© 1999 г. А. Эльянов
"Готовь сани летом, а телегу зимой"
Исследование взаимозависимостей между сдвигами в структуре воспроизводства и внешних экономических связях индустриализирующихся стран актуально во многих отношениях. Помимо определения роли государства в индустриализации догоняющего типа такой анализ представляет несомненный интерес, во-первых, для осмысления общих закономерностей развития в эпоху интернационализации всех экономик и глобализации мирохозяйственных связей, во-вторых, для прояснения причин, обусловивших достижения и провалы самой этой индустриализации, а также той ситуации, которая сложилась под ее воздействием в мировой экономике, и, наконец, для лучшего понимания нынешних российских проблем и возможных путей их решения. Ибо, несмотря на солидные подвижки в сферах образования, науки и техники, Россия из-за длительной блокады рыночных отношений так и не вырвалась из тенетов догоняющего развития. В итоге в мировой экономической табели о рангах она по-прежнему занимает сходное со слаборазвитыми странами место -и по объему производства в расчете на душу населения и по роли в международном разделении труда (МРТ).
В силу подключенности к МРТ индустриализация развивающихся стран стартовала, как известно, при сравнительно низком уровне их развития под влиянием социальных и научно-технических достижений экономических лидеров мира, доступ к которым обеспечивался через импорт средств производства в обмен на вывоз промышленного сырья и продовольствия. При таких обстоятельствах переход аутсайдеров техногенной цивилизации к более высокому технологическому способу производства в огромной мере зависит от их готовности и способности к восприятию ее императивов. Прежде всего от освоения механизмов развития, созвучных с нуждами научно-технического прогресса (НТП), создания многоотраслевых рыночных структур и их интеграции в МРТ, в рамках и на базе которого такие механизмы только и могут раскрыть в полной мере свои созидательные потенции. Решение этой триединой задачи связано с глубокой социально-экономической трансформацией стран, ведущих погоню за лидерами техногенной цивилизации. Разумеется, индустриализация - не панацея. Но именно промышленное развитие во взаимодействии с обновлением других сфер общественной жизни догоняющих стран является центральным звеном и основным мотором такой трансформации.
Предлагаемая здесь статья состоит из двух частей. В первой анализируются масштабы и типы участия развивающихся стран[1] в МРТ при различных моделях и на разных этапах промышленного развития. Во второй подводятся итоги этого анализа и рассматривается ситуация в России.
У ИСТОКОВ СТРАТЕГИЧЕСКОГО ВЫБОРА
Индустриализация этой группы стран повсеместно начиналась с промышленного импортозамещения. Иными словами, исходная база обрабатывающей индустрии там закладывалась в ходе вытеснения с местных рынков импортных изделий, оплачиваемых выручкой от сырьевого и продовольственного экспорта. Непременным условием и своеобразным прологом индустриализации этих стран стало, таким образом, освоение ими своего национального рынка промышленных товаров, сформировавшегося при развитии торгового обмена с продвинутыми в индустриальном отношении государствами. Отсюда относительная независимость промышленного роста на начальном его этапе от положения дел в других секторах экономики. Поддержанию такой автономии в большинстве развивающихся стран Азии и Африки в стартовый период способствовала исключительно благоприятная конъюнктура на мировых рынках сырья (обусловленная послевоенной реконструкцией Европы и затяжным масштабным вооруженным конфликтом в Корее), обеспечившая высокую динамику местного экспорта и инвалютных поступлений, необходимых для импорта оборудования и других недостающих товаров производственного спроса. Все это в совокупности облегчило и ускорило становление исходных индустриальных структур.
В Латинской Америке, вступившей в фазу промышленного развития несколько раньше, первотолчком к индустриализации послужили великая депрессия 30-х годов и застой международной торговли во время мировых войн, породившие мощные стимулы к импортзамещению, ставшему способом "компенсации" и упавших доходов от экспорта и свернувшегося промышленного импорта. Следующий этап импортозамещения здесь так же, как и его начало в Азии и Африке, был, напротив, связан с ростом доходов от экспорта, что было обусловлено послевоенным оживлением спроса на сырье. Когда же это оживление пошло на убыль, а условия торговли сырьем ухудшились и обострилась конкуренция с его продуцентами из других развивающихся регионов, идея промышленного импортозамещения в Латинской Америке уже фактически обрела статус руководящей доктрины[2]. Поскольку со сходными проблемами столкнулись и другие индустриализирующиеся страны, не удивительно, что и среди них у этой доктрины оказалось множество последователей.
Между тем рост обеспеченности промышленными товарами собственного производства в начальной фазе импортозамещения был во многом иллюзорным, так как рынок промышленной продукции в приступивших к индустриализации странах находился еще в зачаточном состоянии и был представлен в основном потребительскими изделиями. Развитие промышленности, замещающей импорт этих изделий, многократно увеличило потребности в товарах промежуточного и инвестиционного спроса, необходимых для их изготовления, преобладающую часть которых поначалу можно было закупить только на мировом рынке. Понятно, что организация выпуска продукции производственного назначения требует времени, значительных дополнительных инвестиций и, как правило, гораздо более емких рынков, нежели производство потребительских изделий кратко- и среднесрочного пользования, положившее начало процессу импортозамещения. Вместе с тем по мере повышения уровня развития рос спрос и на потребительские товары длительного пользования.
Сглаживание возникавших при этом хозяйственных диспропорций, как и решение обусловленных ими проблем, осуществлялось по-разному. Далеко неодинаковыми и неоднозначными оказались и результаты предпринимавшихся в этой связи усилий. Многое зависело от базовых характеристик индустриализирующихся стран -уровня развития и структуры экономики, численности населения (образующего первооснову производительного и потребительного потенциала любого общества), конкретных видов сырья, на экспорт которых опиралось участие каждой из них в МРТ, и не в последнюю очередь - от характера местных институтов и социокультурных традиций. Но главное определялось все-таки целевыми установками проводимой индустриализации и средствами воплощения этих установок в жизнь.
Если отвлечься от частностей, то среди огромного многообразия, обусловленного спецификой отдельных стран, можно выделить две основных стратегии, или модели, индустриализации, реализация которых оказала большое, по сути дела решающее, влияние на динамику и качество экономического роста в периферийной зоне мирового хозяйства. Одну из них в экономической литературе принято обозначать, как внутрьориентированное развитие (inward looking development ), другую - как внешнеориентированное развитие (outward looking development). Несколько упрощая суть дела, можно сказать, что в качестве приоритета первой стратегии закрепилось освоение внутреннего рынка промышленных товаров, а в основу второй легло продвижение местных изделий на мировой рынок. В фокусе внимания внутрьориентированного развития оказалась, таким образом, максимизация самообеспеченности промышленными товарами, а ориентированного вовне - интеграция в международное промышленное разделение труда. Иными словами, первая стратегия выдвигает на передний план создание всеобъемлющих промышленных комплексов, призванных насытить и структурировать внутренний рынок с помощью изделий местного производства и только потом развернуть их экспорт. Вторая же ставит во главу угла международную промышленную специализацию и кооперацию, с развитием которых связывает надежды и на насыщение внутреннего рынка, и на его структурирование.
Важную, во многом решающую роль в реализации обеих стратегий играло государство. Во-первых, государством определялись основные параметры и цели индустриализации, а также средства их достижения. Во-вторых, в круг его ведения вошло развитие экономической и социальной инфраструктуры. В-третьих, оно осуществляло масштабное промышленное предпринимательство. В-четвертых, оказывало разнообразное содействие частному национальному предпринимательству, частично как бы компенсируя политической поддержкой его слабость. Конкретные же формы этой поддержки, как, впрочем, и ее результаты во многом обусловливались избранной экономической стратегией.
Обе стратегии и соответствующие им принципиально разные модели промышленного развития сложились не сразу. Первые 10-15 лет, отмеченных бурным всплеском национального самосознания, освободившиеся от колониальных и полуколониальных пут страны форсировали импортозамещение. К этому их подталкивало стремление упрочить собственную государственность, подведя под нее определенную индустриальную базу. Непосредственным толчком к размежеванию, закрепившему первую и обусловившему формирование другой модели промышленного развития, послужили перебои с иностранной валютой, необходимой для оплаты резко возросших потребностей в импорте. Пытаясь адаптироваться к этому ограничителю, одни страны сделали упор на всемерное повышение промышленного самообеспечения, а другие - на диверсификацию и упрочение экспортного сектора, сфокусировав внимание на всемерном развитии его промышленной составляющей.
Известное влияние на выбор того или иного варианта оказала неодинаковая наделенность природными ресурсами, эксплуатация которых служила источником иностранной валюты. Едва ли случайно, что первопроходцами внешнеориентированной индустриализации оказались страны со скудными природными ресурсами. Однако чтобы прорваться на мировой рынок промышленных изделий, помимо новых, более производительных технологий требовались основательные социально-экономические преобразования, а они натолкнулись на сопротивление тех сил и слоев общества, благополучие которых зиждилось на сохранении статус-кво. Поэтому сама возможность такого прорыва зависела от осознания всей сложности возникших проблем и не в последнюю очередь способности государства проводить в жизнь необходимые, но непопулярные решения, идущие вразрез с ранее устоявшимися интересами.
Наглядной иллюстрацией подобных решений могут служить меры по модернизация сельского хозяйства, представляющего наиболее инерционную и трудно реформируемую часть слаборазвитой экономики. Первые эффективные аграрные реформы, облегчившие переход сельского хозяйства к современным формам организации и развития, были осуществлены на Тайване и в Южной Корее - странах, ставших, как известно, первопроходцами внешнеориентированного промышленного развития. Несколько позже ощутимых достижений в аграрных преобразованиях добились Малайзия, Таиланд и Индонезия, составившие второй эшелон стран внешнеориентированной индустриализации. С простой, но эффективной аграрной реформы фактически началась и системная трансформация социалистического Китая, который, несмотря на громадный потенциал национального рынка, также избрал промышленный экспорт в качестве одного из приоритетов развития. В общем, как ни парадоксально, но наибольших успехов в повышении самообеспеченности продовольствием и сельскохозяйственным сырьем на начальном этапе индустриализации добились страны, отдавшие предпочтение интеграции в международное промышленное разделение труда, а не те, что оставались приверженцами идеи промышленного самообеспечения.
Похоже, что сочетание эффективных преобразований в сельском хозяйстве с ранним выходом на мировой рынок промышленных изделий вовсе не случайно. Модернизация аграрной сферы, образующей первооснову любой - и ведущее звено отсталой - экономики, существенно продвинув решение многих проблем, сковывавших ее развитие, стала мощным катализатором индустриализации. Дело не только в повышаемой в результате этого самообеспеченности сельскохозяйственной продукцией и высвобождении таким образом средств для более значительных закупок недостающих товаров инвестиционного и промежуточного спроса и не только в ускоренном росте продуктивности сельского хозяйства, обеспечивающем относительно безболезненный переток рабочих рук в промышленность и сферу услуг. И даже не в приумножении общего производственного потенциала и увеличении емкости рынка индустриализирующихся стран, в расчете на потребности которого этот потенциал, собственно, и создается. Еще важнее то, что включение огромного массива сельского населения в процесс развития способствовало его приобщению к современным потребностям и формам организации хозяйственной жизни, ускорив размывание барьеров на пути жизненно необходимого синтеза местных социокультурных традиций с системой ценностей рыночной демократии.
Если результативность аграрных реформ определялась прежде всего готовностью и способностью государства к их осуществлению, то при выборе стратегии индустриализации немалую роль играла идеологическая подоплека. Речь, в частности, идет о различной трактовке места и роли рынка в процессе развития, определившей разное видение путей преодоления отсталости и укрепления национальной независимости. Ставка на всемерное повышение самообеспеченности промышленными изделиями, нередко рассматривавшаяся и как способ ускорения индустриализации, в то же время отражала страх перед неподконтрольными тенденциями мировой экономики, настороженное отношение к иностранному капиталу и частному предпринимательству вообще, непонимание или неверие в созидательные потенции рынка. Отсюда повышенное внимание к государственному сектору в промышленности, стремление жестко регламентировать участие в индустриализации частного, в первую очередь иностранного, капитала.
В основе же ориентации на международную промышленную кооперацию лежала иная система ценностей, исходящая из ключевой роли рынка в процессе развития и ставящая во главу угла частное предпринимательство. Это не исключало, а, напротив, предполагало активное участие государства в индустриализации. Но не только и не столько в качестве хозяйствующего субъекта, а прежде всего в роли производителя так называемых общественных благ, не приносящих непосредственных прибылей, но необходимых для обустройства общества и его развития (оборона, обеспечение правопорядка, гарантии частной собственности и личной безопасности граждан, совершенствование законодательной базы, формирование и поддержка рыночных институтов, содействие развитию здравоохранения, образования и экономической инфраструктуры). Словом, оно решало те задачи, которые не может или был еще не готов взять на себя частный сектор. Особое место в этом ряду занимает социально-экономическая политика, которая даже в наиболее продвинутых обществах остается важным фактором развития[3].
Обе стратегические установки и обусловленные ими модели индустриализации полностью вписываются в систему разнонаправленных сил, формирующих международное экономическое взаимодействие. В противном случае их нельзя было бы реализовать. Выстроенная на основе этих моделей структура мирохозяйственных отношений соответствует основным направлениям экспансии международного капитала, а в известной мере ею и стимулируется. Особенно отчетливо такая связь прослеживается в случае с импортозамещающей индустриализацией. Столкнувшись со всякого рода ограничениями импорта и нехваткой у развивающихся стран иностранной валюты, ТНК, чтобы не утерять доступа к их рынкам, инвестировали в организацию соответствующих производств на месте. На новом же витке НТП, стимулировавшем бурное развитие МРТ на внутриотраслевой основе, этот тип экспансии был дополнен формированием в индустриализирующихся странах ряда "частичных", узкоспециализированных производств, включаемых в создаваемые ими международные промышленные комплексы.
Таким образом, и та и другая модель по ряду ключевых параметров опираются на логику экономических процессов, имеющих место как в самих развивающихся странах, так и на мировом рынке. Разница, однако, в том, что ориентация на международное промышленное кооперирование в отличие от промышленного импортозамещения изначально требовала определенной конкурентоспособности. Этим в самой общей форме можно объяснить различия в результативности внутрь- и внешнеориентированной индустриализации. Тем более, что разрывы в динамике и эффективности промышленного и общеэкономического роста, обусловленные разными стратегиями индустриализации, фактически восходят ко времени размежевания развивающихся стран по этому признаку. Но, чтобы извлечь из накопленного опыта более предметные уроки, нужен более обстоятельный разбор обеих стратегий.
ВОЗМОЖНОСТИ И ОГРАНИЧЕНИЯ СТРАТЕГИИ ИМПОРТЗАМЕЩЕНИЯ
Первая фаза импортзамещения, включающая создание предприятий текстильной, швейной, кожевенной, обувной, деревообрабатывающей, мебельной и ряда других отраслей промышленности, производящих потребительские товары кратко- и среднесрочного пользования, в основной массе развивающихся стран прошла довольно гладко. В том числе и потому, что эти отрасли по своим технико-экономическим параметрам в целом соответствовали возможностям и потребностям слаборазвитых экономик. Все они основаны на относительно простых трудоинтенсивных технологиях, практически индифферентных к объемам производства, и не требуют сложной системы смежных производств по выпуску исходных и вспомогательных материалов. Кстати, эта фаза индустриализации в Латинской Америке, совпавшая по времени с двумя мировыми войнами и депрессией, не нуждалась и в особом протекционизме[4]. Его резкое усиление в последующем было связано с возобновлением активной внешнеторговой экспансии индустриально развитых государств и ростом конкуренции между самими развивающимися странами.
Между тем производство основной массы потребительских и производственных товаров долговременного пользования, а также необходимой для их изготовления промежуточной продукции, с развитием которых связывались надежды на максимизацию промышленного самообеспечения, зачастую плохо сопрягалось с состоянием местных рынков как по требующимся для его развития ресурсам, так и по объемам реального платежеспособного спроса. Нефтехимия, металлургия и целлюлозно-бумажная промышленность, где создается преобладающая часть исходных конструкционных материалов, относятся, как известно, к капиталоемким и рассчитаны на массового потребителя: если объемы производства не достигают определенного минимума, его издержки увеличиваются. На емкие рынки рассчитано и большинство производств, выпускающих машинотехнические изделия производственного и потребительского назначения. Хотя их рентабельность определяется не столько объемами выпуска собственной продукции, сколько продуктовой специализацией. Снижение издержек здесь достигается либо через сокращение общей номенклатуры производства (горизонтальная специализация), либо путем его расщепления между отдельными фирмами, выпускающими различные компоненты, каждая из которых осуществляет свои операции в эффективном масштабе (вертикальная специализация).
Осознавая проблемы и трудности, обусловленные узостью национальных рынков, развивающиеся страны создали несколько десятков различных интеграционных группировок. Однако по ряду объективных и субъективных причин ни одна из этих группировок не добилась сколько-нибудь осязаемого успеха в формировании общего рынка. В итоге вторая фаза промышленного импортозамещения, несмотря на то, что представляющие его отрасли промышленности в большинстве своем рассчитаны на массовое производство, также оказалась замкнутой на ограниченную емкость отдельно взятых национальных рынков.
Зацикленность на освоении легко доступного национального рынка привела к безудержной диверсификации импортзамещающей индустрии по горизонтали в соответствии со структурой потребительского спроса, которая между тем под воздействием демонстрационного эффекта тяготеет к стандартам индустриально развитых обществ. Отсюда беспрецедентно большая распыленность в целом ограниченного производственного спроса. Обусловленные этим потери в экономии на масштабах вкупе с увеличением удельной капиталоемкости производства обернулись низкой эффективностью и неконкурентоспособностью основной массы промышленных структур, созданных на основе стратегии импортзамещения. Их выживание обеспечивалось столь большими льготами, которые, по меткому выражению директора исследовательского центра ЭКЛА С. Макарио, означали "импортзамещение любой ценой"[5]. По сходному сценарию и со сходными результатами реализовалась модель импортзамещающей индустриализации и во всех других регионах развивающегося мира[6].
В эту цену, помимо непомерного по величине и срокам протекционизма, входит укоренение своеобразных мини-монополий, возникших из-за несоизмеримости масштабов современного массового производства с ограниченной емкостью местных рынков. Промышленные мощности, создававшиеся во второй фазе импортзамещения, зачастую не только уступали оптимальным, но и использовались с недогрузкой. Даже в наиболее крупных развивающихся странах платежеспособный спрос на множество промышленных товаров, производство которых осваивалось на этом этапе индустриализации, с лихвой покрывался продукцией одного-единственного или всего нескольких предприятий. Последние же для получения высоких прибылей при низких товарооборотах вступали в сговор о разделе рынка. Отсутствие конкуренции, лишая молодую индустрию стимулов к технологическим и организационным инновациям обрекало ее на прозябание.
Низкая эффективность промышленности, сформировавшейся на основе однобокого импортзамещения, ретранслировалась в сопряженные с ней сферы экономической деятельности. Все это вкупе с форсированным, неподготовленным предшествующим развитием вступлением в капиталоемкую стадию индустриализации существенно осложнило ее дальнейшее течение. В таких условиях немалые дополнительные инвестиции требовались только для того, чтобы не допустить снижения темпов экономического роста и смягчить проблему занятости. Но падающая капиталоотдача сдерживала накопление. Между тем затянувшийся промышленный протекционизм обернулся дискриминацией ряда других производств. Вздутые цены на промышленные изделия, ухудшив условия торговли на внутреннем рынке аграрной продукцией, оказали гнетущее воздействие на и без того запущенное сельское хозяйство. Во многих странах дополнительным его депрессантом послужили пошлины на вывоз аграрной продукции, преследовавшие сугубо фискальные цели, а также количественные ограничения экспорта, призванные содействовать насыщению растущего внутреннего спроса на продовольствие.
На первых порах отмеченные издержки представлялись инициаторам и сторонникам политики импортзамещения временными. Предполагалось, что с повышением уровня промышленной зрелости на основе развития производства средств производства их можно будет снизить. Однако этого не случилось. Более того, с завершением первой фазы импортзамещения рост экономической эффективности, обусловленный переходом к индустриальному способу производства, существенно замедлился. Так, в государствах Латинской Америки, оказавшихся первопроходцами и лидерами импортзамещающей индустриализации в период между серединой 50-х и 60-х годов, когда уже в самом разгаре находилась вторая фаза импортзамещения, "реальный рост экономической эффективности был практически нулевым"[7].
Но главное, быть может, в том, что вторая фаза промышленного импортзамещения не оправдала надежд на урегулирование внешнеэкономических проблем. Попытки устранить или хотя бы ослабить внешнеторговые дисбалансы посредством повышения самообеспеченности промышленными изделиями завершились полным провалом. И не только из-за обострения во многих странах продовольственной проблемы, существенно увеличившего нагрузку на их импорт. Дело прежде всего в том, что возможности промышленного самообеспечения отнюдь не безграничны. Оно имеет жесткие экономические и физические пределы. Из-за непрестанного развития общественного разделения труда, подпитываемого НТП, создание всеобъемлющих индустриальных комплексов уже давно не по силам даже самым крупным и развитым государствам мира. Тем более это оказалось нереальным для стран запоздалого развития. В том числе и потому, что догоняющая индустриализация не может обойтись без импорта инвестиционных и промежуточных товаров, в которых воплощены осваиваемые ими технологические достижения. К тому же вследствие всепроникающего демонстрационного эффекта не поддается самообеспечению и потребительский сегмент национального рынка развивающихся стран.
Так, в трех самых крупных странах Латинской Америки - Аргентине, Бразилии и Мексике, несмотря на нешуточные прямые и косвенные экономические потери, обусловленные попыткой втиснуть процесс индустриализации в прокрустово ложе национальных рынков, в начале 60-х годов, когда созидательные потенции импортзамещения были практически уже исчерпаны, около 1/10 их совокупного платежеспособного спроса на промышленные товары все равно приходилось покрывать импортом. Доля импорта на рынках потребительских изделий трех стран составляла, в частности, 3%, товаров промежуточного спроса -9%, а машин и оборудования - свыше 40%. При этом на потребительские изделия приходилось 13% их совокупного промышленного импорта[8]. Сходных показателей по уровню промышленного самообеспечения достигла в 1965/66 г. Индия, когда там за счет импорта было получено около 12% всех промышленных товаров, в том числе 4% потребительских изделий, 8% товаров промежуточного спроса и 21% машинотехнической продукции, а доля потребительских изделий составляла 15% всего промышленного импорта[9].
Несмотря на повышение доли местного производства в потреблении всех категорий промышленных товаров, потребность в их импорте не уменьшилась, а возросла. Этот парадокс - помимо неподъемности многих видов промышленного производства для отсталых экономик - обусловлен по меньшей мере еще двумя обстоятельствами. Во-первых, временным лагом между зарождением спроса на промышленные товары и отладкой их выпуска и, во-вторых, возвышением (и соответственно реструктуризацией) потребностей, которое происходит в процессе развития и выступает в качестве его движущей пружины. Причем рост затрат на импорт сырья и полуфабрикатов, необходимых для изготовления ранее импортировавшихся изделий конечного спроса, обычно перекрывает экономию, достигаемую благодаря, свертыванию их импорта. В результате в Пакистане и Таиланде отношение импортируемой промежуточной продукции для выпуска потребительских изделий к импорту таких изделий с начала 50-х до конца 60-х годов возросло более чем в 5.2 раза, в Бирме - в 5.5 раза, а на Филиппинах - в 7.9 раза. В Индии же, продвинувшейся по пути импортзамещения значительно дальше своих соседей, это отношение увеличилось всего в 1.8 раза. При том, однако, что импорт потребительских изделий в эту страну уже в начале рассматриваемого периода уступал зарубежным закупкам промежуточной продукции для их изготовления более чем в 2.4 раза[10].
Между тем экспорт при стратегической установке на максимизацию промышленной самообеспеченности развивался сравнительно медленно. Наращиванию традиционного сырьевого и продовольственного экспорта препятствовали низкая эластичность спроса (по доходу) на эту продукцию, начавшийся в 70-е годы переход к материало- и энергосберегающиему типу развития, а также усиление конкуренции между продуцентами сырья и продовольствия, что в совокупности способствовало ухудшению условий торговли ими. Развитие же промышленного экспорта сдерживалось низкой конкурентоспособностью обрабатывающей индустрии, созданной в период безоглядного импортзамещения, и систематическим завышением обменных курсов национальных валют. Дополнительные препятствия на его пути создавались изменчивостью самого этого завышения. Неустойчивость доходов в местной валюте, обусловленная зазорами между спорадическими девальвациями и перманентной инфляцией, повышая экспортные риски, тормозила приток в эту сферу необходимых капиталов.
И дело здесь даже не в дефиците торгового и платежного балансов как таковом. Нехватку инвалюты можно в принципе компенсировать привлечением зарубежных инвестиций и внешних займов. Однако для этого необходима солидная и динамичная экспортная база, способная, не нанося ущерба текущему импорту, обеспечивать средства для расчетов с внешними кредиторами и инвесторами. Между тем стратегия импортзамещающей индустриализации в силу отмеченных выше причин фактически блокировала создание такой базы. И чем дальше шло продвижение по импортзамещающему азимуту, тем сильнее была эта блокада. В общем, несмотря на стратегию импортзамещения, потребности в импорте продолжали расти, тогда как степень включенности в МРТ стран, придерживавшихся такой стратегии, а стало быть, и готовность их к наращиванию импорта снижалась. Подтверждением этого может служить динамика совокупной экспортной квоты развивающихся стран, которая, по оценке П.И. Хвойника, в 1958-1970 гг. сократилась почти на 1/10[11]. При этом не следует сбрасывать со счетов и ограничения, вызываемые стремлением к экономической самодостаточности, на приток
Прямых иностранных инвестиций. В общем ставка на создание всеобъемлющих промышленных структур оказалась несостоятельной.
Разрыв между ростом импортных потребностей и экспортных ресурсов обернулся неизбывной нуждой во внешних займах и помощи. Их приток стал непременным условием расширенного, а вомногих странах и простого воспроизводства. Возник своего рода порочный круг: обращение к внешним заемным средствам, не обеспечивая необходимого прироста производства и экспорта, лишь увеличивало потребность в новых займах. В итоге хронический дефицит иностранной валюты превратился в один из главных тормозов развития. Неблагополучие с платежными балансами стран, пытавшихся максимизировать самообеспеченность промышленными товарами, особенно остро проявилось во время энергетического кризиса, когда в связи с многократным повышением цен на нефть и ее производные резко увеличилась общая нагрузка на импорт всех стран, не обеспеченных собственными ресурсами жидкого топлива. Росту этой нагрузки способствовал и спровоцированный энергетическим кризисом общий взлет цен, приведший к относительному вздорожанию многих других жизненно важных статей их импорта. При запущенности экспорта ослабить тиски валютных ограничений можно было только с помощью дополнительных внешних займов. Благо, что на рынке появилась масса свободных нефтедолларов. Однако для немалой части стран эти займы, обеспечив кратковременное облегчение, стали в конечном счете детонатором глубокого структурного кризиса и обернулись острым долговым кризисом[12].
Платежи по обслуживанию внешнего долга, поглощая значительную, в ряде случаев непомерно большую, часть ограниченных экспортных доходов и потому требуя для своего возмещения новых займов, оказались непосильным бременем для и без того расстроенных денежно-финансовых систем. Отсрочки же и сбои в выполнении долговых обязательств, подорвав доверие кредиторов к платежеспособности стран-должников, ограничили приток новых заемных средств и тем самым еще больше осложнили их валютно-финансовое положение. Столкнувшись с острейшей нехваткой иностранной валюты, многие страны из-за непосильных долговых обязательств вынуждены были свертывать жизненно необходимый импорт. В результате углубились товарные и финансовые дисбалансы, возросла недогрузка производственных мощностей, увеличилась безработица и усилилась инфляция. Все это вместе с бегством капиталов и свертыванием инвестиционной активности привело к резкому замедлению темпов экономического роста, сокращению абсолютных, а во многих странах и среднедушевых объемов производства. Если в 60-е годы падение ВВП в расчете на душу населения имело место только в 13 из 106 развивающихся стран, по которым мы располагаем сопоставимыми данными, то в 70-е годы число таких стран увеличилось вдвое, а в 80-е - еще более чем в два раза и достигло 58. В первой половине 90-х годов ситуация несколько улучшилась, и тем не менее от сокращения подушевого производства пострадало в общей сложности 40 стран[13].
ЭКСПОРТООРИЕНТИРОВАННАЯ МОДЕЛЬ И ФИНАНСОВЫЙ КРИЗИС
Избежать глубоких потрясений в период энергетического кризиса удалось только странам с возросшей степенью включенности в МРТ, а также части тех стран, которые не допустили ее обвального свертывания и в целом придерживались осмотрительной денежно-кредитной политики. По динамике и качеству экономического роста среди них выделяются первопроходцы экспортоориентированной индустриализации - Сингапур, Сянган (Гонконг), Тайвань и Южная Корея, и пристроившиеся к ним в кильватер Индонезия, Малайзия, Таиланд, а также Китай, которые в литературе по развивающемуся миру обычно относят к последующим поколениям новых индустриальных стран (НИС).
Примечательно, что этот перечень не совпадает с начальным, когда еще не было понятия НИС, и в работах по развивающимся странам выделялась группа так называемых '"динамичных экспортеров". В ту пору в названную группу, помимо первого поколения НИС, время от времени включались Бразилия и Мексика, которые позднее из-за с непоследовательности экономической политики надолго из нее выпали. Переход от им-портзамещающей к экспортоориентированной стратегии индустриализации неоднократно срывался и во многих других странах.
Облагораживание экспорта восточноазиатских НИС, составивших их первое поколение, началось с продвижения на мировой рынок простейших в техническом отношении изделий, представляющих те отрасли промышленности, с которых стартовал процесс импортзамещения. Преобладающую их часть составляла продукция текстильной промышленности и других трудоемких отраслей обрабатывающей индустрии. В дело шло буквально все, что приносило доход и на чем можно было заработать дефицитную иностранную валюту. Затем по мере углубления процесса индустриализации их экспорт постепенно обогащался более технически сложными и капиталоемкими изделиями, в том числе производственного назначения. Особое место в его структуре занимает бытовая и производственная электроника, получившая там солидное развитие благодаря подключению этих стран в период их становления к международному промышленному комплексу, основанному на внутриотраслевом разделении труда. По аналогичному пути в принципе продвигались и последующие поколения НИС, оказавшиеся в роли своеобразного арьергарда первого поколения, куда как бы "сбрасывались" некоторые производства, теряющие свою конкурентоспособность в связи с повышением стоимости рабочей силы. Самое общее представление о сдвигах в товарной структуре экспорта первого и последующих поколений НИС по мере повышения их промышленной зрелости можно получить из данных таблицы 1.
К сожалению, мы не располагаем сведениями о наполнении экспорта в период до 1970 г. Но, думается, что и приведенных