В зависимости от конкретного взаимосочетания основных элементов ЧУДО-образа возникают специфические типы мировоззренческих систем. Рассмотрим основные из них.
1. Система мировоззренческих образов, рационально репрезентирующих противоречивую природу ЧУДО-комплекса. Эти образы лежат в основе формирования научной картины мира. В них доминирует категориально-понятийное, принципиальное осмысление и выражение человеческого взаимоотношения с миром.
2. Система мировоззренческих образов, репрезентирующая иррациональную сторону человеческой деятельности и условия ее осуществления. Эта система образов-фетишей, которые составляют фундамент иллюзорного миропонимания, В этих образах преимущественно доминирует чувственное начало, вера.
3. Система мировоззренческих образов, синтезирующих рациональные образы. Эти синтетические образы “питают” и сферу научной картины мира, и сферу иллюзорного миропонимания. Примером подобных образов могут служить представления об НЛО, снежном человеке и т.п. На этих образах преимущественно базируется обыденное сознание человека.
Выделенные мировоззренческие структуры, образуя в цепом совокупное мировоззрение человека, могут находиться в следующих отношениях друг к другу;
относительно равноправное сосуществование; — жесткая иерархия с доминированием той или иной структуры; — относительно свободный взаимопереход друг в друга.
Как мы уже отмечали, страх репрезентируется в трех видах наглядных мировоззренческих ЧУДО-образов — рациональных, иррациональных, синтетических. Казалось бы, даже сугубо рационализированные образы науки находятся под сильнейшим воздействием особенностей конкретно-исторического ЧУДО-комплекса. Кроме того, различные мировоззренческие системы требуют и различного ментального (вербального, понятийного) оформления. По сути, мы имеем дело с различными формами рассогласовании в рамках одной мировоззренческой системы. При этом вольно или невольно может происходить процесс взаимопревращения образов, что в конечном счете может привести либо к их взаимообогащению, либо к взаимоподавлению, т. е. к стагнации данной мировоззренческой системы.
Формы поведения в поведенческом синдроме страха:
а) многие, если не все, проявления страха имеют тенденцию возникать одновременно или последовательно;
б) события, которые вызывают одну из них, обычно вызывают и другие (не обязательно все);
в) большинство из них. если не все, выполняют единую биологическую функцию защиты;
г) при самоотчете испытуемые указывают на них как на проявления страха.
Призыв Ж.-П. Сартра к освобождению от страха преимущественно в мире ирреальных сущностей вызывает широкую и серьезную критику. Так, например, 3. Фрейд утверждает: “С безличными силами и судьбой не вступишь в контакт, они остаются вечно чужды нам. Но если в стихиях бушуют страсти, как в твоей собственной душе, если даже смерть не стихийна, а представляется собою насильственное деяние злой воли, если повсюду в природе тебя окружают существа, известные тебе из опыта твоего собственного общества, то ты облегченно вздыхаешь, чувствуешь себя, как дома, среди жути, можешь психически обрабатывать свой безрассудный страх” (23). Справедливости ради заметим, что сам Ж.-П. Сартр также, видимо, замечал ущербность процедуры мысленного проецирования состояния страха на плоскость недетерминированных ирреальных образов, поскольку писал, например: “Человек существует лишь настолько, насколько себя осуществляет. Он представляет собой, следовательно, не что иное, как совокупность своих поступков, не что иное, как собственную жизнь”.
Выдвинув в качестве предела человеческого существования Ничто, М.Хайдеггер задает вопрос: “Случается ли в бытии человека такая настроенность, которая подводит его к самому Ничто?” И отвечает на него следующим образом: “Это может происходить и действительно происходит — хоть достаточно редко — только на мгновения, в фундаментальном настроении ужаса (страха). Под этим “ужасом” мы понимаем не ту очень частую склонность ужасаться, которая, по сути дела, сродни излишней боязливости. Ужас в корне отличен от боязни. Мы боимся всегда того или другого конкретного сущего, которое нам в том или ином определенном отношении угрожает. Боязнь перед чем-то касается всегда тоже чего-то определенного. Поскольку боязни присуща эта очерченность причины и предмета, боязливый и робкий прочно связан вещами, среди которых находятся. В стремлении спастись от чего-то — от этого вот — он теряется в отношении остального, т. е. в целом "теряет голову."