательно пел «Летят утки».
Твардовский сильно пил и каждый раз отчаянно падал в кювет. И Ксения Алексеевна вытаскивала его оттуда. Но один раз не справилась и обратилась за помощью к проходившим мимо рабочим: «Помогите, хороший человек в кювете лежит». Те согласились: «Конечно, хороший. Раз в кувете — значит, пьет. А раз пьет, значит, не может быть плохим».
Ксения Алексеевна была большой антисоветчицей. Никогда не ходила на выборы. Как-то я пришла к ним прямо с избирательного участка. Ксения Алексеевна говорит мне:
— Пойди к столу, выбери себе там конфетку.
Я подхожу, а на блюде — только одна конфета.
— Так она же всего одна, — отвечаю.
— Ну и что? Вы же только что ходили на выборы, где один кандидат.
* * *
Нагибин не был красавцем, у него всегда было почему-то грустное выражение лица. Но я никого не знала, кто бы пользовался большим успехом у женщин, чем Юра. При том что никогда особо не ухаживал и не делал ничего такого, чтобы покорить женщину. Мой племянник Сережа сказал о причинах его успеха у женщин: «Их притягивали его спокойствие и якобы незаинтересованность…»
* * *
Его пятой женой была Белла Ахмадулина. Жили они с ней сложно. У Беллы вообще был характер не сахар, а тогда она еще и страдала традиционным русским недугом.
Во время очередного приступа начинала терзать человека. Самым страшным для нее ругательством были слова: «Ты советский человек!» Она без конца повторяла это в адрес Юры, упрекая его.
Внешне она была очень обаятельна и очаровательна.
Помню, Юрка познакомил меня с ней на даче. Я как раз из лагеря вышла. Юра говорит: «Вера, я вас сейчас познакомлю с женой Евтушенко».
Я про себя еще подумала: «О-о-о, я не поклонница Евтушенко, так зачем мне еще и жена-то его, господи?» И вдруг выходит девушка: очаровательная, с бронзово-рыжей челкой, с лицом цвета нежнейшего фарфора. Ее многие считали искусственной, а она на самом деле такой и была. И менялась, только когда выпивала. Но это уже было болезнью…
Через месяц после нашей первой встречи Белла уже была женой Юры. Мы потом не раз встречались на даче в Пахре.
Ксения Алексеевна говорила гостям: «Завтракать можете когда угодно. А обедаем мы в три часа». К этому времени все собирались за столом.
Однажды, смотрю — только что Белла рядом со мной сидела, а тут раз — и ее уже нет. Спрашиваю у Юры, где она.
— Она ушла осу мыть, та только что попала в сметану, — отвечает.
Это все была Белла…
* * *
Вообще, Ахмадулина — это человек, в котором сходились одновременно и ад, и рай. При том что была потрясающим поэтом.
Я согласна с теми, кто считает ее вершиной нашей современной поэзии. Многие ставили ее в один ряд с Пастернаком, Блоком, Ахматовой, Цветаевой. Она на самом деле находится в семье небожителей. У нее было особенное видение мира.
Она ведь была единственным человеком, который не подписал письмо против Пастернака. И ее за это выгнали из Литературного института.
Ахмадулина была умнейшей женщиной. Но стоило ей выпить, как она становилась другим человеком, в нее словно бес вселялся. Юрка говорил ей: «Я сам люблю выпить, но потом лягу спать, и все. А ты начинаешь издеваться!» Белла делала это со своим невероятным умом! Всегда умела найти больное место. Жестокой была.
Укоряла Юру в том, что он преуспевает. Да еще добрые люди-писатели подробно рассказывали ей про него, а ему про нее. При том что он целиком признавал ее превосходство в литературе, ее невероятную одаренность. Считал, что у нее редкостное дарование.
Беллу же в нем притягивали его ум, эрудированность. Юра дал ей много в смысле образования, он же был очень начитанный. Восемь лет они вместе прожили.
Но в конце Нагибин сам выгнал Беллу во время очередной их ссоры. «Бери чемодан и уходи!» — сказал он ей…
* * *