…Не уверен, что картинка, вставшая у меня перед глазами, является воспоминанием - ведь мне тогда было не больше года. Может, я просто вообразил себе это.
Вздыхаю и пытаюсь пошевелиться под тобой. Раздиравшая мои внутренности боль наконец-то прекратилась, однако всё тело ломит, и порезы горят, как будто их присыпали солью. Наверное, это заметно по выражению на моём лице, хотя я и стараюсь казаться расслабленным. Ты приподнимаешься, гладишь меня по волосам и шепчешь:
- Не волнуйся, братишка, в следующий раз будет лучше.
- Да, - отвечаю я, пожалуй, чуть громче, чем следовало бы, и тут же слышу стук в дверь.
- Саске! С кем ты там разговариваешь?
Наруто.
Проклятье!
Я подскакиваю на кровати.
Какого чёрта этому идиоту не спится, ведь обычно его и пушками не поднимешь в такое время?!
Он продолжает долбить кулаком в дверь, всё настойчивее и настойчивее.
Я лихорадочно осматриваюсь. Подтягиваю штаны, запихиваю изодранную футболку под кровать и спешно надеваю первую попавшуюся кофту с длинными рукавами, чтобы прикрыть раны. Подумав ещё секунду, набрасываю на смятые и окровавленные простыни покрывало и уже иду открывать, как вдруг замечаю длинный глубокий порез, пересекающий мои указательный и средний пальцы.
Откуда он мог взяться?!
Впрочем, у меня нет времени размышлять об этом, нужно что-то придумать, чтобы Наруто не заметил. Перчаток у меня нет, да и это бы выглядело слишком глупо, поэтому единственное, что мне приходит в голову, - это схватить с тумбочки стакан и с силой сдавить его в пальцах, заставляя стекло разбиться и вонзиться осколками мне в ладонь.
- Саске, какого чёрта там происходит?! Я сейчас выбью дверь! - орёт Наруто, и я торопливо отодвигаю защёлку, пропуская его в комнату.
Он недоумённо смотрит на мою пораненную руку.
- Что случилось?
- Случилось? - недовольно переспрашиваю я. - Я разбил стакан. Меньше надо было так вопить в полшестого утра.
- А с кем ты разговаривал?
- Сам с собой. Что, с тобой такого никогда не случалось?
- Да, но… - он не выглядит убеждённым.
- Чего ты вообще поднялся в такую рань?
- В туалет выходил, придурок! И услышал твои стоны.
Разве я так громко стонал? Чёрт, не заметил.
- Мне приснился кошмар.
- Аааа… - тянет он, явно не веря ни одному моему слову.
- А ты что подумал? - раздражённо спрашиваю я. - Что я занимался самоудовлетворением? Да даже если так, стучать ко мне в такой момент - худшее, что ты мог придумать, идиот.
Кажется, подействовало. Наруто выглядит смущённым.
- Ну, Саске… - он мнётся на месте и неловко смеётся.
- Да, это моё имя, - обрываю его я. - А теперь мне хотелось бы ещё поспать, если ты не против.
Я пытаюсь захлопнуть дверь перед его носом и тут внезапно замечаю, что он с изумлением смотрит куда-то поверх моего плеча.
По спине пробегают ледяные струйки пота.
Он же не может… не может видеть тебя?!
Поспешно оборачиваюсь и облегчённо вздыхаю. Даже если может, тебя в комнате больше нет. Но чему он так удивляется? Прослеживаю направление его взгляда и всё понимаю.
Катана. На кровати. Вся в крови - и почему-то особенно рукоять. Странно, очень странно. Я точно помню, что ты бросил её где-то возле окна.
- Саске… Зачем здесь твоя катана?
Моя?.. Нет, это твоя. Но Наруто об этом знать необязательно.
- А где ей ещё быть? - спрашиваю совершенно невозмутимо.
- Но… почему она на кровати?
- Я собирался пойти с утра потренироваться.
- А… а кровь?
Ни один мускул не вздрагивает на моём лице, пока я лихорадочно подыскиваю подходящий ответ. Кажется, я наконец-то научился твоему неизменному самообладанию. По крайней мере, его внешним проявлениям.
В конце концов, я решаю повторить предыдущий ход. Нападение - лучшая защита.
Криво усмехаюсь.
- Ты полагаешь, я кого-то только что прирезал?
Наруто вздрагивает и опускает глаза, и я внезапно понимаю, что это и есть как раз то, что он подумал.
Пожимаю плечами.
- Если ты считаешь меня настолько опасным, сдай в больницу. Или в тюрьму.
- Саске, прекрати!
Я складываю руки на груди и прислоняюсь к стене.
- Реши уже что-нибудь для себя и иди, я действительно хочу поспать.
Он моргает и вглядывается в мои глаза, словно пытается увидеть в них подтверждение или опровержение своих подозрений. Ха! Чёрта с два. Чёрта с два, Наруто, ты ничего не сможешь прочитать по моему взгляду. Так же, как я никогда не мог.
- Н-ну хорошо, Саске… - наконец, произносит он неуверенно и указывает на катану. - Но можно я её заберу, да?
Меня внезапно охватывает злоба. Да за кого они меня принимают?! Впрочем, если он после этого от меня отвяжется…
Подхожу к кровати, беру катану и протягиваю ему.
- Бери. Доволен?
- Саске…
Смотрю равнодушно. Я вижу, его мучают какие-то опасения, но он не знает, как их выразить словами. Наверняка Наруто понимает, что я лгу, однако к моим ответам не подкопаешься. Они построены на логике, а с ней у него всегда было плохо.
- Всё в порядке? - наконец, спрашивает он.
Какой идиотский, бесполезный вопрос. Что, он думает, я ему отвечу?
Киваю.
- В абсолютном порядке. У тебя какие-то сомнения?
- Да не то чтобы… - он неуверенно улыбается. - Вечером в Ичираку ты вёл себя странно, но сейчас я узнаю в тебе прежнего равнодушного ублюдка.
Я мысленно усмехаюсь: получается, достаточно сказать или сделать очередную характерную гадость, чтобы все поверили, что ничего не случилось. Не правда ли, Итачи?
- Вот только мне всё равно кажется, что что-то не так, - признаётся Наруто и смотрит на меня с доверием. - Не знаю, почему.
- Всё в полном порядке, - повторяю я убеждённо. - Правда.
Он тяжело вздыхает. Не верит.
- Ну ладно. До утра, да?
Я киваю и наконец-то захлопываю за ним дверь. Всё это время мне стоило неимоверных усилий поддерживать спокойное выражение на лице: тело ломит страшно, и хочется одного: упасть на пол прямо здесь. Но я всё-таки заставляю себя доползти до ванной, принять душ и с грехом пополам перевязать раны. Потом падаю на кровать и отрубаюсь, даже не удосужившись расправить сбитые простыни.
Просыпаюсь я рано, часа через два. Я и в самом деле почему-то не могу спать долго, при всём желании.
Я бы подумал, что произошедшее ночью — сон, если бы не явственные доказательства обратного. Простыни покрыты коркой засохшей крови, пол испачкан бурыми пятнами — это хорошо ещё, что Наруто их не заметил — а на мне, кажется, не осталось ни одного живого места.
Сажусь на кровати и обхватываю колени руками. Тело отзывается на все движения ноющей болью.
Это странно, что ты и мёртвый умудрился такое со мной сделать. Очень странно.
Я ведь точно тебя убил, да?..
Застываю, поражённый.
То, что ты каждый раз рассказываешь мне новую версию собственного убийства, внезапно начинает казаться мне подозрительным. Какого чёрта я сам не помню?!
Раньше этот вопрос почему-то совершенно меня не волновал, но теперь я начинаю паниковать. Вцепляюсь пальцами в простыни, зажмуриваюсь, пытаюсь вспомнить. Голова болит от напряжения; такое чувство, что стены вокруг меня сжимаются, и я с разбегу кидаюсь на них, пытаясь пробить телом кирпичную кладку.
…Бесполезно. Не появляется ни отблеска, ни намёка.
Просто пустота. Зияющая дыра в том месте, где должно быть воспоминание о самом долгожданном дне моей жизни. Дне, когда я совершил свою месть.
Нет. Нет. Не может же, чтобы ты был жив?!!
Я вскакиваю и начинаю метаться по комнате, забыв про боль, сшибая всё на своём пути. Окно, кровать, скомканные простыни, отброшенное покрывало, осколки стакана на полу мелькают перед глазами, сливаясь в какое-то адское полотно с тысячью алых глаз, вспыхивающих в черноте бездны.
Проклятье, сволочь, чёртова сво…
Сильный удар по лбу прерывает череду пляшущих передо мной видений.
Минутой спустя я открываю глаза и пытаюсь прийти в себя. Оказывается, я споткнулся обо что-то и растянулся на полу, неслабо приложившись головой об стол при падении.
Поднимаюсь, вытираю кровь, текущую из носа, и вылетаю из комнаты.
Я. Должен. У кого-нибудь. Выяснить.
Да плевать у кого, у первого же встречного!
Первой встречной оказывается — Хината.
Что ж, тем лучше, она-то точно мне скажет.
Облизываю пересохшие губы и торопливо начинаю:
— Эмм… Хината… — как бы оформить вопрос, чтобы он выглядел хоть немного логично?! Я ведь не сумасшедший. Я просто не помню. Но эти идиоты наверняка воспримут всё по-своему! — Ты не знаешь, где похоронили Итачи?
Наверное, забыть о том, где находится могила моего брата, — лучше, чем забыть, мёртв ли он вообще.
А если она сейчас скажет, что ты жив?!
Чувствую, что вместо нормального дыхания из горла вырываются свистящие хрипы. Как будто вместо кислорода в него попадает удушающий газ.
Хината смотрит на меня с ужасом.
— С-ссаске-кун… — чёрт, как же она достала со своим заиканием! — Н-но… Ты же сам приказал сжечь его тело.
…Да?
— И его сожгли? Точно сожгли?! — допытываюсь я, еле удерживаясь от того, чтобы не кинуться на неё и не начать трясти за плечи.
Она чуть отступает, дрожа всем телом.
— Т-точно… Ты же сам при этом присутствовал.
Я глубоко вдыхаю и прислоняюсь к стене, чувствуя себя совершенно обессиленным. Только не хватало сейчас грохнуться в обморок на её глазах.
Хорошо ещё, что мне попалась Хината. Она вряд ли расскажет кому-нибудь — просто побоится.
— Эээ… — я неумело пытаюсь улыбнуться. — Не обращай внимания, мне просто приснился кошмар, и я немного выпал из реальности.
Она испуганно кивает, бормочет извинения и торопливо уходит. Боится меня? Да какая разница.
Чёрт, а ведь я уже врал Наруто ночью про кошмар. Нехорошо. Если Хината проговорится, они решат, что я страдаю от постоянных ночных видений.
Впрочем, ведь так и есть?
Ладно, будем надеяться, что эта дура придержит язык.
Оглядываюсь и, удостоверившись, что рядом никого нет, сползаю на пол — колени до сих пор дрожат.
Так твоё тело сожгли, да?..
Внезапно в сознании как будто что-то проблескивает. Нет, не воспоминание о том, как я тебя убивал, но…
Надо проверить. Если это окажется правдой, значит, Хината точно не соврала.
Я поспешно спускаюсь по лестнице, ведущей к подполу. Там мы храним вещи, никому не нужные, но которые по какой-либо причине не захотели или просто забыли выкинуть.
Внутри темно, промозгло и сыро. Это напоминает мне о подвалах, где я в одиночку изучал свитки с секретами шарингана, о мрачных подземельях Орочимару, о том чёрном пустынном мире, в который ты отправлял меня своим Цукиёми. У меня нет свечи, поэтому приходится идти вслепую, то и дело спотыкаясь о доски и ящики. В конце концов я скидываю какие-то из них в углу и поджигаю Катоном.
Тень от огня неровно прыгает по покрытым плесенью стенам, и я думаю, что сюда никто не заходил, минимум, пару лет. Неужели прошло уже столько времени?..
Опускаюсь на каменный пол и начинаю разгребать завалы коробок у дальней стены, чихая от пыли, чертыхаясь и стряхивая налипающую на меня паутину. Это должно быть где-то здесь…
Я нахожу его в самом низу — большой сундук с выгравированным символом клана Учиха. Руки у меня сильно дрожат, и я с трудом справляюсь с замком, но, в конце концов, он поддаётся, и я резко откидываю массивную крышку.
Да. Это оно.
По очереди вытаскиваю из сундука чёрный плащ с красными облаками, катану, сетчатую футболку, штаны, белые гетры, протектор с перечёркнутым знаком Листа, ожерелье, кольцо и ленту для волос. Всё, что осталось от тебя.
Складываю твои вещи на пол рядом с собой и падаю на них, зарываясь носом в складки плаща. Он слегка отсырел, но запах всё равно остался тем же — тем, который я вдыхал, прижимаясь к тебе, сегодня ночью. Запах, который я не забуду до конца своих дней, который я унесу с собой в могилу. Запах моего старшего брата, которого я ненавижу.
Перед глазами встают стены такого же сырого подземелья, в котором я снимал одежду с твоего мёртвого тела, захлёбываясь от рыданий. Я и сейчас плачу. Реву хуже, чем в тот день, когда погибли родители, и абсолютно этого не стесняюсь.
И знаешь, почему?
Потому что это слёзы радости. Я плачу от радости.
Какое счастье, что ты… что ты всё-таки сдох!..
…Минут через десять я складываю твои вещи обратно в сундук, захлопываю крышку и поднимаюсь наверх, абсолютно спокойный.
В коридоре я встречаю Сакуру. Она кидается ко мне со встревоженным возгласом:
— Саске!..
— Доброе утро, — отвечаю я сдержанно. — Что-то случилось?
Она останавливается и опускает взгляд.
— Ну… Понимаешь, я говорила с Хинатой…
Так она им всё-таки рассказала. Ну ладно.
— И? — я приподнимаю бровь.
Она смотрит на меня с упрёком.
— Почему ты не говорил, что не можешь спать из-за ночных кошмаров?
— Потому что это не так.
Я не могу спать из-за того, что ко мне каждую ночь приходит мой старший брат, которого я убил чёрт знает сколько времени тому назад. Это — разные вещи.
— Саске, — она внезапно подходит совсем близко и обнимает меня за шею. — Давай, ты будешь спать в моей комнате, вместе со мной?
Я смотрю на неё отрешённо.
— Зачем?
Она чуть прикасается губами к моей щеке и шепчет:
— Я не позволю никаким кошмарам мешать нашей любви.
Я бы просто посмеялся над её наивностью, если бы меня не разозлила такая самоуверенность.
— Хм… — делаю вид, что сомневаюсь.
Она улыбается.
Я позволяю ей увлечь меня в спальню, уложить на постель, расстегнуть мою рубашку.
— Сакура… — шепчу как можно более нежно и дотрагиваюсь рукой до её щеки.
Она расцветает, прижимается ко мне, целует в губы.
— Что, любимый?
— Прости… — легко отстраняю её и поднимаюсь. — В другой раз.
***
Вечером я почти жду тебя, хотя мне не слишком приятно в этом себе признаваться. Когда время приближается к половине второго, я еле удерживаюсь от того, чтобы не начать беспокойно ходить по комнате. Мне кажется — а вдруг ты не придёшь после вчерашнего, или, скорее, после того, как я нашёл утром оставшиеся от тебя вещи? Кто знает, может это как-то влияет на призраков? Я ведь так и не взял книжку. Впрочем, вряд ли бы она помогла. Ты же наверняка особенный, как всегда.
Задумавшись, я и не замечаю, что ты снова сидишь на моём подоконнике. Услышав шелест — это ветер развевает полы и рукава твоего плаща — я поднимаю глаза и тут же отворачиваюсь, чтобы скрыть облегчённый вздох.
Я просто не люблю, когда что-то меняется.
— Знаешь, Итачи… — сегодня я начинаю говорить первым. — Ты больше не сможешь кормить меня подробностями о том, как я бросил твой труп на растерзание диким животным или ещё чем-нибудь вроде этого. Я вспомнил, я его сжёг.
Смотрю на тебя с тоской. До чего же, наверное, больно было наблюдать, как огонь пожирает твоё красивое лицо.
— Сам сжёг? — уточняешь ты, усмехнувшись.
…Не знаю. Хината сказала — приказал сжечь, но, может быть…
Впрочем, какого чёрта я должен отвечать на твои вопросы?! Как будто ты когда-нибудь отвечаешь на мои.
— Мне не стоило дожидаться твоей смерти. Надо было сжечь тебя живьём и наслаждаться твоими дикими воплями!
Ты улыбаешься.
— Я бы не стал кричать. Мне приходилось терпеть боль и похуже, уж поверь, Саске.
Я молчу. Я по-прежнему надеюсь, что твоя смерть была мучительной, мучительнее всего, что тебе приходилось испытывать раньше. Так должно быть!
...ну а что – вот представь – что б если вдруг лазурными стали травы, а зелёными стали – песни?
Ты смотришь на моё искривлённое ненавистью лицо так, как, наверное, смотрят на трёхлетних детишек, катающихся по полу в припадке бессильной ярости. Будь ты проклят, Итачи.
— Иди сюда, маленький глупый брат, — выдыхаешь, наконец, ты и манишь к себе рукой.
Я послушно подхожу к окну, ожидая щелчка по лбу, как в детстве, но вместо этого ты мягко целуешь меня в губы и пододвигаешься на подоконнике, освобождая место.
— Садись, — шепчешь ты, и я подчиняюсь.
Ты покрываешь моё лицо и шею короткими, настойчивыми поцелуями, а я не могу это прекратить, несмотря на то, что внутри сдавливает так, будто на меня упало что-то тяжёлое.
— Итачи… — хриплю я, когда чувствую, что больше не могу дышать, — мне больно.
Ты отстраняешься и смотришь внимательно:
— Где?
…Не знаю. Везде. Я хватаю ртом воздух, но в лёгкие ничего не попадает. Меня сейчас разорвёт изнутри.
Ты проводишь пальцами по моим полуприкрытым векам, и я подскакиваю, со всей силы прикладываясь головой о раму. От удара из глаз начинают течь слёзы, но вместе с ними исчезает и давление в груди, и я наконец-то могу вдохнуть. Боль отпускает тело, сосредотачиваясь в затылке.
Несколько минут я прихожу в себя, а потом обессилено падаю к тебе на плечо.
Ты чуть придерживаешь меня и начинаешь что-то говорить — сознание не регистрирует, что именно, но твой монотонный голос меня успокаивает. Я сижу, наслаждаясь отсутствием мыслей и ощущений, и бездумно разглядываю твою руку, лежащую на моём колене.
У тебя тонкие, длинные пальцы с идеальным — даже у Сакуры нет такого — маникюром.
— Зачем? — машинально произношу я давно интересовавший меня вопрос.
— Что зачем?
— Зачем красить ногти?
— А тебе не нравится?
Я приподнимаю голову и рассматриваю твою руку уже более осознанно.
— Нравится… На таких длинных пальцах это выглядит красиво.
Ты издаёшь короткий смешок.
— На твоих бы тоже хорошо смотрелось, Саске. Хочешь проверить?
Смотрю на тебя недоумённо.
— Но у меня даже лака нет.
— Есть, — возражаешь ты. — Посмотри в ящике стола.
В твоих глазах — откровенное веселье.
Пожимаю плечами и выдвигаю ящик. Я и в самом деле нахожу его среди кунаев, шурикенов и мотков с проволокой — пузырёк с фиолетовым лаком. Что он здесь делает?
— Ты мне его подбросил? — спрашиваю я подозрительно.
Ты качаешь головой.
— Я не занимаюсь подобными глупостями, Саске.
Я бы удивился, если бы ты занимался, но тогда откуда?… Впрочем, неважно.
Ты пересаживаешься на кровать и забираешь у меня флакончик с лаком, когда я подхожу и устраиваюсь рядом.
— Давай руку.
Я чувствую лёгкое удивление.
— Ты хочешь накрасить мне ногти?
— Да, — спокойный кивок. — Ты же не думаешь, что у тебя самого это получится лучше?
Я растерянно хлопаю глазами, и ты, так и не дождавшись от меня каких-либо действий, сам берёшь мою руку.
Следующие несколько минут мы сидим молча; ты сосредоточен на моих ногтях, а я со странным щемящим чувством наблюдаю за точными, уверенными движениями кисточки в твоих пальцах.
— Готово, — произносишь ты, наконец, и отставляешь пузырёк в сторону.
Я разглядываю свои ногти и усмехаюсь.
— Даа… Ты прав, у меня бы никогда не получилось так аккуратно. Боюсь, мне бы пришлось тяжело в вашей организации с такими идиотскими правилами относительно внешнего вида.
Ты внезапно смотришь на меня очень внимательно.
— Знаешь, Саске… А ведь я какое-то время думал взять тебя с собой.
Я застываю.
…Тишина.
И только стук моего бешено колотящегося сердца.
— Но ты наверняка бы не согласился… — задумчиво продолжаешь ты, — Ведь так?
— Так, — подтверждаю я предательски дрожащим голосом. — Разумеется, так.
Ты вздыхаешь и опускаешься на постель, притягивая меня к себе.
— Я мог бы встретить тебя после занятий. И предложить уйти со мной, не объясняя причин. Навсегда покинуть деревню. Ты бы пошёл?
Меня прошибает холодный пот.
Ты же знаешь… знаешь, что пошёл бы!.. Несмотря на родителей, несмотря на Академию, несмотря ни на что. Проклятье…
— Я бы всё равно рано или поздно узнал, что ты убил их всех. Такого не скроешь!.. — мой голос дрожит всё сильнее, и тебе это, кажется, доставляет удовольствие.
— Я бы мог сказать, что меня оклеветали, — спокойно возражаешь ты. — И ты бы поверил.
Меня начинает трясти.
Какого чёрта ты говоришь мне это, Итачи?!!
Ты перехватываешь мои сжавшиеся в кулаки руки и невозмутимо предупреждаешь:
— Не размажь лак, Саске. Он ещё не полностью высох.
Я обессиленно опускаю голову в знак поражения. Ты в очередной раз уничтожил меня; уничтожил, просто сказав пару фраз. По щекам текут солёные слёзы и капают на твою одежду.
Ты ничего не говоришь больше, просто привлекаешь к себе властным движением и начинаешь целовать. Я не сопротивляюсь, я охотно отдаюсь твоей холодной страсти и моему нарастающему возбуждению, как будто они могут спасти от боли, разрывающей душу.
Приподняв мою футболку, ты с силой проводишь пальцами по вчерашним забинтованным ранам, заставляя меня дёрнуться и прикусить губу. Вглядываешься в моё наверняка побледневшее лицо, внимательно изучаешь его, проверяешь реакцию на свои действия. Я ведь всегда был для тебя чем-то вроде эксперимента, так?..
Ты сгребаешь в охапку мои запястья и вынуждаешь поднять руки, чтобы окончательно стащить с меня футболку. Потом поддеваешь ногтями кончик одного из бинтов на локте и грубо сдираешь его с меня, обнажая наполовину затянувшийся порез. Подносишь мою руку ко рту со странной полуулыбкой, проводишь по ране языком и тут же с силой вгрызаешься в неё зубами, заставляя снова разойтись едва сросшиеся ткани. Я давлюсь собственным криком, и ты кладёшь руку мне на затылок, заставляя наклониться.
— Акацки вынуждены быть жестокими, брат, — жарко шепчешь мне в ухо, почти касаясь губами шеи. — Ты бы тоже привык.
…Тебе нравится. Нравится изводить меня напоминаниями о возможности этой дикой, нереальной, но такой отчаянно-желанной сейчас перспективы. Горечь твоих слов и жар от прикосновений тонких пальцев, ласкающих моё тело, смешиваются и перерастают в какое-то сумасшедшее, болезненное возбуждение. Я смотрю на свои ногти, покрытые фиолетовым лаком, и перед глазами отчетливо рисуется картинка, заставляющая меня задохнуться от приступа мучительно-сладкой боли в низу живота.
Вырываюсь из твоих рук и вскакиваю с постели. Ты смотришь несколько удивлённо, но не делаешь никаких попыток меня задержать. Не понимаю, не понимаю, как можно быть настолько отстранённым даже в такой момент, ведь я ясно вижу, что ты тоже этого хочешь, но…
— С-сейчас… — бормочу я, хотя ты не требуешь никаких объяснений, и вылетаю из комнаты.
Мне остаётся только надеяться, что никто не встретит меня в три часа ночи, полуголого, обмотанного бинтами, стремглав несущегося вниз по лестнице в подвал. Потому что если это произойдёт, мне конец.
С грохотом распахиваю дверь, снова пробираюсь через завалы вещей, вслепую нахожу тот самый сундук, дрожащими руками вытаскиваю из него плащ, накидываю на себя, хватаю — зачем-то — катану и торопливо возвращаюсь в свою комнату.
О, да. Теперь мне легче это представить: не было никакого убийства, никакой мести, я просто сбежал с тобой к Акацки, потому что мне хотелось безнаказанно спать с братом.
Тебе ведь тоже нравится моя фантазия, Итачи?..
Ты смотришь на меня со странным выражением на лице, которое любому другому показалось бы равнодушным, но я знаю, что это не так. Твои длинные ресницы чуть подрагивают, и это единственное, что выдаёт твоё возбуждение. Но я вижу, вижу, и дрожу, понимая, что сейчас ты хочешь меня так, как не хотел никогда и никого при жизни.
Меня не обманет то спокойствие во взгляде, с которым ты сдёргиваешь с меня штаны вместе с бельём и неожиданно резко обхватываешь за талию, поднимая и усаживая на себя сверху.
Я ёрзаю на твоих бёдрах, желая продолжения, но ты и не думаешь больше ко мне прикасаться, только приказываешь хриплым голосом:
— Делай всё сам.
Я шумно вдыхаю, стаскиваю с тебя штаны до колен и уже подаюсь вперёд, обхватывая рукой твой напряжённый член, когда ты с силой впиваешься ногтями в моё запястье, заставляя разжать пальцы, и жёстко говоришь:
— Нет.
Я готов выть от нетерпения, но ты толкаешь мою же руку мне в рот и произносишь с неумолимой твёрдостью:
— Сначала так.
Я издаю разочарованный вздох, но покорно облизываю свои пальцы, наклоняюсь над тобой, и завожу правую руку себе за спину, упираясь левой в матрас возле твоей головы.
Я изнемогаю от желания почувствовать тебя в себе, но сегодня ты приказываешь — я подчиняюсь, и в этом тоже есть что-то такое, что заводит неимоверно.
…Ведь ты мой старший брат, и я привык всегда делать то, что ты говоришь.
Кажется, тебе нравится наблюдать за выражением еле сдерживаемого нетерпения на моём лице, но, наконец, ты всё-таки произносишь:
— Хватит.
Я с болезненным стоном вытаскиваю из себя пальцы и, не думая больше ни о чём, одним рывком насаживаюсь до упора на твой член. Наверное, я делаю это слишком резко, слишком поспешно — и внутри всё горит от боли, но мне плевать, в самом деле плевать.
Упираюсь руками тебе в грудь, чуть наклоняюсь вперёд и начинаю быстрые, яростные движения, приподнимаясь до такой степени, что твой член почти выскальзывает из меня, и тут же с силой опускаясь обратно.
Ты лежишь, не шевелясь и раскинув руки, и даже не пытаешься задать свой темп движений, полностью отдавая мне инициативу. Мне безумно хочется целовать и кусать твои губы, содрать с тебя одежду и прижаться к обнажённому телу, хочется чувствовать твои прикосновения — без разницы, грубые или нежные, но я знаю, что даже если начну умолять об этом, ты всё равно сделаешь по-своему.
Мне хочется кричать твоё имя, но я даже стонать не могу, наученный вчерашним опытом, и только кусаю в кровь губы, извиваясь в накатывающих и тут же отступающих волнах мучительного наслаждения. Воздух вокруг меня кажется раскалённым, плащ прилипает к взмокшей спине, и я изнываю от желания услышать от тебя хотя бы стон, хотя бы вскрик — но мне приходится довольствоваться лишь твоим учащённым дыханием.
Тебе нравится быть жестоким.
Последний раз бросаю взгляд на твоё расслабленное лицо и закрываю глаза, несколькими движениями руки доводя себя до оргазма.
URL Пожаловаться E-mail U-mail Дневник Профиль
2007-10-15 в 19:22
Вансайрес
...ну а что – вот представь – что б если вдруг лазурными стали травы, а зелёными стали – песни?
Ты усмехаешься, глядя на мои сладкие судороги, и выскальзываешь из-под меня. Я тут же падаю на кровать, совершенно обессиленный, но ты наклоняешься и шепчешь мне в ухо, отводя назад пряди взмокших волос:
— Саске… Мы ещё не закончили.
Я с трудом приоткрываю веки, не совсем соображая, где сейчас нахожусь, но ты не даёшь мне опомниться и рывком переворачиваешь на живот, подтягивая к краю кровати и заставляя спустить колени на пол.
Я и понять не успеваю толком, что происходит, как снова чувствую тебя в себе. Задранный плащ болтается на плечах, твои волосы хлещут мне спину, руки с силой обхватывают талию, и я наконец-то получаю то, чего хотел, — твои хриплые стоны и пронзительное ощущение грубого, отчаянного слияния.
Ты полностью возвращаешь себе отданный несколько минут назад контроль, разрывая моё тело глубокими и сильными толчками, а я могу только уткнуться лицом в подушку, заглушая стоны, и глотать слёзы боли, удовольствия и… чего-то ещё.
И-та-чи.
Ты дотрагиваешься рукой до моей щеки, не прекращая движений, и я поворачиваю голову, ловлю губами твои пальцы, целую их.
Мне бы хотелось, чтобы время остановилось именно в этот момент.
Но всё рано или поздно кончается.
Через минуту ты затихаешь и тяжело опускаешься на мою спину, обдавая шею неровным дыханием. Я лежу, придавленный твоим весом, и не могу даже пошевелиться.
На смену экстазу, как это всегда и бывает, приходит опустошение, и я чувствую себя невероятно обессиленным. Может быть, именно поэтому я не могу отогнать какие-то идиотские, но странно назойливые мысли, крутящиеся в моей голове.
Например, о том, что рука затекла, а я опять порезался о катану, и нужно прекаращать делать это в таком лихорадочном темпе, если я не хочу в следующий раз распороть себе ткани до кости.
Делать... что?..
Я пытаюсь прогнать дурацкие мысли о катане, ещё не вполне осознавая, к какому итогу они меня приведут, но уже чувствуя, что это будет что-то… что-то, о чём мне совсем не хочется думать.
Пытаюсь повернуть голову и посмотреть на часы, однако не могу отвести взгляда от текущей по пальцам крови. Проклятье, опять правая рука, в том же месте, что и вчера. Ну конечно, в процессе на боль не обращаешь внимания, а… пальцы соскальзывают с рукояти…
...чёртово лезвие такое острое….
Надо… быть… осторожнее…
Нет.
Остановись, Саске.
Не надо.
Не хочу, пожалуйста, не хочу! Почему сейчас?..
— До тебя наконец-то дошло, глупый маленький брат? — произносишь ты голосом, подозрительно похожим на мой собственный.
Я продолжаю разглядывать свою руку, свои длинные пальцы с тёмно-фиолетовым лаком на ногтях. Твою руку.
Не говори мне, Итачи. Не надо.
Молчи, Саске.
Но я уже не могу заставить себя замолчать.
— В следующий раз выбирай что-нибудь более удобное, чем катана, — безжалостно говоришь ты. — Если не хочешь остаться без пальцев.